Встреча егора с отцом и будущей матерью

ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ ПЕРВОГО ТОМА "ВСПОМИНАЯ ЖИЗНЬ, ПОХОЖУЮ НА РОМАННУЮ"


Начиная с лета сорок восьмого года, Аграфена начала брать в походы в поселок ТЭЦ-3 и Егорку. Путь был не близкий, как известно, но десятилетний внук преодолевал двадцати километровый путь, с нагруженным чем-то мешком через плечо, с достоинством подрастающего мужика и без хныканья. Правда, иногда, когда уже выбивался из сил и хотел очень пить, он просился у бабушки где-то в пути отдохнуть. Она обычно говорила:
-  Вот дойдем до деревни и передохнем.

И хотя Егорке хотелось отдохнуть где-нибудь в поле, но бабушка твердо говорила, что если часто будут отдыхать, то они не успеют в поселке Каринторф на поезд и тогда они могут не попасть к вечеру в поселок ТЭЦ-3. Самым длинным был переход от Пантылки до деревни Бурино, где-то примерно девять километров. Но путь этот был в основном по лесу, поэтому не казался таким трудным. Обычно они шли от дома по Васькиному полю, дальше начинался полутемный строевой еловый лес, затем где-то километра через два попадалась поляна, дальше начинался светлый смешанный лес, кустарники, снова поляны с мелкими посаженными лесничеством сосенками, затем дорога выходила на вотское поле и впереди виднелась большая деревня Бурино. Там они заходили в дом какого-то лесничего, которого хорошо знала бабушка, заходили в избу, Егорка садился на лавку, бабушка ковшом зачерпывала колодезной воды из ведер, стоявших здесь же на лавке, подавала ковш Егорке и затем пила сама.

