Тень девушки на клетчатых листах Ч. 1

 Привет!
Меня зовут Анджела-Мария-Лена де Мур. На имени Анджела сошлись единогласно почти все члены клуба, кроме одной только девушки Вики, которая всё время настаивает на том, что героиню должны звать как-то просто и ненавязчиво - как, допустим, Лена. А иначе - это получится, по её мнению, какое-то безвкусное литературное имя - вычурное и помпезное до нельзя. В этом её поддержала и девушка Вера. Но только она уже не член клуба, а одна из библиотекарей - тех, что следят за порядком. Хотя они, кажется, и не библиотекари тоже - они, вроде бы, какие-то соцработники по части культуры. Догадываюсь, что это так - потому что библиотекарь здесь - пожилая женщина, а она на собраниях клуба почти никогда не присутствует. Разве что изредка появляется. Я, лично, зову их не библиотекарями и не соцработниками - а папой и мамой. Я выбрала их себе в родители. Чтобы не выйти сиротой. Они мне самые подходящие мама и папа. Потому что Вера и Женя - они меня и придумали. Они говорили друг с другом, когда готовились к очередному собранию, и решили придумать для всех вот такую вот развивающую творческую игру: написать книжку про какого-нибудь персонажа. А так как все члены клуба - женщины - они решили, что лучше им будет писать именно про девушку. Про меня. Так я и начала жить. И только уже на следующем собрании клуба, когда они рассказали всем обо мне - другие члены клуба приняли моё существование. Ведь так бывает и с людьми: сначала, когда только родятся, они живут в семье, с родителями, а потом настает миг, когда им нужно будет выйти в мир. И мир уже станет оценивать тогда - нужен ли ему этот человек, хочет ли мир его, и даст ли мир ему право на существование в себе?.. Мне члены кружка дали право на существование в их головах. Человек, когда о нём узнаёт мир - тоже начинает жить уже не только в себе самом и в своих родителях, но и в сознании всех, кто его хоть раз видел. А если повезёт - то и в сердце. Я это всё знаю - ну, о том что бывает так и с людьми, как со мной сейчас получилось - благодаря маме. Девушка Вера, которую я так зову, со мной очень много беседует, когда никого нет... Не то что бы так беседует, как с себе подобной - не по человечески беседует, конечно - а так... По литературному. Она пишет теперь обо мне отдельно. Отдельно от всех остальных - тех, что из литературного кружка. Она даёт мне мой внутренний мир. Мои мысли, чувства, моё наполнение, мою способность размышлять и анализировать. Она научила меня всему этому, как и должна хорошая мать. И если все остальные теперь будут определять мою жизнь и судьбу в той книжке, что отдана в распоряжение литклубу - то Вера определяет мою жизнь в ещё одной. Личной. Ей очень жалко меня стало за то, что я, как и люди, когда попадают в мир - так сильно во многом завишу от совершенно посторонних для меня людей и их решений. И вот - она сделала для меня ещё одну книжку, где я говорю с вами, уважаемые читатели! Эта книжка - не внешняя жизнь... Внешнюю пусть берут в свои руки участники клуба. Она - всё равно что и внешняя жизнь человека - пускай уж её видоизменяют люди вокруг!.. От этого всё равно никуда не денешься. А мне уже от того хорошо, что у меня есть ещё одна жизнь - внутри. Вера - мои мысли. Поэтому много моих мыслей - её мысли. Она, как любящая мать, вложила в меня, и ещё до сих пор вкладывает, и ещё станет вкладывать дальше, если, конечно, только сможет - всё то, что она знает, видела и чувствует. Всё то, над чем размышляла, о чём переживала и чему научилась. Но всё же - я, как и любой ребёнок - самостоятельна в достаточной степени. Вера сама хочет, чтобы я была самостоятельной. Ведь любая хорошая мать вам так и скажет: "Я попытаюсь всё дать своему ребёнку, что только могу, из своих собственных мыслей, чувств и убеждений. Но мне бы хотелось, чтобы моя дочь была самостоятельной и сама для себя решала и выбирала многое в жизни. Ведь она - не я. В ней только часть меня, которую я в неё вложила. Но и та - в ней уже не моя. А