Заповедный лес Глава 11 Река огня и стена

Глава 11

РЕКА ОГНЯ И СТЕНА СТРАХА


Часть 1. Дорога вниз.


1.

 Поначалу в сознание закрались отдельные звуки: шлепающие шаги, старческое покряхтыванье, приглушенные голоса. Они складывались в кусочки размытых образов, далеких, но вполне уловимых видений, в нечто известное и в то же время ускользающее из памяти. Склеить эти осколки мешал груз усталости, чья вязкая истома топила любые попытки выбраться из черного небытия. Сил не доставало даже для того, чтобы приоткрыть отяжелевшие веки. Единственной реальностью оставалась разрывавшая тело боль.
 – Старик, ты уверен, что он выживет?
 – Он молод и здоров, следовательно, справится.
 – Однако с той поры, как мы здесь, прошла неделя, а он все еще не приходит в себя.
 – Так то оно так. Правда, доселе ни одному смертному не удавалось выстоять против третьего глаза Кали, а он не только не умер на месте, но и несколько дней шагал с тобой по удушливым джунглям.
 – Да-а-а. Люди вообще существа довольно странные, их дела и поступки не поддаются объяснению. Во всяком случае, мне никогда не удавалось понять, что движет человечеством, откуда берется безумство, именуемое на вашем языке подвигом. Этот же вообще... Знаешь, вступить в поединок с самим олицетворением смерти, и ради чего...?!
 – Ради того, чтобы остаться собой.
 – Или... умереть?
 – Или умереть, но все же не изменить себе!
 – Нет, мой разум отказывается понимать твои слова. На мой взгляд, если бы не вкусная кровь, то лучше вашему племени вообще не появляться на земле; остальным жилось бы намного спокойнее.
 – Просто ты не человек,...
 – Это точно.
 – ... и потому лишен бурлящих в наших жилах страстей.
 – Вот и прекрасно!
 – Подожди, не перебивай! Ты холоден, спокоен и расчетлив. Когда хочется есть, ты знаешь, что нужно утолять голод, когда возникает потребность во сне, ты просто спишь, когда нужно, чтобы рождались детеныши, ты их спокойно производишь на свет. Жизнь, подчиненная законам существования, и никаких собственных желаний. Так?
 – Ну, не совсем; к примеру, сейчас я просто жажду разыскать подлеца Бруно и медленно высосать по каплям его ядовитую кровь!
 – Вполне объяснимо: во-первых, я тоже очень хочу с ним повстречаться, а, во-вторых, люди обладают одной весьма неприятной особенностью – изменять все, что с ними соприкасается, и, к сожалению, часто далеко не в лучшую сторону. Общение с нами не могло не сказаться и на пустынном вампире.
 В затуманенной голове пронеслось расплывчатое видение – "Кхашхаш", – проплыло и растаяло, не в силах разогнать оцепенение болезни, а голоса между тем продолжали.
 – В человеческой жизни, – поскрипывал старческий – есть лишь два чувства: любовь и ненависть. Остальное – обман, игра слов, полутона, полуоттенки. Эти понятия вбирают все: нежность, добросердечие, справедливость с одной стороны, зависть, алчность, низость с другой. Если человек по-настоящему любит, он становится смелым и отважным также, как тот, кто ненавидит, превращается в труса и подлеца. Наш с тобой друг любит, любит добро, свободу, правду, свою Илленари. Отступить даже в неравном бою, для него значило скатиться к другой, черной половине; и он не ушел в сторону, не открыл спину, не побежал, но встретил зло лицом к лицу.
 – Из твоих слов, старик, следует, что я принадлежу к темной стороне, потому что струсил и дал деру; однако, позволю напомнить, я вернулся на помощь товарищу, спас ему жизнь и внес свою лепту в победу. Как сие прикажешь истолковать? – возражал хрипловатый.
 – Между белым и черным так много серого. Каждое отдельное существо в ту или иную минуту светлеет, либо становится темнее. Это хорошо. Полная тьма угнетает, лишая силы жить, а от абсолютной белизны можно навсегда ослепнуть.
 После недолгой тишины второй голос обронил:
 – Ты мудр, старый волшебник, – и прибавил: – Хорошо бы еще, чтоб познания твои поскорее пробудили Красомира, иначе, кто поможет Илленари, и Радовиду, и Кукишу, и Муни.
 Град имен, обрушившись на болезнь, заставил дрогнуть сомкнутые ресницы. Видения обрели отчетливость. Память, наконец, пробудилась. Лежащий открыл глаза. До боли знакомыми заплатами из недавно срубленных стволов низко нависал потолок, в полумраке крохотного оконца роились пылинки, стлалось тепло натопленной печи – в общем, все было так, как тогда, накануне долгой разлуки. Промелькнули в сознании отрубленный мизинец Бруно, стоявшие в глазах косматого чудовища слезы расставания, умиравший среди раскаленных песков Кхашхаш, с боем отвоеванная рубиновая диадема полного тайн Эзгирапура и, наконец, спустившийся с небес ковер-самолет Фирея.
 – Где Илле-на-ри? – хриплый голос внезапно заполнил избу, заставив вздрогнуть от неожиданности склоненные над столешницей головы, рогатую пустынного вампира и лысеющую последнего волшебника аллеманов. Оба замерли, не замечая ни блаженно-радостных улыбок, ни катившихся по щекам слез.

