Приключения Поташа и Перлмуттера, 1, 2 глава

Автор: Монтегю Гласс. 1909 год издания.
I. СОЧУВСТВИЕ 3 II. ПАРИЖСКИЙ СУД 33 III. ТУФЛИ МЕРТВЕЦА 66 IV. КОРОЛЬ В ПЛАЩЕ
 V. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АРКАДИЮ  6. ПОДАРОК ДЛЯ МИСТЕРА ГЕЙГЕРМАННА 7.ВСЕ БРАТЬЯ 8.R.S.V.P. 9. УВОЛЬНЕНИЕ МИСС КОЭН 10.AUX ITALIENS.11 ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, 342
***
ГЛАВА ПЕРВАЯ

СОЧУВСТВИЕ


— Сегодня утром я ехал в метро с Максом Линкхаймером, Морусс.
Эйб Поташ сказал своему партнёру Моррису Перлмуттеру, когда они сидели в
выставочном зале жарким июльским утром: «Этот парень — настоящий филантроп».

 «Не сомневаюсь», — ответил Моррис. «Он бы и тебе напел, если бы ты
только дай ему шанс. Леон Саммет тоже, Эйб, уверяю тебя. Я видел Леона
вчера вечером в Гарлемском зимнем саду, и товары, которые он продавал, пока
разговаривал со мной и Барни Гансом, Эйб, за два сезона мы не
сделали бы такой бизнес. Да, Эйб, Леон Саммет — просто ещё один из
таких же парней, как Макс Линкхаймер.

- Что вы имеете в виду - "такой же парень, как Макс
Линкхаймер"? Эйб повторил. "Между Леоном Самметом и Максом Линкхаймером есть
разница, как день от ночи. Макс Линкхаймер - прекрасный человек,
Маврусс ".

Моррис пожал плечами. "Я не говорил, что это не так", - возразил он. "Все, что я сказал
Дело в том, Эйб, что Леон Саммет — ещё один из этих филантропов.
 Говорит, что ты глухой, немой и слепой.

Эйб вскочил на ноги и с негодованием уставился на своего напарника.

"Не знаю, что на тебя нашло в последнее время, Морусс, — воскликнул он. — Похоже, ты совсем не понимаешь английского языка. Филантроп — это не
— _чувак, Морусс.

 — Я знаю, что это не так, Эйб, но Макс Линкхаймер — парень,
который слишком много о себе думает. Более того, Эйб,
моя Минни говорит, что миссис Линкхаймер сказала ей, что Макс не ночует дома ни одной ночи
— И я тоже, а когда человек так пренебрегает своей семьёй, Эйб, он мне совсем не нужен.

 — Это потому, что он состоит в восьми ложах, — ответил Эйб. — И ни одного воскресенья не проходит без того, чтобы он не был занят на похоронах, Морусс.

 — Неужели? — возразил Моррис. — Ну, если бы я занимался пуговичным бизнесом, Эйб, я бы тоже был филантропом. Если человек занимается пуговичным бизнесом, Эйб, он должен быть членом восьми лож, потому что иначе он вообще не сможет продавать товары.

Эйб продолжил:

 — Линкхаймер не собирается продавать товары братьям по ложе, Морусс.
Он слишком стар, чтобы заниматься бизнесом. У него тоже есть сердце, Морасс. Ты бы не поверил, Морасс, сколько денег этот парень тратит на благотворительность. Он сам мне об этом сказал. Он всегда старается делать добро. Только сегодня утром, Морасс, он рассказывал мне о молодом парне по имени Шенкман, которому он пытается найти место кладовщика. Никто не стал бы связываться с этим парнем, Моруссом, потому что у него
были проблемы с домом в Далласе, штат Техас, который, как они утверждают,
этот парень украл у них на сто долларов, Морусс. Но Линкхаймер
говорит, что если ты дашь псу плохое имя, Морусс, то с таким же успехом можешь отдать его ловцу собак. Так что Линкхаймер готов рискнуть с этим парнем, Шенкманном, и даёт ему работу у себя.

 «Псы — это не моё, Эйб», — прокомментировал Моррис. «Но я бы тоже не отказался устроить представление для этого молодого парня, Эйб, если бы у меня были только костяные и металлические пуговицы. Но когда у тебя в запасе пара сотен шёлковых изделий, Эйб, как у нас, это совсем другое дело».

«Что ж, Морусс, слава богу, нам не нужно заказывать новый груз».
клерк. Джейк был с нами пять лет, Mawruss, и до сих пор то, что я
мог видеть, у него нет амбиций достаточно, чтобы просить о повышении, даже, пусть
самостоятельно искать работу получше".

"Тебе не следует слишком быстро хвалить себя, Эйб", - ответил Моррис.
"Амбиций у него предостаточно, но ему не хватает смелости. Нам действительно нужно повысить этому парню зарплату, Эйб. Я серьёзно. Каждый раз, когда я подхожу к нему, он смотрит на меня, и не успеешь оглянуться, Эйб, как он уйдёт от нас.

 «Похоже, мы могли бы это выдержать, Морусс, но если бы мы начали повышать ему зарплату…»
иначе этому вообще не было бы конца. _Lass's bleiben._ Если игрок
хочет прибавки, Маврусс, он должен попросить об этом."

Однако не прошло и двух недель после описанного выше разговора, как Джейк
вошел в личный кабинет фирмы и подал заявление об уходе.

"Мистер Перлматтер, - сказал он, - я собираюсь уйти".

— Собираешься уйти? — воскликнул Моррис. — Что ты имеешь в виду — собираешься уйти?

— Собираешься уйти? — повторил Эйб с нарастающим гневом. — Идея! Тебе определённо не стоит этого делать.

— Ты заслуживаешь этого, Джейк, если мы тебя уволим
— прямо из магазина, — добавил Моррис. — Ты работаешь на нас здесь пять лет,
а потом приходишь к нам и говоришь, что собираешься уйти. Ты когда-нибудь слышал о таком? Если ты хочешь получать на пару долларов больше в неделю, мы бы тебе их дали, _fartig_. Но если ты приходишь к нам и говоришь, что собираешься уйти, понимаешь, то это уже совсем другое дело.

"Могу ли я работать на тебя, если не хочу?" Спросил Джейк.

"Хватит, Джейк", - сказал Эйб. "Мы уже достаточно услышали от тебя".

"Хорошо, мистер Поташ", - ответил он. "Но все равно я говорю
А вам, мистер Поташ, стоит поискать нового экспедитора, потому что я купил магазин сладостей, сигар и канцелярских товаров на Ленокс-авеню и точно уйду в субботу.

 — Ну что, Эйб, что я тебе говорил? — с горечью сказал Моррис, когда Джейк вышел из кабинета. — Из-за пары долларов в неделю, Эйб, мы теряем хорошего экспедитора.

Эйб прикрыл своё смущение невесёлым смехом.

"Хороших экспедиторов вы могли бы найти в любой день недели, Морусс," — сказал он.
 "Мы не собираемся закрываться, понимаете, просто
потому что Джейк уходит от нас. Держу пари, что если бы мы дали объявление в завтрашнюю утреннюю газету,
то нашли бы дюжину хороших экспедиторов.

 — Давай, давай, давай, — проворчал Моррис. — Это твоя идея. Джейк уходит от нас, Эйб, и теперь тебе нужно найти кого-то на его место. Я устал вносить изменения в магазин.

— «Всегда на взводе, Морусс, всегда на взводе!» — парировал Эйб. — «Держу пари, что к субботе мы уже получим сотню хороших экспедиторов».

Но суббота прошла, и хотя за это время перед нами прошли старые и молодые экспедиторы в разной степени неряшливости,
Эйб и Моррис, ни один из них не оказался подходящим.

"Ладно, Эйб," сказал Моррис в понедельник утром, после ухода Джейка,
"ты достаточно поработал в этом деле с экспедиторами. Покажи мне, что
ты умеешь. У меня нет таких либеральных взглядов на экспедиторов, как у тебя,
Эйб, но всё же, Эйб, я думаю, что мог бы заняться этим бизнесом с
некоторой системой, понимаешь?"

— Тебе не стоит беспокоиться, Морусс, — ответил Эйб, небрежно махнув рукой. — Я уже нанял одного.

 — Ты уже нанял одного, Эйб! — повторил Моррис. — Что ж, разве я не могу
сказать об этом что-нибудь?

"Опять брыкаешься, Маврусс?" Воскликнул Эйб. "Ты сам сказал мне, что я должен
найти клерка-экспедитора, и я так и сделал".

"Ну, - воскликнул Моррис, - разве я вообще не имею права знать имя этого парня
?"

"Уверен, что вы имеете право знать его имя", - ответил Эйб. — Это молодой парень по имени Шенкман.

— Шенкман, — медленно произнёс Моррис. — Шенкман? Где я... ты имеешь в виду того парня по имени Шенкман, который работает на Макса Линкхаймера?

Эйб кивнул.

— Что с тобой, Эйб? — воскликнул Моррис. "Ты с ума сошел или что?"
что?

— Что ты имеешь в виду, говоря, что я сумасшедший? — спросил Эйб. — У нас есть страховка от краж со взломом, не так ли? И, кроме того, Морусс, Макс Линкхаймер говорит, что он не упустил ни одной пуговицы с тех пор, как этот парень у него работал.

 — Пуговицы, — закричал Моррис, — позволь мне кое-что тебе сказать, Эйб. Макс
 Линкхаймер мог бы упустить тысячу пуговиц, и что с того? Но у нас, Эйб, один кусок шёлка стоит больше ста долларов.

 — Всё в порядке, Морусс, — перебил Эйб. — Макс Линкхаймер говорит, что нам не стоит бояться. Он говорит, что доверяет молодому парню из офиса.
в сейфе лежат сотни долларов, и он до сих пор не тронул ни цента. Кроме того, у молодого парня есть жена и ребёнок, Морасс.

— Ну, у меня тоже есть жена и ребёнок, Эйб.

— Конечно, я знаю, Морасс, и поэтому ты должен немного посочувствовать парню.

Моррис хрипло рассмеялся.

"Конечно, я знаю, Абэ", - ответил он. "Хороший способ потерять деньги в бизнесе,
Абэ, это есть симпатия к кому-то. Ты продаешь товары для лесорубов, Эйб,
потому что он новичок, и ты испытываешь к нему симпатию, Эйб, и этот
лесоруб разоряется на тебе. Ты оплачиваешь концерн пятью сотнями долларов.
долларов — чек на их чек, выписанный на две недели вперёд, Эйб, — потому что
они медленно собирают деньги, и ты им сочувствуешь, а когда проходят две недели, Эйб, чек становится недействительным. Ты даёшь парню из Канзас-Сити отсрочку на два месяца, потому что у него был плохой весенний бизнес, и ты ему сочувствуешь, а потом, Эйб, какой-нибудь делец из Омахи выносит против него решение и закрывает его. Вот так всё и происходит. Если мы наймём этого молодого парня
из сочувствия к нему, Эйб, то самое меньшее, что с нами случится, — это
ему сходит с рук штучный товар на пару сотен долларов".

"Макс Линкхаймер решительно ничего подобного не говорит", - настаивал Эйб. - Макс
говорит, что парень начал с чистого листа, и он доверял бы ему
как брату.

