Заповедный лес Глава 10 Тайна покинутого г

Глава 10

ТАЙНА ПОКИНУТОГО ГОРОДА

1.

 Бледное предрассветное небо застигло их на краю непроходимой стены гигантских деревьев, взметнувших ввысь переплетение корявых ветвей и огромных безобразных листьев. В этих местах ничто не напоминало красот далекой отчизны. Там, на родине, легко дышалось воздухом вольных просторов; здесь поднимавшийся от влажной земли смрад стискивал грудь удушливой волной ядовитых испарений. Там, в незатейливой простой жизни, сильный охранял слабого, давая ему расти и крепнуть к всеобщему благу: дубы оберегали серебро берез, клены сторожили покой пугливых осинок, сосны стояли в обнимку с еловым молодняком; здесь стремление к солнечному теплу зиждилось на костях павших товарищей, и выше всех взлетал втоптавший в грязь наибольшее число себе подобных, но и по их коре, извиваясь и высасывая кровь, паразитами ползли вверх змееподобные стебли. Там, в Заповедном лесу, шелковый шелест ажурной листвы, птичий щебет и пьянящий аромат трав рождали желание жить; здесь прерываемый резкими воплями невидимых созданий тошнотворно-сладкий дурман заставлял думать о смерти.
 – Отчего бы тебе не перенести нас в Эзгирапур? – стоя на краю зеленого ада, воин Добра повернулся к Кхашхашу.
 – Духи покинули свое пристанище, но сила их осталась; она и не дает нам, нелюдям, развернуться во всю мощь. Ну, вспорхну я разок, другой, а после свалюсь в самую толпу стражей, на радость да на поживу.
 – А говорил, что летал сюда, что кровь пушей пробовал!
 – Ну, приврал малость, с кем не бывает; да и, вообще, где это ты видел рассказчика, что хоть капельку бы, да не сочинил?!
 Красомиру ясно представился вышагивающий по столу Кукиш в окружении изумленно разинутых ртов слушателей. Горестный вздох вырвался из богатырской груди.
 – Да ладно, ладно тебе! – заторопился вампир. – Все остальное – сущая правда: еще отец мой и старшие братья переносились сюда (заросли тогда не так близко к городу подступали) и описывали чудеса Эзгирапура.
 – Так когда ж то было?!
 – Ну, лет эдак сто-двести назад, – смущенно потупил взор суккуб.
 Крякнув с досады, росич размахнулся волшебным мечом, вырубая широкую прогалину в стене мрака. На сей раз души растений его не тревожили; уж больно отвратительными и коварными они казались его эльфийскому зрению. Красомир довольно глубоко удалился в проторенный коридор, когда наконец физическая усталость разогнала затопившую сердце волну негодования. Взгляду через плечо открылась одинокая точка: грустно склонив голову, пустынный вампир тоскливо горбился на освещенной опушке.
 Воин повернул назад, на ходу расстегивая края рубахи:
 – Чего застыл истуканом? Полезай!
 Демон ждать себя не заставил и уже за пазухой, прижавшись к чуть влажной от пота, теплой коже, пропищал:
 – Прости меня!
 – А, чего там! Понятно ведь, что не со зла!
 На том, двинувшись в путь, и порешили.
 Непосредственно нашим героям никто не угрожал, однако и без того трудная дорога изобиловала всякими приключениями.
 Удушливые джунгли не были столь уж непроходимыми; местами они расступались, образуя неширокие прогалины, но и над ними нависал густой недоступный солнечным лучам зеленый свод. На одной из таких полян Красомир услышал за спиной треск ломаемых сучьев. Из зарослей высунулась огромная голова с маленькими красноватыми глазками. В самом центре чудовищной рожи змеей извивался уродливый нос, по обеим сторонам которого торчали острые пики молочно-белых бивней. Морщинистыми складками шевелились два больших уха, действительно, напоминавших листы придорожных лопухов.
 – Слон, – прошептал изумленный росич.
 – Во! А ты не верил! – из-за ворота тут же высунулась радостная физиономия Кхашхаша.