* * *

 С первыми майскими лучами Красомир уже мог выходить на завалинку. Теплом согревало солнышко, ерошил волосы ветерок, просыпалась от зимы студеной земля русская; даже болото упыриное и то подернулось ряской светло-зеленой да желтыми бусинами цветов невзрачных. Шипели, сплетаясь в брачных танцах сторожа балки Змеиной, и под их переливы стелющиеся потянулись к избушке лесовички.
 Разомлев до дремы, выздоравливающий вдруг очнулся будто от толчка какого: перед ним грустно склонились спины молодых леших.
 – Что ж вы, други, не схоронили, не уберегли сокровище вам доверенное, снова Злу дозволили над сторонкой родимой надругаться, не защитили дите малое, да мать его разнесчастную, да стариков двух древних?! – укорял так сторожей леса Заповедного Красомир.
 И выступил вперед один из них, у коего заместо руки правой обрубок торчал обгорелый:
 – Зазря ты, батюшка, гневаешься! Как навалилась по снегу силища темная, так скликнули мы рати лесные, гурьбой поспешили на подмогу хозяюшке, и сошлись на краю болота в брани смертной. Ох, и битва то была знатная – день длилась, потом ночь еще, а после еще день. Много ворогов серых рогатых положили мы, много и наших полегло. Во-о-он он холмик вдалеке, видишь, да не холмик-то – курган над могилкой сотоварищей. Там и я руку свою потерял. Но под вечер подкралась-налетела тень черная, заслонила избушку; только и видели мы обитателей ее.
 – А что охрану подле не выставили? Почто одних бросили?!
 – И опять напраслину возводишь. Вкруг двора лучшие из лучших оберегали, да вспыхнули они факелами яркими, так и не успев отпор дать нападению подлому. Там и хоронить нечего было; одни пятна горелые на снегу остались.
 Опустил Красомир глаза долу: впрямь средь травы изумрудной чернело дюжины две кругов обугленных.
 Заплакал герой.
 – Простите, други верные, не со зла, с горя великого укорил! Нету в случившемся вины вашей! Понимаю, служба ваша надежная, и отныне имеется защита лесу Заповедному! Радостно мне это и спокойно, ибо, окрепнув, буду путь держать в подземелья Повелителя Зла, на бой последний, родных и друзей выручать, а землю родимую вам беречь завещаю!
 С того дня силы воина быстро прибывать принялись. Недели не прошло, как в лес он ходить начал. Лесовички-то поодаль, за кустами таились, но из виду хозяина не выпускали – берегли, пока не окрепнет, от ворогов внезапных; хотя после пропажи зимней нечисть места здешние вообще покинула. Постепенно Красомир все далее и далее от балки забредал: то мечом на полянах крутил до изнеможения, то каменья ворочал, сноровку пробуя, а то и просто лежал на мягком разнотравье, впитывая силу землицы родимой.
 Фирей, едва понял, что опасность миновала, улетел в башню свою одинокую, искать среди книжных страниц путь-дорожку в царство подземное. Кхашхаш за ним увязался. Не мог вампир без кровушки долго обходиться, а в лесу Заповедном шкодить не с руки было, да и лесовики не давали. Так и остался росич один-одинешенек, в тоске-печали, в мыслях, душу рвущих. И согревала сердце лишь надежда на то, что живы близкие, что не тронет их Повелитель Зла, что взял беззащитных, дабы приманить его, Красомира, что не их, а его жизнь была целью замысла коварного. Тут еще суккуб с волшебником прежде, чем в небе раствориться, утвердили:
 – Пока кисть Колдуна Черного у нас, похищенным ничто не грозит. В желании потерю назад обрести уговорит Бруно Повелителя; кому же захочется на всю жизнь обрубком никчемным оказаться.
 Пятью гвоздями серебряными прибили почерневшую беспалую длань снаружи, к стене избушки, окружили кольцом меловым, заговоренным, чтоб не вырвалась. Сделали все необходимое и пропали вдали, пообещав вскоре вернуться.