Хозяина дома он не видел, а дома была его жена, такая круглолицая рыжая удмуртка с лицом вроде бы красивым, а может быть и не так красивым, потому что по всему лицу и на руках были у нее веснушки в виде бусинок, которые у женщин особенно выделялись в летнее время. О чем-то Аграфена с ней разговаривала, а та говорила по-русски с большим вотским акцентом. Но в суть разговора Егорка не вникал. Он осматривал вотскую избу, пытался составить представление, чем она отличалась от русских изб. В доме было грязновато и много мух. Их было просто огромное множество, и вотяки с ними, похоже, и не боролись. Сама изба мало чем отличалась от русских изб. В красном углу также стоял стол, в углу на стене была закреплена христианская икона божьей матери. С двух сторон избы стояли покрашенные лавки. На одной из них в конце перед входной дверью стояли два оцинкованных ведра воды, на стене рукомойник, внизу таз для слива грязной воды. Единственное чем отличалась изба от русских, так это тем, что в ней не было видно полатей. Поэтому изба казалась больше по объему и по высоте. На подоконнике спала кошка. Никаких штор на окнах было не видно. На полу было грязновато, потому что верхнюю обувь было снимать тогда, как и у русских, было тогда не принято. Когда заходили в ограду, в ней гуляли куры, правда, без петуха. Петух может и был, но, возможно, где-то в скотном дворе.
Отдохнув где-то около часа, бабушка с внуком двинулись дальше по направлению к огромной по тем временам деревне, которая называлась Круглово. После отдыха идти Егорке было приятно, тем более, что Круглово виднелось на высоком месте сразу после выхода из деревни Бурино. Вокруг дороги шли поля, засеянные рожью, ячменем и овсом. До Круглово дошли быстро, поскольку расстояние было всего порядка трех километров. Аграфена спросила Егорку:
- Может, здесь отдыхать не будем, потому что примерно в километре отсюда находится небольшое село и то же Круглово?
Егорке стало интересно.
- Как же два одинаковых селения и оба называются Круглово? – этот вопрос он, было, задал бабушке, на который она не дала вразумительного ответа. Правда, она все-таки попыталась это сделать.
- Ты чувствуешь разницу между деревней и селом? В селе всегда была церковь, а в деревне нет. Вот и всё объяснение, почему два селения имеют одно и то же название – ответ бабушки удовлетворил Егорку. Пока они рассуждали, они фактически уже подходили к селу.
- А где же церковь, бабушка? – потому что Егор ее не видел. Он только видел какой-то полуразрушенный дом из красного кирпича, рядом находился островок соснового леса, над которым летало огромное количество грачей, кричавших так громко, что впору было затыкать уши.
- Этот полуразрушенный дом и был до революции церковью. А там, среди сосен, было кладбище, а может оно есть и сейчас. Не зря так кричат грачи – тихо говорила бабушка. Этот крик был каким-то унылым, хотя и очень громким. С тех пор Егорка понял, почему грачи выбирают кладбища, потому что они своим криком как бы будят мертвецов и одновременно поминают их, поедая все съестное, которое родственники приносят на могилы умерших. В селе Аграфена и Егорка уселись на травку из белого клевера, которая больше чем наполовину была съедена домашними животными. Аграфена ударилась в воспоминания. Она показала дом, в котором в детстве она прожила больше чем полгода, обучаясь азам грамоты.
- Бабушка, может, покажемся хозяевам дома, где ты жила и училась?
- Да нет. Там живут уже другие люди.
- Бабушка, а ты ведь пишешь плохо? Что тебя не научили за полгода красиво писать?
- Ты вот пойдешь нынче в третий класс, а что ты разве очень красиво пишешь? – парировала бабушка.
- Согласен, что и у меня почерк не очень красивый, но я пишу почти без ошибок.
- А если бы ты закончил только первый класс, и дальше учение бы тебе не пригодилось, разве ты научился бы красиво писать без ошибок и решать задачи? А меня отец забрал из Круглово, заставил работать и больше не вспоминать об учебе. А дальше в шестнадцать лет выдали замуж, мужа Васю, твоего деда. А его быстро забрали на войну, и я осталась одна работница на такое большое наше поле и на покосы, тут уж было не до учебы. Главное, было обработать все поле и выкосить покосы.
- Бабушка, я удивляюсь, как ты одна могла обрабатывать такое большое поле, да еще и косить сено?
- Не спрашивай внук. Работала, не разгибая спины, потому что жать ячмень и рожь приходилось в наклонку серпом и косить сено не литовкой, как теперь, а косой и тоже в наклонку. У нас в амбаре висит одна коса, может, ты видел?
- Конечно, видел. Бабушка, ты прямо героиня! – похвалил ее внук.

Аграфена всплакнула после его слов, поднялась, и они направились в большое татарское село Карино, до которого было верст пять не меньше. После воспоминаний они всю дорогу молчали, каждый думая о чем-то своем. Наконец показалось Карино. Оно как бы было разделено на две части. В народе верхнюю часть Карино называют «би як», нижнюю – «бычырман як». В верхней части раньше до революции 1917 года жили князья и богатые люди, в нижней – бесермяне, зависимое от князей население. В советское время почти все изменилось, но некоторое неравенство между двумя частями села было заметно. Хотя бы по высоте домов, их внешнему оформлению. Со стороны село виделось огромным, почти что городом или поселком. Пока проходили его, Егорка рассматривал и сравнивал дома татар в Карино, сравнивал с домами вотяков – в деревнях Бурино и Круглово, а также русских, проживающих в Пантылке, Ивакино, Вершинах, Елькинцах и в других русских деревнях. Внешне они мало чем отличались. Но в Карино было значительное число двухэтажных домов в его верхней части, чего не было видно в вотских деревнях. В Карино улицы выглядели ухоженными, в окне каждого дома виднелись цветущие красным цветом ветки герани через вымытые начисто стекла. Незаметно они дошли до чайной. Бабушка решила зайти в нее вместе с внуком. Время было уже послеобеденное, поэтому в чайной почти все столы были свободными. К ним подошла официантка, такая красивая татарочка с большой черной косой на голове, объявила, что у них осталось после обеда, и она готова принять у них заказ.
- Нам бы по котлетке и по стакану чаю? – попросила Аграфена. Официантка сказала, что готова принести все заказанное и объявила, сколько это будет стоить. Цена, видимо, была названа заранее потому, что перед ней сидела деревенская бабушка из русских, одетая неважно, а официантке, возможно, казалось, что вдруг бабушка без денег и не оплатит обед.
- Я уплачу за обед, не беспокойся об этом   – пообещала Аграфена официантке.