 Не обращая внимания на человека, серый гигант, утопая ногами-колоннами во влажной почве, величественно пронес свое грузное тело к другому краю лесной прогалины. И тогда из темной глубины ветвей на его спину мягко опустилась желто-коричневая молния. Блеснули, пронзая загривок великана, клыки вылетевшей из засады саблезубой кошки, взревев взметнулся к обидчику хобот, заструилась по бокам темная кровь, началась смертельная битва. С виду неуклюжий слон метался из стороны в сторону, терся о стволы деревьев, припадал на передние ноги, пытаясь стряхнуть полосатого врага, все глубже и глубже впивавшегося в податливую плоть, раздиравшего ее остриями когтей. Вскоре слабеющий зверь зашатался, осел назад; тигр из боязни быть раздавленным падающим телом слегка ослабил натиск и неосмотрительно сполз ближе к шишковатой голове. Мгновенно змеистый хобот обвил продолговатое туловище, рванул его на себя, разрывая кожу, отодрал противника, поднял в воздух и швырнул под ноги. Над поляной разнесся хруст ломаемых костей. Животное смогло лишь издать жалобный рык перед тем, как разъяренный колосс вмял его в сырую землю. Гигант бесновался до тех пор, пока от большой грациозной кошки не осталось тусклое грязно-бурое пятно. Тупо обшарив взором окрестности, слон медленно удалился в джунгли.
 При мысли о том, что, не появись толстокожий, его место занял бы он сам, Красомир передернул плечами и стал внимательно посматривать вверх, почти вслепую орудуя мечом перед собой, отчего к вечеру едва не поплатился за это. Затронутый волшебным острием очередной ствол вдруг изогнулся и стремительно пошел к небу, а из сумрачных высот упала приплюснутая змеиная морда. Человек едва увернулся от губительных колец, приготовившихся расплющить свою жертву в тесных объятиях смерти. Заработал, рассекая чудовище на части, клинок. Через мгновение все было кончено: под ногами, замирая, извивались десятки обрубков величиной с доброе полено. Джунгли таили опасность всюду.
 Переночевав среди ветвей, они продолжили свой поход.
 Второй день не принес существенных неожиданностей. Однако после полудня, о наступлении которого можно было догадаться по усилению и без того нестерпимой влажности, наш герой ощутил доносившийся спереди нежный аромат. В нем сплелись воедино все запахи родной стороны: первые полевые цветы, свежескошенное сено, предвечерняя приозерная трава, листопад, морозная рябина. Большего искушения для истосковавшегося росича не смог бы изобрести даже самый изощренный в коварстве ум. Благовоние источал крупный красивый бутон, чьи лепестки переливались всеми оттенками радуги. Душа цветка представилась обнаженной русоволосой прелестницей, гибко изогнувшей свое нежное тело навстречу спешившему человеку. Выручил Кхашхаш. Демон взобрался на шею и ловко зажал ноздри Красомира. Пропал аромат, а с ним и все наваждение. Правда продолжала призывно манить белокурая красавица.
 – Брось ветку, – подсказал суккуб.
 Залетевший в центр растения кусок дерева моментально исчез в зубах сомкнувшихся лепестков. Златовласка превратилась в сморщенного смуглого старика, хищно ощерившего в злобной ненависти полный острых клыков рот. Взмах волшебного меча покончил с коварным цветком.
 – Однако твой рассказ все больше и больше походит на правду, – заметил росич, благодаря маленькую летучую мышь за очередное спасение.
 По лицу Кхашхаша расплылось плохо скрываемое удовольствие:
 – То ли еще будет, когда до Эзгирапура дойдем.
 – Поскорей бы, – смахнул со лба пот уставший Красомир. – Воды во фляге едва плещется, да и припасы в мешке к концу подходят.
 Но покинутого города они достигли лишь на исходе следующего дня.

2.

 Серо-зеленый полумрак сцепившихся ветвей побледнел и вдруг взорвался сверкающим великолепием.
 – Пусти! Пусти скорее! – нетерпеливо запищал очарованному видением Красомиру любопытный суккуб. Исходя нечленораздельными возгласами, летучая мышь взмыла к вершинам подступивших к развалинам пальм. Белый мрамор городских стен нисколько не потускнел, не стерся от времени; над приоткрытыми золотыми воротами выступали узорчатые сторожевые башенки, подпираемые диковинными фигурами зверобогов; аркообразное перекрытие украшало соцветие драгоценных камней; в разломах кирпичной кладки угадывалось многообразие улиц и переулков.
 Стояла предвечерняя тишина, час, когда утомленная полуденным зноем земля припадает к прохладному дыханию медленно наползающей ночи. Стремясь к горизонту, остывающее солнце одну за другой выпускало свои разноцветные стрелы: миг – и белое безмолвие утонуло в розовых красках, другой – и нежные сполохи оранжевого огня залили все вокруг, еще несколько минут – и лимонно-желтые переливы, густея по углам, поманили своим таинственным теплом.