2.

 Денек тот июньский необычайным выдался. Жаркое марево затопило лес Заповедный. Разомлели листы на березках, смолою вспотели ели да сосны, приумолкли птицы, стихло все. Понятно, что в час такой наилучшее место средь водицы прохладной. Поспешил Красомир к озеру Русалочьему, скинул одежду, вошел в волны прозрачные. Поплыл было к островку камышовому – ан нет того! Ушло Зло из лесу, и зажило озеро прежней веселой жизнью; радостно забили родниковые струи, поглотили землянку памятную. Мало того, сами заросли лишь по единому краю водоема остались. Вот из них-то и скользнул незаметно хоровод русалочий. Окружили девчоночки мужа статного, гладкой кожей касаются волнующе, волосами мягкими щекочут, кружат в танце страстном. Загляделся герой на красоту девичью, тела гибкие, лица смеющиеся и не заметил, как скрылось солнышко, как сошлась над головой гладь изумрудно-голубая. Утащили русалки витязя на дно озерное. Тут бы и кончина его: не вырваться, не спастись из плена губ пламенных, грудей островерхих, пальчиков нежно опытных. Однако зазвенел в толще водной грозный окрик:
 – Вы чего это, шалуньи бессовестные, удумали?! Кто ж вас, глупых, учинить такое надоумил?! Кому в голову придти могло сгубить защитника леса Заповедного?!
 С двух сторон подхватили Ивица с сестрицей Вербницей потерявшего сознание Красомира, мигом на поверхность доставили. И, пока кашлял он, из легких водицу выгоняя, продолжали хозяйки озера Русалочьего воспитанниц ругать неумолчно. Понурив головы, стояли молодицы. Лишь одна, самая бойкая, возражать посмела:
 – Не со зла мы это. Красив он больно оказался! Да и мужчин давно не видели; вот и увлеклись! Простите нас, бабушки!
 "Бабушки" – кольнуло в сердце человеческое. Глянул Красомир на говорившую и обомлел: словно Кувшинница ожила из лет давних. Перевел глаза на сестер. Разом стыдно стало. Сколько уже амулет волшебный в руках у него, сколько дней, как силы вернулись, а одарить подружек обликом прежним и не додумался! Подскочил герой с травы и, как есть, телешом заторопился к балке Змеиной; одним только мечом перепоясался да крикнул на бегу:
 – Жди-и-ите!
 Вихрем по лесу промчался, преодолел кольцо болотное, на мгновение остановился, к гадючьему шипению прислушиваясь.
 – Тихо вы! – прикрикнул.
 Быстро взял диадему рубиновую и пустился в обратный путь. Когда бы не спешил, непременно обратил внимание на большую бабочку с матовыми крыльями воронеными и на то, что порхала она у самой ладони Черного Колдуна, что на нее злились стражи балки Змеиной. Обратил бы, да недосуг было.
 Воротился к озеру. Приладил корону к голове Ивицы. Р-раз, и заплескалась у берега красавица прежняя: волос густой, пушистый, глаза в обрамлении ресниц длинных, груди тугие, тело молодое, стройное. Наклонила голову Вербница – за сестрицей последовала.
 Чуть не до вечера края русалочьи радовались, и никто теперь не произнес бы слова "бабушки".

* * *

 С малиновым закатом добрался Красомир до избушки. Тем временем "гостья" незваная завершила злое дело свое – под взмахами крылышек бархатистых разомкнулся круг меловой, заколдованный. Судорога прошла по сухому обрубку. Напряглись мышцы стылые. Заскрипели гвоздочки серебряные из бревен силой неведомой извлекаемые, по одному пали на траву шелковую. По паучьи четырьмя пальцами перебирая, побежала кисть к земле. Да не тут-то было! Стеной поднялись головы змеиные, ощерились пасти клыкастые, задрожали жала раздвоенные: не дали сбежать отродью колдовскому. Сунулась к оконцу рука – пузырь бычий крепче железа оказался, дернула дверь – наглухо заперто. А тут и Красомир замаячил неподалеку. Заметалась длань отделенная, засуетилась, чем и привлекла, наконец, внимание героя. Пригляделся воин – что за диво?! – ползет по избушке лоскут черный, шипением гадючьим сопровождаемый. Подошел ближе, понял, что стряслось, в два прыжка рядом стал. Однако бестия все же нашла выход. Не успел Хранитель леса Заповедного руку поднять, как юркнул сухой комок под стреху и скрылся в избушке.
 Надавил Красомир на дверь, вошел в сенцы, слышит грохот в горнице. Он туда. Сундук Вырицы посередь комнаты отброшен, а в углу за ним будто скребется кто. Запалил росич лучину.
 – Мать честная!
 Бегает кисть по полу земляному кругами и перстом указательным борозду роет; аккурат в том месте, где давным-давно лаз в подземелье утерянный находился.
 Приподнялась крышка, показалась щель темная, шириной ровно настолько, чтобы пропустить кисть откушенную. Исчезла беглянка в кромешном мраке. Вниз пошла плита каменная, однако успел росич меч волшебный на дороге ее положить. Пока силился люк отбросить, подумал:
 – Может ловушка то, может воля небесная. Когда еще ждать, что Фирей путь в царство Зла отыщет; тут же случай такой: длань сама к хозяину приведет. А, где Бруно, там и Повелитель, там и родные мои, и друзья сердцу милые.
 С хрустом отлетела крышка в сторону. Прыгнул Красомир в неизвестность, только и успел, что прихватить с собой меч да котомку с дарами последними: куколкой деревянной, зеркальцем эльфийским, амулетом рубиновым.
 