Пока ждали обед, Егорка выпил стакан воды из графина, стоявшего на столе. Дальше стал рассматривать двух посетителей, сидевших за столом в конце небольшой комнаты в чайной. Они были явно навеселе, потому что на столе у них стояла раскупоренная бутылка водки. Егорка недоумевал, как же так многие говорили в деревне, что татары почти не пьют водку. И вот наглядный пример, что это неправда. Пока Егорка думал и сопоставлял, им принесли по котлете с картофельным пюре и два стакана чаю. Перед этим бабушка достала из своей корзинки немного хлеба. Они приступили к еде. Бабушка ела без всяких комментариев, а Егорка, попробовав пюре, фыркнул:
- Что оно такое невкусное?
- Тише возмущайся! Мы ведь в татарском селе, а не дома, – что имела в виду бабушка, остается только догадываться. Егорке не понравилась и котлета, но он, помня предостережение бабушки, с трудом всё же проглотил. Дальше запил каким-то жидким чаем, правда, подслащенным, и они отправились дальше в торфяной поселок, называвшийся как «Второй участок». Помнится, что из-за того, что Карино находилось как бы на дне чаши между холмами, поселка сначала не было видно. Но поднявшись на один из холмов, показался торфяной поселок почти весь в дыму. Егорке казалось, что ему мешает идти какой-то пахнущий дымом воздух, хотя, если честно, то на него накатилась усталость. Он первый раз по жаре преодолевал пешком, да еще с поклажей, такое расстояние.

 Наконец, они одолели этот путь и вошли в поселок. Поселок был небольшим. Возле него проходила узкоколейная железная дорога, которую Егорка видел впервые. В поселке было всего где-то порядка двадцати не больше двухэтажных домов. Хотя Аграфена подгоняла Егорку, но пришли они в поселок раньше окончания смены торфяников где-то примерно на час. Бабушка повела Егорку к какой-то знакомой женщине, которая проживала здесь в комнате одного из двухэтажных деревянных домов. По внешним признакам знакомства было видно, что Аграфена и женщина уже знакомы не первый год. Женщину звали Феней. Она напоила гостей чаем, и они с Аграфеной начали разговоры, а Егорка рассматривал убранство комнаты. В ней ничего особенного не было. Правда, вместо лавок, в комнате было четыре самодельных табуретки, вместо русской печи, стояла «голландка» с плитой с кружками, которая топилась торфом. На большом окне висели уже почерневшие от торфяной пыли занавески. Час пролетел незаметно. Егорке хотелось, чтобы быстрее пришла дрезина из центрального поселка Каринторф, так как ему очень хотелось прокатиться на дрезине. Они вышли от Фени и направились к кучке людей, видимо, то же ждавших дрезину. Егорка пока не знал, даже как она выглядит. Наконец, дрезина появилась в виде открытой площадки с лавками по сторонам, где впереди сидел, видимо, ее машинист. Люди и вместе с ними Аграфена с Егоркой быстро влезли на нее, машинист нажал на какой-то протяжный сигнал свистящего типа, и дрезина быстро по рельсам пошла в сторону  поселка Каринторф. Проехали через Третий участок, где к ним присоединились еще человек пять. Так как все места уже были заняты, то они расстелили на полу какой-то брезент, уселись на него, и примерно через полчаса доехали до Каринторфа. Егорке очень понравилась поездка на дрезине. Ему еще никогда не приходилось передвигаться с такой скоростью, так сказать, с ветерком.