- Ты имеешь в виду, как шурин, Эйб, - усмехнулся Моррис. - Этот парень.
Линкхаймер никогда никому не доверял просто так, Эйб. Всегда к первому числу месяца приходит выписка, и если он не получает чек к пятому, Эйб, он присылает ещё один с пометкой «просрочено».

"Тем лучше, Морусс. Если Макс Линкхаймер никому не доверяет,
Морусс, и он позволяет этому молодому парню работать в своём магазине, Морусс, значит, парень, должно быть, хороший. Не так ли?

Моррис устало поднялся на ноги.

"Хорошо, Эйб," — сказал он. «Если Линкхаймеру так не терпится избавиться от этого парня, пусть он даст нам рекомендацию в письменном виде, понимаете, и я уверен, что мы должны дать этому молодому Шенкманну шанс. Он мог попасть к нам только один раз, Эйб, так что отправляйся прямо туда и поговори с Линкхаймером, и если он письменно гарантирует, что парень честный, набери его».

«Сразу я не смог этого сделать, Морусс, — сказал Эйб. — Когда я уходил
Линкхаймер сегодня утром в метро сказал, что едет в
Ньюарк и вернётся только вечером. Я заеду туда завтра утром.

С этим ультиматумом Эйб прошёл в дальнюю часть лофта и лично
занялся отправкой десяти вещей покупателю в
Цинциннати. Под его присмотром мальчик-помощник укладывал одежду в
деревянную упаковочную коробку, и после того, как первая верхняя доска была
на месте, Эйб взял проволочную скобу и зажал её между большим и
указательным пальцами, направив остриём вниз на край коробки. Затем он
взял молоток в правую руку и
осторожно прикрыв один глаз, он прикинул расстояние между поднятым
молотком и шляпкой гвоздя. Наконец удар обрушился, и
тут же Эйб начал танцевать по полу в новорожденной агонии
от раздробленного большого пальца.

Это было, когда он наносит последние штрихи на повязку, что сделал
до навалом, чего ей не хватало в симметрии, что Моррис вошел.

"В чем дело, Эйб?" он закричал. — Ты не поранился?

Эйб пронзил своего напарника злобным взглядом.

"Нет, Морусс," — сказал он, направляясь к выходу из магазина, "я
Я совсем не пострадал. Я просто повязываю этот платок на большой палец, чтобы
напомнить себе, какой я дурак, что взял его в напарники.

Моррис подождал, пока Эйб почти дойдёт до двери.

"Мне не нужно повязывать что-то на большой палец, чтобы напомнить себе об этом,
Эйб," — сказал он.

 * * * * *

С тех пор, как у Морриса родился сын, ему казалось, что экспресс-поезда на Ленокс-
авеню ходят всё медленнее. В вечерних газетах не было и половины тех интересных новостей, которые он читал в начале своей семейной жизни, и
он едва мог дождаться, когда поезд остановится на Сто первой
Шестнадцатая улица, прежде чем он протиснулся на платформу.

В понедельник вечером, когда с его напарником случилась неприятность, он, как обычно, помчался со станции метро домой на Сто восемнадцатую
улицу, уверенный, что, как только он вставит ключ в замочную скважину, миссис
Перлмуттер и ребёнок будут в прихожей, чтобы поприветствовать его; но в этот раз он был разочарован. Конечно, аппетитный запах
_запечённого телячьего мяса_ доносился из шахты лифта, когда он
вошёл в позолоченный и отделанный порфиром вестибюль с улицы, но когда
Когда он переступил порог своей квартиры, громкий плач его сына
и наследника смешался с голосами Лины, служанки-славянки. Однако миссис
Перлмуттер нигде не было видно.

"Где Минни?" — спросил он.

"Миссис Перлмуттер ушла, — объявила Лина, — и она ещё не вернулась.

С тех пор, как они вернулись из свадебного путешествия, Минни ни разу не
пропустила ни одного дня, чтобы не встретить мужа по возвращении с работы, и Моррис
уже собирался позвонить в полицию и поднять тревогу, когда в дверь резко
постучали и вошла миссис Перлмуттер. На ней была шляпа, которая
и вес, который должен был придавать ей устойчивость, наклонил её под опасным углом, и под широкими полями шляпы её глаза блестели от слёз, которые невозможно было не заметить.

 «Минни, _лебен_, — воскликнул Моррис, обнимая её, — что случилось?»

Сочувствие лишь вновь открыло шлюзы эмоций миссис Перлмуттер,
и прежде чем она достаточно успокоилась, чтобы рассказать о причине своего
расстройства, _зажаренное мясо_ дало знать о своей скорой кончине
сильным запахом гари. Миссис Перлмуттер поспешно вытерла глаза
и побежала на кухню, так что только после этого
Спасённый ужин дымился на обеденном столе, когда Моррис узнал причину слёз своей жены.

"Что за комната, Моррис," — заявила миссис Перлмуттер, — "как свинарник, и ни крошки хлеба в доме. Я встретила эту бедную женщину на мясном рынке, и она пыталась выпросить кусок печени у этого бездельника
Хиршкеина. Он больше не получит ни цента из моих денег. Я купил ей большой кусок стейка, а потом пошёл с ней домой. Её бедный малыш Моррис был похож на маленький скелет.

Моррис качал головой из стороны в сторону и издавал невнятные звуки.
Моррис выразил сочувствие, шмыгнув носом, так как его рот был временно занят примерно половиной фунта сочной телятины.

"У её мужа работа за восемь долларов в неделю, — продолжила она, — и
им приходится жить на эти деньги."

Моррис с трудом проглотил телятину.

"В России, — начал он, — шесть человек..."

— Я знаю, — перебила миссис Перлмуттер, — но это Америка, и ты должен
пойти со мной сразу после ужина и посмотреть на бедных людей.

Моррис пожал плечами.

"Если я должен, значит, должен, — сказал он, накладывая себе ещё телятины.
«Но я могу сказать тебе прямо сейчас, Минни, что у меня нет и двадцати пяти центов в кармане, так что тебе придётся одолжить мне пару долларов до субботы».

«Я обналичим для тебя чек», — твёрдо сказала миссис Перлмуттер, и как только ужин закончился, Моррис выписал чек на десять долларов, и миссис
Перлмуттер отдала ему эту сумму из своих денег на хозяйство.

Было почти девять часов, когда Моррис и Минни на ощупь пробирались по тёмному
коридору многоквартирного дома на Парк-авеню. По железному виадуку,
пересекающему эту обманчиво названную улицей магистраль, с грохотом
проносились тяжёлые поезда
Прошло несколько минут, и только после того, как Моррис несколько раз постучал в дверь квартиры на верхнем этаже, ее обитатели услышали зов, доносившийся сквозь шум машин.

"Ну что, миссис Шенкманн, — весело воскликнула Минни, — как сегодня ночью малыш?"

"Шенкманн? — пробормотал Моррис. — Шенкманн? Это их так зовут
люди?

"Почему же, да", - ответила Минни. "Разве я вам этого не говорила? Миссис Шенкманн,
это мой муж. А это, я полагаю, мистер Шенкманн.

Высокий, худощавый человек поднялся с ящика из-под мыла, который выполнял роль стула, и
Застенчиво опустил голову.

"Schenkmann?" Моррис повторил. "Вы не тот Шенкманн, которого он изображает"
Макса Линкхаймера?

Натан Шенкманн кивнул, и миссис Шенкманн громко застонала.

"_Ai zuris!_ - воскликнула она. - К своему сожалению, он работает с Максом Линкхаймером.
Он должен получать восемь долларов в неделю, а Линкхаймер заставляет нас жить здесь, в его доме. Мы платим двенадцать долларов в месяц за комнаты,
леди, а Линкхаймер каждую неделю забирает по три доллара из денег Натана.
 Мы даже не можем съехать, как некоторые люди, и накопить на месячную арендную плату,
может быть, когда-нибудь. Комнаты того не стоят, леди, поверьте мне.

— Макс Линкхаймер владеет этим домом? — спросил Моррис.

 — Конечно, он домовладелец, — продолжила миссис Шенкманн.  — Я просто говорю вам.  За восемь долларов в неделю человек должен работать!  Разве это не позор?

— Ну, а почему бы ему не найти другую работу? — спросил Моррис, а затем, когда мистер и миссис Шенкман переглянулись и опустили головы, Моррис покраснел.

 — Какой прекрасный ребёнок! — поспешно воскликнул он. Он потрепал младенца по подбородку и издал языком такие звуки, которые, по мнению родителей, должны развлекать маленьких детей.
На самом деле бедный маленький ребёнок Шенкманна с его синевато-бледной кожей больше походил на цыплёнка из холодильника, чем на человеческого младенца, но для материнского глаза миссис Шенкманн он был воплощением детской красоты.

"Да благословит вас Бог, мистер," — сказала она. "Я вижу, у вас доброе сердце, и если вы знаете Макса Линкхаймера, он, должно быть, рассказал вам, почему мой муж не смог найти другую работу. Он всем рассказывает, леди, и заставляет их думать, что даёт моему
мужу работу из жалости. Так что, когда у меня родился ребёнок, я
надеялась, что он вырастет и станет мужчиной, леди, но мой муж никогда не брал денег.
Даллас. Те люди дали ему сто долларов, чтобы он положил их в
банк, а он пошёл и проиграл их. Если бы он их украл, то отдал бы
мне, леди, потому что мой Натан — хороший человек. Он не бездельник,
чтобы проигрывать их.

В голосе миссис Шенкманн звучала правда, и когда Моррис
посмотрел на двадцативосьмилетнего Натана, состарившегося из-за плохого питания и
жестокого обращения, все его подозрения рассеялись, уступив место
сожалению.

[Иллюстрация: «Если бы он украл, то отдал бы мне,
леди»]

— Не говорите больше ничего, миссис Шенкманн, — закричал он. — Я не хочу больше ничего об этом слышать. Завтра утром ваш муж бросит этого бездельника Макса
Линкхаймера и будет работать у нас за восемнадцать долларов в неделю.

 * * * * *

Пожалуй, самой заметной деталью в наряде мистера Макса Линкхаймера была
драгоценность I. O. M. A., свисавшая с точки пересечения его широкой талии. Она была подарена ему Ложей Гармонии, 122, по
окончании срока его полномочий в качестве национального великого
секретаря и весила около восьми унций. Не то чтобы
Остальная одежда мистера Линкхаймера не соответствовала этому образу, потому что он
старался выглядеть несколько старомодно, с капелькой _добродушия_. Это означает, что на нём был мятый сюртук и жилет с низким вырезом. Но он заменил чёрный галстук-ленту на готовый белый бант, посчитав его более подходящим для роли филантропа. Он проявил _добродушие_, не застегнув две верхние пуговицы на жилете.

"Ну, здравствуй, Эйб, дружище!" — воскликнул он на одном дыхании, когда Эйб Поттс
вошёл в его кабинет во вторник утром. — "Чем я могу тебе помочь?"

Он взял правую руку Эйба в мягкую, тёплую, слегка влажную ладонь и
продолжал держать её почти пять минут.

"Я пришёл к вам по поводу Шенкманна," — ответил Эйб. "Мы решили, что он будет работать у нас
в качестве экспедитора."