3.

 Дорога не отличалась от той, по которой он шел много лет назад. Снова царапали руки замшелые корни деревьев, снова мелким горохом катились из-под ног кусочки глины, снова откуда-то издалека струился блеклый сумеречный свет.
 Разом нахлынули воспоминания: добродушно поучающее ворчание милого сердцу Кукиша, озорные изумрудные глаза ящерки-Муни, нетопыри и гигантский белый червь. Защипали глаза видения далеких дней счастья: стройная красавица-принцесса, ее смешливые проделки да проказы, ночи пылкой юношеской любви. Но тут же, не давая опомниться, поплыли перед взором толпы штурмующих подвесной мост скелетов, прыгающий по камням уродливый череп Оссиса Непобедимого, прижатое к груди раненое тело любимой Илленари.
 Скрипнул зубами герой от злости бессильной, крепче сжал рукоять волшебного меча и заторопился вслед семенившему под ногами обрубку Черного Бруно.
 Казалось, кисть не ведала усталости; да и чему удивляться: мертвое – не живое. Красомир же спустя несколько часов ощутил навалившуюся тяжесть. Каждый шаг давался все с большим трудом, так что воину пришлось, настигнув отвратительную беглянку, сунуть ее в заплечную суму, смастерить из последней изголовье и забыться в коротком сне посреди полной опасностей дороги. Одеялом ему служило обнаженное лезвие Меча Четырех Ветров.
 Прежде чем идти дальше, росич обвязал вокруг пальцев кисти колдуна бечеву, конец которой закрепил на поясе. Теперь можно было не бежать сломя голову, опасаясь потерять из виду ненадежного проводника.
 Показался зал с четырьмя отверстиями, и, если от белого слизняка не осталось даже клыков, то кости нетопырей желтели двумя жалкими кучками по обе стороны от входа в их пещеру, куда и устремилась юркая ладонь. Красомир насторожился. Встреча с огнеглазыми тварями даже при наличии волшебного клинка не обещала ничего хорошего. Однако все вокруг оставалось спокойным, мало-помалу посветлела сгустившаяся было вновь чернота. Полностью расслабиться мешало ощущение близкой опасности, которое усиливал, норовя выпутаться из силков, паукообразный обрубок, долетавшие отовсюду таинственные вздохи и стоны и сознание того, что самое страшное ожидает впереди.
 До залитого оранжевым сиянием выхода из тоннеля оставалось пробежать с полсотни шагов, когда рука Бруно застыла, приподняв в воздухе указательный палец – прямо перед нею будто из-под земли выросла огромная кладбищенская крыса. Размерами с хорошо раскормленную кошку существо, привстав на задние лапы, отвратительно поводило узким носом с желтевшими снизу острыми резцами.
 – Эге-гей! – Красомир взмахнул мечом, пытаясь отогнать плотоядную гостью. Больше всего ему не хотелось бы потерять в желудке мерзкой твари свою единственную путеводную нить. Воин осторожно потянул бечеву. Бесполезно! Сухие пальцы вцепились в каменистую почву, не давая стронуть себя с места. Тем временем крыса, не обращая внимания на человека, деловито просеменила лапами и принялась грызть веревку, которая удерживала на привязи кисть коварного колдуна; ее голый жилистый хвост змеисто пощелкивал по сторонам.
 – Ах, так! – голубая сталь легко развалила чудовище пополам, позволив Красомиру шагнуть к отверстию. Однако шорох за спиной заставил героя повернуть голову. Позади пощелкивали зубами уже два хвостатых отродья. Мало того, обе крысы в мгновение ока очутились на пути росича. Новая отмашка меча не заставила себя ждать: еще шаг вперед, и уже четыре твари перегородили дорогу. Раз-раз блеснуло острие, движение ног, и восемь творений зла!
 Красомир понял, что такой способ выбраться из пещеры непременно погребет его под сотнями жирных тел и позволит обрубку счастливо соединиться с хозяином. За две предыдущих попытки воин очутился рядом с черной ладонью, теперь он подхватил царапавшиеся пальцы, сделал несколько взмахов мечом, совершил гигантский, равный четырем-пяти шагам, прыжок и был остановлен группой хвостатых монстров. Крысы, взобравшись на спины друг дружке, образовали подобие заслона преодолеть который можно было только в радужных мечтаниях. Потеряв из виду спрятанную в котомку длань Черного Колдуна, обитатели подземелья обратили весь свой гнев на человека. Волшебный клинок работал без остановки, но, чем яростнее разило оружие, тем плотнее становилась удушливая толпа наседавших тварей. Росичу пришлось сделать один шаг назад, другой, третий...
 Внезапно над плечом Красомира пролетел плевок огня. Взрезав ряды атакующих, пламя испепелило рассеченные мечом куски. Возрождение не произошло. Клинок взлетел с удвоенной энергией, в след ему понесся жаркий вихрь. Визжа, крысы отбросили все сомнения, ринувшись неукротимым серым потоком. И тут же по обе стороны встали друзья: слева Фирей, справа Кхашхаш. Пустынный вампир не рвал мерзких тварей на части, он лишь сворачивал им шеи, отбрасывая безжизненные тела за спину; после выпадов волшебника на камнях оставались сиротливые кучки черного пепла. Через пару минут непобедимая армия перестала существовать.
 – Вовремя..., – утирая пот прохрипел Красомир: – Еще немного, и...
 – Скажи спасибо ему, – Фирей кивнул в сторону демона. – В надежде отыскать вход в царство Зла я продолжал корпеть над книгами, когда Кхашхаш, который нет-нет, да и поглядывал за тобой по живой карте, перепугал меня воплями: "Исчез, он исчез!". Раскинув мозгами, мы поняли, где ты находишься. Дальнейшее труда не составляло – заклинание встречи перенесло нас к тебе в мгновение ока.
 – Вот-вот, – засмущался суккуб. – Без твоего умения моя бдительность оказалась бы совершенно никчемной.
 Красомир обнял обоих, постаравшись скрыть предательски увлажненные глаза:
 – Спасибо вам! Теперь мы свернем горы! Зло не может сопротивляться настоящей дружбе!

