Три имени Слепой

После девяти вечера национальное шоссе RN 83 пустеет. Редкий мотоциклист заглушит рёвом мотора песнь безумных цикад и вновь звенящая тишина давит на размягчённый от жары гудрон.
Вынырнув из сна на поверхность, я сразу пожалел об этом. Встал и сомнамбулически поплёлся к компьютеру. Почты не было, лишь вежливый спам автодилера. Зевая, открыл фотки присланные знакомым. Его дом на Заливе.. Его мерс класса С.. Он с двумя ебучками в Маями.. Он в тайге с коротким калашом наперевес.. Он.. он...он... Бронзовый автозагар и силиконовые сиськи шлюх должны убедить, что жизнь проёbаnа незря. Пощёлкав мышью, проскроллил «девушек» мечтающих разменять своё отдельное одиночество на два смежных за кордоном. От фотовспышек зрачки претенденток горели вурдалачьим желанием счастья любой ценой.
Кому нужно чужое одиночество, когда своего навалом?!
Откатившись в кресле, запалил косячок, притыренный с вечера. Уголёк самокрутки, потрескивая кропалями, окрашивал подбородок зловещим красным. Втягивая с шумом и закашливаясь пряным дымом, я уже ждал цветной карусели в голове, как вдруг появилась Она. Бесшумно скользнула в проём двери и присела на корточки, у стены.  Как всегда печально отстранённая. Давненько её не было.
--Я вижу ты не меняешься, как менты вламываешься под утро.
Гостья продолжала молчать. Пришлось взять её за подбородок, чтобы смотреть прямо в незрячие глаза, туда.. в то время, когда не было похмелья, когда за коваными решётками Таврического сада заливали каток.

В том беззаботном прошлом я жил на углу «кирочной и пипирочной» как острил наш сосед, старый флибустьер в пижамных брюках с наколотым на предплечье Роджером. Каждое утро школьный учитель труда «мусью» Клеманский варил кофе. Жарил зёрна на сковородке, потом молол ручной мельницей, наполняя колониальным ароматом своды коммунальной катакомбы, по коридору которой я гонял на «Школьнике»
Обитатели нашего восьми комнатного караван-сарая постоянно кочевали. То шумно въезжали, затаскивая кастрюльный скарб и раскидывая раскладушки, то растворялись в спальных районах, улучшив жилищные условия, оставляя пыльные силуэты шифоньеров на выгоревших обоях.
===
В ту зиму мне исполнилось тринадцать, возраст подтверждений и конфирмаций. Я решил подтвердить свой мужской статус, совершить поступок. Первый в цепи поступков. Омерзительный, если смотреть с начала цепи и вызывающий грустную ухмылку, если смотреть с конца.
Я готовился украсть. Тайно завладеть чужим имуществом. Электрический общак, три жёлтых, как горчица рубля, придавленных серебром гривенников и пятиалтынных на одном из кухонных столов вместе с квитанцией за свет манили меня своей доступностью и радугой паркетной сетки. Вот тогда-то и появилась она в первый раз.
В белой рубашке с красным гастуком и военно-патриотической пилотке наблюдала она, как я с бухающим в горле сердцем зарывал похищенное в ящике, среди ржавых гвоздей.
--Какой плохой мальчик. Прошептала она: Давай с тобой дружить? Меня зовут Надежда. А тебя?
«Как здорово всё получилось. Никого не пришлось спасать, вытаскивая из полыньи, или стоять на разобранных рельсах, размахивая красным галстуком, чтобы остановить паровоз. Достаточно забрать чужое, чтобы заслужить уважение и восхищение даже тех, у кого его отнял» Умозаключил я и пригласил новую знакомую полакомиться мороженым крем-брюле. Сладкая отрава лёгких денег в граалях из нержавейки расположила наши сердца, сделав сообщниками. В тот вечер, мы долго гуляли в морозном ореоле вечерних фонарей. И целовались.
Было весело и немного тревожно, как после глотка портвейна на школьной дискотеке. Вкус ванили на её губах и треск трамвайных искр сыплющихся с перепутанного проводами лилового неба навсегда связали меня с Надеждой.
Жильцы, посудачив о пропаже, списали исчезновение денег на соседа-алкоголика, горбатого маляра Толю. Последние несколько дней тот плохо помнил происходившее. Напрасно я переживал, на меня никто и не подумал, только бабушка Ефимия строго посмотрела.
--Чего?!
--Нечего. Иди, делай уроки.
А моя новая знакомая презрительно бросила: Из-за тебя обвинили невиновного, а он тебя соевыми батончиками угощал. Эх, ты.. Слегка подтаявшие и удивительно вкусные, их давали маляру на сдачу в винном подвальчике на Жуковского.