Затем предстоял более длинный путь в составе поезда от Каринторфа до поселка ТЭЦ-3, теперь уже на тормозной площадке одного из вагонов, наполненных торфом. Сверху площадка была крытой (видимо, на случай дождя), сзади заканчивалась железной стеной, наполовину открытой для обзора и с какими-то металлическими кружками, наподобие рулей, а с боков всё было открыто с обеих сторон, где с той и другой стороны шли ступеньки для спуска людей на землю. Тормозные площадки были не у каждого вагона, в составе их было штук пять не больше. Они видели, как сзади поезда на тормозной площадке устроился какой-то работник в спецовке, видимо, специально для приведения в действие тормозной системы. Их и тех, кто занял другие тормозные площадки, работник в спецовке всех предупредил, чтобы никто не прикасался к тормозным «рулям», особенно, он пригрозил Егорке, чтобы он не озорничал и не трогал управление тормозной системой. Дальше раздался свист поезда, и он отправился в путь. Скорость его была ниже скорости дрезины, потому что поезд тащил где-то порядка двадцати груженых торфом вагонов. Быстро проехали торфяные болота, поля, деревни и подъехали к реке Чепца, машинист перед мостом дал протяжный гудок, и состав начал преодолевать его, резко сбросив скорость. Для Егорки всё это казалось какой-то фантастикой, но так было и это осталось в памяти на всю оставшуюся его жизнь. От моста через реку Чепцу составу оставалось ехать всего где-то километров пять-десять. Поэтому они с бабушкой вскоре оказались в поселке ТЭЦ-3.

 Слева Егорка увидел высокую дымящуюся трубу как раз той тепловой электростанции, которая называлась ТЭЦ-3. Быстро дошли до горбатого моста, где под ним проходил поезд до станции ТЭЦ-3,  и дальше до улицы Большевиков, где находилась комната в квартире дома, где проживала Клавдия Шилова. Егорке дом понравился. Он был стандартным двухэтажным и многоквартирным. Таких домов в поселке было в те годы большинство. Правда, не меньше было и одноэтажных бараков, построенных еще во время войны. Клавдия была дома одна и очень тепло их встретила. Где-то, через полчаса в доме появилась Ирина – дочь Клавдии. На вопрос Аграфены:
- А где же Ленька? – та ответила, что он с сегодняшнего дня в пионерском лагере.
Примерно через час Клавдия усадила их за стол, на котором красовалась картошка в «мундире», небольшое количество черного хлеба, топленое молоко с пенками, которым можно было запивать вареную картошку. Затем тетя Клава принесла с кухни металлический чайник, налила всем чаю, поставила сахарницу с принесенным Аграфеной медом.
- Когда, Андрей-то, будет? – спросила Аграфена.
- Обещал завтра заскочить – ответила Клавдия. – продолжала, он ведь теперь уже не в тюрьме, а в стройбате. Но все равно там такая же дисциплина, как и в колонии.

Во время ужина Егорка молчал, боялся проронить хотя бы одно слово. Бабушка была разговорчивее, и они с Клавдией обсуждали разные вопросы. В частности, обсудили вопрос о том, что карточки отменили, а хлеба в продаже на всех не хватает, поэтому приходится стоять в очереди иногда полдня. Егорке казалось это делом взрослым, поэтому он попросился у бабушки на улицу. Дом стоял возле дороги, которая шла по улице Большевиков. Дальше стояли дровянники, затем полукаменный двухэтажный дом с продуктовым магазином внизу. Правда, хлеб здесь не продавали, но некоторые продуктовые товары здесь были и продались. В частности, продавалось красное разливное вино, докторская колбаса, какое-то белое сало (в народе его называли комбижир), маргарин, масло, пряники, бычки в томатном соусе, треска в масле. Все остальные полки магазина были уставлены крабовыми консервами. Население первых послевоенных лет еще не понимало, что перед ними деликатес. Его пугала даже сама этикетка, с нарисованным крабом с большущими клешнями. Поэтому спрос на крабовые консервы был почти нулевым.  На полках виднелись также стеклянные банки с кабачковой и прочей икрой. Понятно, что не икрой из осетровых, но люди были рады и овощной икре. Егорка зашел в магазин как раз перед закрытием. Здесь уже некого из покупателей не было. Продавщица спросила:
- Тебе чего, мальчик? – он застеснялся, и не сказав ничего, быстро покинул магазин.

