Прыжок на Северный полюс

Пока жена сдавала сессию за второй курс своего любимого юридического факультета в Рязани, а работа мне позволяла сорваться на неделю, я не преминул воспользоваться этой возможностью. Мой путь лежал не больше, не меньше, как на Северный полюс. 15 апреля сего года я собрал чемодан, а на следующий день отбыл к месту сбора международной экспедиции  –  гостинице "Россия". Народу набралось человек семьдесят из 15 различных стран. Публика была весьма разнообразной – от японцев и корейцев, до англичан и киргизских парашютистов русского происхождения. Кстати, парашютистов среди нас было довольно много, и главной их целью было десантироваться с самолета и приземлиться на полюс. Многие из них это проделывали уже не в первый раз. Кроме них кого только не было: и подводники со своими аквалангами, и журналисты с кучей камер, и воздухоплаватели со своими воздушными шарами и корзинами, и просто туристы, любящие экстравагантные путешествия, одним словом, вавилонская компания. Я как-то быстро нашел общий язык со священником отцом Виктором из Новосибирска и одним из двух первых парашютистов, совершившим прыжок на Северный полюс 50 лет назад, Виталием Георгиевичем Воловичем.
В отличие от моей поездки на Южный Полюс два года назад в составе российской антарктической научно-исследовательской экспедиции, где среди участников витал некий дух необычности и даже романтики, в силу трудностей, риска, условий и характера поездки, здесь скорей присутствовал дух беззаботной тусовки и празднества. Знаете, такой что ли отпуск в никуда. Ведь попасть в экспедицию не стоило никакого труда. Плати шесть тысяч долларов и влезай в самолет. Организаторы поездки не отказывали никому, поскольку их деятельность была прежде всего коммерческой.

Итак, от гостиницы "Россия" на двух "Икарусах" мы отбываем на аэродром "Жуковский".
Как и предполагалось, вылет затянулся до вечера, а вместо обещанного обеда в местном ресторане нам пришлось скромно покушать в рабочей столовке, источающей все запахи не лучшего предприятия советского общепита. Но народ был не привередливый – дружно накладывал на жирные подносы котлеты с гречкой, забирал свою похлебку под названием "суп" и живо рассаживался за не очень чистые столы. После обеда ко мне и нескольким другим моим соотечественникам подошел суетливый паренек Дима и сказал, что нужно идти загружать вещи иностранцев в самолет, по принципу: русский – грузи. Когда у него поинтересовались, почему сами иностранцы не могут этого сделать, хоть и с нашей помощью, в ответ последовало невнятное рассуждение о том, что мы находимся на военном объекте и несколько сот метров по аэродрому им совершенно и категорически запрещено пройти по причине охраны государственной безопасности. После погрузки к нам присоединились господа из-за кордона, пройдя без всяких проблем сверхсекретные метры, и наш ИЛ-96 наконец-то благополучно взял курс на Мурманск.

Здесь нас разместили в гостинице аэропорта, в номере не было ни душа, ни телевизора, ни холодильника, вода и та не всегда присутствовала в кранах. Электрический чайник удалось выпросить у мальчика, проживающего здесь же постоянно со своей семьей, видно, у него кто-то из родителей работал в местном авиаотряде, пацан был очень доволен чаевыми на жвачку. Питание организовали, как и в "Жуковском", в местной столовке, единственным ее отличием от предыдущей было то, что она была еще хуже. Некоторые участники экспедиции недовольно бурчали себе под нос о том, что за шесть тысяч долларов они надеялись получить услуги немного получше, и питаться на пару долларов в день в их планы никак не входило.
На второй день мы отправились на экскурсию в поселок к местным жителям – саамам, всего за 180 километров. Поселок ничем не отличался от любого другого средней полосы России. Многих разочаровало полное отсутствие яранг, национальных костюмов или любых других этнических признаков местной самобытности. Посетив местный краеведческий музей, большинство из нас направилось на концерт местной художественной самодеятельности. Музей и экскурсовод мне очень понравились, чувствовалось, что люди – большие энтузиасты, с душой относятся к своему делу, удалось почерпнуть множество новой и интересной информации. Концерт тоже получился на славу, дело в том, что один из местных ансамблей праздновал свой юбилей, и выступали не только юбиляры, но и другие коллективы, пришедшие поздравить виновников торжества. Однако не у всех день сложился так благополучно, как у меня. У второго автобуса, где были преимущественно иностранцы, неприятности начались сразу же по прибытии в поселок, когда к ним подъехали представители наших правоохранительных органов и потребовали визы с паспортами. В общем-то, законное требование, и это может произойти в любой стране, учитывая, что мы находились в погранзоне. Столь на первый взгляд невинное требование обернулось большой проблемой, поскольку большинство на руках не имели ни того, ни другого. Через пару часов после прибытия конфликт вроде бы удалось разрешить, однако здесь уже взбрындили наши заграничные друзья, выразив желание немедленно выехать назад в Мурманск, что они и сделали, так и не попробовав сказочно вкусной местной оленины. Вот уж поистине –  дураку и сто верст не крюк. Хотя, по правде говоря, не знаю, к кому эта поговорка больше относится, к пострадавшим или к организаторам.

