Договориться с Тенью. продолжение 17

     Нерешённая проблема, алкоголь из бара плюс знаменитое мюнхенское пиво сделали своё дело. Утром Павел стоял под контрастным душем, меняя горячую струю воды на ледяную, пока не полегчало. Созвонился с Александром Сергеевичем. Тот, предвосхищая просьбу Павла, уже позвонил Софии и доложил, что до вечера у Павла свободное время: парочка уехала на весь день на экскурсии и вернётся поздно вечером. Тесть предложил с пользой провести время — посетить знаменитые мюнхенские музеи (их там под добрую сотню, уверил он) и осмотреть сокровищницу Виттельсбахов — увеселительный дворец Нимфенбург.
— Будешь иметь представление, какие подарки дарили курфюрсты жёнам в честь получения наследника! — хохотнул тесть в трубку.— Знаешь, Мюнхен славен не только своим пивным фестивалем, это и центр культурного отдыха. Так что проведи свой вояж с пользой для души! Я тебе искренне завидую! — добавил он.
Александр Сергеевич не был посвящен в планы Павла и, конечно, мог только догадываться, для чего бывший зять предпринял путешествие вслед за его дочерью. Захочет — поделится, не захочет — выспрашивать бесполезно. Лучше помочь, и он помогал.


 Павел с трудом заставил себя отвлечься на дворцовые красоты и шедевры мирового искусства, с трудом дождался вечера и уже около шести дежурил неподалёку от дома Германа. Тот приехал неожиданно рано и один. Павел мог поклясться, что в машине никого не было, когда автомобиль проехал рядом с ним и остановился напротив ворот. Ворота автоматически поднялись и «БМВ» въехал внутрь. Павел подошёл к двери, нажал на кнопку домофона. Ответа не было, он нажал ещё и ещё. Его начало трясти от нетерпения и злобы: «Чёрт возьми! Что происходит? Где София?» Наконец ему ответили. Павел не понял вопроса и только теперь сообразил, что для общения ему, как минимум, нужен Герман, а не переговорное устройство. Герману можно хоть на языке жестов задать вопрос, хотя изначально в его планы не входило общаться с немцем. Только передать письмо и картины: пришёл — увидел — победил. И пусть этот фриц только не выполнит его условий — Павел не отвечает за себя! Но как-то всё пошло неправильно. Теперь Павел действовал по обстоятельствам, на ходу делая массу лишних, незапланированных движений, и всё больше злился на себя. Он чувствовал себя маленьким, глупым и беспомощным мальчиком, стоя здесь, перед закрытой дверью немца. На ум пришёл скудный английский, сохранившийся с времён, когда Павел ездил на международные соревнования и заучивал самые простые короткие фразы.
— German! I need to speak with you! (Герман! Мне необходимо поговорить с тобой!)
— What about? (О чём?)
Павел чертыхнулся и перешёл на русский:


— Выйди сюда. Что ты прячешься, как крыса? Я тебе картины привёз, чмо! Картины твоих предков из музея… Понимаешь? Из музея!
Кажется, это простое слово, которое почти одинаково звучит на различных языках, возымело действие. Дверь внезапно отворилась, и перед Павлом возник Герман:
— Who are you? (Кто ты?)
Немец пристально посмотрел на Павла. Тот с вызовом выдержал его взгляд и, не говоря ни слова, полез в карман за письмом, так же молча протянул его Герману. Тот нехотя взял и повернулся, чтобы уйти, но Павел властно взял его за локоть и коротко приказал:
— Open! (Открой)
Немец криво усмехнулся, но подчинился и медленно распечатал конверт, продолжая бросать ироничные короткие взгляды на Павла. После прочтения первых же фраз выражение его лица резко изменилось. Павел повернулся и медленно пошёл прочь, не попрощавшись, не удостоив Германа взглядом, не ответив ни на один его вопрос. Вся информация была в письме. Не было смысла демонстрировать перед Германом свою необразованность в языках, выставлять себя на посмешище перед этим красавчиком, да и не о чем говорить. Павел сделал ему королевский подарок в обмен на обещание, что уже с завтрашнего дня Герман больше никогда не встретится с Софией, прекратит с нею любое общение. Сегодня около одиннадцати вечера Павел лично доставит ему картины на дом, как доставляют пиццу. Герман же должен привезти Софию в отель и оставить там, попрощавшись с нею навсегда. Он может озвучить ей любую причину расставания, кроме истинной. Дальше дело за Павлом. Он уже оплатил номер для Софии в том же отеле, в котором остановился сам. Всё свершилось! Он сделал это! Павел шёл и улыбался, вспоминая, как изменилось лицо этого Германа, когда он врубился, что к чему. Да, он, конечно, обрадовался. Нет сомнений, он исполнит всё, как решил Павел. Уже завтра они уедут с Софией хоть в Вену, хоть в Париж, куда только пожелает София, лишь бы вместе!
      Он был в предвкушении встречи с Софией. «Только почему за эти двое суток я так ни разу и не увидел её рядом с немцем?» — подумал Павел. И тревога закралась в его сердце.


