В конце командировки

 

      Взгляд -  в окно. Вечерняя улица, еще не освещённая фонарями, плавно проплывала перед его глазами. Темень наползала, догоняя троллейбус, скрадывала лица прохожих на тротуарах. Обширный город словно замер на минутку, усталый от шумного, многолюдного дня, словно, перед тем как зажечь свои фонари, огни надписей на магазинах, вздохнул, сбрасывая напряжение, скрываясь в сумраке.
      ...В троллейбусе тоже зажгли свет. Он поморщился, привыкая, убрал ногу, закинутую на ногу, выпрямился. Сидел на заднем сиденье, ни о чём будто не думая, спокойный и усталый. Намаялся за день и на работе, и после работы, бегая по кое-каким делам и хотелось ему ехать и ехать и не приезжать. Он лениво рассматривал входящих на остановках, теребил в руках закомпостированный абонемент, превратив его в совершенный бумажный мусор, дырочки от компостера расползлись, ни букв, ни цифр не различить. Пребывая в том же состоянии непробивного покоя, равнодушно ответил контролёру:
      -Знаете, здесь и проверять нечего, я его машинально как-то изорвал.
      Контролёр бросила: 
      - Платите три рубля штрафа, и отошла к другим  пассажирам. Он подумал, что она от него отстала, но, проверив у других, она опять подошла к нему.
      - Ну, что с вами будем делать? - голос у неё был злой, но тоже усталый, он посмотрел на неё и тихим проникновенным и одновременно равнодушным голосом сказал:
      - Будьте великодушны!
      Она моргнула, застыла на две секунды, словно едва успела остановиться перед замеченным в последний миг препятствием, что-то сообразила вдруг.
      - Ещё абонементы есть?
      - Есть, - он протянул ей абонемент. Она пробила и вернула ему.
      На троллейбусной остановке перед гостиницей он немного постоял, раздумывая, идти ли в опостылевший номер или пройтись до кинотеатра, может, фильм подходящий будет. Но всё же пошёл к гостинице, часто останавливаясь, совершенно бессмысленно пытаясь что-то сообразить. Но деловые встречи с их разговорами, намерения на завтрашний день словно ушли в небытие. В номере он совсем сник. Опустился в кресло и, не меняя позы, со спущенной к полу рукой, просидел минут пятнадцать, пока не постучал сосед из номера напротив. Отмечался день рождения соседа. Он подумал немного и согласился составить компанию. Достал из чемодана запасные красивые запонки, гонконговские, купленные за червонец у моряка в Одессе, в подарок соседу.
      В его номере были две незнакомые женщины. Лида и Даша. Сосед, у которого день рождения, носил звучное имя Любомир Болехан.
      Сергей, поклонившись, представился женщинам и, смущённый чуткими, неестественно влажными глазами Даши, неловко сел на стул, задев ногой Дашину ногу в красных чулках. Даша мило улыбнулась на его извинение: «Ничего». А он вдруг опять сник, как у себя в номере. И Дашина улыбка к нему, и глаза её мгновенно стали ему всё равно, ни смущения, ни неловкости. И, отключённый, подумал, что его седалищный нерв находится в непосредственном наикратчайшем контакте с участком мозга, ответственным за покойное состояние человека, и что нужно будет это проверить стоя -  когда возник-нут какие-либо неприятные эмоции, дотронуться до этого места, где, по его разумению, находится тот нерв, рукой. И ещё через полминуты мысленно обругал себя за белиберду, пришедшую в голову: ну, вот, развинтился, что за бред... просто устал и зря сюда приволокся. Но не молчать же.
      - «Триста лет назад, а может даже сто, за одни глаза тебя сожгли б на площади, потому что это колдовство! » слова из песни проговорил, пригнув голову к столу, но явно обращаясь к Даше, и краем глаза видел дрогнувшие Дашины ресницы. Он приподнял голову и сказал опять стихами, но собственными, что было неожиданным и для него:
      - Моргнула, как света луч, как отблеск тайны звёзд зовущих, вдруг зачерпнула и бросила в меня!
