Аня и добрые духи

* * * Когда взрослые вмешиваются, детские чудеса исчезают * * *

«Внутри дома ты практически неуязвима,» - мысленно произнёс Малфас, покачиваясь на спинке качелей в теле огромного ворона. – «Но за пределами этих стен тебе лучше избегать встреч с бывшими подругами.»

- Почему «бывшими»? – удивлённо произнесла Аня. Она прекрасно слышала направленные на неё мысли духов, однако, сама не умела общаться телепатически.

«Ты шаман и общаешься с добрыми духами, а они злые демоны,» - теперь это были мысли Халфаса, который, в теле голубя, взлетел ей на плечо. – «Ронове очень опасен!»

- Папа Бен? – удивилась Аня. – Нет, он хороший!

«Да, папа Бен,» - иронично поразмыслил Малфас и более серьёзно продолжил. – «Он же папа Легба. Все люди для него лишь дети, с которыми он играет.»

- Я люблю игры, - задумчиво произнесла Аня. – И с папой Беном мне было весело.

«В лучшем случае веселится только он,» - скептически возразил Халфас. – «Скажем, попросишь его о помощи, а он пошлёт тебя куда подальше, мол, иди и не оглядывайся. А ты действительно пойдёшь, решив, что так и надо. Прошагаешь до ближайшего перекрёстка и логично спросишь: «Дальше куда?», приняв его игру. Он ответит: «Да ты уже на месте! Что есть с собой?» И, как ни странно, у тебя окажется всё необходимое для ритуала.»

«Сложность обрядов зависит только от твоей фантазии,» - продолжил его мысли Малфас. – «Чем ты креативнее и богаче, тем сложнее будет ритуал. Но это всё лишь игра! Поэтому лучше говори, что ты бедный ребёнок, откупайся хэллоуинской конфеткой, и не связывайся с трикстером в любой его ипостаси. Будь он хоть тятя Эшу, хоть отец Ананси, хоть батя Локи.»

- Но я ведь в самом деле ребёнок, - вставила Аня. – Что ещё я могу ему дать?

«Не давай втянуть себя в настоящий ритуал!» - замахал крыльями Халфас и соскочил к ней на колени. – «Демоны никогда не помогают людям, они всё и всегда делают только в своих интересах.»

Папа Бен был странным, но добрым и весёлым, что не совпадало с мнением Халфаса и Малфаса. А ещё он никогда бы её не обидел. Аня задумалась. Духи, в телах птиц, спланировали на пол и молча уставились на неё. Ворон резко повернул голову в сторону голубя и грубо толкнул его лапой, заставив отшатнуться. В это время из дома донёсся кашель её матери, и пернатые стремительно взмыли в небо.

* * *

С мамой состоялся очень странный разговор, от которого Аня пришла в замешательство и замкнулась. Ей не хотелось рассказывать ни про духов, которых она слышала в птичьих голосах, ни про Ханту, постоянно крутящегося рядом, ни тем более про папу Бена. Но, похоже, мама откуда-то о нём узнала и решила провести «разъяснительную беседу» об опасностях общения с незнакомцами и похищениях детей. Это звучало так нелепо, будто папа Бен мог её куда-то увезти. Однако объяснять это маме Аня не стала – всё равно не поймёт. Так же, как и не поняла её прошлые жалобы на Ханту.

Аня пыталась отделаться ничего не значащими фразами: всё хорошо, не о чем беспокоиться. Но это не помогло. Вечером к разговору подключился папа. Беседа с ним оказалась ещё более абсурдной и неприятной. Может, ему не нравится, что у неё есть другой папа? Но зачем тогда эти вопросы о том, что папа Бен мог ей что-то показывать или как-то трогать? Когда до неё дошло, что речь зашла на интимную тему, она замерла, потом вспыхнула от стыда и просто перестала его слушать.

О папе Бене узнала и школьный психолог, которую Аня посещала раз в неделю. Её роль – вести дружелюбные беседы, роль Ани – поддерживать их. В отличие от дома, где разговоры родителей шли бессистемно и путано, тут всё было понятно: вопрос – ответ, комментарий – улыбка. Но папа Бен не вписывался в эту систему. Поэтому Аня снова и снова возвращалась к жалобам на родителей: их навязчивость, неприятные разговоры, странные подозрения. Психолог заинтересовалась её беседой с отцом – и, наконец, забыла о папе Бене.

По совету добрых духов Аня избегала подруг. Вот только и сами духи исчезли, перестав прилетать в образе птиц. Зато вернулся Ханту. Теперь он вёл себя смирнее, словно опасался, что где-то рядом может оказаться Шакс. Аня жалела эту незримую сущность и не хотела, чтобы его съели – все имеют право на жизнь. Но говорить с Ханту было бессмысленно, как с попугайчиком. Он повторял услышанные фразы, не вступая в диалог. Даже если понимал смысл, отвечать не собирался.

Дни потекли серой рутинной чередой. Родителей дёргали в школу, с Аней пытались проводить беседы – то «разъяснительные», то «выяснительные». Она даже призналась, что всё выдумала, но никто не оценил её стараний. Ей просто не поверили. Что ещё сказать, чтобы все наконец успокоились?

Аня очень скучала по папе Бену. Хотелось снова говорить с ним на выдуманном языке, слушать его объяснения о смысле иностранных песен. Он придумывал забавные игры, заставлял предметы светиться в темноте – особенно в старом бомбоубежище. Благодаря ему она перестала бояться Ханту и даже сумела с ним подружиться. Наверное, папу Бена тоже можно назвать добрым духом, только он не вселялся в птиц.

По добрым духам Аня тоже скучала. Она называла их «ципориками» – на ивритский манер, от слова «ципор» (птица). Каждое утро пополняла кормушку, а после школы с радостью отмечала, что она пуста. Но птицы больше не прилетали. Часами качаясь на качелях, Аня смотрела в небо и ждала, надеясь, что вот сегодня они обязательно вернутся.

– Это потому что осень, – утешала она Ханту, хотя вряд ли невидимый питомец обрадовался бы возвращению духов.

Психиатр выписал Ане таблетки и капли – это была его роль. Мама должна была их купить, и она с этим справилась. Теперь к вечерним ритуалам перед сном добавились два новых пункта, и Аня была ответственна за приём препаратов. Папина роль сводилась к тому, чтобы отвозить Аню в школу, если отменялась подвозка. Однажды он сильно торопился, схватил её рюкзак с несобранными тетрадями и вчерашней едой, закинул Аню на плечо и посадил в машину так быстро, что она не успела опомниться.

Отъезжая от дома, Аня тихонько плакала, глядя на пустую кормушку, которую не успела наполнить. Признаться папе, что надо вернуться, было страшно – он с кем-то ругался по громкой связи. Она старалась быть хорошей девочкой. С мамой и в школе это получалось легко, но как угодить папе – она не понимала. Болела левая ягодица. Это он её шлёпнул за непослушание или случайно задел воротами, когда выбегал? Наверное, об этом стоило рассказать школьному психологу – той нравилось обсуждать такие вещи, в этом заключалась её роль.