Реквием подруге

Знаешь, Тань, я как-то часто в последнее время хожу на похороны. Вроде и возраст не критический, но прям тоска меня берет. Ладно, когда бомба далеко падает и тебя настигает только ударная волна и столб пыли и дыма... А тут с каждым днем - всё ближе, ближе…

Вот и ты такое удумала… Меньше всего я от тебя это ожидала! Таня, тридцать лет, сказать страшно, - тридцать лет нашей дружбе! Я иногда представляла, как мы, когда станем вредными старушками, будем делиться по телефону друг с дружкой рецептами чудодейственных снадобий от давления, ну, или, к примеру, от несварения… Внуки вокруг шипят, мы им мешаем, дети уже сами приходят к определенному рубежу, потому более снисходительны… А мы с тобой счастливы - не помним, куда дели очки, зато с удовольствием вспоминаем время нашей шальной молодости!

Да, мужчин мы с тобой не делили, прям как в песне поется, не случилось нам этого пройти, может и к лучшему, как знать… А что было, что было!… Знали только ты и я. А теперь - только я. И так мне страшно стало от этого знания! Зачем нужна память, когда этими воспоминаниями не с кем поделиться? Просто не интересны они никому…

А помнишь, как мы праздновали твоё тридцатилетие? Открытый бар на берегу реки, лето… Помнишь, как купались в фонтане, потом пытались устроить личную жизнь твоей приятельницы с совершенно незнакомым мужчиной? Мы были молоды, пьяны и очень счастливы, а потому хотелось осчастливить всех вокруг. Мужчина больше глазел на твой шикарный бюст и на мои, ну, скажем так, очень симпатичные ножки. Приятельница твоя его не взволновала ни чуть! Тогда, от избытка чувств, мы отправились петь. Ты поднялась на сцену, потеснила певуна и что-то запела, уже и не помню, что… Делала ты это профессионально, певун смирился. Но я не могла пережить, что такое дело происходит без меня. Тоже вскарабкалась на сцену. Певун не выдержал:

– А ты кто?!!!

- Я? Бэк вокал!

Потом бар закрылся, но нас было не остановить, наши бедные мужья смиренно возили нас по всем еще открытым злачным местам города. Мы хотели петь и пить, но петь хотели больше…

Да сколько всего было! Дальше жизнь стала сложнее, виделись все реже. Но всегда были на связи. Потом ты решила оставить работу и заняться чем-то для души. Помню, как ты легко освоила анимацию, но быстро потеряла к этому делу интерес. А когда ты стала печь изумительной красоты торты – я не поверила своим глазам! Ладно, готовить ты всегда любила, но в нашем тандеме художницей была я и потому могла оценить необыкновенную красоту твоих работ. Помню твои пироженки, которые забраковало твоё избалованное семейство! Какой восторг! Какое наслаждение! Черника с мятой – я буду всегда помнить этот вкус…

Эх, Танюша, ты всегда была талантлива во всем. И всегда была перфекционисткой.

И вот ты уже известный кондитер и сделать заказ у тебя – большая удача! И хорошие деньги. Но ты разборчива и работаешь только с теми людьми, с которыми тебе комфортно. Да и правильно, зачем тратить время и силы на склочных баб, что выпендриваются друг перед другом…

Одна из твоих двойняшек-симпотяжек вышла замуж. Ты рассказываешь мне о своем зяте. Он у тебя кубинец и носит совершенно испанскую фамилию… Мы с тобой прикалываемся по этому поводу…

И тут коронавирус. Какая тварь выпустила его в мир?!! Не верю я, что такая зараза взялась откуда-то сама по себе. У тебя заболел муж, мы созваниваемся каждый день, новости – как сводки с фронта. Я успокаиваю тебя, говорю, что по непроверенным данным, зараза людей с первой группой крови не берет, а у тебя, как и у меня – первая… Мы вообще с тобой одной крови…

Но зараза взяла. Быстро и грубо.

И вот я иду этим июньским душным утром, иду, чтоб проводить тебя туда, откуда не возвращаются.

Знаешь, Таня, я смотрю на людей вокруг и с удивлением понимаю – я знаю их всех, даже кого не видела ни разу. Еще раз удивляюсь, как ты умела описать человека, - широкими мазками, несколькими меткими сравнениями вытащить на поверхность всю суть. Вот твоя племяшка в белых кудряшках, рядом – её муж. Вот племянник, вот сестра. Муж твой, Танюша, сдал, осунулся, конечно. Тут возникают какие-то проблемы с церемонией и он – в своей стихии – решает вопросы, строит всех по стойке «смирно». С шашкой наголо, как ты говорила… Он выживет, Танюша, не переживай… Я знаю, как ты его всю жизнь любила, потому, дорогая, успокойся – выживет. Дочек твоих жалко, тяжело так рано терять мать… Хотя, маму терять в любом возрасте тяжело, я знаю… Но Лиля на своего идальго кубинского обопрется, ей будет легче, а вот Юля… Ей сложнее. Но теперь ей придется взять на себя заботу об отце и бабушке, может так скорее попустит…

Маму твою тоже жалко, хотя не так. Пусть меня простит Господь, но то ли в силу возраста, то ли характера, она исполнила свою главную роль – безутешной матери у гроба дочери, со всей необходимой атрибутикой – стенаниями, рыданиями – "На кого ж ты нас..." - и далее по тексту. Когда зрителей стало меньше, как-то сразу успокоилась. Давай распоряжения отдавать. С толком, с расстановкой, деловито. Командир! Может я не справедлива, но ты знаешь, Таня, почему я так говорю…

Смотрю на тебя – ты всё такая же красивая… Знаешь, среди присутствующих женщин, такая редкая красавица только ты одна. И над этим даже смерть не властна!

А еще, в наше мерзопакостное время, когда выбить место на кладбище, как прописку в столице, место тебе нашлось рядом со свекром. Могилку вырыли узюсенькую… Трижды расчищали, все поместить тебя не могли… Вижу, муж твой на грани, подхожу, говорю:

- Ну что ты удивляешься? Нашу Таню никогда нельзя было загнать в рамки, не могут и сейчас…

Расслабился, побежал распекать бригадира, полегчало.

Вот так, Танюша, всё и прошло. Я не знаю, видела ли ты это, говорят, что оттуда тоже можно на наш мир посмотреть. Говорят… А я всё время мысленно разговаривала с тобой. Иногда даже слышала твой негромкий смех – как колокольчик…

Знаешь, интернет – тоже другой мир. Пощупать его невозможно. Так может ты где-то там, в этом энергетическом потоке, сможешь прочесть мои слова, кто знает?

Я бы очень хотела…