      - И это всё мне?!
      - Тебе! - решительно сказал Сергей, налегая на это «тебе», - вчера прочитал в прошлогоднем журнале, что шведы отменили в своём языке обращение на «вы» как недемократичное и говорят всем «ты», независимо от положений в обществе и возрастов, и, прочитав, подумал и осознал, что так действительно, демократично.
      - «Моргнула... и отблеск тайны звёзд зовущих... зачерпнула и бросила...» - если это про меня, то у меня слов нет, как замечательно. И кто же это придумал?!
      - Я придумал! Единственные в моей жизни стихи, что ли, - и действительно удивился, как это он сочинил так сразу. Явно переутомился.
      - Я тоже иногда рифмую. Например: бухгалтер бюстгальтер.
      «Ну даёт, совсем простая», — понравилось Сергею.
      - А что вы ещё умеете? продолжала Даша.
      - Говори мне «ты».
      - Хорошо, - без всякого кокетства сразу согласилась она.
      - Я, в общем-то, ничего и не умею, просто на моём месте так поступил бы каждый, красноречивый взгляд на неё, глаза в глаза.
      - О-хо, - Даша, кажется, смутилась.
      Даша была дамой что надо! Обычно такие вызывали у него состояние безнадёжности, безысходности. Но вдруг сейчас, уже не отключённый - то состояние прошло, заинтересованный, в комнате, где двое на двух, решил, что поухаживает за нею: терять ничего не теряет, а попытки поухаживать не назойливость это будет с его стороны, а вроде так полагается, ведь двое на двух, может, он понравится ей, а не понравится - он сразу это заметит, будет начеку и прекратит свои ухаживания.
      Смотреть на неё было немного неудобно как-то, потому что как ни отворачивал взгляд, как ни пытался смотреть прямо ей в лицо, всё равно натыкался взглядом на её груди и невольно краснел и выдавал себя. Груди были острые, как у совсем молоденькой (может, в лифчике такие?). А соски выпирали так явно, что поневоле было неудобно, то есть она не виновата, что они выпирали, лифчик был затянут нормально, просто соски, наверное, такие длинные, твёрдые и острые были и выпирали бы в любом случае. Сергей подумал, что они и сквозь зимнее толстое пальто, наверное явно заметны.  Бугорки сосков маячили и маячили перед глазами Сергея и начали забивать все другие мысли. Было, может, неприличное что-то в его взглядах, слов но на стриптиз попал, но Даша ничего не замечала будто.
      Любомир Болехан открыл бутылку и разлил по бокалам шампанское.
      Сергей пожелал ему, что всегда желал всем в поздравлениях:
      - Учись! Дерзай! Будь счастлив!
      Болехан поднял руку в пионерском салюте.
      Всегда готов!
      Сергей выпил шампанское и почувствовал, что выпил его с удовольствием. Хватит никнуть! Да, денёк был напряжённый, с шести утра на ногах, но задание выполнил, билет на завтра куплен, отбудет с сознанием выполненного долга.   
Разговор за столом не продолжался. Сергей чуть притомился. Второй раз ругнул себя за согласие на день рождения. Приволочься за Дашей, конечно, не выйдет, с такой красивой завязать сюжет... надо быть министром, наверное. Просто не хотелось отказывать Любомиру. Который раз их командируют из разных городов в одно и то же время, и который раз случайно их номера оказываются рядом...
      Лида внимательно посмотрела на Сергея; со-брала в стопку на столе опустошённые тарелки.
      В открытую форточку влетела муха.
      Лида. Ну! Днём снег уже пускался. Откуда она взялась?
      Даша. Дай журнал, я её прихлопну.
      Болехан. Пусть живёт.
      Лида. Сводку погоды слушала. Сегодня два градуса тепла, ночью до нуля. А в Туркмении двадцать градусов тепла!
       Даша. Жизнь не такой уж и подарок... Мухе не позавидуешь.
       Болехан. Да, до Туркмении ей не долететь.
       Лида. Но до батареи центрального отопления...
