Глава третья

Иван очнулся, когда сумерки застелили землю. Облака над головой окрасились в медовые оттенки, над озером легкой дымкой плыл туман. Русалок не слышно, не видно. Затаились после истории с девчонкой. Только лягушки оглушительно квакали и рядом звенели комары.

Иван присел на влажную траву и осмотрелся по сторонам. Поежился. От тумана тянуло сыростью и холодом. Кожа мгновенно покрылась мурашками, да и рубаха не успела толком высохнуть.

Лес вдали казался мрачным и не хотелось туда возвращаться, но его бабка, наверняка, сходила с ума от беспокойства. Обычно Иван возвращался задолго до темноты, потому что не любил ее. Даже ненавидел.

Голова гудела. Он так и не понял, что с ним произошло. Вроде эти странности начались сразу после того, как Иван поднял оберег. И сейчас деревянный кругляш лежал рядом.

- Что в тебе такого особенного? – произнес Иван. Брать в руки чужой оберег не хотелось, но голос приказал оставить его у себя.

Чей это голос? Кому потребовалась безделушка? Разве она имеет ценность?

Он взъерошил светлую копну волос и со вздохом поднялся. Пора домой.

Дорога до лесной избушки не занимала много времени. Всего лишь нужно было идти постоянно прямо, по тропинке вдоль поля. Потом она немного петляла и приводила к подлеску с редкими деревцами и кустарниками можжевельника.

Идти там было не так страшно. Уходящее солнце просачивалось лучами между тонких стволов юных елей, указывало путь, разгоняло диких животных, которые готовились к охоте и выжидали наступления ночи. Весело щебетали птицы, они перескакивали с ветки на ветку, с интересом поглядывая на путника.

Под ногами попадались кустики с земляникой. Иван собирал ягоды горстями и сразу закидывал в рот. Есть жуть как хотелось. Он представлял, как дома его ждет горячая каша и теплый душистый хлеб.

От привкуса земляники было сладко. Тревога постепенно уходила, всё произошедшее казалось жутким сном, не более.

- Может, правда, приснилось, - успокоил сам себя Иван, поднимая вверх мохнатую еловую лапу и забираясь под нее.

Дальше начинался лес. Тихий, угрюмый, неприветливый. Света стало меньше, воздух был прохладнее и внешние звуки, что радостно звучали и переливались в подлеске, словно ушли под мох. Осталась тягучая тишина и гулкое эхо, от которого приходилось каждый раз вздрагивать.

Здесь Иван чувствовал себя беззащитным. Теперь он на виду перед зверями и прочей нечистью.

Тропка исчезла под засохшими иголками, но Иван отлично знал дорогу и не боялся заплутать. Он боялся лишь наступления позднего вечера. В лес он приходил внезапно, раньше и безжалостно накрывал своим темным покрывалом.

Где-то заухала сова, зашуршала крыльями, потом ей отозвалась кукушка. Иван поежился и ускорил шаг.

За кустами дикой малины выглянула серенькая избушка. Из трубы шел дымок. В крошечном мутном окошке Иван заприметил свет лучины и лицо бабки Пелагеи. Иван помахал ей и побежал.

- Что ж ты так долго, внучок? – спросила Пелагея.

Она была низенькая, сухонькая, похожая на трухлявый пень. Старая понёва заляпана пятнами, из-под косынки выбились седые волосы. Ну вылитая Яга. Иван усмехнулся своим мыслям. Ему стало хорошо и спокойно, стоило только переступить порог дома.
 
- С русалками заболтался, - ответил он, садясь за стол.

От печки шел жар, за заслонкой плескался огонь.

- Я тебя просила дербенника нарвать, - напомнила старушка.

- Прости, бабушка, я совсем забыл. Там на озере такое приключилось, что твой дербенник из головы вылетел, - попытался оправдаться Иван.

Старушка стояла у печки и замахнулась на внука большой ложкой.

- Голова у тебя дырявая, внучок, как сито. Что туда не положишь, всё через дырки утечет, - недовольно фыркнула она. – Как я людям-то помогать буду? Они ко мне табунами ходят чуть ли каждый день. Все запасы перевела на этих межеумков.