— Я рад это слышать, — сказал Линкхаймер. — Как я уже говорил вам на днях,
меня только что попросили в одной из лож, к которой я принадлежу, помочь молодому парню,
только что вышедшему из приюта для сирот. Он большой, сильный, здоровый парень,
и он готов работать за половину той суммы, которую я плачу Шенкманну. Так что
естественно, я должен избавиться от Шенкманна.

«Удивительно, что у тебя есть время возиться с новым новичком», —
прокомментировал Эйб.

Линкхаймер торжественно покачал головой.

"Я ничего не могу с этим поделать, Эйб, — сказал он. — Я позволяю своему бизнесу страдать, но
тем не менее постоянно протягиваю руку помощи этим бедным неопытным парням. Уверяю вас, это обходится мне в тысячи долларов в год, но такова моя натура, Эйб. Я весь нараспашку. Когда вы хотите, чтобы
Шенкман пришёл на работу?

— Прямо сейчас, мистер Линкхаймер.

— Очень хорошо, я пойду и позвоню ему.

Он поднялся и направился к двери.

— О, кстати, Эйб, — сказал он, остановившись на пороге, — ты же знаешь, что Шенкман женат, у него есть жена и ребёнок, и я понимаю, что миссис Шенкман склонна к расточительности. По этой причине я позволяю ему жить в моём доме на Парк-авеню и каждую неделю вычитаю арендную плату из его зарплаты. Это действительно благотворительность с моей стороны. Сумма составляет... э-э... шестнадцать долларов в месяц. Полагаю, вы не будете возражать, если я буду получать по четыре доллара в неделю из его зарплаты?

 — Ну, я не совсем коллекторское агентство, понимаете, — сказал Эйб.
— Но я посмотрю, что скажет мой партнёр, и если он согласится, то и я тоже. Только вот что, мистер Линкхаймер, мой партнёр не даёт мне покоя. Я должен получить от вас рекомендацию.

 — Я с удовольствием дам вам рекомендацию, Эйб, — ответил Линкхаймер, — но в этом нет необходимости.

Он вернулся в переднюю часть офиса и подошёл к сейфу.

 «Эйб, взгляни-ка сюда, — сказал он. — У меня в сейфе пятьсот долларов и несколько мелких купюр, которые я положил туда вчера вечером,
когда вернулся из Ньюарка. Это деньги, которые я получил накануне».
Вчера я был председателем комитета по развлечениям в ложе, к которой я принадлежу. Сейф был открыт с пяти до семи вечера, и Шенкман всё это время был здесь.

Он открыл среднее отделение и достал пачку банкнот.

— Видишь, Эйб, — сказал он, отсчитывая деньги, — вот они: сто, двести, триста, четыреста и…

Здесь мистер Линкхаймер сделал паузу и внимательно осмотрел последнюю купюру, потому что
вместо стодолларовой купюры это была всего лишь десятидолларовая.

"Ну, что вы думаете об этом грязном воре?" — воскликнул он наконец. "Это
— Шенкманн взял оттуда стодолларовую купюру.

— Что? — воскликнул Эйб.

 — Так же верно, как то, что ты сидишь здесь, — взволнованно продолжил Линкхаймер.
 — Этот парень Шенкманн стянул у меня стодолларовую купюру.

Здесь его академический английский окончательно покинул его, и он продолжил на
диалекте Нижнего Ист-Сайда.

«До сих пор я всегда запирал сейф на этого парня, и в первый же раз, когда я отвлекся, он взял и обокрал меня на сто долларов».

 «Но, — возразил Эйб, — ты мог ошибиться, разве нет? Если бы
парень взял сто долларов, почему бы ему не развернуться и не отдать
остальные четыреста? Не так ли? Десять долларов он тоже мог бы взять
это. Что?

"A _ganef_ вы вообще не могли сказать, что он будет делать", - возразил Линкхаймер
и Эйб поднялся на ноги.

— Мне жаль вас, мистер Линкхаймер, — сказал он, хватаясь за шляпу, — но, думаю, мне пора возвращаться в магазин. Так что вам не стоит беспокоиться об этом парне, Шенкманне. Мы решили, что справимся без него.

Но слова Эйба остались без внимания, потому что, когда он повернулся, чтобы уйти, мистер
Линкхаймер распахнул оконную раму и высунул голову наружу.

"Po-lee-eece, po-lee-eece!" он закричал.

 * * * * *

Когда Абэ прибыл по месту его нахождения после его визита на МАКС
Linkheimer он нашел Моррис весело свистят над Утренняя почта.

— Ну что, Эйб, — воскликнул Моррис, — ты видел Макса Линкхаймера?

Эйб поспешно снял шляпу и пальто и, задев забинтованным пальцем подкладку рукава, громко выругался.

 — Да, я видел Макса Линкхаймера, — прорычал он, — и я устал от всего этого. Иди и найди экспедитора, Морусс. Я
до конца.

"Почему?" Спросил Моррис. "Разве Линкхаймер не дал бы рекомендации, потому что
если бы он этого не сделал, Эйб, я удовлетворен тем, что мы взяли бы парня без
одного. На самом деле, я удивлен, что ты не привел его с собой.

- А ты кто, а? Вмешался Эйб. — Ну, Морусс, ты не должен удивляться ничему подобному, потому что я не взял его с собой по одной простой причине: я не хочу, чтобы у меня в доме работал _ганец_.
Вот и всё.

— Что ты имеешь в виду под _ганцем_? — воскликнул Моррис. — «Этот парень не такой уж и вор, как ты, Эйб».

У Эйба вздыбились усы, а глаза так возмущённо выпучились, что
Казалось, что-то легло ему на щеки.

"Тебе следует быть осторожнее в своих словах, Морусс," — возразил он. "Может, он и не такой _ганиф_, как я, Морусс, но всё равно он в тюрьме, а я нет."

"В тюрьме," — воскликнул Моррис. "За что в тюрьме?"

— Потому что он вчера украл у Линкхаймера сто долларов, Морусс,
и пока я был там, Линкхаймер это обнаружил. Так что, естественно, он
арестовал этого парня.

 — Вчера он украл сто долларов? — перебил Моррис.

 — Вчера днём, — повторил Эйб. — Я своими глазами видел, что это были
другие деньги, которые он не крал.

— Тогда, — сказал Моррис, — если он украл его вчера днём, Эйб, то он определённо ничего такого не делал.

Затем он рассказал Эйбу о своём визите в комнаты Шенкманна и о том, в какой нищете он там оказался.

"Честное слово, Эйб, — сказал он, — у этого парня даже стула не было, чтобы сесть.

— Откуда ты знаешь, Морусс, что у него было, а чего не было? — нетерпеливо ответил Эйб.
— Парень, конечно, не собирается показывать тебе сотню долларов, которые он украл, — особенно, Морусс, если он думает, что может заработать на тебе ещё пару долларов.

— Послушай, Эйб, — вмешался Моррис, — не говори снова, что тот парень украл сто долларов, потому что я ещё раз говорю тебе, Эйб, я знаю, что он ничего не брал, это точно.

— Пошёл ты, Моррис, — с отвращением воскликнул Эйб, — ты говоришь как дурак!

— Да неужели? — крикнул Моррис. — Ладно, Эйб. Может, я и прав, а может, и нет,
но я всё равно уверен, что он этого не делал, и я иду прямо к Генри Д. Фельдману, и я заставлю этого Линкхаймера работать на бедного полуголодного деревенщину за пять долларов в неделю и пару комнат на верхнем этаже, которые не стоят и шести долларов в
— Месяц. Подождите! Я ему покажу.

Он схватил свою шляпу и направился к двери лифта, до которой почти добрался, когда Эйб схватил его за руку.


— Морусс, — закричал он, — ты с ума сошел? Зачем тебе так беспокоиться из-за этого парня? Он не последний экспедитор в мире. Вы могли бы нанять множество хороших экспедиторов, не утруждая себя
подобными хлопотами. Кроме того, Морусс, если он украл его или не
украл, какая нам разница? С шёлковыми товарами, которые у нас
есть, Морусс, мы не можем позволить себе рисковать.

"Я не собираюсь рисковать, Эйб", - твердо заявил Моррис. "Я знаю".
"этот парень не брал денег".

"Уверен, что все в порядке," Абэ договорились, "но ты не можешь себе позволить быть
все утро прямо в разгар сезона. Кроме того, Маврусс, с каких это пор
ты вдруг стал таким милосердным?

— Я — милосердный? — возмущённо воскликнул Моррис. — Я не милосердный, Эйб.
_Gott soll h;ten!_ Я оставляю это таким простакам, как Макс Линкхаймер. Но когда
я узнаю, что порядочного, уважаемого человека сажают в тюрьму за то,
чего он вообще не делал, Эйб, тогда это уже совсем другое дело.

В этот момент подъехал лифт, и, запрыгнув в него, он крикнул, что вернётся до полудня. Эйб вернулся в заднюю часть склада,
где было подготовлено к отправке несколько срочных заказов. Под его
руководством и наблюдением мальчик-помощник прибивал верхние доски
упаковочных ящиков, но почти в каждом случае, когда ящик был
закреплён и промаркирован, они обнаруживали, что забыли одну вещь,
и весь процесс приходилось повторять. Таким образом, прошло почти полтора часа,
прежде чем Эйб закончил свою работу, и хотя он позавтракал поздно
В то утро, когда он посмотрел на часы, его внезапно охватил голод.
 «Я мог бы ещё немного поголодать, — пробормотал он, — если бы это кого-то волновало».

 Он ходил взад-вперёд по выставочному залу в экстазе воображаемого голода, и когда он в сотый раз прошёл мимо лифта, дверь открылась, и из неё вышел Макс Линкхаймер. Его жилет с низким вырезом обнажал
то, что его рубашка, обычно ослепительно белая, была
влажной от пота. Даже воротник не избежал этой участи,
а что касается его амулета, то он, казалось, потускнел.

— Послушай, Поташ, — начал он, — что ты имел в виду, когда послал своего напарника выручать этого _гаффера_?

— Я послал своего напарника выручать _гаффера_? — воскликнул Эйб. — Что за чушь ты несёшь?

— Я не несу чушь, — возразил Линкхаймер. «Посмотри, в каких условиях я нахожусь. Этот парень Фельдман выставил меня полным идиотом в полицейском участке».

«Фельдман тоже был там?» — спросил Эйб.


«Полагаю, ты не знаешь, что Фельдман был там, — продолжил Линкхаймер, —
и твой напарник внес за него залог в две тысячи долларов».

Эйб пожал плечами.

— Во-первых, мистер Линкхаймер, — сказал он, — я не говорил своему партнёру, чтобы он делал что-то подобное. Он сделал это вопреки моему совету, мистер
Линкхаймер. Но в то же время, мистер Линкхаймер, если он хочет внести залог за этого парня, понимаете, какое мне до этого дело?

 — Какое вам до этого дело? — повторил Линкхаймер. — Разве вы не знаете, что, если этот парень сбежит, сюда может прийти шериф и обыскать ваш дом? Вот и всё.

— Что? — воскликнул Эйб. Он сел в ближайшее кресло и уставился на
Линкхаймера.

