Возвращение Генриха

                Возвращение Генриха

      Со Столяровым повидаться получилось только через два дня. Во вторник Юлька отпросилась у Миллера после обеда сходить на рынок. Скоро должен был вернуться Генрих из отпуска, и требовалось купить свежих продуктов и приготовить ужин к его приезду.
      Юлька перешла через Днепр по временному мосту и добралась до Сенной площади, где ежедневно шла бойкая торговля продуктами.
После обеда покупателей в торговых рядах было меньше, кое-где торговля сворачивалась, и цены к концу дня снижались. Она быстро набрала целую корзину продуктов и собралась возвращаться, когда почувствовала, как тяжёлая рука опустилась ей на плечо. От неожиданности Юлька вздрогнула и испуганно вжала голову в плечи.
      -Што, испугалась дивчина? – раздался сзади знакомый Столяровский говорок. – Чай, грехов-то много накопилось, если так пужаешься?
      Юлька обернулась. Сзади стоял деревенский мужичок с бородкой, в треухе и овчиной телогрейке.
      -Так кто ж не без греха, дедушка? – в тон ему ответила Юлька, а про себя подумала: «Ну, слава Богу, нашёл».
      Столяров выглядел зажиточным крестьянином, приехавшим на базар продать излишки сельского труда. Борода и усы делали его старше своего возраста, а фуфайка и треух придавали его виду особую неказистость и, можно было сказать, некоторую придурковатость.
      -Все мы, красавица, грешные, - в тон ей ответил Столяров. С хитринкой глянув из-под бровей, спросил: - Дак, может, пойдём в сторонку и потолкуем о грехах наших?
      -Обязательно нужно потолковать, - обрадовалась Юлька, - их, грехов-то, столько накопилось, что и часа не хватит, чтобы покаяться.
      -Ты, Юля, иди вперёд. С рынка выйдешь, сверни к Днепру. Среди кустов найдём место, где можно поговорить.
      Юлька поняла, Столяров решил лишний раз убедиться, не следят ли за ней. Она прошла по переулкам к берегу реки. Осторожно оглянулась и убедилась, на отдалении Столяров следует за ней.
      В прибрежном кустарнике он догнал девушку, забрал корзину с продуктами, повёл в укромное местечко, где рядом с полусгнившей лодкой была установлена скамейка.
      -Василий Петрович! Это так здорово, что вы нашли меня! Столько нужно сообщить вам, просто ужас!
      -Во-первых, Юля, очень рад тебя видеть. Во-вторых, это уже второй подход к тебе. В первый раз, вчера, подойти к тебе не решился. Показалось, что хвост за собой водишь. Рисковать не стал. Ты, Юля, не пугайся из-за хвоста. Это я пугаюсь. Понимаешь, какое дело, за июль-август всё наше подполье арестовали, считай. Может, и осталось всего несколько человек, но все по щелям забились. Вот и я теперь хожу, сто раз оглядываюсь. В любой момент и меня могут сцапать!
      -Вот, Василий Петрович! – перебила Юлька. – Я знаю, что подполье арестовали и расстреляли. И где расстреляли, знаю, и как провалились, тоже знаю.
      Столяров удивлённо приподнял брови и взглянул на Юльку расширившимися глазами.
      -Ну-ка, ну-ка, поясни? – попросил он.
      -Я же говорю, столько всего рассказать нужно, с чего и начать, не знаю.
      -Начни с подполья, очень важный вопрос. Мы думали – провокатор был внедрён.
      -Нет, нет, нет! – снова перебила Юлька. – Не в провокаторе дело. Алферчик в салоне у Либеровской проговорился, что партизаны под Вязьмой захватили кассу танковой дивизии и потом эти деньги переправили подпольщикам. А полевая жандармерия знала номера на этих деньгах и стала отслеживать появление их в Смоленске. Но они – хитрые. Когда обнаружили владельцев этих денег, то арестовывать их не стали, а установили за ними слежку и постепенно вышли на других подпольщиков, а потом, почти разом, всех и арестовали.