Тем более - она будет подвержена влиянию внешнего мира. И от этого влияния я её не могу полностью оградить." Вот так - и Вера. Она меня чувствует, тоже, наверное, как свою дочку. Как маленькую частичку себя. И очень много теперь обо мне думает - о том, какой же я вырасту, что из себя буду представлять, как стану жить?.. Относится ко мне как к новорожденной по сути. Хотя вообще-то - я не ребёнок уже. Ведь, во первых, меня сразу сделали взрослой. Придумали. Да и, так как я, своей внутренней частью состою из мыслей и впечатлений довольно-таки взрослой уже девушки - я не могу быть совсем уж ребёнком. Хотя она и сама тоже - я Веру имею ввиду - в чём-то, уж слишком напоминает ребёнка. В тех вещах, в которых взрослые обычно детей не напоминают. Но и совсем ребёнком её не назовёшь - она во многом напоминает и взрослую - и даже чересчур иногда! Во многом она сильнее состарилась уже, чем даже самые пожилые члены клуба!.. Она носит большие очки и всё время закалывает волосы сзади таким допотопным коричневатым крабиком, что очень даже смахивает на старушку... Хотя если смотреть на лицо и постараться забыть про очки и про крабик - то само лицо у неё ещё юное. И даже совсем детское... Ну вот - хотела хоть чуть-чуть рассказать о себе самой, а сразу же ударилась в рассказы об этой Вере!.. Она просто неожиданно отвлеклась на настольное зеркало, пока беседовала со мной по литературному. Вот я и стала в неё, тем временем, всматриваться. Но оно и логично. Ведь я сама ещё почти ничто - почти пуста. Такой пустой сосуд. Полупрозрачный силуэт. Даже контур только. А внутри - внутри, пока что... не знаю - что. Мне предстоит ещё себя открыть и исследовать. Как и любому человеку. Но прежде чем научиться исследовать себя - любой учится, сначала, вглядываться в других. Ведь это проще. И прежде чем начинать обставлять свой дом (как и формировать, потихоньку, свой внутренний мир) - каждый ходит, сначала, и глядит на то, как обставленны чужие дома. Тогда он может сделать для себя выводы - что же ему в этих домах нравится, а что - не очень. Что стоит так же сделать в своём доме, а что - наоборот. А значит - и я, пока что, могу только то рассказать о себе, что касается каких-то внешних сторон моей жизни. А о других людях - как раз-таки, быть может, и побольше смогу, чем о себе. Поэтому и о маме сейчас я рассказывать начала, да всё никак не закончу. В неё я пока больше всего всматривалась, ведь с ней я провела и больше всего времени жизни. Я всматривалась в неё саму, и в её любовь ко мне, и в её желание видеть мою жизнь такой-то, или не видеть никогда такой-то. Ведь моя жизнь, предполагаемая ею - это чуть трансформировавшаяся её жизнь. Она хочет, чтобы со мной было то, что было с ней и было хорошо. И не хочет того - что было с ней, но было не совсем уж приятно. Она любит меня за те свои хорошие качества, которые я однажды могу в себе обнаружить, а может быть - даже и развить до гораздо лучшего уровня, чем смогла она. Она жалеет меня за то, что однажды случалось с ней, а значит - может однажды произойти и со мной. Она радуется за меня и печалится - но, пока что - по сути не за меня, а за себя саму. Мама очень радеет уже сейчас о моей жизни. Хотя я еще, если по человеческим меркам - так наверное только лежу в колыбельке на спине и радостно дрыгаю ножками. Я только появилась на свет, а мама меня уже любит и заботится обо мне. И заботилась ещё до того, как я появилась - когда мама и папа лишь только узнали о том, что я у них буду. И не только у них - а ещё и у мира, конечно. (Миром буду теперь иногда называть наш литклуб, раз уж я их между собой так повадилась сравнивать). Мама заботилась обо мне ещё тогда. Хотя ещё толком со мной не была знакома. Не видела меня. И это похоже на то, как беременная женщина начинает готовить комнатку, кроватку, коляску, игрушечки, пеленки и бутылочки для будущего, ещё не рожденного ребенка. Так и бывает с людьми - они не всегда ведь планируют детей. Когда-то планируют, конечно. А иногда - они сами неожиданно узнают о том, что скоро у них будет ребёнок. Но уж когда узнают о направляющемся к ним в этот мир малыше (как будто бы он на поезде, откуда-то издалека, к ним едет погостить на лето - как к бабушке в деревню едет внучек или внучка) - так рады!.  