глава 1

  Услышав в галерее шаги и громкие голоса, дочка проворно прячется. Входить в северное крыло дворца ей нельзя, но новый мячик, как клубок Ариадны, прикатился сюда сам.
Ну, или почти сам.

В зал быстрым шагом входит отец, за ним, стараясь не отставать, семенит толстенький низенький человечек.
 — Префект, вот эта часть акведука, в сорока стадиях от города, — он неторопливо разворачивает пергамент на столе и его пухлая рука с массивным золотым перстнем на указательном пальце, очерчивает круг в верхней части чертежа. —   Обычные каменные блоки здесь из-за особенностей местности могут не выдержать. Я усилю конструкцию таким образом, что...

— Серьезно, Кассий?
Отец приближается к столу, упирается в него обеими руками и глядя на собеседника в упор продолжает:
— Назови причину, по которой я должен тебе верить? Я слышал Антипа проявляет повышенный интерес к строительству моего акведука. А твой проект новых терм в Тивериаде был оплачен им с беспримерной щедростью?

Загорелое лицо архитектора заливает смертельная бледность.
— Я ... Это просто... — его маленькие черные глазки начинают бегать по сторонам, стараясь уклониться от встречи с взглядом, направленным в упор.

— А ещё, — несерьёзные, издевательские нотки в голосе отца пропадают. В нём начинает звенеть металл. — Я слышал, что эти изменения приведут к падению части акведука и спровоцируют очередной мятеж — что и является главной целью!
Он ударяет ладонью по столу.

Архитектор, вздрогнув от неожиданности, отшатывается и чертеж, свернувшись в трубочку, падает на каменные плитки пола к его ногам в греческих сандалиях, украшенных серебряными застёжками.

— Префект — это ложь! У меня в мыслях не было предать тебя! Клянусь Зевсом!

Отец при этих словах морщится как от зубной боли и выпрямляется.
— Подстрекательство к мятежу — измена Кассий. Особенно здесь.

Архитектор спешно поднимает пергамент, и, согнув спину в полупоклоне и попрощавшись, с мышиной ловкостью выскальзывает из залы.

— Юлий!
В арке в этот же миг появляется высокий человек в военном плаще.
— Следи за ним. И при малейшем подозрении — арестовать.
Трибун что-то вполголоса говорит и протягивает свиток. Сломав восковую печать, отец бегло просматривает написанное. Лицо его мрачнеет и вскоре в галерее звучат его отрывистые, как удары плетью, приказы.

Вернувшись, он ещё раз перечитывает написанное, и выругавшись вполголоса, бросает свиток на стол.

И только теперь замечает притаившуюся за креслом маленькую фигурку.
— Марция? — он быстрыми шагами пересекает зал. — Что ты здесь делаешь?

Дочка сидит в обнимку со своим пёстрым тряпичным мячом. Её тёмные широко распахнутые глаза испуганно глядят на него.
— Я играла... А потом я испугалась...
— Кого?
— Тебя... — дочка встаёт на ноги. — Ты был такой злой...
— Разве я не говорил, что ты не должна приходить сюда? А ты меня не слушала.
Девчушка мотает головой и начинает тихонько всхлипывать.
Отец подхватывает её на руки и выходит на террасу.
— Приведи сюда Флорис! — бросает он через плечо  проходящему мимо рабу.

Над морем догорает закат.
Волны с шумом набегают на берег.
Дочка, шмыгая носом, смотрит на покачивающиеся на волнах корабли в гавани, юркие финикийские лодочки, снующие меж ними по зеленоватой водной глади.
На повозки, подъезжающие к складам на пирсе. На гипподром, где она начала недавно учиться ездить верхом.
— Я больше так не буду, — шепчет она на ухо отцу.
Алая полоса медленно гаснет над черным горизонтом.