"Да, сэр, — повторил Линкхаймер, — из-за такой ерунды вы можете разориться.

Нижняя челюсть Эйба отвисла ещё больше. Он был слишком ошеломлён, чтобы что-то сказать.

"Ч-что я могу с этим поделать?" — наконец выдавил он из себя.

"Поделать с этим!" — воскликнул Линкхаймер. "Если бы у меня был партнёр, который провернул бы со мной такую грязную шутку, я бы выгнал его.
Я бы выгнал его из своего дома. Не существует ни одного соглашения о партнёрстве, в котором прямо не говорилось бы, что один из партнёров не должен давать залоговую гарантию без согласия другого партнёра.

Эйб раскачивался в кресле взад-вперёд.

"После стольких лет парень должен был так поступить со мной!" — простонал он.

Линкхаймер удовлетворённо улыбнулся и собирался привести пример
Поразительный и совершенно вымышленный случай, когда один партнёр разорил другого,
дав залоговую расписку, когда дверь, ведущая в монтажную, открылась, и
появился Моррис Перлмуттер. Когда его взгляд остановился на Линкхаймере,
он вспыхнул от гнева, и на этот раз Моррис, казалось, обладал
определённым достоинством.

"Вон, — скомандовал он, — вон из моего магазина, ты, придурок!"

Когда он бросился на испуганного торговца пуговицами, Эйб схватил его за лацканы пиджака
и оттащил назад.

"Послушай, Морусс, что мы здесь делаем?" — воскликнул он.

"Оставь его в покое, Эйб," — посоветовал Линкхаймер довольно дрожащим голосом.
— Я почти на двадцать лет старше его, но, думаю, я мог бы с ним справиться.

 — Ты бы ни с кем здесь не справился, — ответил Эйб. — Если вы двое хотите
справиться, вам лучше выйти на тротуар.

 — Неважно, — вмешался Моррис, чья храбрость уже испарилась, — я с ним разберусь.

"Другое дело, Mawruss," Абэ прерывается; "почему бы тебе не пойти в
стойка сторону, как человек".

"Я прихожу в какую сторону я прошу тебя, Эйб," Моррис вернулся. "И более того,
Эйб, когда со мной бедный скелет такого парня, как Натан
Шенкманн, Эйб, я не поднимаю его на лифте перед входом. Я был бы
Мне стыдно за наших конкурентов, которые думают, что мы позволяем нашим рабочим голодать. Парень прямо-таки упал в обморок, когда мы поднимались на грузовом лифте.

 — Когда вы поднимались на грузовом лифте? — переспросил Эйб. — Вы хотите сказать, что у вас хватило наглости привести этого парня в мой кабинет?

"Я должен получить твое разрешение, Эйб, я должен приводить кого хочу"
в свой собственный дом? Моррис возразил.

"Тогда все, что я могу сказать, это то, что ты должен убрать его снова", - сказал Эйб
. "Я бы не потерпел на своем месте никаких ганевимов". Раз и навсегда,
Морусс, я говорю тебе, что не потерплю твоей чепухи. Ты
отдаёшь наш скот в залог за этого парня, и если он сбежит от нас,
придёт шериф и...

 «Кто сказал, что я отдаю наш скот в залог за этого парня?» — спросил Моррис.
"У меня есть поручительство компании-поручителя, Эйб, потому что Фельдман говорит, что я не должен выходить на свободу
никаких поручительств, и я даю компании-поручителю свой личный чек на
тысяча долларов, которые они вернут, когда дело будет закрыто. Это
я сделал это, чтобы уберечь этого Шенкмана от тюрьмы, Эйб, и если бы это
было необходимо, чтобы посадить этого Линкхаймера, Эйб, я бы это сделал
— У меня есть ещё один чек на тысячу долларов, на всякий случай.

Эйб несколько смутился от этого признания. Он посмотрел на Линкхаймера,
а затем на Морриса, но прежде чем он успел что-то сказать, дверь лифта
открылась, и из него вышел Джейк. Возможно, за всё время их знакомства
Эйб и Моррис впервые увидели его с умытым лицом. Более того, чистый воротник
ещё больше скрывал его личность, и поначалу Эйб не узнал своего бывшего
помощника.

"Привет, мистер Поташ!" Сказал Джейк.

"Я подойду к вам через минуту, мистер... э-э," начал Эйб. "Просто возьмите
— А, так это же Джейк, не так ли? — спросил он.

Тут он увидел возможность для светской беседы и взволнованно вскочил на ноги.

"Что случилось, Джейк? — спросил он. — Ты хочешь вернуться на свою прежнюю работу?

— Это не так просто, мистер Поташ, — ответил Джейк. «У меня хороший бизнес, мистер Поташ. Я продаю отличные сигары, конфеты и канцелярские товары, и мне уже предложили на двадцать пять долларов больше, чем я заплатил за бизнес. Но я бы не взял эти деньги. Зачем они мне? Вчера я заработал много денег, а сегодня утром, мистер Поташ, на моё место пришёл парень и — вот он, этот парень!»

— Чувак! Что ты имеешь в виду — чувак? — возмущённо воскликнул Эйб. — Это не чувак. Это мистер Макс Линкхаймер.

 — Конечно, я знаю! — объяснил Джейк. — Я имею в виду именно его. Полчаса назад я был у него, и они сказали, что он придёт сюда. Вы были в
моем_ магазине этим утром, мистер Линкхаймер, не так ли, и вы
купили у меня пачку сигарет с натуральным табаком?"

- Нет, нет, Джейк, - вмешался Моррис. - Заканчивай. Ты нам мешаешь
здесь.

Джейк распахнул пиджак и неуклюже отстегнул большую английскую булавку, которая
закрывала отверстие в правом верхнем кармане жилета. Затем он
копали вниз с пальцами и вынул из кармана желтую пачку
размером примерно с почтовую марку. Это он начал разворачиваться, пока он не
взял на внешний вид стодолларовой купюры.

- Он дает мне вот это, - объявил Джейк, - а я даю ему сдачу на
десятидолларовую купюру. Итак, это стодолларовая банкнота, не так ли, и
она мне не принадлежит, но, когда я прихожу в центр, я должен вернуть ее ему
еще раз. То, что не принадлежит мне, мне вообще не нужно ".

Это была, пожалуй, самая длинная речь, которую Джейк когда-либо произносил, и он
сделал паузу, чтобы облизать пересохшие губы перед вступлением.

— Итак, — заключил он, протягивая Линкхаймеру купюру, — вот она,
и… и девять долларов девяносто центов, пожалуйста.

Линкхаймер машинально схватил купюру и выпученными глазами уставился на цифры.

"Почему, — выдохнул Эйб, — почему, Линкхаймер, сегодня утром у вас в сейфе было четыре стодолларовых
купюры и десятидолларовая? Не так ли?

Линкхаймер кивнул. Его снова прошиб обильный пот, когда он
протянул Джейку десятидолларовую купюру.

- Итак, - продолжал Эйб, - итак, вы, должно быть, вчера вечером взяли из сейфа стодолларовую купюру
вместо десятидолларовой. Не так ли?

Линкхаймер снова кивнул.

"И ты совершил ошибку, не так ли?" — воскликнул Эйб. "А этот парень, Шенкман, вообще не брал денег из сейфа. Не так ли?"

Линкхаймер кивнул в третий раз, и Эйб повернулся к своему напарнику.

— Что ты думаешь об этом парне? — спросил он, кивнув в сторону
Линкхаймера.

Моррис пожал плечами, а Эйб засунул руки в карманы брюк и
посмотрел на Линкхаймер.

"Итак, Линкхаймер, - заключил он, - ты выставил себя лохом и
меня тоже! Не так ли?"

"Извините, Эйб," Linkheimer пробормотал, как он сложил прочь
сто-долларовую банкноту в своем бумажнике.

"Бьюсь об заклад, ты ему очень жаль," Моррис прерван. "Мне будет жаль, если я
получил иск на руки, как он получил его".

"Что вы хотите этим сказать?" Linkheimer плакала. "У меня нет никакого судебного процесса на руках"
.

- Пока нет, - многозначительно сказал Моррис, - но когда Фельдман услышит об этом,
вы быстро получите повестку о возмещении ущерба в размере пары тысяч долларов.
что вы и сделали с этим молодым парнем Шенкманном, обманув его.
арестован.

"Это не больше, чем вы заслуживаете, Линкхаймер", - добавил Эйб. "Вы
к счастью, я еще не подал на вас в суд за попытку поссорить меня с моим партнером
.

На одно короткое мгновение Линкхаймер печально посмотрел на Эйба. Было мало случаев, когда Линкхаймер не мог выразить свою мысль в
готовой формулировке или избитом афоризме, и он уже собирался
распространяться о неблагодарности в бизнесе, когда Эйб опередил его.

"Я хотел сказать тебе ещё кое-что, Линкхаймер," — сказал Эйб. — "Ты
Вам не стоит ждать первого числа месяца, чтобы отправить нам выписку. Отправьте
ее сегодня вечером, потому что мы предупреждаем вас, что закрываем ваш счет прямо
здесь и сейчас.

 * * * * *

Неделю спустя Эйб и Моррис наблюдали, как Натан Шенкман вбивает гвозди
в крышку упаковочного ящика с силой и точностью, на которые Джейк был совершенно неспособен;
семь дней в лучшем жилье и на лучшем питании сотворили с Натаном чудеса.

— Да, Эйб, — сказал Моррис, когда они отвернулись, — я думаю, что мы нашли
этого мальчика, а ещё мы помогли благотворительной организации. У некоторых людей есть идеи,
Эйб, бизнес есть бизнес, но я думаю по-другому.
Ты никогда не добьёшься большого успеха в бизнесе, если не будешь хоть немного сочувствовать людям. Не так ли?

Эйб кивнул.

"Ты прав, Морасс," — сказал он.




Глава вторая

Парижский суд


Между появлением Эйба Поташа в вестибюле отеля «Принц Кларенс» в один жаркий летний день в июне и публикацией в утренней колонке «Прибытие покупателей» следующего заявления и новости была тесная связь:

 Грисман, М., компания «Дри-Тодс», Сиракьюс; М. Грисман, дамы и
 Плащи, костюмы, талии и меха мисс; отель «Принц Кларенс».

Тем не менее, когда Эйб заметил мистера Грисмана, развалившегося в одном из
просторных гостиничных кресел, он быстро отвернулся и подошёл к стойке
администратора. Затем он громко спросил мистера.
Элкан Рейнберг из Бунтона, штат Нью-Джерси; и почти прежде, чем клерк
сказал ему, что такого человека не зарегистрировано, он обернулся и
с удивлением узнал мистера Грисмана.

"Здравствуйте, мистер Грисман!" — воскликнул он. "Как я рад вас видеть! Что вы делаете здесь, в Нью-Йорке?"

Грисман пристально посмотрел на своего собеседника, прежде чем ответить.

Примерно двумя годами ранее между ними произошла ожесточённая переписка
по поводу партии юбок, потерянных при транспортировке, — переписка,
которая закончилась угрозами судебного разбирательства; и мистер Грисман
перевёл свой счёт из Potash & Perlmutter в Sammet Brothers.
Поэтому он холодно посмотрел на протянутую Эйбом руку и вместо того, чтобы встать,
несколько мгновений продолжал попыхивать сигарой.

