Только этот день

               
                1            
     Мы приехали в Н-ск спустя десять лет. С тех пор как мы покинули этот город навсегда.
     Здесь многое изменилось за эти годы. С удивлением смотрели мы на многоэтажные дома, потеснившие усадьбы с садами и огородами на берегу реки. На новый мост через реку, по которому сновали машины. А река стала похожа на канал без тех плакучих ив, которые прежде росли на ее берегах. Только ребятишки, как и прежде, барахтались на мелководье возле моста.       
     Расположились у реки и мы, передохнуть. Странное дело, но мы выбрали на берегу место, куда ежедневно приходили с моим старшим братом Володей, когда он  приезжал к нам проститься.
      Пришли мы с ним к реке и в тот день, когда ему надо было уезжать. В кафе «Лагуна» на другом берегу реки продавали пиво на разлив. Заведение было забито страждущими. Брат встал в очередь, а мы с Олей, которой на тот момент было  пять лет,  расположились у излучины реки и стали ждать его. Вдруг вижу: по мосту через реку идет Володя, в руках – стеклянная банка, наполненная пивом, просвечивающим в солнечных лучах. И мы с братом стали  пить пиво, говорить о чем-то веселом. Оля, с румянцем на щеках от ветра, бросала камешки в воду, снова возвращалась к нам. И Володя, поймав ее, говорил ей что-то ласковое. Она смеялась, а в глазах  брата – когда он на нее смотрел  – светилась затаенная грусть.
      Вечером он уехал. И только на перроне вдруг пришло осознание, что мы прощаемся, быть может, навсегда.
       Теперь стояло лето. Мы пили минеральную воду и смотрели на ребятишек, купающихся в реке. Их голоса невольно вернули меня памятью в другой день, – когда родилась дочка. Вспомнилось, как летним вечером, узнав о ее рождении, я стоял на этом мосту и так же, как и сейчас, смотрел на реку, на детей, бегущих к воде с радостными возгласами. Только сейчас я был не один, а с женой Ириной и дочкой, уже взрослой.   
      А в тот день, когда она родилась, я поехал на электричке в командировку. Надо было срочно доставить лекарства в сельскую больницу. И командировку нельзя было отложить.
      Прибыл на станцию, но до села нужно было топать пешком еще несколько километров. Я шел логами в высокой траве, то опускаясь в низины, то поднимаясь на сопки. Палило солнце. Стрекотали в траве кузнечики. В вышине висел, радостно заливался жаворонок. И петь бы душе от такого приволья! Но мыслями я возвращался в город, где вот-вот должна была родить моя жена. И спешил в село.
     Пришел в больницу, передал лекарства и – снова на станцию! Но там меня ждал «сюрприз». Над закрытым окошком билетной кассы висело объявление, что следующая электричка до Н-ска пойдет только вечером из-за ремонта железнодорожных путей.
       Делать нечего, я побрел в лес, чтобы скоротать время где-нибудь в тени деревьев. И прилег на траву, среди берез. Странные чувства охватили меня в тот момент. Когда я смотрел на плывущие по небу перистые облака, похожие на ангелов. И вдруг остро почувствовал, что все, что сейчас происходит со мной, не случайно, и мне вдруг показалось, что с небес на меня смотрит Бог. Это было лишь мгновение, но эти секунды, в которые, в сущности, уложилась моя жизнь, впервые отозвались во мне молитвой.       
       Приехал я в город под вечер. С электрички – в родильный дом. Жена прислала записку: «Родилась девочка, живая и здоровая». Очнулся я на мосту. Вижу, что держу записку в руке. И еще раз перечитал ее. И мне хотелось закричать на весь мир: что родилась девочка! Да будут милостивы к ней боги!
       В задумчивости подходил я к нашему дому, желая одного, чтобы поскорей прошел, пролетел этот день, чтобы утром другого дня увидеть жену и дочку.         
       Вдруг слышу:      
       – Женя!
      Оборачиваюсь и не верю глазам:
      – Володя? Как? Откуда?
      – А  я тебя жду, братан! – жмет он мою руку.      
      – А у меня сегодня дочка родилась, – сообщаю я брату. – Ты-то как об этом узнал?      
     Но по тому, как меняется лицо у него, я вижу, что он слышит эту новость впервые. И мне это кажется невероятным, что его приезд (он, детский врач, отвозил в краевую больницу ребенка на обследование) каким-то чудесным образом совпал с днем рождения моей дочки, и что я тоже, как и он, вернулся из поездки по «казенной надобности».
       И вот мы дома
       Быстро смыв с себя дорожную пыль, стоим на балконе на пятом этаже и пьем красное вино, которое брат – опять же по наитию! – как он выразился,  купил, направляясь в наш районный центр.
        – А имя дочке придумали? – спрашивает.
        – Нет еще…   
        –Тогда, может, назовете ее, – он задумывается. – Олей! Олечка… – произносит он, как бы прислушиваясь к звучанию имени.
        Я смотрю на брата, стоящего рядом со мной, точно по мановению волшебной палочки,  и мне опять кажется, что это счастливый сон.      
         – А какое это имеет значение? Вся наша жизнь – сон, кроме таких минут, как сейчас,  – легко смеется Володя, когда я говорю ему об этом.
       