Без четверти одиннадцать он вышел из отеля с сумкой в руках и подошёл к одному из такси, дежуривших на стоянке. Назвав адрес, небрежно бросил сумку на заднее сиденье, сам сел рядом с водителем. Тот с первого взгляда вычислил в Павле русского.
— В гости к нам? Или по бизнесу? — осведомился водитель на чистом русском, без малейшего акцента.
— И то, и другое, — уклончиво ответил Павел.
Ему не понравился фамильярный тон, да и сам водила. Наверное, из-за этого «к нам».
— Сам-то давно тут своим стал? Небось, лет пять, как родину поменял? Внучка Изи вывезла из-под Житомира в экологическое место? — неожиданно для себя разозлился Павел.
— Из Киева, — уточнил водитель. — Что ты психуешь? Сиди, отдыхай! Ты же не на Украине. Наслаждайся! Красота кругом, зелень, чистота…
— Чистоту соблюдать и красоту создавать можно и дома. Гордитесь чужой красотой, как своей собственной, а отношения к ней никакого не имеете. Бедный ваш Изя в гробу бы перевернулся, если бы узнал, как вы его память предали, за его мученическую смерть с благодарностью, кланяясь, приняли чужое гражданство. А думаешь, немцы рады тебе? Что, я не прав?


— Не прав! Я никому не кланялся. Меня действительно, как ты угадал, жена уговорила сюда переехать ради детей. Вот и приехал. И, кстати, не жалею. Новому  поколению дела нет до прошлого, люди хотят жить со вкусом здесь и сейчас. А не ждать, когда наша оголтелая банда украинских правителей нажрётся и соизволит бросить кость своему народу!
— А то, что предки твоих детей были сожжены в топках концлагерей, расстреляны и брошены тысячами в ямы, это ты тоже забыл?
— Ты что, учить меня жизни приехал? Кто ты такой? Кто старое помянет, тому глаз вон, — процедил сквозь зубы водитель.
— А кто забудет — тому оба. Ладно, приехали. Подождёшь меня, обратно отвезёшь.
Автомобиль остановился перед домом Германа и Павел вышел, прихватив сумку. Едва нажал на кнопку, как дверь отворилась. Он вошёл во дворик и огляделся, поставив сумку на каменную дорожку. Уютный дворик утопал в зелени, вдоль дорожки стояли круглые фонари на коротких металлических столбиках. Из дома вышел Герман. Незваный гость, не дожидаясь благодарностей и убедившись, что картины попадут в нужные руки, вышел на улицу, плотно затворив за собой тяжёлую дверь.
Полночи простоял Павел возле окна, из которого просматривался вход в отель. София не появилась. Вне себя от ярости, Павел так и не смог уснуть в эту ночь. Его воспалённый мозг рисовал картины одну чудовищнее другой: то он видел Германа с Софией в постели, словно немец и не думал расставаться с нею, скрыв от неё всё происшедшее; то мерещилось, что они пьют шампанское, празднуя обретение картин, и потешаются над ним, над его простотой и наивностью. И то, и другое было невыносимо для Павла. Ему уже было наплевать на конспирацию, он беспрерывно набирал номер телефона Софии, чтобы сказать всё, что думает о ней. Телефон был отключён.