      -Ох, Юля, Юля, как всё просто оказалось, - Столяров горестно обхватил голову руками и слегка привсхлипнул, - а я-то, дурак, голову ломаю, предателя среди своих ищу, а оно, видишь, как просто. Да, дурак! Дурак! Это мне наши люди деньги в Смоленск переправили. И даже я этими рейхсмарками пользовался, а они, получается, меченые оказались. Ох, и каково теперь мне?!
      Он помотал головой из стороны в сторону.
      -Да вы не расстраивайтесь так, Василий Петрович! – посочувствовала Юлька. – Слава Богу, вас немцы не арестовали, а то бы совсем уж плохо сделалось.
      -Как, Юля, не расстраиваться? – проговорил с хрипом Столяров. – Считай, сами же людей и погубили. Теперь всё с нуля начинать нужно. Спасибо тебе Юленька! Объяснила. А то и меня бы в ближайшее время, боюсь, схватили бы. Два раза замечал за собой слежку, везло, обманывал их, уходил дворами. Теперь, сама видишь, снова приходится под крестьянина маскироваться, бороду и усы отпускать. Хорошо ещё, батюшку Сергея не засветил. Ладно, Юля, больше не будем о плохом. Расскажи, ещё, что у тебя нового. Говорила, что много чего накопилось.
      -Много накопилось, Василий Петрович, - грустно улыбнулась Юлька. - Затащила меня Генриетта в салон к Либеровской. У неё на улице Декабристов в доме НТСовцев большая квартира, там и собираются. Генриетта проговорилась, что Алферчик приказал меня обязательно привести. Этот Алферчик не только у немцев в полевой жандармерии служит, но и русскую полицию в городской управе возглавляет. Вот они и приспособились часть товаров, проходящих через ЦТО «Восток» реализовывать, а на эти деньги содержать этот самый салон Либеровской.
      -Так, так, вот тут подробно поясни, что от тебя-то хотел Алферчик, - остановил Юльку Столяров.
      -Так он и хочет, чтобы я не сообщала Шухту о результатах проверок. Сначала по-хорошему объяснял, а потом, когда я заупрямилась, угрожать принялся. Мол, если не буду им помогать, то большевицкая граната прилетит в окно нашей с Генрихом квартиры.
      -Интересно получается, - снова перебил Столяров, - он, что, не смог договориться напрямую с Шухтом? Они же вроде с ним из одного ведомства?
      -Видимо, не смог. Алферчик сказал, что Вилли – идейный эсесовец, и не позволит тратить немецкие деньги на какой-то там русский Народно Трудовой Союз. А они, эти НТСовцы, получается, денег потратили много и теперь боятся, чтобы не вышло большого скандала.
      -Да, Юля, сложное у тебя положение случилось. Между двух огней оказалась. С одной стороны, нужно перед Шухтом отчитываться о нарушениях в работе ЦТО, с другой – Алферчик пробует завербовать на свою сторону. Я теперь и сам не понимаю, как поступить правильно. Главное, ты для Алферчика самый лакомый кусок. Мало того, что все их делишки с ЦТО прикроешь, так ещё и информацию из Генриха тянуть заставят. Точно тебе говорю!
      -Ну и как вот мне теперь быть? – нахмурилась Юлька. – Он же теперь от меня не отцепится. И ведь не просто угрожает. Генриетта говорит, что он очень страшный человек. И сам он хвастался, что в овраге, недалеко от дома Либеровской, самолично расстреливал евреев, большевиков и подпольщиков.
      -Не знаю, Юля как тебя успокоить. Очень сложное стечение обстоятельств. Почти всех наших арестовали в городе. И совсем некого назначить, чтобы застрелил Алферчика. Это был бы самый лучший способ разрешить все проблемы. Если бы удалось его убрать, так и чёрт бы с ними, с НТСовцами. Пока бы они разобрались, что к чему, всё бы можно было списать на Алферчика, и ты бы смогла смело доложить Шухту об обнаруженных недостатках. Самое плохое, что немцы придавили соединение Бати, жмут со всех сторон. Нет никакой возможности получить от них сейчас помощь людьми, чтобы снова восстановить подполье в городе, чтобы убрать этого ненавистного Алферчика! Я вот думаю, может быть, попытаться действовать через Генриха. Намекнуть ему, что ты узнала о нарушениях в ЦТО, и теперь Алферчик тебе угрожает.