 «Я знаю вас в лицо, — наконец сказал он, — но ваше имя мне незнакомо».

— Подумайте ещё раз, мистер Грисман, — сказал Эйб, совершенно не смутившись отказом.
 — Где вы меня раньше видели?

 — Кажется, я видел вас однажды в адвокатской конторе, — сказал Грисман. «Насколько я помню, вы сказали, что вам плевать на мои дела, и если я не заплачу за юбки, вы устроите мне взбучку. Но, насколько я понимаю, я не заплатил за юбки и не переживал по этому поводу».

 «Почему бы не оставить прошлое в прошлом, мистер Грисман?» — ответил Эйб.

«Я не собираюсь ничего забывать, Эйб», — ответил Грисман. «Всё, что было, — в прошлом».
на вашей стороне. У меня нет юбок, поэтому я за них не платил.

"Ну, что такое несколько юбок, из-за которых парни должны становиться врагами,
Мистер Грисман? Юбки давно уже _vorbei schon_. Почему бы тебе не
все-таки заглядывать к нам разок-другой и не повидаться с нами, Мо?

— Что бы я сделал на твоём месте, Эйб?

— Ты всё ещё используешь пару вещей, которые мы делаем, в своём бизнесе,
Мо, — продолжил Эйб. — Тебе нужно время от времени покупать товары в Нью-Йорке.
Не так ли?

— Ну, и так, и не так, Эйб, — ответил Мо. — Я не отстающий.
что я когда-то и делал, Эйб. У меня тоже появились свежие идеи, Эйб.
 В наши дни, Эйб, покупатель вообще не может полагаться на собственное мнение. Прежде чем
он купит товары нового сезона, он должен сначала узнать, что носят
на другой стороне. Так что я, Эйб, сначала еду в Париж, Эйб. А потом
Я вижу там то, что хочу купить здесь, Эйб, и когда я возвращаюсь в Нью-
Йорк, я покупаю только те товары, которые соответствуют идеям, которые я видел в Париже.

«Но откуда ты знаешь, что у нас нет тех идей, которые ты видел в Париже,
Мо?»

«Я не знаю, Эйб, — ответил Мо, — потому что я ещё не был в Париже».
далеко. Сейчас я направляюсь в Париж, Эйб; и, кроме того, Эйб, если бы я был в Париже, понимаешь, что бы такой парень, как Морасс, знал о дизайне?

— Что ты имеешь в виду, говоря, что такой парень, как Морасс, знает о дизайне? —
повторил Эйб. — Не обманывай себя, Мо; Морасс — первоклассный,
Дизайнер номер один. Он черпает идеи из лучших модных журналов. Кроме того, Мо, когда дело касается современного стиля, я тоже не такой уж дурак, понимаешь. Я кое-что понимаю в дизайне, Мо, и ты можешь поверить мне, Мо, это не
«Мо, у них нет такого дома, как у нас, где можно было бы предложить тебе самый современный стиль».

«Конечно, я знаю, — продолжил Мо, — но, как я уже говорил тебе, Эйб, сейчас я не в том положении, чтобы покупать осенние вещи. Сейчас я только на пути в Париж, а когда вернусь, тебе уже не захочется со мной разговаривать».

— «Я могу тратить своё дыхание на что угодно, Мо, — ответил Эйб. — Я не такой, как некоторые люди, Мо; моё дыхание ничего мне не стоит».

 — Что ты имеешь в виду? — возмущённо воскликнул Мо. Он позволил себе
В то утро он позволил себе необычную роскошь — коктейль, как следствие довольно бурного вечера с Леоном Сэмметом, и во время интервью с Эйбом рассеянно жевал гвоздику.

"Я имею в виду Хайми Зальцмана, дизайнера из Sammet Brothers," — ответил Эйб.
"У него такой запах изо рта, Мо, что ему следовало бы поставить на подбородок штамп с налогом на доходы."

— Может, и так, Эйб, но парень делает своё дело. Братья Саммет
отправляют его в Париж и в этом году, Эйб. Он плывёт с Леоном
 Самметом на одном корабле со мной, Эйб.

«Что ж, тогда всё, что я могу тебе сказать, Мо, — береги себя и не играй в пинокль с этим парнем. Каждый день после обеда он играет с такими акулами, как Мо Рабинер и Маркс Пасински, и если бы он когда-нибудь уволился с должности дизайнера, то мог бы выступать на сцене в качестве жонглёра картами. Триста пятьдесят — это минимум, который этот парень может себе позволить.

«Одно я знаю точно, Эйб: ты никогда не смог бы продать мне товар, постучав в дверь
Хайми Зальцмана».

«Я не пытаюсь продать тебе товар, Мо; я просто разговариваю с тобой».
старый друг должен поговорить с другим. Когда ты возвращаешься?"

"Примерно к 1 июля я должен быть здесь, - ответил Мо, - и если ты захочешь прийти,
навестить меня как старого друга, Эйб, добро пожаловать. Только я должна сказать
вот что тебе, Эйб, я уже давно забыла о тех юбках, и я
желаю тебе того же ".

 * * * * *

Когда Эйб вошёл в свой демонстрационный зал в то утро, Моррис Перлмуттер как раз
надел вечернее платье с высоким воротом на манекен.

"Ну что, Эйб, что ты об этом думаешь?" — гордо воскликнул он, вытирая
его блестящий лоб. Абэ перебирали шелковые складки одежды и пыхтел
критически на черную сигару.

"Что я мог думать, Mawruss?" он ответил. — Одежда выглядит неплохо, Морусс, и я не жалуюсь, понимаешь, но я говорю тебе чистую правду, Морусс, в наши дни, Морусс, человек может быть хоть пророком Илией, но в июне он не может предсказать, что понравится покупателям в сентябре.

Моррис сердито покраснел.

«Не знаю, что на тебя в последнее время нашло, Эйб; тебе ничего не идёт», — воскликнул он.
«Я принёс тебе одежду, за которую мы бы заплатили дизайнеру десять
Тысяча долларов в год, и всё же он не мог дать нам ничего лучшего, а
ты всё ещё на коне.

 — Что ты имеешь в виду под «на коне»? — возразил Эйб. — Я не на коне. Я просто
заметил, Морусс. Я говорю, что ничего не могу сказать по этому поводу, Морусс, потому что так далеко в будущее, Морусс, одежда может выглядеть очень плохо, Морусс, и всё равно стать хитом продаж.

— Итак, Эйб, — в ярости выпалил Моррис, — ты думаешь, что одежда выглядит плохо! Что? Что ж, я могу сказать только одно, Эйб: если одежда выглядит
так что тебе лучше поскорее нанять кого-нибудь, кто сможет придумать что-то получше, потому что я устал от твоих пинков.

«Что с тобой, Морусс, ты вдруг стал таким обидчивым?» — возмутился Эйб. «Я ничего не говорю о том, что одежда плохая. Я только хочу сказать, что в наши дни доходит до того, что в июне какой-нибудь парень
выдумывает стиль, который, если бы мы уже шили костюмы для маскарада,
всё равно был бы странным, и всё же, Морусс, в сентябре он стал бы популярным.
Ты понимаешь, о чём я говорю, Морусс?

"Я прекрасно понимаю," с горечью ответил Моррис. "Ты
у тебя хватило наглости стоять здесь и говорить мне, что эта одежда выглядит как маскарадный костюм. _Schon gut_, Эйб. С этого момента я отказываюсь от всего этого. Я ухожу, Эйб. Тебе стоит сразу же дать объявление о поиске дизайнера.

Эйб устало поднялся на ноги.

— С таким обидчивым человеком, как ты, Морусс, — сказал он, — парень вообще не смог бы открыть рот. Я ничего не говорю о тебе как о дизайнере, Морусс. Я лишь говорю, Морусс, что дизайнер может быть таким же высококлассным, как Пакен или кто-то из французов,
но если он получает его идеи со страниц модных журналов, _oder_ плащ _Daily и
Костюм Gazette_, Mawruss, то oncet в то время как он получается стикер."

Моррис снимал одежду с витрины, но остановился, чтобы
одарить своего партнера свирепым взглядом.

"Тогда что бы ты хотел, чтобы я сделал?" он спросил. "Макияж стили из
моя собственная голова, Эйб? Если бы я не черпал идеи из модных журналов,
Эйб, откуда бы я их взял?

— Откуда бы ты их взял? — повторил Эйб. — Ну, а где же тогда Хайми Зальцман,
дизайнер Sammet Brothers, и Чарльз Айзенблюм, дизайнер
«Клингер и Кляйн, откуда у них идеи, Морусс?»

Это был чисто риторический вопрос, но когда Эйб сделал паузу, чтобы усилить
эффект от своей речи, Моррис решил дать ответ.

"Эти придурки не сами придумывают идеи, Эйб," — сказал он, — "они их крадут. Если
у компании есть спрос на определённую одежду, Эйб, эти двое разбойников с большой дороги
сделают дубликат раньше, чем ты успеешь обернуться. Вот такие они головорезы, Эйб.

— Конечно, я знаю, — продолжил Эйб, — но они должны выпускать и свою одежду, Морусс, и они получают идеи прямо из штаб-квартиры.
Они черпают свои идеи в Париже, Морусс. Только сегодня утром я узнал, что Хайми Зальцман отплывает в Париж в субботу.

"Что ж, я не мог его остановить, Эйб," — прокомментировал Моррис.

"Конечно, я знаю, Морусс," — продолжил Эйб, — "но здесь, в магазине, очень тихо, Морусс, и ещё месяц мы почти не будем вести дела. Я мог бы прекрасно прожить здесь, скажем, до 15 июля.
В любом случае.

В течение двух минут Моррис пристально смотрел на своего напарника.

"К чему ты клонишь, Эйб?" — наконец спросил он.

"К тому, что я клоню к этому, Морасс," — продолжил Эйб.  "Почему бы тебе не поехать
в Париж?"

— Я поеду в Париж! — воскликнул Моррис.

 — Почему бы и нет? — пробормотал Эйб.  В конце концов, это предложение показалось ему нелепым.

 — Почему бы и нет? — повторил Моррис.  — Есть много причин, почему бы и нет, Эйб, и главная из них — это то, что Атлантический океан должен высохнуть, а они должны построить там железную дорогу, Эйб. Я пересёк
воду всего один раз, Эйб, и я бы не стал пересекать её снова, даже если бы
продал на доллар больше, пока жив, Эйб, и это всё, что я могу сказать.

 «Что за чушь ты несёшь, Морусс? На таких больших лодках, как
_Morrisania_ движения не больше, чем если бы парень поехал на Кони-Айленд.
"Все в порядке, Эйб", - твердо ответил Моррис.

"Все в порядке, Эйб". "Меня, если бы я обратился к
Кони-Айленд, я беру всегда на вагонетки, Эйб, из Нью-Йорка
стороне моста. Кроме того, Эйб, если «Сэммет Бразерс» отправляет такого пьяницу, как Хайми Зальцман, в Париж, Эйб, они имеют право тратить свои деньги так, как им хочется; но я хочу сказать, что нам не стоит бояться, что они откажутся от нашей торговли из-за этого, Эйб. Хайми вернётся домой с новыми идеями о шампанском, а не с одеждой, Эйб.