Юноша понял, что бабка будет ворчать целый вечер. Наверное, стоило поведать ей про оберег, но что-то останавливало его. Иван боялся, что это нечто могло повредить Пелагее. И так без матери в раннем детстве остался, а без бабки кому он будет нужен.

- Лучше за водой сходи, - велела Пелагея и, пыхтя, достала черный горшок с ужином.

Иван посмотрел в окно. На лес опустилась тьма – густая, непроглядная, как смола.
 
- Чего ж ты раньше не сказала? Сейчас на дворе хоть глаз коли, - возмутился он.

Пелагея была глуховата, поэтому, не услышав возмущения внука, молча загремела ведром.

- Иди к роднику сходи, а я пока на стол накрою. Да не бойся ты, Ванюшка, не съест тебя никто. Ты же колдун. Заговор зачитаешь и пройдет лихо стороной.

- Прям-таки и пройдет, - буркнул Иван, забирая деревянное ведро с ушками.

Он вышел за дверь и утонул во мраке. Сначала глаза ничего не различали, словно парня засунули в бочку и заколотили ее.

Где-то вдалеке завыли то ли звери, то ли духи. Мороз пробежал по коже. Иван даже подумал вернуться назад в избу, а Пелагее пообещать сходить за водой на рассвете. Да только станет она его слушать.

- Я колдун, - неуверенно произнес Иван. – Меня бояться навьи твари и животные.

Каждый раз, находясь в темноте, Иван вспоминал одно – гибель своей матери и испуганного мальчишку - себя.

Мать тоже была колдуньей. Они жили в этой же избушке вместе с Пелагеей еще тогда.
 
Месяц был просинец. Морозы выдались крепкими, что даже печка не могла прогреть их дом. Снег валил и днем, и ночью. Иногда, чтобы открыть дверь, Пелагея и Полынь наваливались на нее вдвоем и толкали, что было сил, а после, с помощью ворожбы, топили сугробы и расчищали дорожку.

Полынь часто уходила куда-то по своим колдовским делам: то в деревню, то на капища, то в соседние города. Она зарабатывала на существование целительством и простенькими гаданиями.

Зима время тяжелое, голодное. Не всегда получалось добыть еду за ворожбу, порой люди прогоняли колдунью, потому что самим есть было нечего.

Иван не знал зачем смерть пришла за его матерью. Пелагея поведала ему вкратце, что ее забрали злые боги, потому что та не выполнила условия договора. Бабка вещала об этом сухо, скупо цедила слова, боясь выдать чего-нибудь лишнего, оберегая внука от беды.

Иван вспоминал тот вечер отрывками. Они вспыхивали ярко, как будто их выхватывал огонь памяти. И эти воспоминания были настолько ужасными, что заставляли неметь.
Полынь собирала в котомку еду, травы, завернутые в тряпицы, гребешок и заговоренную, для отвода беды, куколку.

Иван как сейчас помнил ее светлые волнистые волосы, разбросанные по плечам, застиранную, с цветными заплатками, рубаху да простенький сарафан. Она весело улыбалась, рассказывала что-то маленькому Ване и гладила по вихрастой макушке.
 
Мальчик не хотел, чтобы мать уходила. Прижимался всё к ней и чувствовал знакомые запахи зверобоя и крапивы.

- Мы скоро увидимся, - обещала она, пряча волосы под платок и накидывая на плечи тулуп.

- Можно я тебя провожу, - просил Иван.

Полынь упорно не разрешала, отговаривалась, что на дворе темно, волки повсюду. Она никогда не отпускала его одного, даже не разрешала провожать, если рядом не было Пелагеи.

Иван сделал вид, что сдался, поверил уговорам матери, но стоило ей выйти за порог, как он выскочил следом, прячась за высокими сугробами.
 
Полынь быстро шла по снегу, не оглядываясь назад. Вечер был настолько холодным, что у мальчика моментально замерзли щеки и нос. Пока он их растирал варежками, мать исчезла из виду. Он кинулся за ней, выдыхая белое облачко пара изо рта.

Снег звонко скрипел под валенками, наверняка, привлекая духов, от которых мальчика так старательно берегли. Иван вышел за калитку, оглядываясь по сторонам, гадая в какую сторону могла пойти Полынь. Следов не было видно. Мать их замела ворожбой.