                2

    Отдохнув на берегу реки, мы пошли по направлению к дому, где когда-то жили.
     Вот и наша пятиэтажка, закопченная временем!
    Присели в парке на скамью напротив дома. Рядом с нами голо торчали из земли столбы от бывших качелей, на которых любила качаться Олечка, как неизменно называл ее мой брат. Почему-то вспомнилось, как однажды зимой под новый год, я вылепил из снега олененка, вставив ему вместо глаз угольки. А неподалеку от него, под деревцем, закопал в снег подарки.
     И вот вечером, в сумерках, мы с  Олей пошли в парк.
     – Тсс... – приложил я палец к губам с таинственным видом. – Кажется, я сейчас видел Деда Мороза, вон под тем деревцем, где стоит олененок…
     – Да, вижу, – сказала Оля и прижалась ко мне, приняв олененка за живого, только запорошенного снегом.
     – А вот и следы Деда Мороза. Ого, какие большие! – показал я на свои следы в снегу, ведущие к дереву, где лежали подарки. 
     Оля еще сильней прижалась ко мне:
     – Большие...
     – Давай, пойдем по следам? – предложил я.    
     И мы пошли по моим следам.
      – Ух, ты! – ахнул я и указал на снежный холмик,  украшенный осколками от елочных игрушек, блеснувших в свете вышедшего из-за туч месяца. – Что это? Давай, посмотрим.
     – Не надо, папа, вдруг он увидит...
     – И пускай видит. Он только обрадуется, что мы догадались! Копай!
     И Оля стала раскапывать снег.
      – Ничего нет?
      – Как нет! – радостно закричала Оля.
     И извлекла из снега коробку.
     – Вот это да! И все? Больше ничего нет?
     – Да как нет! Вот!
     И Оля вытащила из снега бутылку вина. Притворно схватившись за сердце, я упал в сугроб:
      – Ну, Дед Мороз! И меня не забыл! Дай ему бог, красивую снегурочку, такую, как наша Оля...
      Где теперь это деревце, под которым Дед Мороз оставил нам подарки? Стакан вина мне бы и сейчас не повредил. Так защемило сердце. Но теперь уж не  вспомнить, где мы с Олей сидели под звездным небом и рассматривали подарок от Деда Мороза, достав его из заледенелой коробки. И Оля, конечно, тоже не помнила тот давний мой розыгрыш, а, может, помнила? Детская память цепкая. Но я не стал спрашивать ее. Подумав, что она сочтет мой вопрос за сентиментальность стареющего отца, а такое, я и сам не любил.
        Вскоре мы  ушли из парка, потому, что стало нам грустно. И неожиданно, на бывшем пустыре с оврагом, где мы катались зимой на санках, увидели, церковь, устремленную в синюю глубину неба. Очень красивую церковь с семью куполами, три из которых, позолоченные, ярко сияли в лучах солнца.