Во второй день нахождения экспедиции в Мурманске нам так и не удалось вылететь на ледовый аэродром в Северном Ледовитом океане в 100 километрах от полюса, впрочем, как и не удалось это сделать ни через день, ни через два. Ситуация складывалась следующим образом. Наши организаторы каждый год традиционно использовали ледовый аэродром авиаотряда из Хатанги, что на полуострове Таймыр. В нынешнем же году наши шефы решили, что услуги, которые им предоставляли ранее таймырцы, обходятся слишком дорого и ими можно пренебречь. Получилось, как в поговорке, - "дорого, да мило, дешево, да гнило". Решив построить свою альтернативную посадочную полосу на льдине, они явно не рассчитали своих технических и организационных возможностей; опыт десятилетий конкурентов у них тоже отсутствовал. А получилось вот что: подобрав молодую льдину для строительства полосы, а льдина должна быть именно молодой, без торосов, ровной и не старше двух лет, шефы для ее выравнивания забросили туда вертолетами обслуживающий технический персонал с небольшим маломощным трактором размером с мотоцикл с люлькой. Трактора туго-бедно хватило лишь на треть полосы, после чего он сломался и наотрез отказался ремонтироваться. Одному из наших организаторов в голову пришла дикая идея десантировать туда наших парашютистов с лопатами, чтобы они доделали оставшийся километр вручную. Для специалиста это звучит смешно, но идея самым серьезным образом обсуждалась несколько дней. Пока трезвые головы наконец-то не предложили вступить в переговоры с таймырскими конкурентами. Те в свою очередь, используя сложившуюся ситуацию, когда взлета ждут почти сто человек, стали заламывать цену – речь шла о нескольких десятках тысяч пресловутых зеленых рублей. Когда соглашение уже было так близко и возможно, на ледовом аэродроме поднялась пурга и метель Льдина благополучно лопнула, и посадочная полоса приказала долго жить. Надо сказать, что там это дело обычное. Ведь толщина смыкающихся, сросшихся льдин колеблется от четырех метров до нескольких сантиметров в зонах только что образовавшихся полыней. Притом лед постоянно находится в движении и за сутки проходит от 2 до 20 километров. Таким образом, когда пурга, метель, ветер разгоняют лед, это придает ему больше скорости, он в дальнейшем, а точнее, различные части ледового покрытия океана (льдины) имеют при движении разную инерционную силу, у толстых льдин она гораздо выше. В результате чего лед лопается, трещит и грохочет, одна льдина наскакивает на другую, и образуются ледяные торосы высотой до 10 метров, это своеобразные осколки сломанных ледяных глыб, которые в дальнейшем при непогоде выполняют роль парусов при разгонке льда. Часто на месте трещины образуется полынья различных размеров, от метра до нескольких километров. Если ты стоишь на краю полыньи, то видишь, как над черной водой кружится пар при большом морозе. Зрелище впечатляющее, а если еще вспомнить, что ближайшая земля отсюда за тысячи километров, а под тобой бездна из ледяной воды в тысячи метров, то дух захватывает и ощущения совсем особенные...