Конечно, мне было жаль его, но есть старинное французское поверье: Коснись горба и это принесёт удачу. Верная примета.
Через месяц Надю перевели в английскую школу, а я продолжал учиться в школе для неодаренных детей.
===
По окончании десятого класса мы опять повстречались. Как-то вечером, после волейбола наша дачная компашка расположилась у костра. Площадка меж сосен выходила на обрыв, внизу блестело озеро, затопленный карьер. Слушали гитару, пускали по кругу стакан с яблочным вином, купленным в складчину в станционном ларьке. Люба, родители которой снимали дачу недалеко от нас, обычно в окружении ухажёров на этот раз была одна и сидела рядом со мной. И если смотреть снизу точь-в-точь была, как Панночка из «Вия» летящая по ночному небу.
Мы дразнили её Красавицей.
Во-первых, она была красива. Льняные волосы, синие глаза, длинные густые тёмные ресницы и слегка вздёрнутый носик делали её похожей на куклу. Во-вторых, помреж с Ленфильма, где она участвовала в массовке, предсказал ей: Любочка, через несколько лет вы будете настоящая красавица!
Отодвинувшись от огня, Любовь коснулась бедром моего паха. Я замер, испугавшись, вдруг она скажет: Чего ты прижимаешься, урод! Затаив дыхание, не двигался, пока не занемела рука, но она наоборот придвинулась ещё теснее и обернувшись посмотрела мне прямо в глаза, будто чего-то ждала.
Всю следующую неделю, купаясь на озере, или играя в карты на скамейке, я был постоянно рядом с ней. Сердце сладко ныло, пульсируя гнало кровь, дрожь волнами перекатывалась под кожей. Находясь между сном и пробуждением, я грезил наяву. Такого пограничного состояния больше никогда не испытывал. В воскресенье Любовь уехала подавать документы в институт и исчезла.
==
Я не встречал её до тех пор, пока:
--Молодой человек, вы будете садиться? Спохватившись, хотел было плюхнуться в промежуток между вязанной кофтой и чёрной капроновой курткой, но сам не зная почему подвинулся:
--Не буду. Садитесь, пожалуйста.
Нелепо быть галантным в общественном транспорте, да ещё в смутные времена зарождавшихся рыночных отношений, но это стоило того. Короткий ворс обесцвеченных волос, чёрные, как адское пламя, глаза и грудь под футболкой заставили сходу представить нас в постели. Нервно сглотнув, я развязно поинтересовался:
--Как дела?!
Её взгляд, скользнув по моим разбитым кроссовкам, спортивным порткам с лампасами, грустно констатировал: Ты что, действительно, хочешь знать, как у тебя дела?!
Звали её Вера, это единственное, что оставалось в те времена, когда мой город сжался шагреневой кожей, стал куцым, одетый в cеконд-хэнд толкучих рынков, заплыл непролазной грязью у кооперативных ларьков, набитых символами обретённых свобод: подозрительной колбасой и палёной водкой.
Вера торопилась на поезд, но оставила номер, по которому я звонил пару раз. Вру! Названивал всю неделю, пока не услышал: Кто это? Приготовившись к долгому вспоминанию и последующим отговоркам, удивился, услышав:
--Почему–же? Узнала.. Bad boy. Давай в три, «на птичках»
И гудки прыгающего сердца: Ту-ту-ту..
==
Сеял летний дождик, мы шли вдоль, гремящей трамваями Садовой. В этот раз я оделся, не как разводящий на лохотроне. Упружил в кроссовках Air-Мах, посверкивая золотым ошейником, хмуро бычил взгляд по сторонам, давая понять всему миру, кто я такой.
Вера, как оказалось, возила во Львов «бумагу» назад возвращалась с «деревянными». Мы разговаривали о том, о сём, как вдруг она остановилась и указала глазами через плечо.
--Видишь джип? Да не пялься ты так.
Из Grand Cherokees, запаркованного через дорогу, вылез брусничного цвета пиджак в чёрных очках. Из тубуса в его руке торчал приклад помпы. Цепко оглядевшись, открыл дверь лысому в бежевом пальто, с кейсом. Перейдя улицу, оба скрылись в одной из подворотен Апрашки.
--Чо за штрихи?
--Барыги. Из Германии фуры с «Royaleм гоняют.
--И под кем они ?
--Говорят, под тамбовскими, но это прогон я пробивала. Кассу снимают каждую третью среду. Пятьдесят-сорок тонн «зелени» плюс восемьдесят-сотка бундесовой.
Я присвистнул.
--Ну так что: Есть у тебя план, Bad boy? Или так и будешь всю жизнь напёрстки крутить?
--В смысле?!
--В коромысле..
В голове у меня уже зрел план, как можно быстрее затащить её в койку.
Она улыбнулась:
--Ладно, пошли пообедаем.