Дальше он прошел вверх по улице, почти до берега реки Вятка. Дома на Большевиков стояли все однотипные (деревянные в два этажа с двумя подъездами), смотреть на которые было нечего. Он повернул еще к какой-то улице влево. Не доходя до нее, Егорка увидел несколько больших деревянных столов, сбитых из простых досок. Какая-то бабка на одном из столов чем-то торговала. Он подошел поближе и увидел, что она продает топленое молоко, потому что на столе красовалась стеклянная четверть, в которой было видно еще примерно полчетверти не проданного молока. Близко подходить не стал, чтобы вновь, как в магазине, не получить вопрос, что тебе нужно, мальчик. Егорка прошел до соседней улицы и повернул назад вниз от Вятки. Здесь стояло несколько одноэтажных серых бараков, во дворе которых молодые люди играли в волейбол. Он остановился, посмотрел на игру. Она его явно заинтересовала, поэтому решил просить денег у бабушки на большой мяч, для того чтобы показать эту игру в Пантылке. Дальше появились снова типовые двухэтажные дома. В конце улицы с одной стороны был хлебный и продуктовый магазин, с другой – промтоварный. Все они уже были закрыты. Егорка вышел на улицу Кирова, дошел до дома культуры «Заря», повернул в сторону Большевиков. Возле дома культуры было что-то вроде стадиона, на вкопанных столбах которого были натянуты сетки для игры в волейбол. Молодежи там было огромное множество: кто играл в волейбол, а кто болел за ту или другую команду, или ждал очереди занять место проигравших спортсменов. Здесь Егорка почувствовал азарт и стремление молодежи к здоровому отдыху и спорту. Задерживаться на «стадионе» не стал, так как подумал, что бабушка и тетя Клава могут его потерять, выйдут искать, а потом будут ругать. При входе в коммунальную квартиру на общей кухне он увидел бабушку. Та спросила его:
- Куды ты пропал? Я подумала, что ты где-то заблудился?
- Нет, не заблудился. Прошел по двум параллельным улицам, посмотрел, как отдыхает молодежь после работы. Видел три магазина и рынок, - оправдывался Егорка.
- Спать будем на Лёнькиной кровати вдвоем. Иди в уборную, умывайся и ложись. Я сейчас приду.

Ночь на новом месте прошла нормально. Егорка отдохнул после тяжелой дороги накануне, повеселел, но не скрывал некоторую скованность и нерешительность при виде тети Клавы. Утром за завтраком пили топленое молоко из деревни Девятьярово, которое принесла молочница со вчерашнего удоя, выпили также по стакану чая с заваркой из душицы и медом, принесенным накануне Аграфеной и Егоркой. Затем тетя Клава стала собираться на работу, а Аграфена на рынок. Егорке оставили денег и наказали купить хлеба после обеда, так как было сказано, что до обеда хлеб в магазин не привозят. Тетя Клава назвала Егорке адрес хлебного магазина. Он сказал ей, что вчера вечером уже видел этот магазин. До обеда обе попросили его быть дома и ждать отца.

Егорке стало страшно, ведь он не видел тятю, уже больше  четырех  лет, и как-то боязливо было снова увидеть его. Вдруг он не узнает Егорку в качестве своего сына. В общем, гуляя во дворе дома, перед единственным окном комнаты, Егорка пытался вспомнить, как выглядит теперь тятя. Он-то видел его на фотокарточках молодым, а теперь ему уже тридцать четыре года. Егорка с улицы прошел в свою комнату. Время было уже двенадцать часов. Неожиданно, раньше отца, вернулась с рынка бабушка. Она спросила Егорку:
- Ну, штё, тятька еще не приходил?
- Нет, не приходил. Бабушка, я боюсь его – честно признался ей Егорка.
- Пошто бояться-то. Отец он тебе или нет? Любой отец всегда помнит своих детей.