       Даша. Всё же я её прихлопну. Весной проснётся, начнёт заразу разносить.
       Лида. Так вот и нужно заразу искоренять, а не мух.
       Даша. Хм...
       Болехан. По своей сути мухи безвредны, они не ведают о том, что разносят.
       Даша. Хватит про мух! Не день рожденья, а сплошное рассужденье. Про мух.
       Скучать не хочу, веселиться хочу! хочу всего!
       Лида. Как в заграничных фильмах?
       Даша. Как у счастливых людей.   
       Лида. Я вообще не приемлю такого понятия: «счастье». Это относительное «Высшее Удовлетворение, полное довольство» - это в толковом словаре пишут про счастье, как его понимать. «Полное довольство» это же абсурд. Не понимаю. Это же - тупик. Это - ни о чём не думать; как муха та: тепло, светло, навозу навалом - полное довольство...
      Даша. О, боже мой! Всё, сейчас я её прихлопну... А впрочем, пусть хоть муха будет счастлива, раз это так просто для неё.
       Сергей. А мне казалось, Даша, что такая красивая женщина, как ты, просто не умеет быть не счастливой, красивые всегда счастливы...
       Лида. Просто красивые - привередливые...
       Даша. Да хватит, хватит уже. Анекдот бы рассказали  какой или случай смешной, Любомир, Сергей!      
      Сергей сходу не сообразил, что бы рассказать посмешнее. Стал рассказывать
вчерашний ерундовый случай в троллейбусе:
      - Еду я вчера в троллейбусе. Передают мне на заднюю площадку абонементы на двадцать копеек. Рядом со мной две молодые дамы стоят, беседуют оживлённо. Я спрашиваю: кто передавал на абонементы? Ещё раз на весь троллейбус - кричу: кто передавал на абонементы. Ноль эмоций. Все молчат. Ну, я немного проехал, моя остановка на очереди, хотел абонементы назад водителю передать, а тут дамы как раз и говорят: что такое, полчаса, наверное, назад передали на абонементы деньги, а абонементы не передают. Пассажиры на меня смотрят: слышали, как я кричал, думают, сейчас отдам. А те две продолжают возмущаться. А я шаг к двери и через минуту вышел. Думаю, не отдам абонементы. Разозлился... уши развесили!.. Как вы считаете, я поступил безнравственно?
       Лида. Во всяком случае, это характеризует вас как человека эмоционального, что не всегда полезно...
       Даша. У-у-у!.. Безнравственно скучать, безнравственно не наслаждаться жизнью... Болехан, рассмеши! Все надежды на тебя!
       Болехан. Реклама духов в Америке: «Если вы нанесёте на себя несколько капель духов нашей фирмы, вас непременно изнасилуют на Пятой авеню».
       Реклама духов действительно разрядила обстановку, развеселила. Даша захлопала в ладоши, закричала:
       - Если меня ещё немножко подогреть!.. Любомир, шампанского!
       Болехан достал из тумбочки ещё бутылку шампанского. Даша выпила два бокала, один за другим. Открыла окно и ходила по комнате, от окна к двери, мурлыкала, себе на уме. Потом вдруг схватила плащ в охапку. «Всё! Идём гулять! Немедленно! Выбрасываемся через окно! Кто со мной  - за мной!» - и стала взбираться на подоконник.
      - Шизофрения косит наши ряды, - сказала Лида.
       Даша стояла на подоконнике с плащом в руках и вдруг, как-то бочком, ухнула вниз.
       Сергей побледнел, кинулся к двери, к окну. Но тут вспомнил: под окном у Любомира на метр вниз находится крыша второй половины корпуса гостиницы, на этаж ниже первой. Сергей вытер о брюки вспотевшие ладони.