 Забыв об опасности, росич шагнул из зарослей. Скрипнули, пропуская в неведомое, тяжелые створы ворот. Прямо за ними начиналась широкая, мощеная черным мрамором площадь. Вкрапленные повсюду кусочки изумрудов и горного хрусталя создавали причудливую гармонию воды и воздуха; высившиеся по периметру стены храмовых построек вторили искрами рубинового пламени и воплощенными в яшме духами земли. Красота увиденного поражала настолько, что невольно сглаживался неуютный хаос обрушенной кладки, выпиравшей обломанными зубами колоннады, многовекового слоя спрессованной дождями пыли. Отринув сущее, хотелось наслаждаться творениями искусных рук ушедших в вечность неведомых мастеров.
 Пуши появились внезапно. Пронзительный писк мелькнувшего у лица суккуба вывел Красомира из состояния очарованной оглушенности. Тесня человека, с трех сторон надвигались волны рыжего моря. Были они молчаливо-угрюмы, грозны и неотвратимы. Поросшие длинной шерстью коренастые фигуры приближались медленными неуклюжими шажками. Спрятанные в густой поросли глаза лишь подчеркивали смертельный оскал белозубых пастей. Свисающие до земли передние лапы угрожающе скребли мостовую, постукивая по ней зажатыми кусками мрамора, изогнутыми посеребренными клинками, заостренными обломками дерева.
 Красомир попятился назад, уперся спиной в арку ворот, обнажил Меч Четырех Ветров. Приходилось рассчитывать только на свои силы: напуганный блеском серебра, обретший истинные размеры Кхашхаш, уселся на недосягаемой высоте, то порываясь придти на помощь другу, то быстро взбираясь к облюбованному спасительному гнездышку.
 Голубой блеск волшебного оружия слился с голубеющим небосклоном. Пролилась первая кровь. Однако с тем же успехом можно было пытаться сдержать вырвавшийся из тесной запруды свободолюбивый речной поток; водоворот мохнатых тел закружил нашего героя, утлым суденышком швыряя из стороны в сторону, – еще немного и его смятые останки непременно прибьет к берегу, – но запад подернулся сине-фиолетовыми полосами, загоняя волны зверолюдей на деревья. В свои права вступала ночь, время второй стражи Эзгирапура, и страх за свою жизнь оказался сильнее жажды убийства. Один из последних пушей на бегу рванул с груди росича драгоценную склянку с третьей каплей верности.
 Наступила тишина, но на этот раз она отдавала зловещим шорохом наползающего ужаса.
 – Пора поискать пристанище понадежнее, – снова увеличившийся в размерах Кхашхаш протянул лапу, помогая человеку забраться в окно одной из надвратных башенок. – Думаю, скоро мы познакомимся с ноархьями.
 Последние не заставили себя долго ждать. От далекого центра города донесся, нарастая, шелест скользких тел, сопровождаемый постукиванием по камням сотен когтей. Внизу зажглись пары желтых огоньков чьих-то таинственных глаз, что само по себе создавало пугающее зрелище; когда же на черное небо выкатился серебряный блин луны, волосы на голове Красомира зашевелились от страха. Извивающиеся чешуйчатые твари на четырех лапах, сплетаясь хвостами, заполнили все открытое пространство. Длинные плоские головы с массивными челюстями, скрежеща несколькими рядами зубов, тяжело приподнимались кверху в поисках добычи.
 – О-е-е-ей! – заорал за спиной росича суккуб – в узком дверном проеме вспыхнули две пары зрачков. Ноархьи не умели летать и ползать по стенам, но что стоило ловким ящерицам взобраться по ступенькам винтовой лестницы. Друзья оказались в ловушке.
 Резкий колющий выпад потушил пару светлых точек. Зашелестело стаскиваемое вниз мертвое чудовище, лязгнули челюсти, послышался всхлип раздираемого мяса, на месте погибшей ноархьи замаячило новое животное. Снова выпад. История повторилась. Так продолжалось до тех пор, пока снизу не долетел призывный свист.
 – Дюжина! – оттер потный лоб Красомир.
 – Ошибаешься! Полтора десятка! – заметил вампир, стряхивая с длинного носа холодные капли, – демонам тоже ведь известно чувство ужаса.