После «Метрополя» мой план всё-таки сработал. Мы оказались в моей пятнадцати метровой, похожей на пенал, недвижимости. Худенькая, как пацан, когда она тянулась за сигаретой её твёрдые соски чиркали по моему лицу. Они пахли клевером, когда я целовал их.
Этот аромат я до сих пор также быстро воспроизвожу, как запах нагретого асфальта после дождя. Подперев кулачками подбородок, Надежда смотрела в упор, а потом зашарила рукой под одеялом:
-- Ну так,что ты решил, плохой мальчик?
Что за вопрос? Конечно-же пизdошить этих чертей.
==
Вечером, укрывшись моим старым пальто, мы сидели на крыше.
Сверху город напоминал доисторического ящера, покрытого железным панцирем крыш. Казалось когда-нибудь он очнётся от оцепенения, встанет на затёкшие лапы мостов. Стряхнёт налипшие колючки антенн и ракушки слуховых окон и, звеня разбитым стеклом, волоча водоросли трамвайных линий уйдёт обратно, вглубь чухонских болот. Как его и не бывало.
Закусывая «Сангрию» кильками в томате, мы обсуждали темы наживы: Медь и израильская экстА, шлюхи для берлинских пуффов и лес для евро-поддонов. Всё на чём можно заработать. Даже красная ртуть, которой не существовало, но все о ней говорили, таинственно понизив голос.
Подняться в удар. В миг разбогатеть мечтали все, но такое бывает только в кино. Человеку всегда мало, мало денег, мало баб. Мало Сангрии, в конце концов. Сошлись на том, что древние были правы: Умеренность во всём.
Да пошли они нахер эти греки! В следующую среду решили нахлобучить барыг.
===
От бокового в висок охранник рухнул на колени и выронил дробовик. Схватив его, я передёрнул цевьё и негромко выдохнул в лицо лысому, подтолкнув к двери:
--Звони, сука.
Появившийся в проёме продавец получил дулом в живот:
--Только вякни, тварь!
В то время каждый день что-нибудь происходило, о чём, захлёбываясь, вещал, скосивший от Армии, Невзоров. У ментов, занятых борьбой со старухами, злостно торговавшими укропом и редиской у метро, не было времени и было одно объяснение: Криминальные разборки. И здесь тоже всё пошло, как в «600 секунд» фрагментами, то разгоняясь, то тормозя стоп-кадрами. Продавец, перекладывающий из морозилки в клетчатый баул пачки банкнот. Наперсный золотой крест, согнутые in quatro серебряные оклады.. Паникадило.. Ковчежная «мамка» в жемчужном венчике..
Охранник, очнувшись, сидел у стены и потирал скулу:
--Ну ты попал, урод! Не знаешь с кем связался. Я тебя запомнил. Пиzдец тебе! Последнее замечание вдруг выключило звук и повергло меня в безмятежное спокойствие, будто стою в нашей громадной, как стадион коммунальной кухне, разглядываю сверкающую мелочь, придавившую бумажки с отпечатанным на них эквивалентом человеческого счастья и размышляю: Брать или не брать, хотя давно знаю ответ.
--Делай!!! Вдруг звонко крикнул голос Веры, включив звук на полную громкость. От тугого толчка в плечо на стену брызнул розовый фарш. Охранник сползал на пол.
--Не убивайте. Забирайте всё. Я ничего не скажу! Я никого не видел
Издалека, сквозь звеневшие уши причитал лысый, залезший вместе с продавцом под пластиковый столик.
-- Тихо сидеть десять минут! Кто дёрнется раньше времени, того мой напарник положит на выходе.
Монотонно произнеся заготовленную фразу, я пятился от растекавшейся к ногам густой «красной ртути» Под закрытыми веками тоже хлюпало бордовое. На сетчатке, как на фотографии отпечатался осколок голубой кости торчащий из раны на лбу. Его уже не смахнёшь из памяти, как лесную паутинку с лица.
Выскочив из подворотни, я продирался через поток мешочников-челноков с такими-же клетчатыми баулами, и всё твердил, как молитву:
--Ёжик резиновый шёл и посвистывал дырочкой в правом боку..
===
Через несколько дней, зайдя к себе через чёрный ход, обнаружил на кухонном столе конверт с анкетами из ОВИРа.
А Вера исчезла. Как в воду канула. Надежда?! Та всегда была при мне. Любовь иногда заявляется под утро. Ничего не говорит, только смотрит скошено, по диагонали куда-то в угол. О чём она думает?!
Хотя, кого занимают мысли слепой? Куда интересней размышления поводыря толкнувшего её под грузовик.
Затушив окурок, я придвинул клавиатуру и начал печатать.

© Copyright: Валодинъка, 2015
Свидетельство о публикации №215101801508