      -Не могу я, Василий Петрович, намекнуть! В том-то всё и дело. Уехал Генрих.
      -Как это уехал? – удивился Столяров. - Бросил тебя?
      -Нет, не так всё. Он ведь мне предложение сделал. Предложил выйти за него замуж. Но у него погибли родители во время бомбёжки, и он уехал в Восточную Пруссию на похороны. Уже должен вернуться завтра или послезавтра. Самое обидное, что эти, в салоне Либеровской, не знаю, как, но узнали о предложении Генриха и чуть ли не графиней меня называют.
      -Ну, Юля, ну, даёшь! – усмехнулся Столяров. – Много чего ожидал услышать, но вот, про предложение… Честно скажу – очень неожиданно!
      -Я же честно говорила, Василий Петрович, что столько всего накопилось разного, что сразу и не расскажешь.
      Столяров надолго задумался. Достал из портсигара немецкую сигарету, закурил. Пустил дымок в сторону молчаливо текущего Днепра и ещё несколько минут сидел, молча, обдумывал услышанное.
      -Да, Юля, задала ты ещё большую задачу, - усмехнулся он, - что теперь и сказать тебе, не знаю? Сама-то что об этом думаешь?
      -Сама я пока ничего не думаю, - заторопилась Юлька, - я и ждала вас, Василий Петрович, чтобы посоветоваться. Он же враг для нас! Может, это его самолёт убил сестрёнку. А теперь он вроде, как и не безразличен мне. Вот сейчас его нет, так я волнуюсь за него.
      -Юля, а чем его теперешнее положение вещей не устраивает? Вы же видитесь, только когда он приезжает. Что он мыслит? Ну, выйдешь ты за него замуж, и что изменится? Он всё так же будет бывать у тебя наездами, и видеться вы будете вряд ли чаще?
      -Генрих говорит, что немцы вот-вот возьмут Сталинград, война после этого закончится, и он будет вынужден уйти из армии, потому что инвалиды в армии будут не нужны. Он хочет, чтобы я поехала с ним в Восточную Пруссию. У него там небольшой участок земли, который ему достался по наследству от матери. Он планирует там жить, сдавать эту землю в аренду.
      -Понятно, понятно, - улыбнулся Столяров, - говоришь, Генрих уверен, что война выиграна, и он больше в армии будет не нужен? Рано, очень рано немцы в это уверовали!
      Он ещё на некоторое время замолчал, а потом снова продолжил:
      -Вот что я подумал, Юля. Пока Генрих не вернулся, Алферчику ответ не давай. Уклоняйся, как можешь. Сама говоришь, Генрих на днях возвращается. Он вернётся, коротко обрисуй ему ситуацию. Объясни, что ты обнаружила в ЦТО нарушения, и Алферчик об этом знает и угрожает при этом, поэтому ты пока Шухту сообщать опасаешься. Про гранату в окно можешь сказать. В конечном итоге, пусть Генрих сам разрешает эту ситуацию. Если Генрих будет настаивать на замужестве, и, если сама его любишь – выходи за него. Пойми только, что так просто война вряд ли закончится. Немцы её в сорок первом закончить не смогли, а сейчас ситуация совсем другая, и сил у нас гораздо больше. Ты уже взрослая, поэтому, думай сама, как лучше поступить. После встречи с тобой я постараюсь вернуться к Бате в отряд. Хоть и обложили Батю, но повидаться с ним очень нужно. Что-то мне там ситуация не нравится. Самый разгар боёв, а Батю в Москву вызывают. Боюсь, не спроста это. Почему тебе об этом говорю? Всё просто. О твоей успешной деятельности только я и Батя знаем. Ты для соединения Батиного, да и вообще, уже столько важного и ценного добыла, что дорожить тобой мы очень обязаны. Постараюсь за неделю обернуться, и, если всё нормально будет, найду тебя сам, примерно так же, как сейчас.