Так счастливы! Так начинают заботиться и волноваться о нём, как ни о ком другом в мире. Хотя, всё ещё, его и не знают - этого ребёнка... Вот и мои... Вернее мама. Про папу я точно не знаю. Ведь папа дома бывает редко. Своим домом я зову, конечно, библиотеку. Ведь здесь я родилась и тут живу. У Веры здесь, чуть не каждый день, практика - по многу часов. И она постоянно сидит за столом в свободное время, воспитывая меня. А Женя - мой папа - приходит сюда ненадолго. Всего на несколько часов - когда здесь проходят собрания, кружки и мастер-классы. Он более опытный в культурных программах, вот и приходит лишь только как помощник, а заодно - и куратор. А Вера всё время здесь. Это её библиотека теперь - вернее что все культурные мероприятия здесь теперь доверены ей. Кстати Вера, когда я называю Женю папой - немножечко (и даже сильно) смущается, и говорит о том, что, наверное - это неправильно. Ведь, мало ли что они придумали меня вместе? Но папа и мама знакомы совсем недавно, и, вроде бы, не успели ещё даже совсем влюбиться. А для того чтобы стать мужем и женой - а значит папой и мамой - людям сначала ещё нужно влюбляться. И мама считает, что папа никак не принадлежит к нашей семье. По крайней мере - она очень не хочет, чтобы мы его к нашей семье причисляли, пока он сам не выразил желания к ней присоединиться. Ей кажется - что это было бы неправильно. Она очень такого причисления боится. Я как-то раз назвала его так - папой - в одной из наших бесед с мамой, которые мы ведём по литературному... Так вышло - что мы обе вдруг заметили, как схожа моя жизнь и моё появление - с появлением ребёнка у родителей, и как схожи Вера и Женя с мамой и папой для такого ребёнка... Но сразу же после того, как мы это внезапно заметили - мама вдруг страшно испугалась. Наверное - не из-за того, что в таком сравнении Женя мне приходился папой - а из-за того, что ей он, в таком случае, приходился мужем. И Вера меня настоятельно стала просить больше Женю так не называть. Мы договорились что этого больше не будет... Но я не во всём очень послушный ребёнок. И я называю его папой. Просто потому что он тоже меня придумал. А значит - он мой папа так же точно, как Вера - мама. Я ведь не перестану её мамой звать, если даже меня папа Женя об этом попросит?.. Нет. Нет конечно. Вот и нечего мне запрещать того, что никто не может. Я всё это так и сказала Вере, когда та слегка рассердилась на меня, услышав в нашей беседе по литературному, что я назвала Женю папой снова. Она стала нервной и спрашивала меня очень строго о том - неужели я не поняла с первого раза?.. Неужели я с первых дней - уже такая вот скверная непослушная девчонка, что смеет ослушаться свою мать?.. Но я возмутилась в ответ. И считаю что точно имею на это право. Мало ли что ты дала мне возможность говорить?.. Мало ли что ты научила меня выговаривать слова, как и учат любого ребёнка... Ты ведь учила меня речи не для того чтобы потом диктовать как мне этой речью пользоваться?.. Мама согласилась. Она быстро сдалась. Она, и вообще - безвольная. Она часто сдаётся. Сдаётся тогда, когда и не надо было бы. Сдаётся тогда, когда её даже никто не просил. Она рада сдаваться сама и всегда. И это ей кажется положительной чертой характера. А вот мне - нет. Хотя я, во многом - и есть мама... я говорила уже о том, что пока мало чего из себя представляю уникального - во мне ещё, по большей части, почти всё - мамино. Вся внутренняя начинка... Но всё же - я, как никак, сторонний наблюдатель. А значит - я вижу маму со стороны. И я здраво стараюсь оценивать её поступки и взгляды. Моя мама сама иногда говорит мне о том, что это даже хорошо. Она хотела бы и сама посмотреть на себя со стороны и сделать из этого соответствующие выводы. Она смотрит теперь на