Глава 18. Пробуждение в чернилах

Лев сидел на холодном бетоне подвала, прижав колени к груди. Единственный источник света — треснутая лампа с жёлтым абажуром, брошенная им когда-то в угол. На коленях лежал дневник, пахнущий гарью и сыростью. Его пальцы скользили по обугленным краям страниц, будто боялись разбудить спящие в них призраки. 

Первая страница. 
Её почерк — нервный, с резкими росчерками. «Сегодня встретила сумасшедшего техника. Глаза за стёклами, как у совы. Думала, сдаст, но он... улыбнулся». Лев моргнул. В ушах зазвучал её смех — лёгкий, с хрипотцой. Он закрыл глаза, и перед ним возникла картина: Соня, сидящая на ржавой бочке, болтающая ногами, а он, краснея, роняет отвёртку. 

Страница с полумесяцем. 
Кто-то (он?) пририсовал рядом схему сервера. Но Лев видел только её рисунок: полумесяц, обведённый десятки раз, пока бумага не порвалась. Он провёл пальцем по шершавой линии — и вдруг вспомнил. Её палец, тёплый, водит по его ладони: «Это наш код. Только ты и я». 

Стихи.
Строчки расплылись от воды, но отдельные слова выжили: «...и даже если память — пепел... мы загоримся снова...». Лев прижал ладонь к груди — там, под рубашкой, прятался осколок стекла. Она вложила его ему в руку в последний день: «Если забудешь — порежешься. Боль напомнит». 

Последняя запись. 
Бумага была прожжена дырой, будто от сигареты. Но в круге угадывался её почерк: «Лев, они знают. Но я оставлю путь... Ищи полумесяцы...». И вдруг — удар в висках. 

Он вскочил, роняя фонарь. Свет замерцал, бросая на стены танцующие тени. В них он увидел её: Соня рисовала мелом на стене, оборачивалась, звала его... А потом — руки в чёрных перчатках, тащащие её в темноту. 

— Нет... — Лев упал на колени, вцепившись в страницы. Его браслет взвыл, заливая комнату алым светом. Но боль была иной — не страх, а ярость. 

Он вырвал из дневника лист с координатами, которые раньше казались бессмыслицей. Теперь цифры складывались в адрес: сектор G, ряд 12. Там, где раньше была их «мёртвая зона». 

Из внутреннего кармана старой куртки выпал осколок стекла. Лев поднял его, и в отражении увидел не своё лицо, а их: Соня целует его в щёку, смеётся, пока дождь заливает камеры... 

— Я помню, — прошептал он, сжимая стекло до крови. — Я всё помню. 

Наверху хлопнула дверь. Шаги Иры. Лев быстро спрятал дневник и начал подниматься наверх. Полумесяцы вели его — из тьмы, из пепла, из цифр, которые больше не лгали.