 Поминутно оглядываясь на дверь, оба протиснулись к оконцу. В центре освободившегося круга, непрестанно ударяя хвостом, стояла огромная ящерица. Следуя ее командам, от группы отделилось несколько стражниц. Избранные окружили ствол одной из пальм, попеременно впиваясь в кору дерева. Не прошло и получаса, как надкушенное растение рухнуло, доставив ноархьям десятки рыжих "плодов". Несчастные сбились в кучу, обречено глядя на чудовищных монстров, даже не пытаясь сопротивляться.
 Повелительница ночных обитателей города неспешно приблизилась к толпе, выдернула крупного пуша, впилась в сладкую плоть и спокойно пожрала жертву. Последнее, что разглядел Красомир – это блеснувший в лунном свете между зубами кровожадной твари прощальный подарок подземельной принцессы. Набив брюхо, королева отползла в сторону, приглашая к пиршественному столу своих подруг.
 – Все, смотреть там нечего, – разочарованно облизнувшись голодными глазами, Кхашхаш потянул за рукав халата. – Гляди, как бы опять через дверь не полезли. До утра, надо полагать, продержимся, а там придется откопать место понадежнее: здесь мы в западне.
 – Воды бы где-нибудь сыскать, да поесть...
 – Да тут в садах, небось, на каждом кустике плодов да ягод понавыростало – успевай срывать. Так что, не горюй, вдоволь наешься.
 – А пить?
 – Найдем! – бодро заверил суккуб, у которого воспоминание о воде вызывало содрогание. – Уроды эти-то тоже, поди, не из луж хлебают.
 Через бойницу внезапно долетело нежное, почти любовное посвистывание. Присев на задние лапы, королева ноархий открыла уродливую пасть, выдувая воздух судорожно расширявшимися ноздрями. Рассмотрев Красомира, чудовище по-собачьи завиляло грозным хвостом и подалось вперед.
 – Что это с ней: то перекусить пополам старалась, а то готова из кожи вылезти? Влюбилась что ли? Интересно, в кого? – приосанился демон.
 – Может, и влюбилась, – задумчиво произнес росич, выскальзывая в дверной проем. Кхашхаш заметил его исчезновение лишь тогда, когда воин подходил к гигантской ящерице.
 – Куда ты, сумасшедший?! – полетел над площадью запоздалый крик пустынного вампира, но Красомир уже стоял рядом с трущейся о ноги повелительницей монстров. Другие создания, завершив кровавую трапезу, придвинулись было к ним с грозно склоненными мордами, но застыли послушные хлесткому удару длинного королевского хвоста.
 Эльфийское зрение не могло открыть души животных, ему подчинялся растительный мир, мир воды да стылых каменьев; но герой наш все же сумел разглядеть в желтых зрачках грустную нежность, затаенный страх, боль страданий и воспрявшую надежду.
 – Кем бы ты ни оказалась, – росич уселся на мрамор мостовой, положив огромную голову чудовища на колени: – но, если в твоих силах помочь, то умоляю – помоги!
 Рассказ о злоключениях, приведших Красомира в покинутый город, много времени не потребовал, однако последние слова упали в подернутую розовым налетом предрассветную дымку. Заговорившись и заслушавшись, они не заметили ни суетливого передвижения ноархий, ни наступления утра, ни выросшей за плечами неуклюжей фигуры Кхашхаша. Только глухой рокот встревоженных стражников ночи вывел королеву из состояния оцепенения. Острые зубы сомкнулись на краешке халата и потянули за собой. Сзади ковылял подпираемый толпой ящериц демон.
 – Ну, влипли! Теперь ни убежать, ни спрятаться: затащат в свои подземные норы, и прощай жизнь! Ладно я, дурак безродный, но, как ты мог так бездарно попасться?! Тебя же дома ждут! Кто теперь твоим жене и сыну поможет?! – неумолчно причитал Кхашхаш.
 Их привели к темной громаде полуразваленного храма. Ржавые петли уронили входные двери на треснувшие ступени. Внутри, очищая центральную часть здания от остатков крыши, неведомая сила разбросала по углам тяжелые мраморные глыбы. В глубине зала, скрываясь в полумраке, возвышался алтарь, перед которым журчал хрустальной прохладой крошечный фонтан. Ноархьи исчезали одна за другой в темных провалах своих пещер; последней величественно удалилась королева ящериц.