      Столяров встал со скамейки, поднялась и Юлька. Он как-то, по-особенному, глянул на неё, потом обнял. Сказал на прощание:
      -Береги себя, Юля. Дорога ты мне стала. Считай, что как дочка.

      Генрих вернулся ночью. С вокзала его доставила патрульная машина.
      Юлька услышала сквозь сон, как скрежещет ключ в замке и испугалась. Она встала за дверью, на всякий случай сжав в руке сковородку, опасаясь, что с замком так долго может возиться вор, но быстро сообразила – дверь Генрих открывает своим ключом, который и раньше иногда заедал, к тому же, действовать одной рукой ему неудобно.
      Наконец он справился с замком, отворил дверь и занёс большой кожаный чемодан. С плаща его набежала лужа воды, на улице, вероятно, поливал сильный дождь.
      Появлению Генриха Юлька очень обрадовалась. Суетливо бросилась помогать снимать плащ, потом помогла стащить сапоги и снять китель.
      Генрих приобнял Юльку здоровой рукой, осторожно поцеловал в губы.
      -Как ты здесь жила без меня? – спросил он,
      -Не очень хорошо, - смутилась Юлька, - только об этом потом. Ты, наверное, устал с дороги, если хочешь, сразу помойся, вода в титане ещё горячая, а я пока приготовлю для тебя ужин.
      -Хорошо, Юля, - улыбнулся он, - ты заботишься обо мне, как настоящая немецкая фрау.
      Спустя какое-то время они сидели на кухне. Генрих, неспеша, кушал приготовленные Юлькой котлеты с тушёной капустой. Выпил две рюмки французского коньяка, бутылку которого прихватил из отцовской винной коллекции.
      Был он суров, и Юлька с расспросами не лезла, и потому разговора не получалось.
      Лишь перед тем, как укладываться спать, он сказал:
      -Утром позвоню Вилли, попрошу, чтобы он разрешил не выходить тебе на работу. На службу я поеду только вечером, поэтому день проведём вместе.
      Утром Юлька проснулась рано. Генрих, утомлённый сложной дорогой, посапывал рядом. Она лежала в кровати и раздумывала, как бы половчее рассказать Генриху про Алферчика. Мысли были разные. Можно было нажаловаться на Алферчика сразу, обвинить его в шантаже и попросить Генриха сообщить об этом Шухту, но тут же возникла другая мысль, что этот поступок может спровоцировать Алферчика на радикальные меры. А меры эти могли оказаться очень неприятными для неё и Генриха.
      Юлька осторожно, чтобы не разбудить его, поднялась с кровати. Умылась и направилась на кухню вскипятить чайник, приготовить салат из овощей и бутерброды.
      Генрих проснулся около девяти утра. По его лицу Юлька поняла – настроение у него неважное. Был он хмур и несколько грубоват с ней.
      За завтраком он всё же проговорился, чем вызвано его дурное расположение духа. Оказалось, он рассчитывал на несколько большее наследство в связи с гибелью родителей. Из его объяснений Юлька поняла, что старший брат получает в наследство поместье в Восточной Пруссии, счета в банке, дом в Гумбольте и хочет претендовать на тот кусок земли, который изначально был определён Генриху в наследство его матерью.
      Участок земли небольшой, всего несколько десятков гектпров, но земля плодородная, и арендаторы, работавшие на ней, обеспечивали Генриху доход в несколько тысяч рейхсмарок в год. Конечно, это было в десятки раз меньше, чем доход от поместья, но даже эту малость старший брат не хотел оставлять в пользу младшего брата и намеревался подать в суд, чтобы оспорить наследство Генриха.
На участке был большой фольварк, несколько построек для хранения и переработки сельскохозяйственной продукции и жилой дом, в котором Генрих намеревался жить с Юлькой первое время.
      Документов, подтверждающих наследственные права на участок, Генрих не нашёл. Судя по всему, они оказались у старшего брата, но родня матери была готова свидетельствовать в суде в пользу Генриха. И всё-таки он был сильно озабочен предстоящей тяжбой со старшим родственником.