себя как не на себя глазами ребёнка - глазами моими. Кстати... Я думаю - стоит объяснить. Всех этих наших разговоров, которые я упоминаю, нет от того в этом тексте, что мама вела их со мной устно... вернее не так. Не вслух - вслух это и есть наши с ней разговоры на бумаге теперь. Вы все их услышите, если будете читать до конца. А тогда - когда я ещё не умела говорить и жила только бессловесным младенцем внутри головы мамы Веры - тогда мы с ней говорили, общались... Но только не так, как общаются взрослые люди - словами... А так, как общаются мать и дитя - только взглядом, улыбкой и чувствами. Касаниями, дыханием, теплом. Мы много тогда с мамой Верой говорили, и очень даже хорошо друг друга понимали. Вернее что мама меня понимала ещё не всегда. Порой я бралась так кричать и реветь, как три самых капризных ребёнка. Я дергала ножками, и вопила, и говорила о том, что внутри что-то болит. Но мама из этих сумбурных криков - совсем ничего не могла понять. Она чувствовала только тогда, что со мной что-то не так... она чувствовала тогда, что мне больно, и искренне жалела меня и пугалась тогда за меня. Но полностью разобрать причин моего плача тогда не могла. Тогда я - была, в большей степени ещё ею, а она - мной. Потом Вера решила уж, в качестве любопытного эксперимента, отделить часть себя как бы - чисто предположить что меня отделила - и поселить на бумаге. И посмотреть... понаблюдать получше за мной со стороны - как за своим маленьким ребенком. А мне доверила понаблюдать за ней самой. Ей это нужно, как говорит Вера. Ей очень нужно исследовать себя. А лучше всего можно изучить своё нутро - глядя со стороны. Со стороны, но, в то же время, до глубины вчувствования доходя в этом исследовании. И тут подвернулась как раз эта идея с выдуманным персонажем для литклуба, которую Вера тайком использовала и для себя... Теперь она наблюдает за мной - чутко, заботливо, нежно... как за ребёнком. Ведь не умеет так наблюдать за собой - взрослой. А я, как бы со стороны, оценивая своим чистым ещё, детским, взглядом - теперь наблюдаю за ней. Вера дала мне возможность говорить - она научила меня словам. И теперь слушает. Даёт мне болтать сколько хочется, когда мы вдвоём остаёмся наедине в библиотеке после активной части работы, и думает что однажды я проболтаюсь про то, в том числе, что болело у меня, когда я ещё и двух слов связать не умела. Моей маме всё не даёт покоя мой крик - тот, что так душераздирающе звучал у неё внутри до того, как она переселила меня на бумагу. Но... Что-то уж слишком я отвлеклась. Болтаю, действительно, уж слишком много. Так вот - про моё имя. Я сказала уже что Анджелой меня назвали все единогласно, кроме моей мамы Веры и ещё одной девушки - Вики, которые, вместе, настаивали на Лене. Поэтому одно из моих вторых имён и есть - Лена. А ещё одно второе имя - Мария, мне дала миссис... миссис... Пускай её будут звать миссис Лирн... Пожалуй что я изменю и их имена тоже. Во первых я потому уже имею на это право - что раз они считают себя вправе называть меня как сами того захотят, то почему бы и мне к ним не отнестись точно таким же образом?.. А во вторых - может быть участники литклуба и не захотят чтобы их имена называли?.. Я ведь не знаю их мнения. Одну только девушку Вику я, получается, ранее уже назвала её настоящим именем. Но, пусть уж так и будет. Во всяком случае - из всех собирающихся в библиотеке она мне и кажется самой настоящей. А значит - и настоящего имени тоже заслуживает. Так вот... Имя Мария мне подарила миссис Лирн - изящная, очаровательная, всё ещё по юношески кокетливая (куда более, даже, кокетливая и задорная, чем все наши молодые девушки в клубе), дама в  возрасте где-то шестидесяти четырех, которая считает, что если меня будут звать не просто Анджела, а Анджела-Мария - то это уж будет, и вообще - выше всяких возможных мечтаний! Она даже хлопает в ладоши от восторга, как ребёночек, когда говорит: "Да, да!.. Точно! Пускай её будут звать Анджела-Мария!.. Это чудесно! Очень красиво!!!"