— Конечно, я знаю, Морусс, — возразил Эйб, — но если бы ты съездил в
Париж, Морусс, ты бы вернулся с новыми идеями, из которых ты бы
сделал что-то по-настоящему классное, Морусс. А так, Морусс, с такой
рекламой, как у тебя там, мы бы разорились.

— Ладно, Эйб, я услышал достаточно. Вы слишком много говорите для человека, который приходит в центр города в десять часов без всякого повода.

В этот момент Эйб прервал своего напарника, чтобы рассказать о своём визите к Мо Грисману, но эта информация никак не успокоила
Морриса.

— Ладно, Эйб, — крикнул он, — почему бы тебе не поехать в Париж? Это всё, на что ты способен. У меня жена и ребёнок, Эйб; но с парнем, который не больше интересуется своим домом, понимаешь, чем хочет поехать в Париж, Эйб, — ладно! Езжай, Эйб, в Париж. Я доволен.

Эйб нерешительно посмотрел на своего партнёра.

"_Schon gut_, я поеду в Париж," — сказал он, и в следующий момент дверь лифта за ним закрылась.

В течение пяти минут после ухода Эйба Моррис задумчиво смотрел на своё
новое творение. Он хотел преподнести модель в качестве приятного сюрприза своему
партнёр, поскольку он не только задумал это платье как триумф портновского искусства, но и закончил его задолго до сезона, когда появляются новые фасоны. Он уверенно ожидал восторженного приёма этого шедевра, но, учитывая язвительную критику Эйба, начал сомневаться в своей оценке красоты платья. В самом деле, чем дольше он смотрел на него, тем уродливее оно казалось,
пока наконец он грубо не схватил его и буквально не оторвал от
проволочной формы. Он скатал его в шар и собирался бросить в
угол, когда дверь лифта открылась и из него вышла молодая леди.

"Доброе утро, мистер Перлматтер", - сказала она.

Моррис повернул лицо в сторону говорившего, и тут же его
рот растянулся в широкой улыбке.

"Ого, мисс Смит!" - воскликнул он, бросаясь вперед, чтобы поприветствовать ее. "Здравствуйте"
Вы поживаете? Мы с миссис Перлмуттер как раз сегодня говорили о вас. Сколько, по-вашему, сейчас весит этот мальчик?

"Шестнадцать фунтов," — ответила мисс Смит.

"Двадцать два," — воскликнул Моррис, — "без малого."

"Не может быть!" — сказала мисс Смит.

"За это мы должны благодарить вас, мисс Смит," — продолжил Моррис. "
Доктор говорит, что без вас могло бы случиться что угодно.

Мисс Смит с улыбкой покачала головой, отвергая этот комплимент её профессиональному мастерству.

"Мы бы не спешили забывать об этом, — заявил Моррис. — Всем, что этот мальчик стал сегодня, мы обязаны вам, мисс Смит.

"Вы усложняете мне задачу, мистер Перлматтер", - ответила мисс Смит.
"Потому что я пришла попросить вас об одолжении".

"Об одолжении?" Ответил Моррис. - Ты не мог попросить меня оказать тебе услугу
потому что это не было бы никакой услугой. Это было бы приятно. Что я мог
сделать для тебя?

«Завтра я уезжаю из города по делу, — объяснила мисс Смит, — и мне
срочно нужно платье, что-нибудь лёгкое для вечернего наряда».

Моррис озадаченно нахмурился.

 «Очень жаль, — сказал он, — потому что сейчас у нас на складе только прошлогодние
товары — всё, кроме… кроме этого».

Он развернул образец и встряхнул его.

«Какое красивое платье!» — воскликнула мисс Смит, всплеснув руками.

"Красивое! — воскликнул Моррис. — Как вы можете так говорить?"

«Оно просто потрясающее, — продолжила мисс Смит. — Какой у него размер, мистер
Перлмуттер?"

— Обычный размер, — ответил Моррис, — тридцать шесть.

"Ну, это как раз мой размер", - заявила мисс Смит. "Дай-ка я посмотрю". Моррис
протянул ей платье, и она внимательно осмотрела его. "Какая жалость", - сказала она
, - "у него небольшой разрез спереди. Кто-то обращался с ним
небрежно".

"Конечно, я знаю", - сказал Моррис. — Я сама его порвала, мисс Смит, но если вам оно действительно очень нравится, мисс Смит, чего, по правде говоря, я не могу сказать о себе и о своём партнёре, то вы можете его взять, и я дам вам маленький кусочек ткани из того же материала, которым вы сможете зашить дырку.

— Я и не подумала об этом, — ответила мисс Смит.

— Вовсе нет, мисс Смит. Вы окажете мне услугу, если возьмёте его с собой прямо сейчас.

Мисс Смит просияла и открыла сумочку.

"Сколько оно стоит?" — спросила она.

"Сколько оно стоит?" — повторил Моррис. — Мисс Смит, вы можете взять это платье только при одном условии. При условии, что вы не заплатите мне за это ничего, а следующей осенью, когда у нас действительно появится что-то в наличии, вы придёте и выберете столько нашей самой дорогой одежды, сколько захотите.

Рука Морриса так дрожала от этого необычного проявления щедрости, что он едва мог завернуть одежду.

«Кроме того, мисс Смит, я надеюсь, что вы придете к нам на ужин, как только вернетесь оттуда, куда направляетесь. Малыш уже начинает узнавать людей, которых встречает, и мы хотим, чтобы он никогда не забывал вас, мисс Смит».

Сердечность, с которой Моррис проводил мисс Смит в лифт, резко контрастировала с его грубоватой манерой, с которой он поздоровался с Эйбом полчаса спустя.

"Ну!" — прорычал он. "Где ты был сейчас?"

"В пароходной конторе", - ответил Эйб. "Я уезжаю в следующую субботу".

"Уезжаю в следующую субботу?" Повторил Моррис. "Куда?"

— В Париж, — ответил Эйб, — на одном корабле с Мо Грисманом, Леоном
Самметом и Хайми Зальцманом.

Моррис медленно кивнул, переваривая новость.

— Что ж, Эйб, — наконец сказал он, — я могу только сказать, что не желаю вам и другим пассажирам ничего плохого, но с этими тремя придурками на борту я надеюсь, что корабль потонет.

 * * * * *

Пять дней, предшествовавших отъезду Эйба, были чрезвычайно насыщены для
него Моррисом, который вскоре смирился с поездкой своего партнёра
на поиски модной одежды, особенно когда узнал, что Мо Грисман
сформировал часть карьера.

"Ты должен запомнить одну вещь, Эйб", - заявил он. "Крайности - это ничто. Пусть
другие валочно купить уродов; к чему мы стремимся-то в
модерация".

"Вы не должны беспокоиться об этом, Mawruss," Абэ ответил. «Я бы не привёл тебе домой такую модель, какую ты мне показала на этой неделе».

 «Тебе повезло бы, если бы ты не привёл домой что-то похуже», — возразил Моррис.
 «Но в любом случае дело не в этом. У меня есть имена пары комиссионеров, которые должны присматривать за новичками».

— Что ты имеешь в виду, молокосос? — возмущённо воскликнул Эйб. — Я не
— зелёный новичок.

 — Всё в порядке, — продолжил Моррис, — во Франции только французы не
новички. Ты не сказал мне, в какой каюте ты живёшь.

«Ну, наружные каюты стоили сто двадцать пять долларов, а внутренние — восемьдесят пять, — объяснил Эйб. — Поэтому я взял внутреннюю каюту, потому что свет не будет проникать внутрь и будить меня так рано утром, Морусс, а сорок долларов для меня так же хороши, как и для тех придурков, которые управляют пароходной компанией. Не так ли?»

Тем не менее, когда Эйб проснулся на своей верхней койке, он
После того как он расстался с Минни, Рози и Моррисом на пирсе, у него
появились основания сожалеть о своей бережливости. Он делил каюту с певцом,
исполнявшим второстепенные оперные партии, который в качестве сувенира
после прощального обеда на берегу принёс в эту тесную каюту запах
чеснока, который сохранялся на протяжении всего путешествия. Кроме того,
возвращавшийся артист курил египетские сигареты и умащал свою пышную шевелюру
фиолетовым бриллиантином. Поэтому, только когда лодка прошла мимо Брау-Хед,
Эйб, пошатываясь, поднялся по трапу на прогулочную палубу.

— Эй, привет, Эйб! — воскликнул загорелый и коренастый мужчина. — Я не видел тебя почти неделю.

 — Нет? — пробормотал Эйб. — Что ж, если бы ты хотел меня увидеть, Леон, ты бы знал, где меня найти: прямо под кладовой была моя каюта. Собаке не пристало жить в таком месте.

В этот момент появился Зальцман, чтобы пригласить своего работодателя на игру в пинокль в курительной комнате, и когда Эйб начал вяло прогуливаться по палубе, он встретил Мо Грисмана. Мо вяло пожал Эйбу руку и кивнул в сторону курительной комнаты.

"Знаете, что из них двоих лохов?" прохрипел он. "Они ничего не пропустили
едой, так как они поднялись на борт".

"Чего ты мог ожидать от пары подобных жестких предложений?"
Ответил Эйб. "Ты был болен, Мо?"

"Болен!" Воскликнул Грисман. — Даю тебе слово, Эйб, в прошлый четверг вечером мне было так плохо, что я уже начал подсчитывать, сколько бы сэкономил на страховке, если бы мои полисы были на всю жизнь, а не на дожитие. Нет, Эйб, поездка в Париж за модой — это не то, чем кажется. До сих пор я всегда
«Прекрасная погода для переправы, но судя по тому, какой была вода последние шесть дней, Эйб, я начинаю думать, что мог бы получить столько же хороших идей для сезонных моделей прямо в Нью-Йорке».

« Знаешь, Мо, — сказал Эйб, — я начинаю чувствовать голод. Я бы хотел, чтобы тот парень с шофаром пришёл».

Едва он успел заговорить, как корабельный горнист объявил о начале обеда, но прошло несколько минут, прежде чем Мо набрался смелости спуститься в обеденный салон. Когда они вошли, Леон Саммет и Хайми Зальцман уже почти закончили обедать.

— Стюард, — крикнул Леон, когда Мо сел рядом с ним, — принеси мне хороший кусок сыра «Камамбер».

 — Одну минуту, Леон, — перебил его Грисман, — если ты будешь совать эту дрянь мне под нос, я никогда в жизни не куплю у тебя ничего дороже доллара!

— Парень зашёл слишком далеко, Эйб, — сказал он после того, как Леон отменил заказ и ушёл пить кофе в курительную комнату. — Парень зашёл слишком далеко. Вчера днём я сидел на палубе, и я чувствовал себя так, Эйб, как не смог бы почувствовать мой злейший враг. Ты мне веришь,
Эйб, у этого парня хватило наглости предложить мне сигару! Это чуть не добило меня. Он сделал это просто назло, Эйб, но я его одурачил. Я взял сигару и сейчас держу её в кармане.

