***

такой. Видный из себя. Долго страной будет править. Лет семнадцать. Может, и более. Хорошо людям будет при нем. Спокойно. Не то, что при Никите. Ни себе, ни другим покоя нет. Все разворошил!


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Вот, гляжу я на тебя, и не пойму. То ли ты придуряешься, то ли косишь под Астрадамуса. Был такой. То ли ученый, то ли шарлатан. Предсказал человечеству на тыщу лет вперед. Или вот еще в Болгарии женщина есть слепая. Вангой ее зовут. Она тоже все предсказывает, наперед угадывает. Может, и ты такая?


    Б а б а С и в а (смачивает над тазом марлю) - Я, Михал Михалыч, только вам рассказываю. Другим — ни гу-гу! И так уж надо мной все смеются.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Это, Сивилла Ивановна, плод больного воображения. Аномалия. Вот как наша нынешняя погода. 23 ноября, а на улице теплынь. Но зима-то — она никуда не подевалась. Придет. Это тепло мы еще вспоминать будем. Так вот и с тобой. Голова перестанет болеть и все станет на свои места. И Никиту Сергеевича никто не снимет и никакого Леонида бровастого на свете и в помине нет.


    Б а б а С и в а (покорно и тихо). - Может, и взаправду так. Вот брюки посмотрите. Как новенькие, нигде пятнышка нет.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Смотри, какие стрелки навела! Молодчина! Спасибо! Сейчас переоденусь и можешь доложить своему хозяину. Мы, вроде бы, с тобой обо всем переговорили. Больше никакой информации оттуда (показывает рукой вверх) тебе не поступало?


    Б а б а  С и в а. - Еще мне два человека привиделись. Да, боюсь, рассердитесь. Таких дел наделают, не приведи Господь!


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Так и быть. Давай до кучи! Называй этих злоумышленников. Кто они такие?


    Б а б а С и в а. - Фамилии их я не знаю. Только у одного из них кличка Меченый. Такой: морда круглая, гладкая. Лысый, а на лбу отметина — будто клякса чернильная. Михаилом его будут звать. А другой — трехпалый, пьяница. Лица не запомнила. Но, вроде бы, как седой, да высокий.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Ну и что?


    Б а б а  С и в а ( шепотом, заговорщически). - Они Советский Союз развалят!


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Фу ты! Час от часа не легче! Ты меня сегодня своими пророчествами доканаешь. Какой меченый? Какой трехпалый? Советский Союз развалят! Ты хоть соображаешь, какую дурь несешь? В больницу тебе надо. Подлечить. А то напрочь с рельсов сойдешь!


    Б а б а  С и в а (виновато). - Я же говорила, что вы рассердитесь.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Ну, как тут не сердиться? Впереди отчетно-выборная конференция! Зимовку район заваливает. Все трещит по швам. И ни у кого душа не болит. Решаем проблемы в масштабах Союза. Не меньше! А что у себя под носом - не видим! Вас, как котят, надо носом в ваше же дерьмо. Разболтались, распоясались! Никакого порядка. Я вас приведу в норму. Все, баста! (После некоторой паузы, уже несколько примирительно обращается к бабе Сиве.) - Вот этот документ еще надо посушить. Посмотри.


    Б а б а С и в а. - Это про погоду что ли?


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Нет. Это выписка из решения ЦК комсомола. Инструктора вашего включили в состав официальной молодежной делегации на Кубу.


    Б а б а С и в а (обрадованно). - Ой, батюшки-светы! Анатолия? Вот радости-то будет! Обоссытся!


    У п о л н о м о ч е н н ы й (недоуменно). - С чего бы это?


    Б  а б а  С и в а. - У него там дроля.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Кто?


    Б а б а  С и в а. - Ну, зазноба, по нынешнему.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - По-моему, я затемпературил. Притри ботинки, пойду переодеваться. Иначе все это добром не кончиться!


    Уполномоченный берет брюки, ботинки и уходит в кабинет второго секретаря. В приемную несмело входит Бурова. Она в пальто с песцовым воротником, в песцовой шапке. Обнова явно ей по душе и она с трудом сдерживает охватившую ее радость. Она буквально светится от счастья.


    Б у р о в а (в дверях). - Сива, зайду? Вот сапоги никак не застегну. Там мужики, я стесняюсь.


    Б а б а С и в а (восхищенно). - Верка! Это ты что ли? Ой-ей-ей! Заходи, чего спрашиваешь. (Осматривает ее.) - Да ты как сама Нина Петровна Хрущева. Или как Фурцева!


    Б у р о в а (смущенно). - Скажешь тоже! Пальто и шапку, как на меня шили, снимать не хочется. А с сапогами беда. С голенищами я и мерить не стала. Они мне вот до сих пор. Срамота. Эти, вроде, впору, а вот, на правой, замок не застегивается.


    Б а б а С и в а. - Садись, садись. Сейчас посмотрим (усаживает ее на стул, пытается застегнуть замок на сапоге ).


    Б у р о в а (оправдываясь). - Ноги еще отекают. Сил никаких нет. Сама не знаю почему.


    Б а б а С и в а. - Как не отекут! Зиму и лето в резиновых сапогах, в сырости. Я дам тебе травку, заваришь, попьешь и отеки твои за день сойдут. Правда, придется побегать через каждые пятнадцать минут.