Он хотел выкрикнуть ее имя, и оно вот-вот готово было сорваться с губ, как в правой части леса раздался душераздирающий вопль. Это точно была матушка.

Иван, не думая, рванул к темной границе леса. Крик продолжал рвать зимние сумерки на части, тревожа всех вокруг.

Чем дальше мальчик пробирался в лесную глушь, тем четче слышал завывания. Нет, не ветра, не волков. Что-то неживое выло, заставляя волосы вставать дыбом, биться сердце чаще от страха. По снегу метались бесформенные тени. И выли, выли, поднимая вьюгу.

Иван прикрыл лицо руками, пряча глаза от колких снежинок, чтобы знать куда он идет. Старался не струсить и помочь матери. Но то, что мальчик увидел, заставило его застыть на месте, затаить дыхание.

На заснеженной лесной опушке лежали ошметки человеческой плоти. Снег таял под лужами еще горячей крови, от которой поднимался пар. Красные брызги так ярко выделялись на снегу, как маки, распустившиеся в середине зимы. Где-то в сторонке валялась рука, с обвисшими кусочками кожи, белели кости. В другой стороне Иван заметил оторванную ногу, на которой все еще торчал серый валенок.

Мальчик поднял глаза и встретился с чужими глазами, точнее с глазом на пол лица – злым, желтым, с кошачьим зрачком. Нечто было с зеленоватой грубой кожей, с тонкими черными волосами, болтавшимися, как грязные лоскуты, до плеч. Длинные пальцы с когтями рвали живот Полыни, и это нечто вытаскивало нутро и жевало его, чавкая, урча. Из длинного рта текла струйкой кровь, острые зубы обнажились в оскале.

Нечто застрекотало и на глазах у Ивана равнодушно оторвало голову матери. Мальчик слышал, как рвутся связки, ломается шея. Его вырвало. Он упал на колени, захрипел.

Существо отбросило голову прочь, и она подкатилась совсем близко к мальчику. Иван готов был завизжать от ужаса, но голос пропал. Он прижался спиной к стволу ели, глядя на широко распахнутые стеклянные глаза Полыни, на ее открытый рот с вывалившимся языком. Когда-то белые волосы, теперь торчали кровавым мочалом.

Нечто закончило трапезничать женщиной и видимо захотело перекусить еще ребенком. Оно, переставляя широкие ступни с когтями и припадая на передние конечности, двинулось к мальчику. Иван пытался позвать на помощь, но из горла вырывались лишь облачка пара и хрипы. Ветер донес до Ивана смрад, исходивший из пасти твари. Огромный кошачий глаз внимательно следил за ним, за своей жертвой и, когда оно готово было наброситься и растерзать, вспыхнул огонь.

Чудовище заверещало, запрыгало. Запахло паленым мясом, и Ивана снова стошнило. От пережитого страха, он завалился на снег. Последнее, что мелькнуло перед глазами - высокая мужская фигура. На руках мужчины плясало пламя. Где-то рядом заржал конь. Крики, визги, гомон – всё смешалось. Сознание помутнело, и Иван как будто упал в черную пропасть.

Очнулся он в своей избе на лавке. Рядом сидела обеспокоенная Пелагея и держала в руках плошку с отваром, который пах так знакомо и приятно, после той вони от жуткого существа.

Может, это вовсе был сон?

Иван посмотрел на бабку и всё понял. Матери больше нет. Ужас произошедшего сковал мальчонку. Стало холодно, одиноко. Он не хотел кукситься, но из глаз потекли непрошенные слезы. Пелагея крепко обняла внука и пообещала беречь его.

Ту тварь, что напала на Полынь, называли в народе Лихо. Его отправляли охотиться за жертвой, которая нарушила договор. Видимо мать Ивана, что-то задолжала кому-то, за то и поплатилась. Только кто спас его тогда? Он был уверен, что мужчина являлся чародеем. Огненным чародеем.

Иван отогнал ворох воспоминаний и отправился к роднику. Калитка со скрипом выпустила его к лесу. Парень остановился и посмотрел на верхушки елей. Казалось, что они упирались в небо, на котором начинали загораться первые звезды.

