Ну, вот и всё...

   Спустя 34 года я вновь здесь. В городе мёртвых. В целом городе мёртвых. Со своими улицами, переулками, площадями и даже с центральной улицей, аллеей Славы. Только вместо названий улиц таблички с указанием сектора, а вместо привычных для нас домов на улицах любого города на местных улицах и переулках могилы, последнее пристанище ушедших, ставшее для них домом.
 
   Бадалык, расположившейся на окраинах Красноярска, встретил беспросветной серостью и ветром, пронизывающим до самых костей. Все эти дни стояла мрачная погода, сквозь грязно-серые облака не пробивалось ни единого луча солнца, постоянно пробрасывал мелкий противный снег не снег. Складывалось ощущение, что если бы на дворе было бы лето, то постоянно накрапывал бы дождь, как в том, далёком 1991 году, в день похорон отца.
 
   Мужчины из похоронной команды действовали умело и профессионально, без лишних движений и суеты. Выставили гроб для прощания, и отошли в сторонку.

   Мама лежала тихо и умиротворённо, мелкие снежинки падали на лицо и не таяли. Казалось, что даже ветер немного утих в минуту прощания.

  - Боже! Да почему?! Зачем?! - кричало сердце.
 
  - Да как же так?! Ну почему так рано?! – вторила душа.
 
  Глаза застилала сплошная пелена слез, которые просто катились градом, и вытирать их было бесполезно, они просто лились и всё.
 
  Они лились, когда надо было забирать вещи из больницы, они лились, когда надо было провести опознание в морге, они лились при выносе тела, они лились при воспоминании о последней встрече, чуть более трёх недель назад.
 
  От невыносимости осознания потери, хотелось, чтобы все поскорее завершилось, но прощание показалось вечностью. Все было как в замедленной киносъёмке. Медленно, очень медленно закрыли гроб. Также мучительно медленно погрузили в могилу и начали закапывать. Но это так только казалось, это просто сознание замедлило время, чтобы ещё раз, последний раз побыть с мамой рядом.
Только после броска кома земли в могилу, отозвавшегося глухим стуком о крышку гроба, пришло понимание, что мама ушла. Ушла навсегда!

  Я уже никогда в жизни не услышу её коронное выражение: «Ваньша, привет!». Я уже никогда не услышу, как она поёт, а она очень любила петь. Я уже никогда не почувствую её тёплых рук. Я никогда больше не увижу её глаз, тёмных, маслянистых глаз, порою строгих, а порою и искрящих радостью. Я больше никогда не смогу её обнять. Мы теперь больше никогда не сможем сесть на кухне и мне некому пожаловаться на судьбу и жизнь. Всё!
 
  От осознания всего этого душа в клочья! Ты пытаешься заглушить боль, но не чувствуешь вкуса водки и не пьянеешь. Ты пытаешься собраться, продолжать жить дальше, но руки опускаются и пропадает всякое желание, потому что теперь некому похвастаться своими успехами и никто, кроме твоей матери, не порадуется за тебя.
Остались только воспоминания, её улыбка и характер, её характер, генетически унаследованный мною практически полностью. Нам трудно было ужиться вместе, эмоции зачастую зашкаливали.

  У нас никогда не было простых отношений, мы часто ссорились и не понимали друг друга, но мы были родными людьми и находили способ вернуть общение.
 
  В памяти молодая ещё мама, с отцом и нами на пикнике, летом на острове Татышева, счастливо заливается от хохота, когда наш домашний кот от страха запрыгнул на спину Максиму и не хотел с него слазить. До конца моих дней останутся в памяти наши с ней прогулки по Невскому проспекту, в парке Победы в Ленинграде, кафе - мороженое на Лиговском, где подавали её любимое кофе глясе и мороженое с шампанским. Никогда не забуду субботних её пирогов с капустой и вареньем и фирменного её торта Наполеон, который она мне пекла до тех пор, пока слушались руки. Навеки запомню момент нашей встречи, после первого флотского года службы, когда её было не остановить от объятий и поцелуев и последний прощальный взгляд при расставании в январе 2025 года, как тогда мне казалось не навсегда.
 
  Теперь это всё ушло, с последним вздохом матери, в 9.15 утра 2 февраля 2025 года.

  Прости мама за всё и прощай!