      Всё это Генрих рассказал Юльке за завтраком. Ещё он добавил, что намеревается в конце года подать рапорт об отставке.
      -Проклятая русская зима! – в сердцах воскликнул он. – Она лишила меня руки, и я теперь уже никогда не смогу быть пилотом. Юля! Если ты всё ещё не передумала стать фрау Лютке, я делаю тебе официальное предложение вступить со мной в брак.
      -Я не против, Генрих, - ответила Юлька, - об этом я ещё прошлый раз сказала. Только не знаю, забыл ли ты невесту?
      -Об этом не беспокойся! – усмехнулся Генрих. – Она счастлива с моим старшим братом. К тому же они ждут наследника. Я постарался навсегда выбросить её из моего сердца. Лучше расскажи, как жилось тебе без меня.
      -Плохо жилось, - покраснела Юлька.
      -Почему плохо? – удивился Генрих.
      -Произошла целая история, и мне теперь угрожают.
      -Кто? Кто тебе угрожает? – побледнел в гневе он.
      -На работе начались неприятности. Но, давай я не буду портить тебе настроение.
      -Нет уж, позволь мне узнать, что произошло с моей любимой женщиной? Неужели Вилли тебя обидел?
      -Нет, не Вилли. Гораздо хуже.
      -Как это понимать – гораздо хуже?
      -Успокойся Генрих и выслушай, - начала Юлька, а про себя подумала – подвернулся удобный случай, чтобы всё объяснить ему. – Я, работая в ЦТО, обнаружила странные вещи. Часть товаров, приходивших из Германии по поставкам ЦТО, исчезли со складов неизвестно куда.
      -Ты сообщила об этом Вилли? – перебил Генрих.
      -Нет, не сообщила. Оказалось, всё гораздо сложнее. Я попыталась найти кладовщика, выдававшего эти товары, но он исчез. А тут обер-лейтенант Алферчик из СД вдруг начал настойчиво приглашать меня в салон мадам Либеровской. Это такая организация, где собираются русские, лояльные новой власти. Одним словом, Генриетта затащила меня в этот салон. Оказалось, это Алферчик дал ей такое задание. Он теперь один из руководителей русской полиции в городе и один из основателей «Нового порядка». Когда он понял, что я интересуюсь судьбой кладовщика, выдававшего исчезнувшие товары, он стал угрожать мне, а потом и просто предложил вступить в ихний «Новый порядок».
      Генрих мрачно посмотрел в глаза Юльке. В этом холодном взгляде почувствовалось ей какое-то недоверие, словно всё это выдумка, не стоящая ни пфеннига.
      Юлька даже замолчала на некоторое время, ожидая, что скажет Генрих.
      -Почему ты замолчала? – спросил он. – Этот Алферчик приставал к тебе?
      -В том-то и дело, что не приставал. У него женщин и без меня достаточно. В другом беда. Они товары продают через лояльных коммерсантов, а деньги пускают на нужды этого самого «Нового порядка». Я поняла, что это большие деньги. Может быть не тысячи, а десятки тысяч рейхсмарок. Самое страшное, что Алферчик догадался, что я знаю об этих деньгах и стал запугивать меня, чтобы я ни в коем случае ничего не сообщала Вилли.
      -Это что же получается? – усмехнулся Генрих. – Он, что, боится Вилли? Они же в одной организации служат – полевой жандармерии. И что, получается, договориться не могут?
      -Не могут, - грустно улыбнулась Юлька. – Алферчик говорит, что Вилли – идейный нацист, и ни на какие компромиссы не пойдёт. Он верен партии и фюреру, и все эти непонятные делишки Алферчика ему точно не понравятся. Вот Алферчик и принялся запугивать меня, чтобы я ни о чём не докладывала Вилли. Он показал из окна Либеровской овраг, где он лично расстреливал евреев и коммунистов, и обещал, если что-то будет не так, как он хочет, то и меня расстреляет в этом овраге. Потому, Генрих, я очень ждала твоего возвращения. А Вилли побоялась доложить. Очень сильно испугалась Алферчика. И Алферчик этот угрожал не только мне, но и нам. Обещал взорвать нашу квартиру…
      Юлька перевела дух. Основное было сказано.
