Описывая вертикальный мир развернутой фигурой

  О нас, дорогая, никто не напишет. Кроме нас самих. Пройдут дни, недели, годы — никто не вспомнит. Вы не подумайте, меня это нисколько не тревожит. Конечно, я тоскую по нам что есть сил, но не предаюсь ни унынию, ни отчаянию: другой я природы: просто живу с этим, но — знаю, потому что знаю — нет другого пути. Свободные утра и вечера, сырой соленый воздух, пустые дороги, тепло наших встреч и ритм ходьбы, фланерский, но скорый, взятый на двоих, все же останутся между. Нами?
  Не думаю.
  Вот в чем, собственно, проблема.
  Вот чем, собственно, я хотел поделиться.
  Это был свободный вечер. Это был сырой соленый воздух, напоенный не чем иным, как вечерней прохладой, смешанной с хвойным запахом нашей молодости. Это была пустая дорога, ветвящаяся где-то позади. Это было тепло наших встреч и ритм ходьбы, фланерский, но скорый, взятый на двоих, но мы пока сидели. Вернее, из нас сидел только я, вы — выступали на сцене.
  Во вниманье — разношерстная публика! В ней: и звери что дети, и дети что звери сидели, ощерив зубы и подняв кверху хвосты; и дамы и господа, их родители — предположительно, были чуть сдержаннее детей (или зверей), святые-простые; еще был я — смотрел внимательно и слушал: когда вы по сюжету крикнули “мизгирь”, я про себя ответил: “никобря!” А в вашем лице засияло понимание. Вы понимаете там, где ничего понять нельзя — вдруг вспомнил я, — и вздрогнул, вспомнив, что влюблен в вас
  Не только я.
  Сережа. Он с вами на сцене играет, перед разношерстной публикой. Ловит каждое ваше движение и, глядя на вас уже не по сюжету, полуулыбается.
  И вот тогда, дорогая, я понял: о нас, дорогая, никто не напишет. Кроме нас самих. Пройдут дни, недели, годы — никто не вспомнит. Вы не подумайте, меня это нисколько не тревожит. Конечно, я тоскую по нам что есть сил, но не предаюсь ни унынию, ни отчаянию: другой я природы: просто живу с этим, но — знаю, потому что знаю — нет другого пути. Свободные утра и вечера, сырой соленый воздух, пустые дороги, тепло наших встреч и ритм ходьбы, фланерский, но скорый, взятый на двоих, все же останутся между:
  Описывая вертикальный мир развернутой фигурой.