4.

 После серого сумрака нависающих сводов их ослепило море оранжевого света. Трое стояли на крутом склоне довольно глубокой расщелины. Внизу неудержимо несла смертоносные струи огненная река. Далеко напротив, на пустынном берегу, начинались границы королевства Зла. Все пространство уходило куда-то вниз, возможно, к самому центру земли.
 Росич подошел к краю оврага, заглянул внутрь. Мощная волна опаляющего жара плеснула в лицо сноп алых брызг.
 – Я перенесу вас, – суккуб взмахнул крыльями, отрываясь от поверхности. Однако именно в этом месте подземелье опускалось настолько, что капли огня могли легко прервать любую попытку пересечь приграничный поток по воздуху.
 – Да-а-а, без волшебства не обойтись.
 – Вижу, – Фирей вытянул вперед ладонь, проговорил слова заклинания, и над пламенем дугой взметнулся прозрачный мост. Красомир ступил на хрупкое стекло первым, за ним шел старый маг, замыкал шествие Кхашхаш. Огненый смерч бесновался, пытаясь достать рискнувших нарушить покой злобных равнин. Безуспешно – легкое строение защищало куда лучше кованого металла: не раскалялось, не плавилось, не уступало лижущим языкам пламени. Переход завершился спокойно. Едва вампир спрыгнул на камни, мост растворился в воздухе.
 – Здорово! Этому ты меня еще не научил, старик, – восхищенные глаза суккуба смотрели на Фирея.
 – Я не научил тебя еще очень многому, но кое-что ты все же умеешь, а, самое главное, у тебя есть желание стать мудрым.
 Ведомые откушенной кистью Бруно, они тронулись в путь. Унылая равнина спускалась к цепочке невысоких скалистых холмов, за которыми густым облаком клубилась черная мгла. Среди серых камней кое-где попадались неподвижные, словно окаменевшие, стволы скрюченных деревьев. Утыканные острыми колючками они таили смертельную опасность, время от времени истекая каплями ядовитого сока. Подобные колючки попадались и среди устилавшего дорогу остроугольного щебня. Приходилось почти постоянно смотреть под ноги, отчего путники не сразу заметили низвергнувшуюся с подземных небес опасность.
 Сначала это выглядело небольшой точкой, после облачком и, наконец, превратилось в стаю огромных нетопырей. Нечисть приближалась молча, и только шелест крыльев заставил смельчаков поднять головы. Спасительные холмы лежали еще слишком далеко.
 – Прикрой старика! Эти мои! – Кхашхаш мощными толчками взлетел навстречу врагу. Один против тринадцати.
 – Помоги, в одиночку он не выстоит, – Красомир повернулся к Фирею.
 – Помогу, если будет нужда. Пойми, мои силы не беспредельны, а ведь неизвестно, с чем нам еще предстоит встретиться.
 Обнажив клинок, росич напряженно всмотрелся в тускло-оранжевое небо. Видя перед собой всего лишь одного бойца, нетопыри не спешили использовать огненные стрелы; наверное, они рассчитывали на легкую победу. Вожак стаи, выпятив грудь, с треском столкнулся с демоном. Лязгнули зубы его собачей пасти, сверкнули кинжалы когтей, захлопали, удерживая равновесие, крылья. Сомкнувшийся клубок, покружившись несколько мгновений, распался на две половины: на глазах изумленных монстров рухнул самонадеянный мертвый главарь, а Кхашхаш, не теряя времени, вонзился в гущу стаи. Лишив удачным маневром нетопырей их главного оружия (в воцарившейся суматохе просто невозможно было разить огнем без опасения уничтожить своих), вампир пустил в ход клыки и хвост. Одно за другим падали на землю мертвые тела чудовищ, снова и снова разносился над равниной победный клич суккуба. Оставшись вчетвером, нетопыри разлетелись в стороны: трое продолжали атаковать Кхашхаша, надеясь поразить его стрелами своих глаз, четвертый спикировал на головы Красомира и Фирея.
 Теперь им было не до героического сражения в воздухе, Меч Четырех Ветров вращался колесом, рассыпая в искры бесконечный поток алого огня. Но защищенный Фирей все же следил за учеником-демоном и, когда последний неосмотрительно подставил спину под удар, превратил нетопыря в пылающий факел.
 Битва завершилась. Тринадцатым с проломленной головой пал противник Красомира: разъяренный Кхашхаш просто снес его одним ударом. Потом победитель долго пил кровь врагов, набираясь сил для будущих подвигов. Ему не мешали.
 