Бабушка ушла на кухню кое-что приготовить на стол к встрече сына. Вдруг в коридоре Егорка услышал разговор, тихонько приоткрыл дверь комнаты и понял, что пришел отец. Но на кухню, где они разговаривали, не побежал. Стал ждать появления отца в комнате. Сел за стол, взял какой-то учебник Иринки и начал листать. Затем где-то минут через десять заходят в комнату отец и бабушка. Егорка растерялся окончательно. Андрей ему говорит:
- Ну, здорово, сынок! – а Егорка не знает, что и ответить отцу. Отец подошел к столу, погладил Егорку по голове, вынул из кармана несколько карамелек и положил их перед ним.
- Ешь, сын! Скоро я освобожусь от стройбата и заберу тебя сюда в поселок. Будешь городским человеком, хватит там тебе в деревне копаться в говне.
- Спасибо, но я хочу жить в деревне с бабушкой.
- Да ты что, не понимаешь, разве городскую жизнь можно сравнить с деревенской? Я это понял, только находясь здесь, сначала в колонии и теперь в стройбате. Эти слова почему-то не доходили до Егорки. Он косо смотрел на тятю, и ему было не понятно, почему отец критикует деревенскую жизнь и хвалит городскую.
- Пока ты еще маленький, поэтому тебе, видимо, не понятно, чем городская жизнь отличается от деревенской. Но со временем ты поймешь и скажешь мне спасибо, - напористо говорил Андрей.

Дальше они скромно пообедали. У отца с матерью начались разговоры о том, куда же он будет брать троих своих сыновей, если в этой небольшой комнатушке будут проживать семь человек.
- Нет, в эту комнату все семь человек не поместятся. Поэтому пусть Егорка пока поживет у меня, закончит четыре класса, а там будет видно. Я теперь живу-то без Верки одна, об этом тебе писала, ты помнишь? А с Егоркой мне будет веселее, к тому же он привык ко мне, и чувствую, что Клава ему почему-то не по душе.
- Тетя Клава, будет, сын, твоей мамкой, поэтому привыкай к этой мысли. А пока я согласен, если ты не возражаешь, на то, чтобы ты пожил в деревне, как просит это твоя бабушка.
- Спасибо… тятя! – последнее слово Егорка произнес как бы нехотя и с большой натяжкой.
- Когда в обратный-то путь? – спросил у Аграфены Андрей.
-  Завтра и пойдем. Сегодня я сходила на рынок, все, что брала на продажу, продала. Так что сегодня мы с Егоркой сходим и постоим за хлебом, а завтра с утра и уедем.
- Тогда, давайте сегодня простимся, потому что я выкраиваю время только в обед – ответил Андрей. Аграфена дала ему литровую банку меда, и десяток куриных яиц, спросив, при этом, нужны ли ему деньги. Продукты взял, а от денег отказался.   

После обеда отец ушел, а они стали готовиться к походу в магазин. Напрямую дворами дошли до хлебного магазина, где уже стояла очередь. Заняли очередь. Бабушка спросила женщин, стоящих в очереди:
- Во сколько хоть привозят-то хлеб? – ей ответили, что, когда как, но не раньше часу дня.
- Вот, внук, и соображай, где легче жить, здесь или дома в деревне? - тихим голосом говорила бабушка. Егор молчал. Он пока не знал, где лучше и сытнее жить. Час дня наступил, а хлебовозки все еще не было. Аграфена решила зайти рядом в продуктовый магазин. Купила в нем соленой трески, несколько банок рыбных консервов, кажется, кильки в томатном соусе,  немного вермишели. К ее приходу в очередь, хлебовозка уже приехала, хлеб был выгружен, и началась его продажа по одной буханке на человека. Аграфена просила еще буханку белого хлеба, пытаясь разжалобить продавцов, но те были непреклонны. Поэтому с двумя буханками она отправила Егорку домой, а сама заняла еще раз очередь. Ей очень хотелось побаловать внука белым хлебом. Попросила его приблизительно через час-полтора снова подбежать к ней в очередь, что он и сделал. Где-то часам к пяти вечера им удалось купить еще две буханки белого хлеба. Таким образом, две буханки хлеба можно было нести в деревню, а две оставались Клавдии.