 — Не показывай мне, — поспешно воскликнул Эйб. — Я скажу тебе правду: в курении нет ничего хорошего. Я собираюсь бросить. Официант,
принеси мне только тарелку прозрачного супа и немного сухих тостов. Парню незачем курить, Мо; это только лишние расходы.

— Думаю, ты прав, Эйб, — сказал Мо, — но я знаю, что эта сигара
Это стоило Леону четвертака на борту корабля, и я подумал, что покажу ему, что не стоит так веселиться.

Однако, несмотря на решение Эйба, из его усов торчала большая чёрная сигара, когда он стоял на причале в Шербуре двадцать четыре часа спустя, и маленький небритый грузчик в тёмной блузе и потрёпанных вельветовых брюках указал на облако дыма, которое поднималось от
Эйб поджал губы и что-то проворчал в знак протеста.

"Что он говорит, Мо?" спросил Эйб.

"Я не знаю," ответил Мо.  "Он говорит по-французски."

"По-французски!" воскликнул Эйб.  "Что ты пытаешься сделать — разыграть меня? Грязный
_Шлемиэль_ из такого молокососа, как он, должен говорить по-французски! Что за идея!"

Тем не менее Эйбу пришлось выбросить сигару, и только когда квартет уютно устроился в купе первого класса по пути в Париж, Эйб почувствовал себя в безопасности и позволил себе выкурить еще одну сигару. Он обыскал свои карманы, но безрезультатно.

"Мо, - сказал он, - у тебя, может быть, есть с собой еще одна сигара?"

"Я курю ту, которую Леон дал мне на днях на корабле",
Мо ответил. "Леон, будь хорошим парнем, дай ему сигару".

"Даю тебе слово, Мо, это последняя", - ответил Леон, откусывая
конец огромного непобедимого.

"У тебя что-то выпирает в кармане жилета, Эйб. Почему бы тебе не
выкурить это?"

"Это не сигара, — ответил Эйб, — это перьевая ручка."

— В любом случае, покури, — посоветовал Леон, — потому что в этом поезде можно купить только французские правительственные сигары, а я скорее возьмусь за авторучку, чем за один из этих рулетов со шпинатом.

— Вот это страна! — прокомментировал Эйб. — Здесь даже приличную сигару не купишь!

«В Париже можно купить много хороших сигар», — сказал Хими Зальцман, и
Хими был прав, потому что на вокзале Сен-Лазар господин Адольф Кауфман-Леви,
_commissionnaire_ ждал их, его карманы буквально вываливались из-под одежды
перфекто с красной каймой сквозило в каждом жесте его проворных пальцев. M.
Кауфманн-Леви говорил по-английски, по-французски и по-немецки каждым мускулом своего тела.
от пояса и выше.

"Добро пожаловать во Францию, мистер Поташ", - сказал он. - У вас было хорошее плавание,
несомненно, потому что вы, американцы, прирожденные моряки.

«Может быть, мы прирождённые моряки, — признал Эйб, — но я, должно быть, перерос это. Говорю вам чистую правду: если бы я мог вернуться на трамвае и это заняло бы год, я бы так и сделал».

 «В июле погода всегда более устойчивая, чем в августе», — сказал М.
Кауфман-Леви: «И я бы не стал сейчас беспокоиться о обратной дороге. У меня есть номера для вас, джентльмены, на одном этаже отеля рядом с Оперой, и такси уже ждут. После того как вы устроитесь, мы вместе поужинаем».

Так случилось, что в половине седьмого вечера того же дня мсье Кауфман-Леви
проводил своих четверых гостей из ресторана «Маргери» к столику на тротуаре
в кафе «Де ла Пэ», и почти час они наблюдали за толпой, направлявшейся в Оперу.

"Видишь ли, Мо, — сказал Эйб, — в этом году все носят туники, туники _или_
шифоновые юбки, сетчатые воротники и кокетки."

МЧС рассеянно кивнул. Его глаза были прикованы к леди, которая сидит за соседним
таблица.

"Вы должны приехать в Париж, чтобы увидеть их, Абэ", - пробормотал он. "Они не
сделать их в таком виде в Америке".

"Мы не делаем так хорошо, одежда в Америке, как нигде," Абэ выразил протест.

— Я говорю вовсе не об одежде, — хрипло прошептал Мо. — Я имею в виду
персики. Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное той даме, что сидит рядом с тобой? Посмотри на её наряд, Эйб. Разве это не шикарно?

 — Это довольно симпатичная модель, Мо, — ответил Эйб, — но для нас она слишком проста. Посмотри на всю эту причудливую одежду, которая здесь есть ".

— Ничего особенного, — пробормотал Мо. — Посмотри, как оно на ней сидит. Говорю тебе, Эйб, француженки знают, как носить одежду.

Мгновение спустя пара за соседним столиком прошла мимо них в сторону
Оперы, и Эйб с Мо снова переключили внимание на толпу на бульваре.

До конца своего пребывания в Париже Эйб и Леон проводили время
в бесконечных поисках новых моделей, а по ночам развлекали Мо
Грисмана. Нельзя сказать, что Мо сильно их отговаривал,
поскольку он лишь изредка намекал Эйбу, что
Нью-йоркская торговля плащами и костюмами была открытым рынком, и у покупателей одежды было
много вариантов на выбор. Он также сказал Леону, что не видит причин, по которым он не мог бы продолжать покупать товары у Sammet Brothers,
при условии, что цены были приемлемыми.

Почти каждый вечер они сидели за угловым столиком в кафе «Де ла Пэ», и во многих случаях за соседним столиком сидела та же пара, что и в ночь приезда Эйба в
Париж.

— Знаешь, Эйб, это платье — самая уникальная вещь в Париже, — сказал Мо
воскликнул вечером в последний день в Париже. «Я нигде не видел ничего подобного».

 «И не зря, Мо», — воскликнул Леон Саммет. «Это отвратительно. Это одна из прошлогодних моделей».

 «Что за чушь ты несёшь? Одна из прошлогодних моделей!» — воскликнул Мо.
— возмущённо воскликнул Грисман. — Разве ты не понимаешь, что я узнаю новый стиль, когда вижу его?

 — Мо прав, Леон, — сказал Эйб. — Тебе вообще не стоит так говорить. Это модель этого года.

— Конечно, Эйб, — с ироничной точностью сказал Леон, — когда такой судья, как ты, что-то говорит,
ты понимаешь, что так оно и есть. Возьми ещё одного из них
— Мороженое по шестьдесят центов, Мо.

Обычно Эйб ответил бы Леону таким же сарказмом, но замечание Леона прошло мимо ушей, потому что Эйб прислушивался к разговору за соседним столиком, где говорили по-английски.

 — Пора возвращаться в отель, — сказала молодая леди своему спутнику, пожилому джентльмену.

Эйб повернулся к Мо и Леону.

"Извините, я отойду на несколько минут," — сказал он. — "Мне нужно кое-что забрать в отеле."

Он протянул Леону двадцатифранковую купюру.

"Если я не вернусь, оплатите счёт!" — крикнул он и вскочил на ноги.
ноги он следовал пара из-за соседнего столика.

Старый джентльмен шел вяло с тростью, и молодой
леди держала его за руки, и они проследовали к главному входу в
Гранд-Отель. Эйб следовал за ними по пятам, пока пожилой джентльмен
не исчез в лифте, а молодая леди удалилась в зимний сад
, который образует внутренний дворик отеля. Как она села
в кресле плетеном Эйб подошел со шляпой в руке.

— Леди, прошу прощения, — начал он, — я не бездельник. Я занимаюсь торговлей одеждой, и я хотел бы сказать вам несколько слов — что-то
— Очень придирчиво.

Юная леди повернулась на стуле. Она не испугалась, только удивилась.

— Надеюсь, вы не думаете, что я прошу вас о чём-то необычном, — сказал Эйб без лишних предисловий. — Но на вас надето платье, леди, и я не знаю, сколько вы за него заплатили, но если триста вот этих — сейчас — франков будут для вас стимулом, я бы хотел купить его у вас.
Конечно, я бы не стал просить вас снять его прямо сейчас, но если вы оставите его здесь, на стойке администратора, я мог бы за ним вернуться через полчаса.

Юная леди ничего не ответила, вместо этого она откинула голову назад и
от души рассмеялась.

— Это не шутка, леди, — продолжил Эйб, кладя ей на колени три тонкие банкноты
Французского банка. — Это так же хорошо, как американские зелёные.

Юная леди перестала смеяться и с минуту колебалась между
негодованием и новым приступом веселья, но в конце концов чувство юмора
взяло верх.

— Хорошо, — сказала она, — останься здесь на несколько минут.

Через полчаса она вернулась с платьем, завёрнутым в бумагу.

"Откуда ты знал, что я не уйду с деньгами, платьем и всем остальным?"
спросила она, когда Эйб схватил свёрток.

"Я рискнул, леди, — сказал он, — как и вы с деньгами.
— что я и делаю, будучи хорошим человеком.

— Не беспокойтесь на этот счёт, — ответила юная леди. — Я только что
проверила его в конторе клерка.

 * * * * *

Когда месье Адольф Кауфман-Леви попрощался с Мо, Эйбом, Леоном и Хайми,
Зальцман на вокзале Сен-Лазар произнёс ободряющие и воодушевляющие слова, которые не оправдали себя после того, как четверо путешественников
сошли на берег в Шербуре.

"Погода будет прекрасная, — заявил он. — Весь путь будет ясным."

Когда пароход вышел из бухты в Ла-Манш
она боролась с северо-восточным ветром, который продолжался до самого Бэнкса. Даже
Хайми Зальцман ушёл под воду, и Леон Саммет в одиночестве бродил по качающимся палубам. Дважды в день он заглядывал в каюту, которую занимали Мо
Грисман и Эйб Поташ, потому что Эйб наплевал на экономию и жил с Мо в самой большой каюте на борту.

«Ребята, — спрашивал Леон, — вы что, не собираетесь вставать? На палубе хорошо».

Если бы он только знал, что Мо Грисман день ото дня всё сильнее ненавидел Леона, которого безнадёжно укачивало.
Мо Грисман проявлял к хорошим морякам дружеский интерес, а к Эйбу, который непрерывно стонал на верхней койке, — сочувствие, которое бедный моряк испытывает к любому, кто страдает сильнее, чем он сам.

Наконец они миновали маяк Нантакета, и, когда море успокоилось, два бледных инвалида, в которых их старые друзья могли бы узнать Мо и Эйба, поднялись по трапу и в изнеможении опустились в ближайшие шезлонги.

 «Ну что, Мо?» — воскликнул Леон, направляясь к ним с большой сигарой в руке.
— И одетый в безупречный белый фланелевый костюм, — так ты снова встал?

Молчание, с которым Мо воспринял это замечание, должно было насторожить
Леона, но он с головой бросился навстречу своей судьбе.

"Мы сейчас всего в двадцати часах от Нью-Йорка, — сказал он, — и, может быть, я спущусь вниз и принесу тебе кое-что из того, что я купил в Париже?"

— Тебе не стоит беспокоиться, — коротко сказал Мо.

 — Почему? — спросил Леон.

 — Потому что, насколько мне не всё равно, — злобно ответил Мо, — ты можешь выбросить их за борт. Я бы скорее купил у тебя пуговицу.