* * *

 Перебирая пальцами, на коротком поводке бежала под гору рука; вслед за нею торопились три совершенно непохожих существа: воин – последняя надежда в предстоящем поединке Добра со Злом, старик – последний волшебник страны аллеманских рудокопов, демон – последний пустынный вампир.
 Скалы встретили их молчанием. Однако почва под ногами неожиданно сменилась. Каждый шаг теперь давался с трудом: стопы вязли в густой грязи, оставляя долго не исчезающие следы. Отвесные стены холмов представляли собой бесконечный лабиринт, и, когда бы не ужасный проводник, трое заблудились бы в считанные секунды.
 О новом испытании они догадались по приближению нарастающего жара. Противник появился неожиданно: на маленькую площадку, где друзья устроили короткий привал, из всех отверстий лабиринта показались сверкающие шары. Среди яркого пламени невозможно было разобрать никаких очертаний, но все же Красомиру показалось, что этот огонь имел глаза и рот, ноздри и уши, торс и руки. Перекрыв пути к отступлению, пришельцы остановились.
 – Духи огня – элементалы, – молвил Фирей.
 – Как они, бесплотные, могут подчинятся Повелителю Зла?! – изумился Кхашхаш.
 – Духи никогда и никому не подчиняются, их можно только просить о чем-либо в надежде на то, что они снизойдут к твоей просьбе.
 – Значит, Повелитель упросил их?
 – Значит.
 – Что будем делать? С этими волшебный меч не совладает: они не есть первозданное Зло, а только служат ему в данный момент, – Красомир погладил эфес Меча Четырех Ветров.
 – Попробуем призвать на помощь их извечных противников – элементалов воды, воздуха и земли.
 Фирей опустил руки в грязь, вырыл маленькую воронку, достал из складок халата флакончик с жидкостью, перетянутый шнуром мешочек, вложил их в руки суккуба.
 – Высыпай потихоньку и лей по капле, а ты, – волшебник повернулся к росичу: – Ты дуй изо всех сил.
 Троица склонила головы: воин и демон, выполняя порученное, старик, шепча заклинания.
 Поначалу, казалось, ничто не изменилось: все так же пылали жаром огненные элементалы, так же сыпалась из мешочка земля, капали бусинки воды, раздавался тот же старческий шепот. Но вот один из шаров выбросил в направлении путников язык пламени, который, зашипев, угас еще в пути. Что тут началось! Порывы урагана буквально вдавливали огонь в узкие проходы, прижимая его к земле, где дело довершали низвергавшиеся потоки воды и сыпавшиеся отовсюду комья мокрой глины. Уничтоженное пламя тоненькими ручейками постыдно бежало к огненной реке. Дорога была свободна.
 Поблагодарив грозных помощников, Фирей аккуратно сровнял ямку с поверхностью грязи, после чего друзья снова поспешили под уклон. С каждым шагом становилось все холоднее и холоднее. В том, что на смену огненным испытаниям пришел мороз, ничего удивительного не было, ведь чем ниже опускались наши герои, тем больше они удалялись от солнечного тепла, однако приближавшаяся могильная стужа проникала намного глубже кожи; она старалась заледенить самую душу храбрецов, объяв их волнами страха. Нечто подобное Красомир уже чувствовал тогда, в зимних покоях великана Фроста. Для Фирея ощущения были внове, а теплолюбивый Кхашхаш и вовсе грозил превратиться в ледышку. Вскоре лабиринт закончился. Перед ними непроницаемой стеной сгущался таинственный и полный опасностей мрак.
 – Оставайся здесь, – росич положил ладонь на плечо пустынного вампира, клыки которого выбивали барабанную дробь.
 – Н-ни з-з-за ч-ч-т-то! – возмутился демон.
 – Оставайся. Там, внизу, ты не сможешь летать, это очевидно, и без крыльев станешь легкой добычей, а, может быть, обузой, ибо возвращаться нам предстоит с поклажей, – Красомир и в мыслях не допускал возможности поражения.
 – Я-я-я н-не б-б-рош-шу в-вас! Я-я не т-т-трус!
