Triangles, глава 1, часть 14

В своем трехместном брезентовом доме девушки одним спальным мешком утеплили дно палатки, а вторым укрылись, достав из рюкзаков и надев на себя все теплое.

- Я чувствую себя героиней твоей, Анька, истории про стариков под двойным одеялом, - сказала Инесса. - Надеюсь, что вместе мы не окочуримся от холода. На Ирку вся надежда. Я прямо физически ощущаю исходящий от нее жар.

- Этот жар - от горячего азербайджанского парня, - пошутила Аня.

- Так, хватит прикалываться, - засмеялась Ирина, лежавшая между Инессой и Анной. – И предупреждаю, чур ко мне не прижиматься, если под утро начнете мерзнуть. Имейте ввиду, я традиционна до мозга копчика, могу во сне и лягнуть.

- До мозга костей, - поправила ее Инесса.

- Нет, именно до мозга копчика, - решительно не согласилась Ирина. - Потому что все части тела, что ниже копчика, даже кости, мозги не используют. Это я знаю по личному опыту.

Несмотря на усталость, в эту ночь Анна практически не спала. Пульс отбивал чечетку в бешеном ритме. Слетевшее с катушек воображение оживляло самые болезненные и самые сладостные воспоминания. Шеф-повар по имени грех – большой мастак находить баланс кислого и сладкого для каждого из своих блюд. И прямо сейчас, в палатке в горах, он начинал готовить одно из них для девушки, уткнувшейся носом в брезент и как можно дальше отодвинувшейся от подруги - той, от близости которой она дрожала всем телом.

До десятого класса у Анны еще не было никакого осознания своей особенности. Какой-то внутренний тумблер, высветивший проблему, щелкнул неожиданно, как неожиданно появляется радуга во время дождя. Однажды она прибежала домой на переменке после третьего урока, чтобы взять забытую тетрадь с домашкой. Открыла своим ключом дверь, услышала, что в ванной шумит вода и сразу устремилась в комнату, которую делила со старшим братом, студентом-физиком второго курса университета. Комнатка была не ахти какая, как и во всех хрущевках. В ней едва умещались две кровати, письменный стол для занятий и темный полированный шкаф. Другую комнату занимали родители, так что иметь свою персональную жилплощадь ни ей, ни брату не полагалось.

Распахнув дверь, девочка сделала пару шагов и замерла. Брутальный качок с плаката на белой двери из ДВП, похоже, смотрел туда же, что и она. «Предатель, - мелькнуло у нее в голове».

На Аниной кровати лежала пышногрудая блондинка. Ее лицо было обращено в сторону зашторенного окна, а нижнюю часть обнаженного тела прикрывала махровая простыня. Услышав шаги за спиной, гостья размашистым движением руки, словно говоря «кушать подано», сначала сдернула простыню и только потом повернулась в сторону двери. Наверняка, она ожидала увидеть не худенькую школьницу, а ее долговязого брата-вундеркинда, что уговорил сбежать с физкультуры, пообещав решить контрольную по матанализу на следующей паре. Сейчас он стоял в ванной под душевым дождиком и с выражением декламировал стихи: «Я любил тебя всю, твои губы и руки – раздельно…». Стихи были его фишкой в близком общении с девушками, и редкая из них оставалась безучастна. Манера его чтения – тихая, с придыханием, когда он сидел напротив и смотрел на губы своей избранницы, - приводила ту сначала в замешательство, - и тогда ее губы слегка подрагивали. Потом она начинала их сжимать, как перед зеркалом, - и тогда он понимал, что прием работает, девушка хочет ему понравиться. И, наконец, она слегка приоткрывала рот, словно от восхищения, что было сигналом к началу решительных действий.

Поначалу смутившись, гостья быстро справилась с растерянностью и решила, что ничего особенного не происходит, а единственное, что неплохо бы исправить в этой ситуации – так это спрятать под простыней ноги, хотя бы по щиколотки, поскольку она не успела сделать педикюр. Лишь неухоженные ногти, по ее мнению, следовало скрывать от посторонних глаз - все остальное было безупречным.