За деревьями начиналась тьма. Иван понимал, что ничего страшного не произойдет, он много раз ходил на родник, мог найти его даже с закрытыми глазами, но внутренние страхи сковывали тело. Казалось, что Лихо где-то затаилось и ждет Ивана.

Он потоптался еще немного на одном месте, выдохнул и шагнул во мрак.

Лес жил своей жизнью. Стрекотали сверчки, где-то стучал дятел, за валежником скрипел леший. Иван видел, как он сверкнул глазами и отвернулся.

Из-за куста черники высунулся мелкий дух – моховик. Зеленые светляки окружили его, осели на листочки, покрытые росой. Иван пригрозил ему пальцем, иначе моховик может пошутить и сменить тропки, заставив бродить хоть всю ночь между трех сосен.
 
Иван услышал журчание родника. Он осторожно спустился в низину, к камням. Нащупал рукой прохладную воду и подставил под тонкую струю ведро, а сам сел рядом.

Над головой появился месяц, окруженный звездами. Иван перестал бояться приближающейся ночи. Хотелось просто плотно поесть и задремать на лавке до утра, а завтра он пойдет нарвет дербенника и угомонит ворчливую Пелагею.

Воды набралось достаточно. Иван перехватил тонкую ручку ведра и хотел было поворачивать домой, как внезапная боль охватила всё тело. Ведро ухнуло под ноги, расплескав студеную воду.

Перед глазами Ивана появилась статная женщина в красном, в богато украшенных одеяниях. Она была прекрасной, но в то же время холодной, неживой, будто не из этого мира. Синие глаза не выдавали эмоций, губы растянулись в неестественной улыбке.

- Здравствуй, молодец, - произнесла женщина. В руках она держала клубок с нитками. Он был зеленым, цвета мха или еловой хвои.

Иван не мог ей ответить. Странная женщина захватила чужое тело и волю, и он понял по наитию, что клубок — это его жизнь. Значит, перед ним стояла богиня судеб – Мокошь.

- Я хочу сделать тебя своим помощником, смертный мальчик, - сказала она, шагая к нему. – Помнишь оберег на берегу озера? Его потеряла девчонка.
 
Иван кивнул.

- Так вот, этот оберег защищал ее от проклятия. Моего проклятия, - поправилась холодная красавица. – Ее самоуверенный отец хотел перепутать мои нити и на какое-то время ему это удалось. Магия оберега особенная, сотканная самим Мороком.
Навьим богам удалось не только приостановить проклятие, но и скрыть от меня девчонку.

Было заметно, что Мокошь злилась. Она нервно шагала из стороны в сторону, сминала парчовую ткань своего платья.

— Это просто удача, что девчонка потеряла оберег и спасибо тебе, Иван, что нашел его, - женщина сменила гнев на милость.

- Рад служить тебе, богиня, - ровным тоном ответил юноша.

 В голове у него проносились вопросы зачем он это делает.

Макошь приблизилась к нему и похлопала по щеке, как верного пса.

- Я знала, что на тебя можно положиться, мой смертный мальчик, - нарочито ласково сказала она. – Теперь слушай меня, Иван. К концу следующей седмицы наступит полнолуние, старшая княжеская дочь обернется медведицей. Это вызовет смуту. Особенно, будет удивлен ее женишок.

Мокошь усмехнулась своим мыслям, ее глаза вспыхнули радостью мести.

- Что нужно будет сделать, богиня? – спросил Иван.

- Самую малость, - улыбаясь, произнесла она. – Нужно будет найти испуганную княжескую дочку в лесу. Скажешь ей, что знаешь, как избавиться от проклятия. Стань для нее другом, пусть она безоговорочно доверится тебе, а потом я расскажу, что делать дальше.

Мокошь взмахнула рукой и растаяла в воздухе. Только яркие искры, осевшие на землю, напоминали о появление богини.

Иван тряхнул головой, словно пробудился от тяжелого сна.

- А что, если я не стану выполнять твои указания? – прокричал он в темноту.

Тело снова пронзила острая боль, от чего парень согнулся пополам.

«Тогда ты умрешь!» - откликнулся ледяной голос.


Рада стояла в лесу. Ночь. Она в одной ночной рубахе, босая. Под ногами наледь, припорошенная, как мукой, снегом. Деревья черными кольями возвышались над головой, и дул ветер. Он пронзительно холодный, царапал кожу ледяной крошкой, бросал распущенные волосы в лицо.