       А на подоконник уже карабкалась Лида: «Куда деваться. Она моя лучшая подруга. Я её не оставлю». Болехан набросил куртку и тоже двинулся к окну, обер-нулся к Сергею: «Извини, дорогой, я их пригласил - я за них отвечаю, ключ я взял, дверь захлопнешь». И перемахнул через подоконник. Сергей пожал плечами и пошёл к двери, остановился, пробормотав: «Да что такое?..» Вошёл в свой номер. Сквозняк слизнул со стола какие-то бумаги, и, глядя недоумённо на них, Сергей наклонился за одной, но махнул рукой, взял тужурку и пошёл тоже выбрасываться в окно. Его, кажется, ждали там, внизу. И только на крыше он полностью опомнился: какого дьявола, не зря существует присловье, что кто-то бежит топиться - и другой вслед. А троица блаженно улыбалась и глядела на него.               
     На крыше делать особенно было нечего. Походили, попрыгали, дурачась, и стали спускаться вниз по пожарной  лестнице На земле Даша и Лида не дали передыху. Взяли Болехана и Сергея за руки и потащили за собой. Но Сергея тащить уже не нужно было, он поддался бессмысленному их ажиотажу: сколько ж можно киснуть, чёрт возьми, днями весь в делах, а по вечерам апатичный, как медведь в берлоге; последние полгода вообще с программой «Время» спать ложится.
      Остановились в «переулке спящих троллейбусов», как сказала Даша. Оказалось, она водитель троллейбуса, что было для Сергея приятной неожиданностью: красота её стала как-то доступнее, что ли, от такой совсем простой её профессии.
       Компания собиралась прокатиться на Дашином троллейбусе. Сергей пытался протестовать, хоть не пьяные, но всё ж с алкоголем в крови, полбутылки шампан-ского на каждого, это только в Америке разрешается ездить за рулём слегка пьяным, а у нас сейчас самый пик борьбы с алкоголизмом. Но Лида его успокоила: у неё брат начальник ГАИ города.
       Втроём они уселись на переднем сиденье у каби-ны водителя. Даша раскачивалась за рулём, напевая, но троллейбус вела как по линеечке. Потом они шата-лись по троллейбусу, толкая друг друга, и приставали к Даше, требуя продать им абонементы.
       На одной из остановок увидели какую-то развесёлую компанию, машущую им руками, уже проехав, остановились и подобрали её и вместе с ней раскатывали ещё с полчаса. У компании был аккордеон, было вино и был хмельной задор. «Пронеси, Господи!» - мысленно взмолился Сергей, не на шутку встревоженный пополнением в их троллейбусе. Пьяный разгул во времена всеобщей перестройки, чёрт побери, если что... пахло  для него неприятностями, может, и не столь крупными, но до уровня товарищеского суда вполне может быть. Стыдуха какая. А то ещё в «Труде» есть «Последняя колонка». Не дай бог, пропечатают на весь Союз, вроде того: группа алкашей угнала троллейбус, и фамилии, и его фамилия тоже, в непотребном виде раскатывали по городу, орали песни, хулиганили и тому подобное. Привлечены к уголовной ответственности. Бр-р!
       А в слившейся компании «шутили, смеялись и пели» (и пили), не умолкая ни на секунду. Оказалось, что это свадьба, вернее отколовшийся кусочек, но главный, свадьбы с женихом и невестой. А то, что жених и невеста будто и не выделялись из компании, - так потому, что по третьему разу уже женятся. И невеста, и жених. Совпадение такое.
       - Я свидетель, — сказал усатый мужчина из компании Сергею, - у вас очень интеллигентный вид, прошу сказать приятное пожелание нашим «молодожёнам».
       Сергей не обиделся на чуть вульгарные слова его, на свадьбе всё же, пошёл к Даше, взял микрофон. Все ждали, потому что слышали обращение усатого к Сер-гею. Сергей продекламировал первые строки из стихотворения Василия Фёдорова:

       По главной сути
       Жизнь проста.
       Её уста...
       Его уста...

       - добавил:
       – Учитесь! Дерзайте! Будьте счастливы!