 В наступившей тишине заалел, поднимаясь над лесным морем, золотой солнечный диск, и матово вспыхнули густо усеявшие черноту храмовых стен алые точки рубинов.
 – Наберем воды, после поищем место, чтобы переждать день. С ночным караулом мы, кажется, договорились, а вот с дневным... – Красомир подошел к фонтану и отпрянул в сторону. – Кровь!
 – Где?! Где кровь?! – мигом подлетел Кхашхаш и разочарованно протянул: – Во-о-ода!
 Росич наклонился, внимательно разглядывая обманчивый источник: из разрубленного пополам сердца в чашу стекала струйка прозрачной воды; иллюзорный страх создавал все тот же рубин, послуживший материалом творцу фонтана смерти. Ужас дополняли расположенные по краям квадратного сосуда судорожно сжатые кисти каменных рук.
 – О-о-о! – рот демона раскрылся в изумлении. Просыпающееся солнце выхватывало из темноты все новые и новые детали. На алтаре, представлявшем собой челюсть огромного черепа, лежал окровавленный труп пуша: очевидно, ноархьи ночью принесли эту жертву своему божеству, чья фигура медленно выступала на свет. На нее-то и смотрел Кхашхаш. Сначала вырисовались две мощные ноги с браслетами в виде переплетенных костей на лодыжках. Над ними высился плоский живот женщины, чресла которой обвивал серебряный пояс. На высоко поднятую грудь ниспадало ожерелье из человеческих черепов. Стройная шея поддерживала изящную головку. Четыре руки мраморной богини сжимали изогнутые клинки сабель. К поясу, образуя юбку, за волосы были притянуты отрубленные головы врагов. Пустые глазницы безжизненно смотрели вдаль, а недобрая усмешка порождала желание бежать как можно дальше от этой мрачной статуи.
 Пока изголодавшийся суккуб облизывался, не решаясь стянуть у божества такое лакомое подношение, мертвый пуш начал на глазах растворяться в воздухе. Через несколько секунд на зубах алтаря остались лишь кусочки рыжей шерсти и бурые потеки крови.
 Живые обитатели Эзгирапура с ворчанием обступили стены храма, заставив Красомира обнажить меч.
 – Не успели!
 Но пуши, напирая, толпились у дверей, заглядывали внутрь, в бессилии вскидывали длинные лапы, раздраженно рычали и не могли переступить невидимую черту у порога святилища.
 Так прошел день.

3.

 Вечерняя прохлада разогнала атакующих по деревьям, а вскоре на поверхности появились ноархьи. Каждая ящерица несла в зубах изумительной красоты диадему. Они подползали к Красомиру и клали украшения у ног воина. Через полчаса выросла изрядная горка драгоценностей, последнюю лепту в которую внесла королева.
 Стражники ночи расселись полукругом.
 – Ну вот, ты хотел один амулет, а получил добрую сотню! – возликовал Кхашхаш.
 – Пока я вижу лишь кучу разноцветных стекляшек; есть ли среди них та, единственная, и как это можно проверить? Не тащить же такую тяжесть с собой! Да и Бруно вполне мог обмануть; для колдуна солгать, что глоток воды испить!
 Выход подсказала повелительница ноархий. Она просто наклонила безобразную морду, предлагая приложить диадему к своей голове. Первое украшение легло в сторону, второе, третье...; сто одиннадцать раз возлагал Красомир корону на королеву, и столько же раз провожал их разочарованным взглядом. Наконец в руках росича осталась сто двенадцатая. С замиранием сердца он водрузил диадему, ожидая чуда, но волшебство не получилось – перед ним стоял все тот же уродливый монстр.
 – Еще, есть еще?! – человеческие руки потрясали последним венцом.
 Огромная ящерица лишь покачала головой, и в углах ее глаз заблестели настоящие слезы.
 С разочарованным шипением ноархьи потянулись к выходу, но тут вдруг раздался испуганный шепот суккуба:
 – Смотрите!
 Над головой каменной богини, разгораясь, тлел маленький красный огонек. Багровые потоки постепенно залили лицо, шею, плечи четырехрукой, и будто струйки крови потекли по ее мраморной коже.
 – Рубиновая диадема!
 – Последняя!
 – Амулет возврата! – сам не зная почему, уверенно возвестил Кхашхаш. Демон уменьшился до размеров кошки, распластал крылья и, собрав всю мощь, взлетел к божественной голове. Цепкие когти подхватили украшение, сдернули его, вызвав вздох ужаса среди ноархий, после чего утративший силы вампир камнем рухнул вниз. Красомир едва успел подхватить падающего смельчака.
