Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 4. Гл 32

Глава 32. Весточка от Петровича.



                А прежде, чем задуть огонь, да собраться ночевать, вспомнилось вдруг, как увозил меня однажды Владимир Иванович на своих аэросанях на дальний кордон, где имелась законсервированная метеостанция, и где я прожил почти до самого лета. До той поры, пока не прибыла семья метеорологов, я также, как и сейчас, весело с Альфой коротал время, и занимался всякими никчемными делишками. Тогда не вышел из меня смотритель за приборами, а теперь и вовсе, а посему, скорее всего, и на этот раз придется освобождать обжитой угол, да строить маршрут куда ещё. И, пожалуй, что денька через три и начну собирать вещички, да кроить удобные под Алтая сани. А в его такой сноровке и не сомневался: ещё Юрка цеплялся к нему, и он тащился, упираясь в угоду своего хозяина и товарища.  Выходит, что мысли этакие явились не сами по себе, а на всякий случай, ведь мало ли как всё повернется, и чтобы потом не мелькать перед новыми жильцами, то уж лучше заранее и подсобраться.
                Хождение за реку через обновленный мосток вышло у нас на загляденье! Альма прыжками удрала сразу на ту сторону, а Алтай, обнюхав новообразовавшиеся конструкции, надумал тут же прыгануть на лед, да следовать за нами по более подходящей основе.  Так мы и перебрались потихоньку: я первым, посвистывая товарищам, следом, очарованная новыми веяниями, Альма, и последним - скребущийся от реки вверх наш охотник и добытчик. Тропа к захоронению выглядела утоптанной и исхоженной всяким зверьем, да еще дождем прибило к камням остатки залежалого снега, а по всему такому раскладу двигаться нам предстояло в полном удовольствии и согласии с природой. Два не очень глубоких спуска, один выход в крутую гору с густым кедрачом, и еле заметный в расщелине замерзший ручей – это были почти все прелести, сопутствующие нашему путешествию, и, казалось, что мои четвероногие товарищи по полной получают то, на что я рассчитывал! Но Алтай, убегавшись, уже заглядывался в обратную сторону, а Альма терялась впереди, и своим частым лаем старалась подгонять нас двигаться за ней вослед.   

                Холм из камней располагался на ровной и открытой площадке. При последнем своем хождении сюда я вырубил вокруг кустарник и почистил прилегающую территорию от валежника, да всякого другого лесного мусора в надежде, что кому-нибудь еще представится возможность созерцать искусственное творение в этой таежной глуши. Белый камень, на который летом прикрутили проволокой Татьянину табличку, за полгода утратил свой былой вид, и теперь казался мне обычным и серым гранитом. Ну ничего, скоро летние дождевые потоки обмоют его поверхность, и он вновь заблестит, как в первую нашу с ним встречу на речном берегу. Камень оставлю, где лежит сейчас, а вот обрамление ему, выходит, что ни к чему, и когда двигал сюда, то и размышлял, что откручу, да закину куда подальше, но в эту минуту решение на то совсем улетучилось. Горшок с Петровичем заложен у изголовья предполагаемой могилы, и что же он будет тут лежать один, да скучать? Пусть уж и эти, золотом выведенные инициалы, покоятся рядышком с ним, и устрою их так, что при случае никто и не углядит. Это станет по-божески для Петровича. А вдруг он сидит сейчас вот на этом камне, пялится на гостей, и лазает по моим мыслям?
                На обратном пути, прямо у сходни с моста, примотал горбылину с табличкой, которую еще третьего дня вытесал из кругляка, выгладил острым лезвием, а раскаленным гвоздем выжег неброское повествование: «К Петровичу». И изобразил вдобавок ко всему рядышком стрелу. Вряд ли еще вернусь сюда в ближайшее время, а скорее всего – уже никогда. Нет больше надобности ходить в эту сторону, пусть лесные духи хранят покой однажды пришедшего в их владения человека, да так и задержавшегося здесь навечно. Вот и друг его сердечный, Владимир Иванович, вряд ли сюда ещё заявится, чтобы поговорить по душам за Татьяну, да порассказать, как она все эти годы проживала одна, в уединении, вдали от законного мужа и детей. Ну, дела, что-то я раздумался враз за всех героев этого местечка, видать, что накипело в душе, и пора бы сбросить с себя эти уже бесплотные думы, да кроить себе новый путь куда подальше отсюда.

                Сегодня заканчивалась неделя, как случился последний ко мне звонок, и почти весь вечер я просидел у раскаленной печи, все подкидывая и подсовывая в нее короткие поленья. Неужто надумал нагреться напоследок, - уж в который раз посещала меня эта удивительная мыслишка, а руки продолжали совершать свои членодвижения, то открывая дверцу, то закрывая, то подкладывая в кастрюлю кусок льда, то сливая кипяток в деревянную бочку.  К оной приставил Юркин табурет, и уже пару раз поднимался на него и заглядывал во внутрь – доколе еще то?  С ведерко, и хватит, а то в самый первый раз после болячек чуть переборщил, и вода поливала через край. Вот бы только дождаться обещанного звонка, да уж потом и нырять, но что-то, видать, не складывалось у служивых людей, а может и сигнал не может пробиться ко мне через бескрайние пространства. Завтра, поутру, если все так и сложится, как наметил за ушедшие дни, то и буду прощаться с этой обжитой территорией, ибо дожидаться прихода сюда нового люда не было ни желания, ни возможностей.
                Звонок случился почти вовремя, согласно всем моим раскладам, и поневоле пришлось ухмыльнуться в бороду и вспомнить провидение, которое однажды выбросило меня на песчаный берег большой реки. Я не стал задерживать доброго служивого человека, и поднял трубку:
                - Да, на связи.
                - Вот и хорошо, что на связи, - как будто бы там услышали мое настроение, и поддержали начинание к разговору:
                - Вы ведь Егор Семенович?
                - Ну да.
                - Сейчас, минутку, поставлю отметку в журнале.
                - А Игоря нет рядом?
                - Нет, заболел, я на смене. Как у Вас дела? Есть какие проблемы?
                - Уже нет ни одной, - я продолжал гнуть свою меланхолию.
                - Так и запишем!
                - А скоро сюда прилетят?
                - Кто? Зачем?
                - Погодники, ставить свою станцию здесь.
                - С чего Вы взяли?
                - Игорь сказал.
                - А-а-а, ну балабол, опять напутал. Какой дурак к вам сунется в такую Тмутаракань, мы у себя то не справляемся, хватит нам и одной Ванаварской.
                - Ну-да, ну-да, - только и осталось мне ответить так на известие, а после уж дослушать до конца:
                - Конец связи! Следующая через месяц! Не скучайте там!
               
                Да уж, скучать мне сегодня точно не придется, и, пожалуй, что есть на то причина. Я облокотился на стол, и прикрыл глаза: выходит, что Петрович на небесах вступился за меня, накатал на людишек протекцию, и теперь радуется там, да потирает от удовольствия руки. А другим макаром я не в состоянии был объяснить случившееся, да и как не помянуть сегодня после купания своего ангела-хранителя, ибо две бутыли с иностранным самогоном еще припрятаны, а последняя банка с красной рыбой не так уж далеко и находится в подсобранном рюкзаке. Но сначала соберу к столу собак и накормлю их досыта, а потом залезу им на зависть в бочку с горячей мыльной водицей, окунусь, попарюсь, выскочу голяком, хватану стаканчик, и обратно. И так еще пять раз бы! Ну, дела, надо всю эту вакханалию завтра с утра как следует обдумать, если не во хмеле буду, да сходить с бутылочкой к Петровичу за разговором…