       Компанию Даша высадила на остановке у городского сада. Рыжеволосая пьяная женщина из компании вытащила из троллейбуса и Сергея. Он сопротивлялся,                но та просто повисла на нём, явно отпихивать её было ему неудобно. На полуночной остановке, с двумя женщинами сторонними наблюдателями, ожидающими свой троллейбус, аккордеонист пытался заиграть плясовое что, двое из компании поскидывали куртки на землю и застучали каблуками. Сергей, отстраняясь от рыжеволосой, оступился и шлёпнулся в лужу, рыжеволосая полетела на него. Придавила и не думала подниматься. Двое продолжали стучать каблуками, ничего не замечая вокруг, аккордеонист ошалело играл. «Да что она, заснула?» - пытался освободиться Сергей от неподвижной, плюхнувшейся на него рыжеволосой. А та бормотала что-то действительно в полусне уже. Лида и Любомир подняли довольно габаритную рыжеволосую, растормошили её, и она, ну кино, в момент проснулась и принялась бойко отплясывать. Даша захлопала в ладоши и сама притопнула ногой, сделав движение, будто собиралась присоединиться к пляшущим, но остановилась.
       Кто-то в компании затянул «Подмосковные вечера», Даша к ним присоединилась. Но аккордеонист упрямо продолжал плясовую, перекрывая их.
       Так, с песнями и танцами, компания двинулась зачем-то в ночной мрачный городской сад. Посмеиваясь над Сергеем, Даша, глянув на часы, загнала в троллейбус Лиду, Любомира, решивших уже двинуться за компанией.
       Троллейбус оставили в том же переулке, Даша по-следней выпрыгнула из троллейбуса, весело помахивая сумочкой, подбежала к ним: «Всё, приехали!»
       Пошли её провожать. Но жила она всего в пятидесяти шагах от стоянки своего троллейбуса в аккуратном доме с очень высоким цоколем. У калитки Даша поцеловала мужчин и собралась уходить.
       Но задержалась за калиткой. Любомир пошёл проводить Лиду. Она жила чуть дальше. Сергей стоял по другую сторону калитки. Расставаться с Дашей не хотелось. Полез за ручкой во внутренний карман тужурки, чтобы записать Даше свой телефон. Вытащил ручку и тут только спохватился - не было бумажника.
       О чёрт...
       Что?..
       - Бумажник... наверное, когда упал, потерял...
       Даша сразу открыла калитку, взяла его за руку, направилась к троллейбусу. 
       - Не нужно, я сам дойду... слегка воспротивился                Сергей. Даша его не слушала. Молча села в троллейбус, и поехали. Бумажник они нашли в луже. Потерять его было бы, конечно, жаль. В бумажнике было рублей триста. Стало сразу спокойно на душе. Они стояли у лужи и улыбались. Сергей своему бумажнику, вновь обретённому, и тому, что рядом красивая женщина. Даша, наверное, тому, что не оставила его в беде, и вообще... Стояла тихая погода, и воздух был чистым, и звёзды светили ярко.
       Не сговариваясь, молча, они взялись за руки, и пошли, медленно, к тополиной аллее, и пошли дальше. Постояли, подышали, наслаждаясь.
       Из глубины сада донеслись звуки аккордеона.
       - Их ещё милиция не забрала? - удивился Сергей.
       - А может, забирала, но простила, свадьба всё же, -оказала Даша.
       Они постояли и пошли дальше. До той скамейки у пруда, где расположилась компания. Веселье её было уже на закате, и появление Даши с Сергеем послужило новому всплеску радости.
       - О!.. - заорала компания.
       - Хоровод, хоровод, выходи, смешной народ! -                продекламировал усатый мужчина, схватил Сергея и Дашу за руки, пытаясь с ними сплясать, что ли.
       Рыжеволосая развалилась на скамейке, неприлично расставив ноги, при виде Сергея расплылась в улыбке. Медленно встала, пошла к ним, глядя на Сергея.
       - Коленька, я хочу с тобой танцевать.
       - Рита, ты меня с кем-то путаешь.
       - Коленька, я не Рита, я Лиля.
       - Ну, всё равно, я не Коленька.
       Рыжеволосая вдруг осела перед ним, обхватив его колени, Сергей дёрнулся. Лиля держалась крепко.
       - Коленька, не уходи.