Покрытая ровным загаром, она напоминала пухлый пирожок с пылу-жару, доведенный томлением до золотистой корочки. Или девочку из японских мультиков для взрослых – с детским лицом и недетской грудью и бедрами.

- Что глядишь, глазастая? – словно школьная вахтерша, спросила гостья.

- Что лежишь, лежалая? - остроумно отзеркалила Аня.

- Сигарету хочешь, недоросль?

- Желудь дать?

- Так изысканно меня никто еще не называл свиньей, - примирительно ответила девушка. – Забыла что-то или прогуливаешь?

- Реферат по географии.

- А-а-а… Тогда не изучай меня так внимательно, как контурную карту, где ожидаешь в Европе найти Буркина Фасо. Это, к твоему сведению, на черном континенте, то бишь в Африке.

- Ты бы прикрыла свой черный континент, не смущала недоросль.

- Не завидуй, дорастешь и ты, - желая завершить пикировку, сказала крашеная блондинка с детским лицом. Потом крикнула: «Дима, ты скоро?» – и натянула простыню до подбородка.

- А ты что? Стихи братца пробрали? Или контрольная на носу? – с вызовом спросила девочка.

- Милая, я тебя умоляю, ты думаешь, я сама не напишу контрольную? Или в крайнем случае у кого-нибудь другого не спишу? С моими-то способностями!.. Легко. Только интуиция мне подсказывает…

- Что лучше не выпячивать способности, когда и без них есть что выпятить?..

— Вот язва! Ладно, извини, я не хотела тебя обидеть, на самом деле ты прикольная! Хотела бы я иметь такую подругу, с тобой не соскучишься. Кстати, меня зовут Ира.

Слышно было, как брат произнес финальное «А теперь сидишь вот у меня…» и выключил воду.

- Я Аня, и Ане пора. – девочка взяла со стола реферат, бросила укоризненный взгляд на стероидного красавца с плаката и вышла в подъезд.

Позже Аня часто вспоминала, как смотрела на голую гостью, не в силах отвести взгляд от необычного зрелища. Ей никогда прежде не приходилось так близко рассматривать тело зрелой женщины во всей его откровенной красоте, и то, что она почувствовала в этот момент, было шоком - совершенным, парализующим волю, но бесконечно сладостным, дико возбуждающим. Отчетливо помнилось, как в те несколько мгновений, пока она молча разглядывала пышечку, бешено колотилось сердце, а все тело вдруг сделалось мягким, податливым, словно из сладкой ваты, которую медленно погружали в воду, где оно постепенно теряло свою природную упругость, и безвольно растворялось в волнах нарастающего удовольствия, уплывая в какие-то неведомые сферы.

Интересно, были бы у меня те же ощущения, если бы на кровати лежал мускулистый качок с плаката? – думала девочка. Конечно, ей было немного стыдно перед гостьей, которая, как оказалось впоследствии, была классной девчонкой, за свой язвительный тон и за то новое чувство, что накрыло ее, и которое незнакомка, похоже, заметила.

Выйдя в подъезд, Аня села на ступеньки лестницы и не отпускала от себя необычные ощущения. И испытанное минуту назад непреодолимое желание прикоснуться к круглому лицу со взрослыми глазами и детской улыбкой. А затем, чуть касаясь, провести пальцами по губам и гусиной коже на животе. Хотелось взять вишенку от торта, что сиротливо лежала на тарелке под кроватью, и разгладить каждую пупырышку на обнаженном теле студентки.

Эта картина предельно четко отпечаталась в Аниной психике на многие годы, словно переводная картинка на зеркале в коридоре.

Чем больше проходило времени с того эпизода, тем более яркими становились в ее воображении детали внешности утренней незнакомки. Часто, стоя в ванной перед зеркалом, Анна вспоминала ее и мысленно сравнивала с собой. И понимала, что хоть она и женщина, но в ее женском естестве нет той роскоши, что порождает желание обладать. Именно это желание, испытанное утром рядом с «пирожком», вынудило Аню задаться шокирующим вопросом: «Мне что, нравятся девушки?..»