 – Никто и не говорит о трусости, мальчик мой, – на другое плечо суккуба легли мягкие пальцы Фирея. – Просто я предвижу, что здесь ты будешь нам всем много полезнее.
 Кхашхаш подозрительно взглянул в глаза волшебника.
 – Разве я когда-либо дал тебе повод усомниться в моих словах?
 Последняя фраза все определила по местам. Странно, но стоило только принять решение, как холод тут же отпустил тело демона.
 Оставив сиротливую фигуру друга, рука в руке воин и маг шагнули в неведомое.
 
Часть 2. Подземелье мрака

1.

 Внешне непроницаемо-черное внутри царство мрака освещалось режущим глаз синим светом. Потеплело, а, может, позади осталась та легкая робость, что на пороге тайны охватывает сердце даже самого отъявленного смельчака. Под ногами яркой нитью извивалось гладкое полотно голубой дороги. Красомир выпустил из сумки своего проводника, и сухие пальцы чуть ли не вскачь понеслись вперед, так что друзьям пришлось перейти на бег; встреча с Бруно теперь уже была не за горами.
 Повсюду на пути попадались запряженные человеческими фигурами телеги: обнаженные трясущиеся души под конвоем рогатых серых стражников тащили на себе груз серебристого металла. Откуда-то издалека доносился нескончаемый звон кирок и лопат – очевидно, там располагались подземные рудники. Под скрип колес инеистое серебро сгружалось у стен множества кузниц, где кипела дружная работа. Пленники адских равнин раздували в горнах холодное фиолетовое пламя, в огне которого местные мастера ковали искусные изделия: ажурные решетки, оконные и дверные рамы, изящные колонны, но более всего оружие – мечи и копья, вилы и топоры, луки и стрелы. Все новые и новые отряды серых возникали у порога кузниц, вооружались и исчезали во тьме. Армии Зла готовились к великой битве.
 Росич присмотрелся к очертаниям мастеровых: мощные тела звеньями покрывала непробиваемая чешуя, три пары ловких рук в три раза быстрее делали порученную работу, редкие взгляды расположенного над клыкастым ртом единственного ока таили неприкрытую угрозу. Однако пока нежданных гостей никто не тревожил. Мало того, они спокойно пересекли небольшой городишко, где каждое строение напоминало дворец, возведенный все из того же серебристого материала, где неторопливо текла своя жизнь: покачивались на человеческих плечах носилки с сановными уродцами, болтали скрипучими голосами местные "красавицы" с посеребренными короткими рожками и чуть не до земли отвисшими грудями, гуляли, ели, торговались, ссорились и мирились жители королевства Зла.
 На окраине шум рудников стал слышнее. Тропа вела туда, откуда доносился звон орудий, окрики надсмотрщиков, стоны и вопли истязаемых рабов. Прииски открылись внезапно. Дорога кончилась у самого обрыва. Внизу по колено в ледяной жиже копошились прозрачные людские души. Царивший холод причинял им нестерпимые страдания, но жгучие удары бичей стражников загоняли в воду, заставляя кирками и лопатами черпать со дна мелководья драгоценный серебристый металл. Тех же, кто еще не утратил остатки сопротивления и непокорности, ожидала не менее страшная участь. Серые подтаскивали извивающиеся тела к краю берега и, раскачав, швыряли их далеко в подземное море. Тут же из глубины всплывало нечто бесформенное, но жуткое в своей непреодолимой силе, и под рвущие сердце стенания медленно поглощало души, заставляя их навсегда исчезнуть в пучине первозданного хаоса.
 Высохший обрубок засуетился, словно принюхиваясь, после резко свернул вправо и засеменил вдоль края обрыва. Вскоре, уткнувшись в едва различимые створки черных ворот, они внезапно остановились. Перед спутниками выросла громада почти слившегося с окружающим миром мрачного дворца. Их путь заканчивался здесь. Красомир еле успел спрятать рванувшую из рук ладонь Бруно; тяжелые врата бесшумно отворились, приглашая следовать внутрь замка.