       Сергей всё же высвободился, отбежал от неё к пруду, поискал Дашу. Даша стояла под фонарём и смеялась.
       Тёмная тень стремительно надвигалась на Сергея. «Ну и баба - дура», - мелькнуло у него в голове. Он повернулся к Лиле, убеждаясь, что это действительно она, и отшагнул в сторону. Лиля опять обхватила его. Сергей рванулся, Лиля дёрнула его к себе, он потерял равновесие и полетел вместе с Лилей в пруд. Сразу же поднялся на ноги, вода доходила до живота, и, опершись о бетонированную кромку, мигом выпрыгнул на сушу. Полез уже инстинктивно во внутренний карман. Бумажник был на месте. Оглянулся на воду - вспомнил, что там Лиля. Лиля, лёжа на спине, подгребала руками и ловко, неторопливо, аккуратно, словно преподавая урок плавания, работала полусогнутыми ногами. Лиля
безмятежно плыла к противоположному берегу. Расстёгнутый плащ с одного боку вздулся белым пузырём.
       - Лиля, вас спасать или не нужно? - крикнул Сергей.
       - О-о-о, простонала неопределённо Лиля.
       Про себя, что он так нелеп: в велюровой тужурке, под нею элегантный костюм, галстук - со всей этой парадной одежды натекает лужица, он стоит в ней, на голове водоросль и Даша рядом, — он на миг забыл, столь забавную картину представляла Лиля, плавающая в пруду.
       Усатый мужчина нежно уговаривал Лилю выйти на берег:
       - Лилечка, солнышко, выходи.
       Ещё немного поплаваю, трезвым голосом сказала Лиля и повернула назад.
       Усатый опять побежал на этот берег. Лиля вылезла сама из воды, довольно ловко. Совсем отрезвела, наверное.
       - А теперь кто-нибудь пусть меня согреет, а то заболею... вот ты,армянин, показала на усатого, или всё же ты? - опять уставилась на Сергея.
Сергей, увидев благополучный исход её заплыва, сказал:
       - Спокойной ночи, Р-ромашка, и пошёл к Даше, чувствуя, что уже продрог, Даша спохватилась:
       - Ой, Серёженька, бежим, бежим.
       Они побежали к троллейбусу. Как само собой разумелось, подкатили к Дашиному дому. Даша собиралась отпаивать его горячим чаем и говорила даже, что, может быть, надо растереть его спиртом, она разотрёт, у неё припасено немного.
       Даша указала Сергею на постель - раздевайся. Сама пошла кочегарить, отопление в доме было водяное, на соляре.
       Сергей обтёрся полотенцем, залез под верблюжье одеяло. Даша вошла на самом деле со склянкой спирта. Сергей не стал протестовать, переживал, что заболеет. Она растёрла ему спину и грудь; порылась в шкафу, достала трикотажные брюки, мокрую одежду забрала на просушку, сказала:
       - Утром проглажу.
       Ладони у Даши были приятно мягкие. Сергей соображал, как бы обнять, что ли, Дашу, но она всецело была увлечена процедурой натирания, не давала никаких поводов для сближения, и Сергей присмирел.
       Пили малиновый чай. Сергей сидел голый по пояс. Даша переоделась в тоже трикотажные физкультурные брюки и кофточку с короткими рукавчиками. Да, фигура у неё – высший пилотаж, а соски оттопыривали кофточку сантиметра на два. Груди колыхались перед Сергеем в невыносимой близости. Даша привставала, склонялась, подливала ему чай. «Ёлки, специально, что ли, мучит...» - Она была без бюстгальтера, и это было невыносимо. Он уловил взглядом, когда она чересчур прогнулась перед ним, её пронзительные коричневые соски.
       После чая, не зная, как к ней подступаться, он тронул её за плечо, но она отстранилась. Расправила его постель, потушила верхний свет, зажгла торшер. Обыденным движением стянула брюки, кофточку, трусики; таким обыденным, словно одна в комнате, забыла про Сергея. Постояла перед ним раздетая, забралась в постель и сказала:
       - Я жду.