 — В чём дело? — воскликнул Леон.

— Ты знаешь, в чём дело, — продолжил Мо.

"Ты каждый день приходишь в мою каюту и насмехаешься надо мной, потому что я
болен."

"Я насмехаюсь над тобой!" — воскликнул Леон.

— Вот что я сказал, — продолжил Мо, — и если ты не уберешь отсюда эту сигару, я сверну тебе шею, когда снова сойду на берег.

Леон поспешно отступил, и Мо повернулся к Эйбу.

 — Я прав или нет? — спросил он.

 Эйб кивнул. Он не мог говорить внятно, но с каждым часом ему становилось
лучше, и к обеду он уже мог съесть немного супа и ростбиф и даже
с бледной улыбкой выслушать язвительные замечания Мо.
оценка характера Леона Заммета. Наконец, после хорошего ночного отдыха
Мо и Эйб проснулись и обнаружили, что двигатель заглушен на карантине. Они
были избавлены от необходимости упаковывать свои чемоданы по той веской причине,
что они были физически не в состоянии открыть их, не говоря уже о том, чтобы распаковать
их. Поэтому они сразу отправились завтракать.

Леона уже усадили за стол, и он поспешно отменил заказ на
Ярмут вздулся и попросил вместо этого менее ароматное блюдо.

- Доброе утро, Мо, - вежливо поздоровался он.

Мо повернулся к Эйбу. - Завтра утром, в девять часов, Эйб, - сказал он, - я
— Я бы спустился в ваш магазин, чтобы посмотреть вашу линию.

— Стюард, — воскликнул Леон Саммет, — не беспокойтесь о стейке. Я всё равно возьму
пиццу.

Эйб и Мо слегка позавтракали яичницей с тостами и вернулись в свою каюту,
проходя мимо Батареи.

— Эй, смотри-ка, Мо, — сказал Эйб. — Я хочу показать тебе кое-что, что я купил тебе в качестве сюрприза накануне нашего отъезда из Парижа. Оно лежит прямо на самом верху моего чемодана, и я покажу тебе его за минуту.

Эйб отстегивал свой чемодан, пока говорил, и в следующую минуту он
Эйб встряхнул платье, которое купил у девушки из «Кафе де ла Пэ», и показал его восхищённому Мо.

"Как ты его достал, Эйб?" — спросил Мо.

Эйб рассказал о своём приключении в «Гранд-отеле», а Мо изумлённо
открыл рот.

— Я всегда считал, что у тебя крепкие нервы, Эйб, — заявил он, — но это уже предел. Сколько ты за неё заплатил?

 — Триста франков, — ответил Эйб, — но я подсчитал стоимость производства и материалов и мог бы повторить её в Нью-Йорке за сорок долларов за штуку.

"Ты имеешь в виду тридцать пять долларов за одежду, не так ли?" Сказал Мо.

"Нет, не знаю", - ответил Эйб. "Я имею в виду сорок долларов за одежду. Почему ты
говоришь "тридцать пять долларов"?

— Потому что по сорок долларов за штуку, Эйб, я мог бы использовать для своих магазинов в Саракузе, Рочестере и Буффало около пятидесяти таких вещей, и ты должен рассчитывать как минимум на пять долларов прибыли с каждой вещи.

— Ну, может быть, я слишком щедро расчитываю, понимаешь; так что, если это пойдёт, Мо, я назову тебе цену продажи, скажем, сорок долларов за вещь.

— Конечно, пойдёт, — сказал Мо, — и я буду в вашем магазине завтра утром в девять часов, чтобы выбрать размеры и оттенки.

Эб с лёгкостью прошёл таможенный досмотр, потому что почти все его парижские покупки были упакованы в трюме и должны были быть оформлены таможенным брокером. В его багаже в каюте не было ничего, облагаемого пошлиной, кроме упомянутого платья и нескольких безделушек.
Рози, которая была на пирсе, чтобы поприветствовать его. Она действительно одарила его
серией поцелуев, которые эхом разнеслись по длинному пирсу, и бледность Эйба сменилась
путь к загорелому цвету его попутчиков забавлял. В одном из них
Эйб с удивлением узнал загорелые черты молодой леди из
Caf; de la Paix.

- Мо, - сказал он, подталкивая Грисмана локтем, - вот и твой друг.

Мо повернулся в направлении, указанном Эйбом, и его заинтересованный вид
не остался незамеченным миссис Поташ.

- Как поживают ваши дорогие жена и дочь, мистер Грисман? спросила она
многозначительно. - Полагаю, вы очень по ним скучали.

Когда МЧС заверил ее, что он сделал, - она шмыгнула носом, да так сильно, что это может
были приняты на фырканье.

— Что ж, Эйб, — сказал он наконец, — я пойду к принцу
Кларенсу, а завтра утром увидимся в магазине. До свидания, миссис
Поташ.

— До свидания, — ответила миссис Поташ с таким выражением,
что это означало «счастливо оставаться», а затем, когда Мо
скрылся за углом, она снова фыркнула. «Некоторым бездельникам не требуется много времени, чтобы забыть своих жён!» — сказала она.

 * * * * *

 «Ну что, Эйб, — сказал Моррис после того, как они обменялись приветствиями, — я рад, что ты вернулся в магазин».

— Ты и вполовину не так рад моему возвращению, Морусс, как я рад, что вернулся, — ответил Эйб. — Не то чтобы поездка не окупилась, Морусс, потому что по пути сюда я набрал целый чемодан образцов, которые, уверяю тебя, являются произведениями искусства.

— «Конечно, я знаю!» — прокомментировал Моррис с лёгкой ноткой горечи в голосе. — «Париж — это место, где царит стиль. Мы, бедолаги, здесь ничего не смыслим в дизайне».

 «Что ж, Морусс, я тебе скажу, — продолжил Эйб, — ты первоклассный дизайнер, номер один, должен признать, и я не знаю никого, кто бы…»
считаю, что в целом швейном деле вы разбираетесь лучше, но, — тут он сделал паузу, чтобы расстегнуть чемодан, — но, Морусс, — продолжил он, — у меня здесь всего один образец, который я привез с собой, Морусс, и я думаю, Морусс, вы согласитесь со мной, что таких моделей мы здесь не выпускаем.

Тут он открыл чемодан и осторожно достал платье.
«Кафе де ла Пэ» он расстелил на демонстрационном столе.

«Что вы об этом думаете, Моррис?» — спросил он.

Моррис не ответил. Он смотрел на одежду выпученными глазами,
и по его лбу стекали капли пота.

— Эйб! — наконец выдохнул он. — Откуда у тебя эта одежда?

Прежде чем Эйб успел ответить, дверь лифта открылась, и из него вышла молодая
женщина. Теперь настала очередь Эйба ахнуть, потому что это была не кто иная,
как загорелая и румяная девушка из «Кафе де ла Пэ».

"Добрый день, мистер Перлмуттер," — сказала она. — Я только что вернулась.

— О, добрый день, мисс Смит! — воскликнул Моррис.

 — Надеюсь, я вам не помешала, — продолжила она.

 — Вовсе нет, — сказал Моррис, — вовсе нет.

Затем на него нахлынули воспоминания, и он пробормотал
полузадушенное восклицание.

- Эйб, мисс Смит, - почти прокричал он, а затем сел. - Послушайте,
послушайте, Эйб, что все это значит? Мисс Смит входит сюда
и...

- Ну, честное слово! Мисс Смит перебила: "Если это не тот джентльмен"
из "Кафе де ла Пэ" ... и, кроме всего прочего, это то самое платье!"

Эйб пожал плечами.

«Верно, мисс Как-вас-там-зовут, — признал Эйб, — это платье, и, поскольку я заплатил вам за него шестьдесят долларов, я не думаю, что вы получили хоть какую-то выгоду».

«Шестьдесят долларов!» — воскликнул Моррис. «Да ведь это платье в качестве образца обошлось нам всего в двадцать два с половиной доллара».

— Стоило нам? — переспросил Эйб. — В качестве образца? О чём ты говоришь?

 — Я говорю об этом, Эйб, — ответил Моррис. — Это то самое платье, которое я сшил, и которое, по твоим словам, было отвратительным и уродливым, и которое я подарил мисс Смит, и за которое ты заплатил мисс Смит шестьдесят долларов.

"И вот теперь, в шестьдесят долларов," мисс Смит проник в дом. "Я поспешил
здесь так же быстро, как я могу отдать ее вам, мистер Перлмуттер."

"Минутку", - сказал Эйб. "Я не знаю, кто эта молодая леди, и вообще ничего;
но вы хотите сказать, что это платье, которое я купила в Париже, было сшито прямо здесь, у нас?

 «Вот, Эйб, — сказал Моррис, — я хочу тебе кое-что показать. Вот из тех же тканей, что и эта одежда, а эти ткани, как ты знаешь, мы получаем с фабрики Хэмсакетт. Насколько я слышал, фабрика Хэмсакетт не продаёт свою продукцию в Париже». Я прав или нет?

Эйб медленно кивнул.

"Что ж, мистер Перлмуттер," — сказала мисс Смит, — "вот ваши шестьдесят долларов.
Мне нужно вернуться к пациенту. Вы знаете, что я ездила в Париж с
У меня ревматизм, и я оставил старого джентльмена на попечение друга. Я
приехал сюда, чтобы уладить дела.

— Простите, — сказал Эйб, — меня ещё не представили этой молодой леди.

— А я думал, вы знакомы, — сказал Моррис. — Это мисс Смит,
квалифицированная медсестра, которая так хорошо заботилась о моей Минни, когда родился мой Эйби.

— Вот как? — воскликнул Эйб. — Что ж, мисс Смит, вам стоит взять эти шестьдесят долларов и оставить их себе, потому что, Морусс, по дороге сюда я продал Мо  Грисману пятьдесят ваших вещей по сорок долларов за штуку.

— Вы так не говорите! — воскликнул Моррис. — Вы так не говорите! Что ж, мисс Смит, всё, что я могу сказать, — это то, что, во-первых, если бы Эйб не сказал вам оставить эти шестьдесят долларов себе, я бы так и сделал, а во-вторых, я хочу, чтобы вы пришли сюда на следующей неделе и выбрали полдюжины платьев. Верно, Эйб?

— Держу пари, что так и есть, Морусс; мы не примем «нет» в качестве ответа, —
ответил Эйб. — И вы тоже должны оставить нам своё имя и адрес, мисс
Смит, потому что, _Gott soll h;ten_, если я заболею, понимаете,
я не хочу, чтобы за мной ухаживал кто-то другой, кроме вас.

 * * * * *

"Эй, смотри-ка, Эйб," — сказал Моррис на следующее утро, — "тот сундук с парижскими образцами, который, по словам таможни, мы должны были получить сегодня утром, так и не пришёл."

Эйб хлопнул своего напарника по плечу и радостно ухмыльнулся.

"А мне-то что, Морусс?" — сказал он. "По мне, так они вообще не должны были приходить.
Я вообще не разбираюсь в парижской моде. Фасоны, которые Маврусси
Perlmutter origins для меня достаточно хороша, потому что я всегда это говорил:
Маврусс, ты настоящий крекер, высококлассный дизайнер номер один!"