Вечером сложили котомки, поужинали, переспали ночь, утром позавтракали и поспешили на поезд ТЭЦ-3 – Каринторф. Вышли к составу, который шел порожняком до Каринторфа, нашли вагон с тормозной площадкой, поднялись на нее и стали ждать отправления поезда. Ждать пришлось около часа, потому что они были здесь вроде «зайцев» и понятно, не знали никакого расписания поездов. Наконец, пришел сопровождающий поезд и направился к нам же на площадку.
- Бабушка, здесь вам не положено быть. Это мое законное место.
- Милок, не лезть же мне с маленьким внуком в пустой вагон из-под торфа? - запричитала бабушка.
- Ладно, оставайтесь, только не мешайте мне работать.
- Спасибо, милок, я заплачу тебе денег.
- Не надо мне денег. Вот чего бы поесть не отказался бы? – бабушка развязала одну из котомок, достала буханку черного хлеба, отрезала большой ломоть, взяла банку консервов и все это подала сопровождающему. Он взял, достал нож, снял с консервов крышку и начал есть, используя свой нож, прямо из банки. Егорка смотрел на его завтрак и у самого потекли слюнки.  Но просить у бабушки хлеба и консервов постеснялся, решил потерпеть до села Карино. Доехали до поселка Каринторф достаточно быстро. Однако здесь пришлось ждать дрезину около часа. Здесь бабушка дала мотористу сколько-то денег и где-то, через полчаса оказались в поселке «Второй участок». Сошли с дрезины и направились прямиком в Карино.

Погода стояла теплая, кругом пахло разнотравьем, жужжали шмели и пчелы, собирая нектар. Это радовало Егорку, он с удовольствием срывал разного рода травинки и цветки, нюхал их и наслаждался природой, которая дала человеку все, вплоть до лечащих его трав. Только люди большинство трав не знают, для чего они им нужны. Вот впереди показалось уже село Карино. Егорка вывел такую закономерность, когда село или деревня видна издалека, то легче преодолевать оставшееся до нее расстояние. Где-то, в час дня они были уже в Карино. Бабушка сказала, что передохнем немного и отправимся дальше в Круглово. Егорка начал уговаривать ее:
- Бабушка, давай зайдем в чайную.
- Неужели ты проголодался?
- Да нет, но мне бы хотелось там попить чаю.
- Ладно, зайдем – пообещала бабушка.
Подошли к чайной. Возле нее стояло несколько упряжек с лошадьми. На этот раз в чайной было народу больше, чем три дня назад. Зашли, заняли столик и стали ждать официантку. Вскоре она подошла и спросила:
-  Чего будете кушать?
Бабушка растерялась, сказать, что ничего кушать не будут, то тогда зачем они пришли и заняли в чайной чье-то место. Поэтому она попросила:
- Дай нам два стакана чаю с сахаром и какой-нибудь недорогой пряник для внука.
Пока они ждали чаепития, Егорка рассматривал посетителей. Вот за столом напротив два татарина пьют водку прямо из больших пивных кружек. Он удивился и еще раз вспомнил:
- Ему взрослые говорили, что татары почти не пьют водку. А тут они пили водку из пивных кружек - это так было для него необычно, то он стал готовить вопросы к бабушке. А пока им принесли чай и пряник лично для него. Затем они поднялись из-за стола и направились в Круглово. По дороге Егорка начал пытать бабушку:
- Ты видела, как татары пили водку?
- Видела.
- И что ты на это скажешь? Ведь ты говорила мне, что татары другой веры, и им религией запрещено пьянство?
- Но ведь в любом народе есть люди, которые не признают не только религию, но и всякое управление. Это отщепенцы и хулиганы, внук! – так было заявлено бабушкой, и ответ удовлетворил Егорку.