       Ночью он ей говорил, что самую большую радость в своей жизни он ощутил сейчас, рядом с ней, это действительно было так.
       Он читал ей стихи Василия Фёдорова:

       Я не знаю сам,
       Что делаю...
       Красота твоя, -
       Спроси её.
       Ослепили
       Груди белые,
       До безумия красивые
       Ослепили
       Белой жаждою.
       Друг от друга
       С необидою
       Отвернулись
       Будто каждая
       Красоте другой
       Завидует.
       Я не знаю сам,
       Что делаю...
       И, быть может,
       Не по праву я
       То целую эту левую.
       То целую эту, правую...

       Он читал ей стихи Виктора Гончарова:

       Красивая, ты из какой беды?
       Через какую ты Ко мне проникла нишу?
       Я, как на плахе,
       Топора следы
       В твоём межгрудье
       Вырубленном вижу.
       Здесь не одна
       Свалилась голова.
       Ах, эти головы!
       Они любить умели.
       Но не спасли их
       Пылкие слова,
       И судьбы их
       Завьюжили метели.
       Отчётливо себя я вижу там,
       Где нет уже
       Ни холода, ни страха.
       Я льну к тебе,
       Моя родная плаха,
       Рубите голову.
       Не то умру я сам.

       И было всё как в стихах. Ему не страшно было б и умереть в Дашиных объятьях.
       Утром Даша поехала за продуктами на рынок на своём троллейбусе. Сказала, что работает с пяти вечера до часу ночи. Сергей слышал это сквозь приятнейшую утреннюю дрёму, но, только Даша ушла, рывком поднялся. Пошёл по дому искать свою одежду. Одежда была отутюжена (когда успела?).
       Сергей умылся, пальцем почистил зубы, бриться было нечем, и стал ждать Дашу, блаженно вспоминая самую радостную в его жизни ночь. Разговоры ночные их с Дашей о жизни и просто - ни о чём вроде. Даша жила с восьмилетним сыном, сейчас его взяла к себе на несколько дней Дашина мама в другой конец города, у неё однокомнатная квартира. А дом этот - дом бывшего мужа. Бывший муж уехал на Камчатку, и три года от него ни слуху ни духу. Алименты он не платил, так как
Даша договорилась с ним, что ей останется дом и он претензий на дом не будет предъявлять.
       Сергею невыносимо захотелось ощутить рядом Дашу, желание побеждало рассудок.
      Когда Даша вернулась с рынка с сумкой картошки, Сергей восхищённо сказал ей, что она гоняет на своём троллейбусе как на собственном. Даша хмыкнула только. Картошку дочистить Сергей ей не дал. Прижал к себе, потащил в постель. Она не возражала, безропотно села на кровати и сама, кажется, торопливо скинула одежду, устремилась к нему...
       В двадцать ноль пять у Сергея был самолёт. После обеда он заканчивал ещё кое-какие дела служебные, командировочные. Хотел успеть до пяти, чтобы застать Дашу дома, не успел. Закончил около семи, сразу на такси и в аэропорт. Даша сама настаивала, чтобы он уже не заходил, говорила, что уйдёт пораньше, на каком-то дальнем маршруте будет.
       В зале ожидания аэропорта, с полчаса просидев в кресле, он пришёл к выводу, что, конечно, в его ровно сорок лет глупо думать о мгновенной любви. В отяжелевшей голове застряла фраза, и он её беспрерывно мысленно повторял: «Я люблю не её, я люблю её тело...»
       Перед самым вылетом он сдал билет. Что он терял, холостой, разведённый, бездетный мужчина? Он терял один рабочий день, но завтра - в пятницу ему и не так уж непременно нужно появляться на работе, с дороги ведь. Можно и в воскресенье прилететь. Он не терял ничего. А обретал опять Дашино чудесное, прекрасное тело. И ещё он думал, что, может быть, и, скорее всего, так и будет, он женится на ней; большего счастья от сближения с женщиной у него не было и не будет.