А нам нужна была новая посадочная полоса посреди Ледовитого океана. В Хатанге не захотели заканчивать строительство нашей полосы и предпочли построить и раскатать новый ледовый аэродром, что они быстро и оперативно сделали. К тому времени народ в Мурманске изнывал от безделья. Уже все съездили как минимум по разу в город и освоили его достопримечательности. Поскольку из гостиницы аэропорта нам не разрешали далеко отлучаться в связи с тем, что вылет откладывался каждые несколько часов, мы были приговорены к скитанию между аэропортом, гостиницей и столовой. Последнюю многие уже не переносили на дух из-за ее скудной и однообразной пищи. Думаю, что подавляющее большинство из нас давно так отвратительно не питалось. К счастью, кое-что можно было подкупить к чаю в буфете аэропорта. Чтобы поесть в столовой, нам приходилось собираться группами и на территорию аэропорта, закрытого объекта, проходить коллективно, стоя у двери порой по часу, так как организаторы нам выдавали ошибочное время начала трапезы. Никто толком ничего не знал: где, кто, что, когда, зачем и почему??? Все питались только слухами. О торге по поводу ледового аэродрома я узнал позже случайно от одного радиста, который всю информацию получил из радиоперехватов. Через несколько дней нас собрали в пресс-центре (читай – столовая) и извинились за плохую информированность, обещав вывешивать объявления о плане дальнейших действий в фойе гостиницы на первом этаже. Инициатива оказалась мертворожденной. На следующий же день вывешенный план оказался далеким от реальности, так что идея информационного листка заглохла сама собой. Из иностранцев только некоторые говорили по-русски: прибалты, один австриец и один американец. Последний всем представлялся свободным журналистом, на чьей визитной карточке кроме имени и телефона в Брюсселе ничего не фигурировало. Его вопросы часто были весьма специфичны, но не настолько, чтобы можно было объявить его персоной нон грата в нашей стране. Испанский телевизионный телеоператор был более откровенен и признался, что в редакции ему сказали, что им намного интересней получить репортаж с базы подводных лодок под Мурманском, чем о Северном Полюсе. В разговорах некоторые наши гости из стран НАТО часто нас деликатно просвещали по поводу злодеяний "сербских негодяев" в Югославии и что с зарвавшимся Милошевичем надо что-то делать. Так и хотелось подсказать, что «лучше» ими выбранного пути бомбардировок, когда гибнут старики и женщины, детишки остаются без ножек и ручек, просто нет. Они что-то разглагольствовали о точечных ударах. Но напоминать, что их ракеты часто не только не попадают в военные объекты, но даже летят в соседние страны, а также продолжать дискуссию вовсе не хотелось.
Всем, кто не знал русского, приходилось туговато. У подавляющего большинства английский был тоже никакой, а единственная непрофессиональная переводчица, приглашенная специально, частенько переводила одному лишь приглянувшемуся ей американцу, совершенно забывая о других, поскольку кроме американца еще дружна была с зеленым змием.

Хоть столь томительное ожидание всем порядком поднадоело, народ наш не унывал, и всяк развлекал себя как мог. Одни читали столько, сколько не доводилось до сегодняшнего дня, вторые пропадали в баре аэропорта за пивом, третьи просто общались и рассказывали друг другу анекдоты, двое полноватеньких и невысокого роста словенцев лет сорока стали привозить себе девушек из города, а парашютисты не теряли времени зря и совершали тренировочные прыжки.

Наконец, нашим руководителям удалось решить все организационные вопросы, и первая наша группа, среди которой находился и автор этих строк, расселась вперемежку с грузом в АН-74, взяв курс на Хатангу. Часов пять лету, и мы на месте. При выходе пограничник собирает у всех паспорта, и мы спускаемся в самый настоящий арктический холод. На улице конец апреля, а здесь почти минус тридцать, хотя за весь наш не короткий перелет мы продвинулись на север всего-то километров на триста. Ведь весь наш полет проходил вдоль Северного Ледовитого океана.
Поскольку наши организаторы опять увязли в организационных вопросах, многие из нас стали брать номера в гостинице за свой счет и расселяться для отдыха после бессонной ночи. Начиная отсюда, понятие времени для нас исчезло – оно у нас полностью спуталось и перестало соответствовать нашим внутренним биоритмам. Хатанга нас встретила хорошо. Интересные люди, необычные судьбы. Поселок переживает не лучшие свои времена, кризис, накрывший всю страну, не мог обойти этот заполярный край со своей своеобразной суровой природой.