Дорога, которая шла вначале под гору, была преодолена довольно быстро. Дальше начинался подъем в гору, потому что Круглово стояло на возвышении. Неслучайно, его было хорошо видно из Карино и Бурино. Перед подъемом находилось село Круглово всего из нескольких домов и с одной улицей. Егорка попросил у бабушки отдыха. Причем, не то чтобы он очень устал, а для того, чтобы послушать крики грачей над кладбищем. Ему казалось странным, почему именно грачи вьют гнезда над кладбищем? Почему этого не делают, например, вороны, журавли… В этом он видел какую-то мистику и возможно даже веру в загробную жизнь. Ведь зачем-то грачи своим криком «будят» мертвых, не дают им спокойно «спать»? С другой стороны, он помнил из школьного материала, что бога нет и нет никакой загробной жизни… Но не опровергают ли грачи неверие в бога? А может быть, они будят мертвых? На эти вопросы Егорка ответа так и не нашел.

Пока он размышлял, они преодолели «кругловский» подъем в гору. Дальше путь лежал в деревню Бурино. Как и на пути в поселок ТЭЦ-3, они снова зашли в знакомый бабушке дом лесника. Егор увидел, что в ведре воды плавают упавшие сюда мухи, поэтому из-за своей брезгливости он отказался от питья. Аграфена, как могла, уговаривала внука попить водички, потому что до Пантылки теперь никаких водоемов не будет. Но не сумела его заставить, чувствуя упрямство внука. Через полчаса они отправились домой в Пантылку. Егорка любовался лесистой природой, которая в летнее время то была слишком спокойной, то набегал ветерок, деревья начинали раскачиваться, шелестеть и издавать звуки, похожие на метельный стон во время метелей. Потом перед Пантылкой зашли в Васькин темный хвойный лес, в котором пахло сыростью, грибами и опавшей хвоей. Вдруг на дороге попалась им мертвая большая змея, кем-то убитая, скорее всего, вотяками. Егорка остановился. Он впервые в жизни видел настоящую змею, хотя учителя в школе говорили, что в наших местах змей не бывает. А, оказывается, бывают, да еще такие большие... Она была черного цвета с белесыми крапинками на спине. Егорка решил, что это, наверное, гадюка. На всякий случай подтверждения своих предположений обратился к бабушке. Но та сказала, как отрезала:
- Змея и змея… Раз у нас они встречаются очень редко, то и название их знать не обязательно.
- Да как же не обязательно, а вдруг это какой-нибудь не ядовитый уж, а человек его убивает – возражал ей внук. – Хотя на ужа вроде бы и не похож.
- А раз не похож, то добрые люди правильно сделали, что убили, а то могла бы нас с тобой ужалить, - рассеяла все сомнения внука Аграфена.
Лес быстро закончился, и дорога вывела их в Васькино поле, впереди, как нарисованные, показались дома на некотором удалении. Быстро прошли Васькино поле, перешли речку по мосту с аналогичным названием, где-то через сто метров после перехода речки подошли к речке Пантылка, где красовался справа от моста пруд.  Купающихся и загорающих ребят возле пруда никого не было. Прошли огородом приусадебный участок, подошли к ограде с обратной стороны, открыли калитку и оказались дома. Егорка сразу сел на лавку, расставив широко ноги, стянул с себя неказистую обувку, передохнув минут десять, поднялся, подошел к бабушке и попросил, что-нибудь поесть.  Аграфена заглянула в печку, поняла, что там ничего нет, быстро предложила внуку молока с хлебом.
- Только молоко с белым хлебом? – как бы почти с обидой спросил Егорка. Бабушка спустилась в подполье, вынесла крынку топленого молока, поставила ее на стол, налила по стакану молока Егорке и себе. Отрезала от буханки белого хлеба, купленного в поселке, но только для Егорки. Себе она отрезала ломоть черного хлеба собственной выпечки, уже успевшего затвердеть, макнула его в стакан молока и начала жевать.

Вот так закончился для Егора поход и где он после долгой разлуки увидел отца. Ему он показался очень самоуверенным и почему тятька считает городскую жизнь легче и лучше деревенской. Егорке пока казалось наоборот, что легче деревенская жизнь. Его пугало и то, что место родной мамки займет тетя Клава, которая ему не очень понравилась. Но пока отец с бабушкой договорились, что его оставят жить пока с бабушкой, хотя бы до окончания начальной школы..


Рецензии