    Б у р о в а. - И куда же я в самолете бегать буду. Неудобно и не знаю куда.


    Б а б а С и в а. 0 Скажут, не бойся. Вот и застегнулся замок (встает с колен, отряхивает полы халата). Иди, посмотри на себя в зеркало. Ну, барыня и барыня!


    Бурова подходит к зеркалу. Смущенно разглядывает себя. Из кабинета второго секретаря выходит переодевшийся уполномоченный. Он в выглаженных брюках и начищенных ботинках, но по прежнему в телогрейке цвета хаки и клетчатой рубашке. Белоснежный бинт закрывает половину лица и левый глаз. Увидев у зеркала Бурову, здоровается.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Здравствуйте!


    Б у р о в а (поворачивается к уполномоченному). - Здравствуйте, коли не врете.


    У п о л н о м о ч е н н ы й (вглядываясь в Бурову, неуверенно спрашивает). - Вера Ивановна, это вы что ли?


    Б у р о в а (с недоумением глядя на уполномоченного, смущенно оправдывается). - Что-то я запамятовала, где вас видела.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Вот тебе и раз! На совещаниях в Саранске в президиумах сидим рядом, а тут запамятовала. Зазналась, голубушка!


    Б у р о в а (всплескивает руками). - Ой, Михал Михалыч! Простите меня, Христа ради! Разве вас узнаешь такого. Весь перебинтованный!


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Пустяки. Лбом стукнулся. А вы куда, на ночь глядя, собрались. Да в такую погоду!


    Б у р о в а. - Кузьма Алексеевич сказал, завтра в Америку надо ехать.


    У п о л н о м о ч е н н ы й (изумленно). - Куда, куда?

    Б у р о в а (неуверенно). - В Америку.

    У п о л н о м о ч е н н ы й. - И зачем?


    Б у р о в а. - Ихнего президента хоронить, которого вчера убили.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Кеннеди что ли?


    Б у р о в а (интуитивно чувствуя что-то неладное, оправдывается). - Я, Михал Михалыч, разве по своей воле? Из обкома приказали — от нас трех человек послать на похороны, этого, самого Кеннеди.


    У п о л н о м о ч е н н ы й (от изумления садится на стул).- Обалдеть! Куда я попал? Впереди отчетно-выборная конференция, а тут Хрущева с работы снимают, СССР пророчат развалить. В Америку собрались! На похороны! Полнейший ридикюль! (Обращается к бабе Сиве.) - Сивилла Ивановна, это правда?


    Б а б а С и в а. - Михал Михалыч, мы самодеятельностью не занимаемся. Наш новенький принял телефонограмму за вашей подписью.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Телефонограмму? За моей подписью? Быть такого не может. Ну-ка, пригласи сюда Кузьму! Дурдом! Ой, Господе, Иисусе Христе..


   Из кабинета первого секретаря выходит Казабаранов. Он явно ошарашен, ничего не соображает. Не замечая никого в приемной, словно во сне, берет из - под вешалки резиновые сапоги. Садится на стул у входа и начинает переобуваться.


    Б а б а С и в а. Ты что не здороваешься?


    К а з а б а р а н о в. - Да пошла ты на х*й .., дура, шибанутая...


    Б а б а С и в а (не замечая его тона). = Ты что такой сердитый? Хозяин что ли отругал?

    К а з а б а р а н о в (не слыша и не видя бабу Сиву и уполномоченного, про себя вслух возмущается). - Идиот! ... вонючая! Прогнал с работы. За что? Паскуда эрзянская! Чтоб я завтра был в Темникове! О...ть! (Переобувшись, он подходит к вешалке, машинально снимает с нее шляпу и пальто.)


     Б а б а С и в а (испуганно). - Это не твое! Уполномоченного!


     К а з а б а р а н о в ( послушно вешает обратно шляпу и пальто. Продолжает, не глядя и не слыша ни кого, бубнить). - Вот ваши шляпа и пальто! В гробу я видел ваш райком и вашего уполномоченного! И ваш вонючий Ардатов! (Выходит из приемной и что есть мочи хлопает дверью. Через мгновение с другой стороны двери приемной раздается удар о дверь ногой разъяренного инструктора.)


    Б а б а С и в а. - Псих ненормальный! (Открывает дверь за инструктором и кричит ему вслед). - Дверь то не виновата! (Обращается к уполномоченному.) - Сейчас головы полетят. Кузьма в гневе всегда чудесит. Сейчас пол района повесит!


    Из кабинета первого секретаря выходит Анатолий.


    А н а т о л и й (театрально кланяется бабе Сиве). - Буэнас ночес (исп.), сеньора Сива! (Затем протягивает руку уполномоченному. Растерявшись, неуверенно спрашивает.) - Михал Михалыч, это вы? Извините, не узнал!


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Здравствуй, Анатолий!


    А н а т о л и й (испуганно). - Что с вами случилось? Кузьма Алексеевич вас заждался.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - Подождет. Ты объясни, что тут происходит?


    А н а т о л и й. - Михал Михалыч, грешен. Это я во всем виноват! Новенького разыграл. От вашего имени продиктовал ему телефонограмму.


    У п о л н о м о ч е н н ы й (строго) - О чем?


    А н а т о л и й. - Что б в Америку на похороны трех делегатов от района направили.


    У п о л н о м о ч е н н ы й. - И что?