Пока мы в уютном номере с Виталием Георгиевичем Воловичем пили чай и делились впечатлениями о своих путешествиях, в номер вошла симпатичная девушка и объявила: "Кто летит на полюс – на выход". Здесь мой собеседник философски выдержал паузу и сказал: "Знаешь, Володя, что меня больше всего поражает в этой поездке? Та простота и сравнительная доступность Северного Полюса на сегодняшний день. Вспоминаю 1949-й, ту обстановку секретности и закрытости. Всё было иначе... А сейчас?! Кому на Северный полюс?"

Экипаж нашего АН-74 состоял из опытных летчиков высшего класса, прошедших Афганистан и много еще чего интересного; от тропических джунглей до Патагонии они оставили свой след. И хотя им предстояла первая посадка в их опыте на ледовый аэродром, все были абсолютно уверены в успехе. Как оказалось, не зря. Всё прошло без сучка и задоринки. Без всяких лыж, на колесах, мы приледнились в ста километрах от самой макушки Земли. Минус 32 градуса. Невесть какой мороз, но, оглядевшись, я понял, что, кроме меня, здесь все запаслись специальной обувью, пуховиками, а многие и теплыми комбинезонами со штанами. Впрочем, мороз вскоре немного спал и ветер особенно не буйствовал, светило солнце. Непонятная волна торжественности накатывала без видимой причины. Справа и слева –  вечность, впереди – бесконечность, под тобой – бездна, а над тобой – вселенная. Остальное – суета. Кругом торосы самых причудливых форм. Они особенно красивы, когда солнце их подсвечивает сзади, и они принимают удивительный голубой цвет. Впечатляет. Несколько часов проводим здесь, очарованные снежно-ледяным пейзажем, периодически отогреваемся в палатке, где в ее верхней части температура выше 10 градусов не поднимается, а в нижней, если с обуви спадает снег, то он не тает. Отогреваться приходится в непосредственной близости от печки.

Руководитель объявляет об отлете на вертолете через час непосредственно на сам девяностый градус северной широты, пик нашей планеты. Садимся на старенький вертолет и на высоте порядка 300 метров летим в сторону полюса. Его точное месторасположение определить при нынешних приборах достаточно просто. Небольшой аппарат размером чуть больше обычного сотового телефона с небольшим экраном получает сигнал как минимум от трех спутников, зависших над Землей, сравнивает их данные и выдает ваше местонахождение на нашей планете, возможное отклонение –  10 метров. Хочу добавить, что наш прибор ориентировался одновременно по восьми спутникам. Ошибка исключена. Вертолет выбирает площадку для посадки и садится, поднимая вокруг себя огромное облако потревоженного снега.

Еще с ледового аэродрома мы сообщили в Мурманск о своем вылете, так что группа парашютистов уже находится в воздухе. Мы тем временем водружаем Российский флаг на самом высоком флагштоке, а вокруг него 15 других стягов стран – участников экспедиции. Рядом установили столб со стрелками, на которых указаны города участников и расстояния до них в километрах. Например: Рязань – 3934, Мадрид – 5515. Двумя полосками ткани создали большой яркий крест на снегу, чтобы его было хорошо видно сверху парашютистам, которые должны были подлететь с минуты на минуту. По рации передали, что они уже рядом, и мы принялись дружно палить дымовые и световые шашки – яркий оранжевый дым густыми клубами тянулся на юг, другое направление здесь было просто невозможно. Вскоре мы услышали гул моторов ИЛ-96. Он сделал круг вокруг нас и стал заходить по новой, на высоте порядка 4000 метров мы стали различать сначала едва заметные, а потом все более увеличивающиеся точки парашютистов.

Объятия, поздравления, водка, коньяк и шампанское лились рекой. Фотопленки расстреливались короткими очередями, а камеры накручивали десятки метров пленки. Состоялось!!!

Отец Виктор не спеша отделился от группы очередных покорителей полюса и двинулся в только ему известном направлении. Последний раз на ледовом аэродроме я дал себе слово – больше не следовать его примеру, больно рискованно. Тогда мы ловко проходили через торосы и едва замерзшие полыньи, которые еще несколько часов назад были ни чем иным, как вырвавшейся наружу водой Северного Ледовитого океана. Толщина льда была минимальной и отличалась характерной чернотой, свойственной воде здешних широт.