Рада обняла себя руками, было зябко. Она не знала куда идти, поэтому топталась на месте.

Вдруг где-то недалеко треснула ветка, захрустели замерзшие листья. Кто-то шел по лесу – спокойно, уверенно, как будто находился у себя дома.

Рада испугалась и спряталась за шершавый ствол сосны. Сомнительное место для укрытия, но это был сосновый бор и здесь не спрячешься, почти весь на виду.
 
Рядом с валежником остановился мужчина в медвежьей шкуре. В его руках Рада заметила небольшую корзину. Обычно Аленка брала похожую плетенку, когда шла по грибы в конце лета.

Мужчина обогнул поваленную сосну и бережно опустил корзину на землю. В ней кто-то пищал, словно котёнок. На лице у мужчины Рада заметила улыбку. На них с Забавой так смотрел отец – князь Володар. Когда они были маленькими, он любил играть с ними, и на его губах светилась похожая улыбка и глаза были также полны любви.
Значит, в корзине находился ребенок.

- Все будет хорошо, девочка, - услышала Рада слова незнакомца. Они эхом разлетелись по лесу. – Не обидит тебя богиня судьбы, пока ты носишь этот оберег. Я постарался отвести проклятье, спрятать твою суть с помощью него.

Он достал из-за пазухи что-то круглое на шнурке и положил в корзинку к ребенку.

- Надеюсь, твоя жизнь сложится ладно, гладко. Извини, что не могу забрать тебя с собой. Не думаю, что Вий обрадуется младенцу, да и тебе, девчушка, не понравится Навь. Я уверен, - мужчина усмехнулся и погладил пищащий кулёк.

У Рады заныло сердце от жалости и к брошенной девочке, и к мужчине. Она хотела показаться незнакомцу, попросить забрать ребенка с собой в терем. Пообещать ему защиту, но тут случилось невероятное.

- Прощай, дочка. Скоро тебя найдут добрые люди. Не бойся. Моя лесная свита тебя сбережет от злых духов и голодных зверей. - Мужчина громко хлопнул в ладоши и тут же поднялся гвалт, закружил ветер вперемешку с листьями и снегом.

Рада увидела лесных дев – черноволосых, с зеленоватой кожей, глаза у них горели ярким зеленым огнем в темноте. Они выходили из оврагов, из буреломов, отделялись, как тени, от стволов деревьев. Шли они плавно, словно летели над землей.

Показались любопытные звери и птицы – лисы, зайцы, белки, совы да мелкие синицы. Они окружили корзину с девочкой, осторожно принюхивались к ней, осматривали.

Лесавки низко поклонились мужчине.

- Постерегите дитя до утра, - приказал он. – Это моя дочь. Не дайте ее в обиду злым духам и зверям.

Лесавки послушно сели вокруг ребенка. Одна из них затянула песню – тягучую, жалобную, похожую на зимний ветер. Песня, словно сосновыми иголками, впивалась в сердце.

Незнакомец завернулся в медвежью шкуру, опустился на землю, как будто хотел лечь спать, и, о чудо, превратился в огромного бурого медведя. Он грозно зарычал, тряхнул головой и лениво побрел в противоположную сторону, ломая впереди себя сухие ветки валежника.

Рада проснулась. Она не сразу поняла, что спит в своей кровати, что за окном давно рассвело. Солнечный свет лился в ложницу, как молоко, прогоняя тревожный сон.

Рада все еще ощущала лесной холод, слышала тоскливую песню лесавок и перед глазами продолжал стоять большой медведь. Она привычным движением хотела погладить теплый оберег, но пальцы коснулись только кожи.

- Что за странный сон нынче приснился? – задумалась Рада.
 
Он все никак не отступал, казался настоящим, словно это не сон вовсе, а отрывок чей-то жизни.

В дверь постучали и не дождавшись ответа, в горницу влетела Аленка. Глаза ее блестели, щеки раскраснелись. Она, видно, бежала сюда со всех ног, так как не могла толком отдышаться и вымолвить хоть слово.

- Случилось что? – взволнованно спросила Рада, подбегая к служанке.