 – Пробуй! – суккуб вернулся в прежнее обличие. Королева снова склонилась перед богатырской фигурой росича. Драгоценная корона легла на бугристый череп...
 Последовавшее превращение оказалось столь быстрым и неожиданным, что Красомир чуть не выронил амулет из рук. На четвереньках перед ним стояла очаровательная девушка. Она распрямилась со смущенной улыбкой, прохладные пальцы коснулись бородатой щеки:
 – О, избавитель, народ наш ждал твоего прихода почти тысячу лет. Прошу тебя, освободи от заклятья моих подруг, и я отвечу на все вопросы, что вижу в твоих глазах.
 Через десяток минут наши герои стояли в окружении ста двенадцати юных прекрасных обнаженных тел. Кошмарные ноархьи исчезли без следа.
 – Какой соблазн, – подумал, краснея, Красомир.
 – Сколько крови, – сокрушенно облизнулся про себя Кхашхаш.
 Одна за другой девушки исчезли в ночи. Нисколько не стыдясь наготы, повелительница присела на корточки и повела рассказ.
 – Тысячу лет назад Эзгирапур был самым красивым городом всех частей света. Здесь в мире и согласии уживались вечные духи, бессмертные боги и самые обыкновенные люди. Последние исполняли роль преданных слуг, потому что даже всемогущие творцы вселенной нуждаются в удовлетворении простых житейских желаний. Единственно, чем отличалось человеческое население наших мест, – это вечной молодостью. Мы рождались детьми, хорошея день ото дня, взрослели до юношеской поры, жили и умирали, внешне не выходя за пределы семнадцатилетия: боги ведь не любят стариков, ибо последние напоминают об их преклонном возрасте. Так продолжалось до тех пор, пока не родилась Кали – богиня смерти. Даже в младенчестве она залила улицы города потоками крови, а, повзрослев, так перессорила духов и богов, что разразившаяся война уничтожила и сам Эзгирапур, и его покой. Опомнившись, бессмертные разбрелись кто куда, заселив небо, море, горы и глубины земли, но Кали осталась в городе. Коварное создание обрело радость, обдумывая в воцарившейся тишине хитроумные планы, постоянно вредя людям и своим собратьям. А для того, чтобы никто не смел нарушить ее покой, богиня отобрала тысячу юношей и девушек, превратив нас в бессмертные творения мрака, пушей и ноархий. Нам поручили днем и ночью охранять просторы мертвого Эзгирапура от любого вторжения. Но заставить испытывать страдания от новых уродливых тел ей показалось мало, и Кали повелела нам каждую ночь убивать тех, кого мы когда-то любили, пожирать их корчащиеся от боли тела, приносить кровавые жертвы. К утру бессмертие возвращало всех на свои места, чтобы с наступлением вечера кошмарные сцены повторялись изо дня в день. Так продолжалось без малого тысячу лет.
 Рассказ прервало призывное ворчание. Восемьсот восемьдесят восемь пушей столпились у развалин черного храма. Среди рыжего моря виднелись стройные нагие тела.
 – Верни им прежний облик, – девушка просительно взглянула на Красомира.
 – Конечно. Пусть подходят по одному.
 – Живыми они не могут переступить порог святилища. Так пожелала Кали.
 – Что ж, значит мы выйдем к ним, – росич поднялся с куска мрамора, но нежные пальчики задержали его, ухватив край одежды.
 – Лучше, если это сделает твой друг.
 – Но, почему?
 Голос красавицы снизился до шепота:
 – С первыми лучами солнца наши тела рассыплются в тысячелетний прах, наконец-то мы обретем успокоение, но до того, как это произойдет, я умоляю тебя подарить мне последнюю ночь любви, каплю любви живого человека.

4.

 Утренний свет пробудил Красомира. Росич спал навзничь, зажав в левой руке драгоценный амулет возврата; на изгибе правой покоился полураскрошившийся череп – все, что осталось от прекрасной ночной соблазнительницы, чьими ласками он упивался на глазах тысячеликой толпы.
 Кхашхаш сидел рядом. В углах его рта темнела кровь. Заметив осуждение во взгляде человека, вампир извинительно произнес:
 – Ну, прости! Присосался к парочке-другой – не пропадать же добру!