      Генрих помрачнел ещё больше. Мрачность эта, отразившаяся на его лице образовавшейся морщиной на лбу, прищуренным взглядом и нахмурившимися бровями, и показалась Юльке той злобной прищуренностью, которая промелькнула по лицу Генриха всего несколько минут назад.
      Юлька поняла – задумался он серьёзно и надолго. Она поняла, что Генрих сознаёт и свою вину за то, что устроил её вроде бы на хорошую работу, и вдруг эта работа обернулась такими непредсказуемыми последствиями, что и ему в голову стали приходить совсем не радостные мысли.
      Несколько минут молчания показались ей вечностью. Она вдруг подумала, не зря ли она так подробно и обстоятельно рассказала об угрозах Алферчика.
Генрих, сидевший в задумчивости за столом, неожиданно вскочил.
      -Собирайся Юля! Всё равно придётся ехать к Вилли и подробно объяснять ситуацию. Жаль, что так получается. Очень хотелось побыть этот день с тобой, но тебе угрожает опасность, и нужно срочно принимать меры.
      -Поедем, Генрих, - согласно кивнула Юлька, - как ни крути, а проблему решать как-то нужно.
      Генрих позвонил в комендатуру, вызвал дежурную машину. Спустя час они сидели в кабинете у Вилли.
      Генрих возмущённо начал:
      -Это не по-товарищески, Вилли! Ты вовлёк мою женщину в серьёзные неприятности!
      -В чём дело, Генрих? – удивился Вилли. – Ты попросил, я дал ей хорошую работу. У неё оклад, как у лейтенанта Вермахта. К тому же у вас квартира, где вы встречаетесь в сладких любовных объятьях…
      -Пусть Юля расскажет, - перебил Генрих.
      Юлька сообщила об обнаруженных финансовых и товарных нарушениях в ЦТО «Восток», коротко рассказала про Алферчика и об его угрозах.
Вилли слушал внимательно, потом встал из-за письменного стола, походил по кабинету, разминая сигарету пальцами. Наконец закурил и, пыхнув дымком, спросил:
      -А почему вы, фрау Юля, сразу не сообщили мне?
      -Как же сразу сообщать? – путая от волнения немецкие слова и грамматику, удивилась Юлька. – Он же обещал расстрелять меня, как пособницу большевиков, или подослать бандитов, чтобы они убили меня и Генриха. Я до его возвращения жила и тряслась от страха, что он просто расправится со мной, как с ненужным свидетелем.
      -Да, я не подумал об этом, - ответил Вилли.
      Он выбросил недокуренную сигарету в урну, подошёл к столу, снял телефонную трубку.
      -Три – шестнадцать, дополнительно два, - спустя несколько секунд проговорил он. – Господин оберст?! Это обер-лейтенат Вилли Шухт докладывает. У меня появились сведения, что некто обер-лейтенант Алферчик из шестого отдела полевой жандармерии достаточно вольно поступает со средствами и товарами нашей организации.
      Вилли некоторое время слушал, что говорили на другом конце провода, потом подобострастно прогнулся и громко ответил:
      -Так точно, господин оберст. Явлюсь прямо сейчас.
Положив трубку, он обратился к Юльке:
      -Завтра до обеда подготовьте документы о нарушениях в ЦТО, а после обеда явитесь ко мне с ними. А сейчас, Генрих, проводи даму, а мне нужно срочно с докладом к начальству.
      День был скомкан. Генрих с Юлькой пообедали в ресторане гостиницы, неспеша прогуливаясь, вернулись на квартиру. Близость с Генрихом получилась не радостной, не принёсшей удовлетворения ни ему, ни ей.
      Немного отдохнув, он стал собираться на службу, а спустя полчаса вызвал машину.
      Юлька вышла проводить его на улицу. Нудный октябрьский дождик моросил непрерывно, напоминая о прошедшем лете, как о чём-то далёком, давно прошедшем и намекая на то, что впереди промозглая, сумеречная, поздняя осень, а за ней уже и зима.