Семиплат, жена Саптыкара

Саптыкар – охотник редкий:
под ногой не хрустнет ветка,
мимо соболь не пройдёт
и лисица, и енот.
Пуля меткая достанет
на берёзе и в тумане,
в полдень тихий и в грозу
и медведя, и лису.
У него аил, что надо,
глазу путника везёт:
видит конус шоколада,
а над ним – луна поёт.
И огонь внутри аила –
фантастическая сила –
и краснеет, и трещит –
сам себе готовит щи!
Всё имеет Саптыкар,
и как греческий Икар,
устремлён к алтайской вере
и в беседе, и на деле.

«Саптыкар, – шумят берёзы, –
ты и в праздники тверёзый,
и спешишь уважить гостя
золотых орехов горстью
и бараниной, и мёдом,
а ещё – старинной одой!
Одного тебе в аиле
не хватает: ласки милой.
Нет красавицы-жены,
и топшур твой – без струны!
И зимой, когда метели
заметают даже тени,
у весёлого огня
не резвится ребятня!»

И водили тары-бары
все, кто знали Саптыкара:
говорили про жену,
шибко нужную ему!
И однажды мужики,
большей частью кержаки,
навестили Саптыкара
и «потребовали пара»:
рассказать им, почему
не заводит он жену?
Саптыкар задвигал бровью
и сказал гостям с любовью:
«Я давно уже женат
на царице Семиплат.
Не девица, не старуха –
существует в виде духа
в нашей солнечной глуши –
знают зайцы и ужи,
и трава, и ветерок,
что от духа недалёк!
Проживает Семиплат
(тело – розовый закат)
за Медведицей Большой,
а у нас – своей душой.
Неразлучен я с царицей,
со своей душой-девицей
на охоте, на коне
и на сене при луне!
Вместе байки сочиняем
и по струнам ударяем,
и в космическую даль
нас уводит пастораль.
Байки – это наши дети:
будут жить на белом свете
и с гостями заодно
пить чудесное вино!»

Саптыкар, сказав такое,
вытер скорою рукою
пот, катившийся со лба,
сообщив гостям: «Судьба!»
И добавил на прощанье
не посыл, не обещанье,
что в густом плывёт вине –
о далёкой стороне:
«Как умру, рожусь поэтом
или думающим светом
рядом с юной Семиплат,
в блеске утренних палат!»