Где лед был толще и старше, там был типичный ландшафт, сверкающий белизной под не скрывающимся полярным солнцем. Миллиарды кристалликов блестели и играли под его холодными лучами. Вся эта дивная и какая-то неземная красота вместе с решительностью и непоколебимостью отца Виктора заставляли идти вперед.
Что-то похожее происходило и сейчас. Мы медленно удалялись от остальных. Шум и гам оставались все дальше и дальше, в то время как вселенская тишина ледяной пустыни полновластно воцарялась повсюду. Оглядевшись и задумавшись, понимаешь, насколько крохотно человеческое существо, по крайней мере, его физическая часть, в мире Всевышнего. Именно тут смотришь на свою жизнь по-другому, другим, потусторонним, отвлеченным взглядом. Мир преломляется, и тебя становится как бы двое. Ты – прежний, суетный и озабоченный, несовершенный и грешный; и ты – как часть совершенного абсолюта, его фрагмент и неделимое. Поступки уже мотивируются другими причинами, возникают иные цели, и хочется жить в соответствии с твоим вторым "я".

Насладившись великолепием пейзажа, направляемся в сторону шабаша. Алкоголь здесь еще выпит не весь, и началась рекламная часть для тех, кто приехал сюда на деньги спонсоров. Выглядело это примерно так: спонсируемый достает заранее приготовленные плакаты, флаги или еще что-либо, широко улыбается и фотографируется на их фоне. Представитель Татарстана при прыжке с парашютом умудрился вручить флаг своей автономии коллеге и снять его во время полета.
Отец Виктор, как и прошлый год, привез сюда большой деревянный крест. Как ни странно, но нашлись протестующие против его водружения, приводя доводы воинствующих суеверий типа: "Крест должен стоять на земле, а не на льду. Иначе он несет плохую удачу. Вот в том году разбилось несколько летчиков и погиб один из аквалангистов". Удивительней всего было то, что этот бред поддержали еще несколько человек вместе с руководителем, совершенно забывая другие, вполне земные причины тех несчастных случаев, как то: элементарное нарушение техники безопасности и обыденное злоупотребление спиртным. В тот момент было непросто противостоять атеистическому мракобесию.

У флагов уже все навеселились, напились, наснимали репортажи и фотографии. Поскольку отогреваться было негде, то постепенно становилось зябко. Мы стали подумывать о возвращении на базу. Как вдруг вдалеке, неизвестно откуда, появился человек, направляющийся в нашу сторону... Оказалось, парашютист, которого воздушные потоки отнесли достаточно далеко, и он не смог приземлиться сравнительно близко, как другие. К счастью, роли чеховского Фирса, которого забыли господа, ему удалось избежать.

К нам прилетел второй вертолет. Человек должен был отсюда удалиться, из несвойственной и неприсущей ему среды обитания. Что и было сделано. На базе нас уже поджидали сгущенка и китайские супы-пятиминутки. Некоторые пакетики, например, чая с сахаром, носили штамп Министерства обороны. Об обыкновенном сыре или печенье мечтать не приходилось. Но теперь уже было всем всё равно, и большинство перестало обращать внимание на эти и другие неудобства. Все были довольны и удовлетворены. Побывали, посмотрели, походили, пофотографировались.
Через сутки должен был прилететь АН-74 и привезти оставшихся участников экспедиции, в большинстве своем воздухоплавателей с шарами. Так всё и произошло. Австрийцы и каталонцы присоединились к нам на ледовом аэродроме. У австрийца Ивана Трофимова я взял на несколько минут памятные печати, чтобы проштамповать книгу и паспорт, в свою очередь отдал свою печать с белым мишкой на полюсе. Книга о полярных регионах, которую мне подарили несколько лет назад, побывав на обоих полюсах, сейчас вобрала в себя множество памятных печатей и штемпелей, как Арктики, так и Антарктики, и стала для меня своего рода реликвией.

Пора было возвращаться на землю. Четыре с половиной часа полета над вечными странствующими льдами, и мы в Мурманске. Из никуда, из никакой страны, мы вернулись в Россию, оставив за собой шлейф воспоминаний на всю жизнь.


Москва – Мурманск – Хатанга – Северный Полюс – Мурманск – Москва. 1999 год.