С трудом дождавшись утра, он набрал номер Александра Сергеевича и услышал слегка встревоженный голос тестя:
— Это не похоже на Софию. Она обычно никогда не выключает телефон. Даже когда ей необходимо выспаться, ставит беззвучный режим. А со вчерашнего утра с нею нет связи. Может, она его потеряла? Но тогда бы с любого телефона сообщила нам об этом. Мы с матерью уже волнуемся.
— Я тоже. Сбросьте ей сообщение, что в отеле «Арабелла Шератон» её ждёт оплаченный номер. Когда появится связь, она получит сообщение и сама решит, нужен ей этот номер или ей в другом месте лучше.
Павел нажал на отбой, не попрощавшись. В третий раз он забыл про данное себе слово не пить и снова простил себя за слабость: ну, не таблетки же глотать, а выспаться надо. Он проспал весь день, а к вечеру снова был в окрестностях до боли знакомого дома. И на этот раз ждать пришлось недолго. «БМВ» Германа подъехал к дому, жалюзи медленно поползли вверх, впуская автомобиль внутрь. Машина въехала, и так же медленно жалюзи стали опускаться. Павел кинулся к сужающемуся пространству, одним рывком бросил своё натренированное тело в тонкую щель и оказался на частной территории своего врага. Жалюзи позади него опустились. Машина, тихо шурша колёсами по мелкому гравию, проехала вглубь двора и остановилась. Павел прижался к стволу ближайшего дерева и слился с ним, замерев.


Ему вдруг стало весело. Он опять почувствовал драйв, ощутил себя живым. Ему хотелось рассмеяться в голос и выйти навстречу Герману, и плевать, что не знает ни английского, ни немецкого. Он знает, что родился мужчиной, что в нём проснулся его дремлющий зверь, что пришёл момент дать ему волю. Сейчас он посмотрит в глаза своему врагу и… Павлу даже показалось, что взгляд его стал действительно звериным.
Он шагнул из-за укрытия и в этот момент увидел, как на него бежит овчарка, покрывая расстояние огромными стремительными прыжками, оскалив клыки и угрожающе рыча. В доли секунды Павел сгруппировался и пожалел, что под рукой не было ничего, чем можно было бы защититься. Их разделяли последние метры. Овчарка, словно почуяв долгожданную добычу, мощно кинулась на Павла. Он уклонился резко влево и тыльной стороной кулака, вложив в него всю свою силу, наотмашь ударил собаку по морде. Удар, как Павел и рассчитывал, пришёлся по кончику носа. Собака взвизгнула и упала на задние лапы в болевом шоке. Боковым зрением Павел увидел, что Герман спускает с поводка второго пса и отдаёт ему команду. У Павла было несколько секунд, чтобы метнуться к ближайшему металлическому столбику, на котором горел фонарь. Обхватив обеими руками, он вырвал столбик из земли и в последний момент с размаху ударил им по голове кинувшейся на него овчарки. Собака рухнула на дорожку и, дёрнув лапами, издохла. Первая, придя в себя и жалобно скуля, пятилась на полусогнутых лапах от Павла вглубь двора, к ногам хозяина.
Всё произошло так неожиданно и быстро, что Павел только теперь осознал, что сделал. Он стоял со столбиком в руках и смотрел на убитую им овчарку. Мгновенно в его памяти всплыла другая картинка: его Дина, как две капли воды похожая на эту собаку, лежит на боку, и петля намертво затянута на её шее. Он отшвырнул столбик (орудие убийства!) и посмотрел на свои ладони. Ему нестерпимо захотелось вымыть руки, как будто они были по локоть в крови. И тут вспомнил хироманта и его пророчество: «На ваших ладонях знак убийцы».
«Что же, пусть так. Всё же лучше, чем человека», — прошептал он, глядя на издохшего пса.


Павел поднял голову и посмотрел на стоявшего вдали Германа. Даже издали было заметно, как исказила красивые черты его лица гримаса испуга. Он пытался набрать на телефонной трубке номер полиции — 110, но дрожащие пальцы не слушались и не попадали на нужные цифры.
Павел повернулся и пошёл по направлению к выходу. Его тошнило. Он чувствовал невероятную усталость и опустошение. Ему ничего не хотелось: ни ненавидеть, ни мстить, ни любить. Его зверь сделал своё дело и исчез. Может, уснул, а может, покинул его навсегда. Кто знает?
Павел долго гулял вдоль реки Изар, иногда останавливаясь, вглядываясь в мутную после продолжительных ливней воду. Уже неделю Европу заливали дожди. Потом увидел одиноко кружившую на волнах между листьями и ветками, испуганную, маленькую черную уточку и почувствовал себя таким же одиноким, как она, плывущим непонятно куда и зачем по волнам непутёвой своей жизни.