 Суккуб повел головой. Всюду безмолвно лежали кучки человеческого праха.
 Красомир поднялся на ноги, спрятал рубиновую диадему в заплечный мешок, достал из ножен меч.
 – Я рублю деревья, ты собираешь останки. Они просили сложить погребальный костер.
 – По мне, так надо сматываться отсюда поскорее, пока вон та уродина не ожила; вряд ли она простит нам потерю короны и своих слуг, – вампир кивнул в сторону алтаря, где мрачным истуканом высилась богиня смерти.
 – Уйдем не раньше, чем обещанное выполним, – направился к лесной опушке воин.
 Весь день прошел в неустанных трудах – шутка ли, сложить поленицу для праха десяти сотен человек, – но к вечеру жаркое пламя взметнулось к темнеющему небу.
 Они постояли с минуту и, повернувшись, двинулись прочь из покинутого города, считая более безопасной ночевку в ветвях деревьев, нежели среди теперь уже не казавшихся столь красивыми развалин. Соорудив из широких листьев уютные гнезда, друзья приготовились ко сну. Кхашхаш захрапел сразу: сытная ночь и тяжелый день утомили не привыкшего работать руками демона. Красомир остался на карауле, но и он дремал, когда в сладостные грезы вдруг вплелся шум падающих камней. Грохот был настолько силен, что разбудил и вампира, больно ударившегося затылком о нависшую над головой ветку.
 – Что-что-что, что случилось?! – испуганно затараторил суккуб.
 – Смотри.
 Там, далеко, кровавым заревом взметнулось мириадами искр пламя погребального костра. Кто-то огромный яростно крушил гигантскую кладку. Кхашхаш сдавлено зашептал:
 – Это она! Бежим. Нужно выбираться из леса. Там, на просторе, вспорхнем, только нас и видели; до дома тебя, конечно, не донесу – силенок не хватит, – но путь сокращу изрядно.
 Росич задумался, вспоминая колоссальные размеры статуи, положил ладонь на ножны волшебного меча:
 – Отчего ж сразу бежать? Может, сразимся для начала.
 – Тебя в детстве, случайно, об пол не роняли? – поинтересовался вампир. – Или ты малость спутал нечисть злобную с божеством разъяренным?
 – Не спутал! Зло – оно зло и есть; что в человеке, что в боге, что в страшилище подземельном!
 – Так то оно так, однако, на сей раз гнев вполне справедливый; мы ведь ее два раза обокрали: и сторожей лишили, и короны.
 – Ну, и что с того? Разве она их для добрых дел использовала? – не сдавался Красомир. Демон всплеснул руками:
 – Слушай, у тебя на родной стороне все такие – герои упрямые или ты один-единственный?
 – Русский воин, живота не жалея, всегда за правду стоять готов!
 – И на слона с пером птичьим пойдет?! – съехидничал Кхашхаш.
 – Коли надобно будет, пойдет!
 – Ну, знаешь...
 Конец спорам положило появление черного силуэта, почти слившегося с ночным мраком. Присутствие богини выдавали лишь горящие рубиновым светом глаза, да багровый отблеск на клинках сабель. Росич спустился с ветвей, снял котомку, отцепил казавшийся ненужным заветный клинок, обнажил меч и занял оборонительную стойку; несчастная фигура суккуба жалась где-то за спиной. Каменная статуя шла медленно, грузно, легко стирая в пыль массивные мраморные обломки. Двигалась Кали безошибочно. Ее молчаливое приближение сопровождалось только гулом шагов и позвякиванием металла, и от того казалось еще более зловещим, еще более пугающим.
 – Бежим! Бежим, тебе говорю! Глупо погибать там, где можно хитростью верх взять!
 – Отстань! Хитрость – лжи сестра, а ложь прямиком к злу ведет!
 – Ну и пропадай, дурак упрямый!
 За плечами затопали удаляющиеся шаги.
 Оборачиваться Красомиру было некогда, две правые руки наносили первый удар. Волшебный клинок не подвел, отразив атаку, но сверкающие сабли приближались уже слева. Удар, выпад, отражение, новый выпад, новая отмашка: противники закружили у подножия мраморных стен Эзгирапура. Росич едва успевал отбиваться от четырехстороннего натиска богини. Несколько раз он погружал Меч Четырех Ветров в тело статуи, однако Кали оставалась неуязвимой. Каждый же пропущенный удар валил человека с ног, не причиняя, правда, ему сколько-нибудь существенного вреда; спасало волшебное оружие и эльфийское одеяние. Бой затягивался. Повеяло поражением. Плоть выдыхалась, а мрамор усталости не ведал.