- Конечно, княжна! – выпалила Аленка. – Корабли причалили из Заволчья. Скоро княжич будет здесь.

Из-за недавних событий, связанных с русалками, пареньком из леса, потерей оберега, заставили совсем забыть о сватовстве. Да и странные сны стали преследовать княжну чуть ли не каждую ночь.

 Ей казалось, что до приезда людей из Заволчья целая вечность. Казалось, что князь просто пошутил и никакой Белослав не будет просить ее руки. Получается, скоро девичеству придет конец?

- Ох, я и забыла о нем, - сказала девушка, падая обратно на перину. – Давай ты скажешь, что я больна. Заразна.

Аленка уже рылась в сундуке, выбирая наряд для смотрин.

- Нет, княжна, такой шанс нельзя упускать. Сам княжич из Заволчья свататься надумал. Ни одна девушка таким женихом похвастаться не может, - тараторила служанка, расправляя складки на зеленом, с золотыми узорами, сарафане.

- Что же такого в этом княжиче? Да и Заволчье закрытый город, холодный и чужой, —сказала Рада. – И как замуж без любви выходить?

Аленка положила сарафан на кровать и приняла излюбленную воинственную позу «руки в боки». Хоть и была служанкой, а палец ей в рот не клади, на всё у нее свое мнение.

- Княжна, что вы нос повесили? Нас, дворовых, замуж выдают не спрашивая согласия. Вот тебе муж и живи с ним до смерти. У наших мужиков нрав горяч. Чуть что сразу кулаком уму разуму научат. А вам княжич достался образованный, красивый. Может, и бить не будет вовсе. Стерпится – слюбится.

- Да уж, - только и смогла вымолвить Рада.

Она была наслышана как живут обычные девки. Муж пьет да бьет. Большая удача, если брак заключался по любви, а не по родительскому решению. Получается, мужчиной быть проще. Мужчина всё решает и ему многое дозволено, а жена почти что рабыня.

Под невеселые мысли Рада собиралась на сватовство. Пришла Забава и пыталась развлечь сестру.

- Радка, ну чего ты грустишь? Не на похороны же собираешься.

- Я посмотрю на тебя, когда за тобой свататься придут. Например, кривой и хромой князь заморский, - буркнула Рада.

Сестра рассмеялась.

- Я выйду замуж по любви. Вот увидишь, - заявила она. – Мой муж будет смелым, красивым и богатым.

— Вот ты егоза, - воскликнула Рада и швырнула в Забаву подушкой.

Та, хохоча, увернулась и отступила к окну.

- Ох, - выдохнула она. – Радка, Белослав приехал!

Забава прижала руки к груди и во все глаза смотрела во двор. Рада и сама услышала топот копыт и ржание лошадей, громкие возгласы мужчин, скрип повозки.

Она замерла. В один момент жизнь утекла из девушки. Лицо побледнело, пробил озноб. Рада поднялась и приблизилась к Забаве, осторожно выглядывая из-за ее плеча.

Возле терема толпились дворовые. Они окружили новоприбывших гостей. Кто-то подбежал к повозкам, чтобы разгрузить их, кто-то успокаивал лошадей, чтобы отвезти животных на конюшню.

Князя Белослава Рада узнала сразу. Он выделялся среди своих подданых высоким ростом, широкими плечами. Передние пряди длинных белых волос были собраны на затылке. Одет княжич был во всё черное. На груди у него сверкнула золотая фибула с оскалившимся волком, удерживая дорожный плащ.

Раду волновали глаза. Белые они или нет? 

- Какой он красивый, - выдала Забава. – Настоящий княжич. Дикий волк.

Рада недовольно хмыкнула. Она старалась скрыть неистовое волнение от появления Белослава. Пальцы дрожали, внутри разливалось противное ощущение беспомощности и страха. Рада мечтала удрать в лес, лишь бы не встречаться с волчьим князем.

- Может, сама выйдешь за него замуж? – предложила девушка сестре.

- Батюшка не разрешит, - ответила Забава. – Тебя обещали. Но я надеюсь, что у Белослава есть братец.

- Тебе он правда понравился? – удивилась Рада. – У него же глаза пустые и белые.
Забава снова посмотрела в окно.

- Скоро мы это узнаем.