       К Дашиному дому он подошёл часам к десяти, пока перекусил и добрался из аэропорта, и ведь всё равно Даша работает. Вначале решил, что посидит на скамейке у калитки, подождёт, но, замёрзнув, решил проникнуть в дом.
       Даша вчера, не таясь от него, просунула руку в приоткрытую форточку на веранде, достала ключ, - для сына и мамы оставляет, вдруг придут они.
       Сергей пошарил рукой за форточкой, но ключа не обнаружил. Решил влезть в дом через форточку, что удалось совсем без труда. Скинул на веранде ботинки, куртку, оставил чемоданчик. В доме было тепло, работало отопление, вода приятно журчала в трубах.
       Сергей прошёл в первую большую комнату, их спальню с Дашей, включил свет. На столе стояла чуть недопитая бутылка вина. На постели лежала совсем ничем не прикрытая совершенно голая Даша в объятьях пузатого, лысого, низенького мужчины. Лежащий в постели, тоже совершенно голый, довольно солидный по возрасту, он сразу показался Сергею низеньким, и почему-то именно это выделилось для него -
 -что тот низенький.
       Механически как-то Сергей сказал:
       - Извините... - и прошёл на кухню.
       - Ой, Борис Платонович, это мой муж, услышал он Дашин сонный голос перед тем, как выйти. Странно, но вид голой Даши в объятьях пузана ещё больше раз-задорил Сергея. Он только подумал, что как же теперь ему жениться на Даше, она, наверное, изменять ему будет, если так часто меняет мужчин.
На кухню к нему вбежала Даша, накидывая на ходу ночную сорочку.
       - Сергей, Серёжа! – это Борис Платонович, директор троллейбусного управления.
       Нелепая ситуация закончилась довольно благочинно. Они втроём пили чай на кухне, а так как Сергей оказался мужем Даши, хоть и бывшим, Борис Платонович засобирался сразу после чая домой.
       Даша по-домашнему ухаживала за ним и не торопила. Домой она его повезла на своём троллейбусе; вернулась к Сергею через полчаса.
       Сергей себя не узнавал: не возревновал, что с ним случилось?
       В эту ночь Даша принесла, казалось ему, ещё больше радости, и любил он её пылко и ласкал, как никогда никого в своей жизни.
       Улетел он на следующий день.
       Бориса Платоновича просила Даша его не принимать близко к сердцу. У него есть своя семья, но он её начальник. А чё делать?
       Одинокой женщине нужно как-то вертеться, а кто поможет?
       В самолёте Сергей думал о том, что он собирался в следующем году жениться, хотелось детей, сына. И думал о том, что изменять будущей жене не хотел бы. Да и куда ему. И вот теперь, после встречи с Дашей, на ком же ему жениться, чтобы не помнить её тело и не стремиться к её телу?
       ...Не на ком, кроме как на ней самой.
       Самолёт задержался в промежуточном аэропорту, прилетел позже обычного, в полночь. И по пути к дому, уже на земле, в такси, при виде знакомых огоньков успокоился совершенно. Вспомнил вдруг строки,увиденные на могильной плите на кладбище в Дашином городе:               

       «Прохожий!
       Когда-то бодрыми ногами
       и я ходил здесь меж гробами,
       читая надписи вокруг,
       как ты мою теперь читаешь.
       Намёк ты этот понимаешь?
       До скорого свиданья, друг!»

       - Тоже... друга нашёл, - сказал вслух Сергей, таксист на него оглянулся. И думал о смысле жизни в свете этих строк, и о том, почему бы на самом деле ему не жениться на Даше, чтобы постоянно под рукой было её тело, источник радости для него, и какая ему разница, будет она или не будет ему изменять в будущем. Нет, конечно, не хотелось бы, неприятно ему будет, но главное - лишь бы тело её было рядом.
       Два дня выходных он беспробудно спал в своей квартире, лишь раз выходил в магазин за продуктами и лишь раз поел.
       В понедельник пошёл на работу и по пути на работу, бодрый, отоспавшийся, думал, что в следующем месяце непременно выбьет командировку в Дашин город.