 Но боги нетерпеливы; им, как и недальновидным смертным, хочется всего и сразу. Внезапно во лбу несущей смерть открылся ее третий глаз. В лицо воину ударила алая молния. Красомир успел увернуться, подставляя плечо, и зашелся в немом крике от пронзительной боли. Не выпуская меча, росич, стараясь унять страдание, клубком покатился по земле. В след ему летел полыхающий жар магического глаза Кали, от которого не было спасения и защиты.
 И вдруг наступила тишина, мертвая тишина покинутого города. Лишь откуда-то свысока доносилось знакомое сопение. Превозмогая боль в обожженном плече, Красомир нащупал котомку, запалил кресалом трут, разжег факел из сухой ветки и всмотрелся в тьму. Богиня смерти застыла неподвижным изваянием, ее мраморные руки навсегда замерли в разящем ударе, рубиновые глаза потухли, а вместо третьего глаза торчал заветный клинок Вырицы, который, пыхтя и отдуваясь, пытался извлечь Кхашхаш.
 – Оставь. Он тоже окаменел, – прохрипел росич.
 Демон мешком плюхнулся вниз, подхватив зашатавшегося человека.
 – Вот ты и оплатил свой долг, – теряя силы, Красомир привалился к стволу дерева. – Оказывается, кроме россов, есть на свете и другие "глупцы", да и храбрецы тоже.
 – А, – махнул ладонью вампир: – Просто вспомнилось, кто снимал корону. Погибни ты, со мной эта кукла расправилась бы в мгновение ока. Так что, я и свою шкуру спасал.
 В ответ человек заключил суккуба в крепкие объятья.

5.
 
 Обратная дорога заняла почти неделю. Боль в опаленном плече была настолько сильной, что любое неловкое движение вызывало у Красомира тошноту и желание погрузиться в сон, чтобы перестать ощущать неистовое саднение поврежденной плоти. Человека бросало то в жар, то в холод, липкий пот струился по его коже, ноги подгибались на каждом шагу. Большую часть пути Кхашхаш бережно нес своего спутника на руках.
 На шестой день впереди показалась уже успевшая изрядно затянуться лианами знакомая прогалина. Наконец-то они добрели до опушки непроходимых зарослей. Но, едва только утомленные переходом страдальцы вышли из-под зеленого навеса, как сверху их накрыла тонкая металлическая сеть. Через несколько секунд спеленутые по рукам и ногам они лежали в окружении сотен стражников и жителей Армузда.
 – Казнить! Казнить преступников! – бесновалась толпа. – Они убили дервиша! Они сожрали несчастного старика! Сжечь их! Утопить! Бросить в клетку к тиграм! Растоптать слонами!
 Перечисление возможных казней продолжалось. Особенно усердствовал горбатый Эль-Хаким, который из осторожности все же держался далеко за чужими спинами. Как выяснилось, вовсе не напрасно. Высоко в небе вдруг возникла черная точка. Она стремительно росла, превращаясь в овеянный местными легендами ковер-самолет. Разинутые рты на время отвернулись от пленников, созерцая, как на зависшем в полусотне локтей от земли полотнище выросла маленькая фигурка в алом златотканом халате.
 – Фирей, – пронеслось в замутненном сознании Красомира.
 Волшебник даром время терять не стал; на глазах изумленной толпы сеть с добычей медленно оторвалась от травы и принялась подниматься к ковру. Первыми опомнились стражники. Десятки стрел помчались в направлении старца, развернулись и стремительно полетели назад. Стоны раненых смешались с воплями умирающих, но это не остановило злобствующих фанатиков. Самые неистовые гроздьями облепили ускользавшую добычу, норовя нанести смертельные раны кинжалами, саблями, остриями копий.
 Случившееся вслед за этим навсегда осталось запечатленным в хрониках Армузда. От опушки извивающимися змеями быстро заскользили длинные канаты лиан. Растения охватывали нападавших, сжимали в железных тисках, отбрасывали посиневшие тела, чтобы схватить новые. Разрубленные на части они продолжали извиваться до тех пор, пока ковер с чародеем и спасенными им жертвами не растворился в голубой дали. В тот день в город вернулись немногие, был среди них и маленький горбун Эль-Хаким.