Добрынины. Часть 6. Глава 27
Они не оглохли - они просто коллективно получили тяжелые контузии и так же коллективно непроизвольно обосрались...
Сирена ревуна, разносившаяся над Поселком около десяти минут, поначалу страшно напугала уже собиравшихся ложиться спать жителей...
Услышав сирену ревуна, Вячеслав Михайлович Щеглов понял, что ему спать не придется еще долго, посколько сначала ему следует посетить свою будущую собственность и даже, возможно, дать объяснения участковому и жителям Поселка, перед которыми он даже собрался извиниться за причиненное беспокойство... А потом позвонить Гураму и рассказать о происшествии...
При этом Щеглов оказался едва ли не единственным жителем Поселка, сохранившим в сложившейся ситуации спокойствие и присутствие духа...
Поселковые бабушки решили, что это уже Ангелы вострубили о Втором Пришествии Спасителя и Страшном суде, смертельно испугались и дружно помчались в храм вслед за таким же перепуганным, как они сами, пожилым священником...
Менее экзальтированные жители поселка решили, что уже началась ядерная война, и решили спасаться от радиации в подвалах своих домов, куда и отправились, прихватив с собой посуду и закуску в надежде напоследок хорошо выпить за событие...
Жители Поселка, психика которых оказалась еще более стрессоустойчивой, решили напоследок хорошо выпить и закусить прямо на своих кухнях, спустившись в подвалы только на пять минут за самогонкой и закуской...
Время было дорого...
Все хотели напоследок успеть хорошо выпить...
Когда спустя десять минут сирена ревуна утихла, других последствий не наблюдалось, радио вполне безмятежно передавало программу "Театр у микрофона", а телевидение показывало самые обыкновенные новостные выпуски, без сообщений о локальном конце времен и ядерной войне в Чеховском районе Московской области, уже очень неплохо выпившие и даже коллективно расхотевшие спать жители Поселка двинулись в ту сторону, откуда был ранее слышен звук, и в конце концов нашли и открытую калитку Савельевых, и открытую дверь на веранду...
Пойдя по следу далее, они нашли всех пострадавших, контуженных, испуганных, плохо себя чувствующих, почти не ориентирующихся в пространстве и сильно вонючих, а также нотариуса Щеглова, оказывавшего им первую помощь...
Когда контуженный Увадьев немного пришел в себя, любопытные соседи Шуры рассказали ему о том, что в ночь с субботы на воскресенье к даче Савельевых одна за другой подходили военные и санитарные машины, которые спешно чем-то грузились и уезжали в сторону шоссе...
А местный священник вспомнил, как в воскресенье на рассвете, когда он шел в храм служить Литургию, он видел, как, именно из калитки Савельевых, вышли несколько мужчин в штатском, аккуратно закрыли калитку на замок, сели в машины и один за другим уехали в сторону шоссе...
В одном из мужчин батюшка опознал Вадима Добрынина, мужа Елены, а в другом - Гурама Кипшидзе, сына учительницы Ирины Фёдоровны от первого брака...
О том, что именно Гурам является отцом Елены, пожилой священник предпочел умолчать...
И еще умный священник предпочел умолчать о том, что в компании уезжавших мужчин им был замечен Поселковый нотариус Вячеслав Михайлович Щеглов...
Когда местные Кулибины догадались, как отключить сигнализацию, чтобы при попытке открыть дверь она не включилась еще раз, вонючий Увадьев вместе с группой соседей вошли в дом и увидели, что обитатели просто покинули свое жилище...
Дом был пуст... Просто голые стены...
Наблюдательные же соседи Шуры обратили внимание участкового на состояние дорожки, ведущей от забора к дому...
К счастью, на дорожке все еще были видны припорошенные выпавшим накануне снегом многочисленные следы колес грузовых машин, свидетельствовавшие о том, что погрузка вещей производилась не на улице, а прямо у крыльца...
Зачем эта информация нужна Увадьеву, он не знал, но на всякий случай, во избежание неприятных последствий, внес этот нюанс в протокол осмотра места происшествия...
Соседи убедились в том, что Савельевы просто уехали в неизвестном направлении, подписали протокол и быстро разошлись по домам с чувством исполненного долга и желанием хорошо выпить теперь уже за здоровье пострадавших, оставив Увадьева размышлять о том, что ему делать со злополучным протоколом...
Разыскивать Савельевых самостоятельно ему категорически не хотелось...
Объявлять их во Всероссийский розыск ему не хотелось еще больше...
Поэтому, немного поразмыслив, Увадьев просто убрал протокол в стол, решив сказать соседям, что передал дело по инстанции...
Участковый понимал, что приблизительно через месяц все сплетни понемногу утихнут, аборигены Поселка привыкнут к отъезду Савельевых, а еще через месяц и совсем забудут о них...
Рассуждал Увадьев правильно, но о скором возникновении следующей внештатной ситуации даже не догадывался...
Прошло около трех недель после контузии...
На календаре уже были первые числа апреля...
Но снег в Поселке таять еще не начинал...
В субботний день, когда время подходило к обеду, выздоравливающий от тяжелой контузии участковый Увадьев зашел в гости к своей племяннице Ольге Савельевой и ее дочери Женьке, чтобы выпить за свое здоровье в компании племянницы и Женькиного мужа, Валерки Феоктистова...
Когда раздался звонок в дверь дома Феоктистовых, Ольга на кухне разогревала обед, а слегка выпившие и чрезвычайно довольные друг другом Увадьев и Феоктистов обсуждали то, как оперативно Гурам Кипшидзе переписал дом с Елены на свое имя и почти сразу же продал его Щеглову...
Услышав звонок в дверь, Евгения Феоктистова пошла открывать дверь...
Когда она привела гостя в комнату, Увадьев почувствовал, как у него на голове дыбом от ужаса встают все немногочисленные оставшиеся волосы...
В госте он, хотя и с трудом, но все же узнал покойного Романа Григорьевича Савельева...
- Вы кто? - спросила Евгения Романовна, ни разу в жизни не видевшая своего отца.
- Ты - Женя? - улыбнулся Савельев и спокойно уселся за обеденный стол.
- Кому - Женя, а Вам - Евгения Романовна!
- Мне ты первому - не Евгения Романовна, а просто Женя... - с апломбом ответил Савельев.
- С какого перепоя, ...? - грубо поинтересовалась Евгения Романовна, характером, темпераментом и своей природной грубостью уродившаяся в свою мамашу, хотя все многочисленные родственники Увадьевых с сожалением говорили о том, что она и нравом получилась немного помягче Ольги, да и присущей всем Увадьевым предприимчивости в ней почти не было.
- Я - твой папа... - все с тем же апломбом заявил Савельев.
Продолжение следует...
Свидетельство о публикации №225021701869