 А вот ещё одна старая дама - действительно старая во всех своих проявлениях... назовём её, скажем... миссис Линчен. Так вот, эта самая миссис Линчен дала мне мое добавочное имя де Мур. Она так и сказала - весьма старым тоном и старым голосом: "Ну, девочки, так не пойдёт, птенчики мои... Мы же серьёзной литературой намерены заниматься, а не бульварной прозой?.. Должно быть у девушки и серьёзное какое-нибудь имя... Фамильное. Де Мур, например... Или Аль Франсо." Все согласились ещё кое-как на Де Мур, потому что старая наша знакомая не отступала, считая что в жизни всё очень должно быть существенно и основательно, но вот Аль Франсо совсем никому не понравилось. Не знаю, вообще - какая между этими двумя вариантами может быть существенная разница - но так вот сложилось мнение общественности. Поэтому так уж меня теперь и зовут: Анджела-Мария-Лена де Мур. Мама меня не будет так долго всякий раз называть - ведь любого ребёнка никто не зовёт сразу по полному имени, да ещё и по фамилии впридачу. Поэтому для мамы я буду просто Леночка. А иногда мама ко мне будет обращаться и вовсе сокращённо - говоря, например, что-нибудь о жизни и спрашивая между делом: "Ты понимаешь, Лен?.. Это всё... " - ну и что-нибудь там ещё дальше скажет. Поэтому полное упоминание моего очень помпезного и немножечко несуразного (из-за вставленной в серединке Лены) имени Вы, уважаемый читатель, встречать будете совсем нечасто. Прошу у Вас за это прощения и на этом заканчиваю свою первую речь, ведь у Веры кончается рабочий день и ей ещё нужно поехать к больной тетушке - чуток там помочь после работы, а меня, одинокого ребёнка, которому не к кому обратиться теперь с просьбой о помощи или поддержке - она бросает на время в пустом почти новом блокноте. Она выключит скоро свет в комнате библиотеки, меня и блокнот сунет в огромную сумку, что носит через плечо, и поедет в другой конец города на метро. А я буду лежать в темноте, пытаться уснуть, слушать рокот колёс и гул подземного тоннеля... Нет, негоже мне обижаться на маму за то что она подолгу совсем забывает про меня... У неё своя жизнь. Точнее - не очень-то своя. Но... Та жизнь, которой от неё требуют окружающие, в общем. Своя жизнь у мамы начинается, мне кажется, тогда и только тогда, когда она остается наедине сама с собой наконец. И, может быть - ещё со мной. Да и то потому только что я - тоже она. Негоже обижаться. Пусть мама живёт. Пусть мама живёт пока так, как ей кажется самой - что не живёт. А уж потом - после следующего собрания литклуба, которое состоится завтра, мама продолжит со мной общаться. Она мне поможет во всём разобраться, что будет происходить со мной по вине мира - литклуба, и, может быть, разберётся хоть в чем-нибудь и сама, что происходит с ней в её жизни. Мне очень нетерпится!.. И я, замерев в волнительном ожидании под обложкой блокнота, теперь буду ждать новой встречи и с Вами, уважаемый читатель, и со своей мамой Верой. А больше всего - конечно и встречи со всей группой литклуба, которая будет ещё до того. Мне это уж-жжжасно интересно!.. Ведь все участники клуба меня обещали, по очереди, отправлять то в одно приключение, то в другое... Но только так, чтобы все эти приключения хоть как-то, но согласовались между собой. А я, как любой ребёнок, страсть как люблю и всегда жду с нетерпеливым, радостным урчанием в животике этихтсамых новых захватывающих приключений!..
     Пока, дорогой читатель!