* * *

 Кхашхаш тоже не терял времени даром. Проводив взглядом друзей, демон уселся среди камней в позе глубокой задумчивости. Сначала он был спокоен, но вскоре, постепенно повышая голос, заговорил сам с собой:
 – Зря я все-таки не пошел с ними. Зря! Струсил, уговорить себя позволил! Будто не знал, что ничем я им тут не пригожусь! И-э-эх! Грош мне цена! Бросил товарищей, в самую трудную минуту бросил! Они там сейчас, наверняка, насмерть бьются, а я...
 Суккуб вскочил и заметался из стороны в сторону. Раззадоренный собственными словами он ринулся к стене мрака, но поскользнулся и с размаху шлепнулся в густую грязь. Падение не столько отрезвило вампира, сколько замедлило его действия. Кхашхаш приподнялся на локте и внезапно обратил внимание на цепочку следов, оставленную тремя героями накануне. Глинистая почва, расправляясь, постепенно сглаживала отпечатки ног.
 – Эге, а как же возвращаться? Туда через лабиринт нас вела стремившаяся к хозяину рука, а кто поведет обратно? А если погоня? А она будет непременно, просто так даже при самом удачном исходе их никто не выпустит! – и вампир зашлепал по грязи в обратную сторону.
 Вереница исчезающих следов служила ему надежным поводырем, но теперь на поворотах Кхашхаш когтем вычерчивал у самой земли едва заметные отметины. Это было просто необходимо, потому что над невысокими скалами лабиринта нависали закругленные своды, совершенно исключавшие возможность взлететь ввысь и проверить дорогу. Когда же до выхода оставалось саженей пятьдесят, демон свернул в сторону и шел в новом направлении около часа, после чего, пятясь задом, вернулся к правильному маршруту, чтобы наконец-то завершить его. Здесь, подумав еще немного, ученик волшебника осторожно выворотил несколько корявых ядовитых стволов и, старательно с нажимом ступая след в след, понес их с собой в обратный путь.
 Достигнув стены мрака, Кхашхаш занялся сооружением навеса из деревьев над входом в лабиринт. На это довольно шаткое строение он аккуратно положил груду крупных булыжников, готовую рухнуть от малейшего толчка и на время отрезать возможных преследователей. Завершив труды, пустынный вампир теперь уже удовлетворенно сел, коротая томительные часы ожидания друзей тем, что вспоминал про себя небольшую горстку заклинаний, которую успел передать ему в краткие часы общения последний волшебник аллеманской страны.
 
2.

 Внутри было настолько темно, что Фирею пришлось прибегнуть к волшебству. Призрачный серый свет выхватил куски пространства, заставив ощутить вдоль спины неприятный холодок. Повсюду, сколько хватало глаз, затаились кошмарные обитатели подземелий. Здесь не стояли серые жители глубинных равнин, под сводами замка собрались избранные: худые и длинные как жерди, маленькие и круглые как шары, многорукие и многоногие, десятиглазые, с клыками, присосками, жалами, прозрачные и отливающие чернотой – эти твари не нуждались ни в каком оружии, оружием им могла служить любая частица тела. Монстры расступались, пропуская идущих, и тут же смыкались за их плечами.
 – Прикрой спину, – Красомир обнажил волшебный клинок.
 – Не беспокойся. Пока мы вместе, ни одна толпа в мире не сумеет стереть нас с лица земли.
 Каждый новый зал на пути людей плавно переходил в следующий, и каждый следующий намного превосходил своими размерами предыдущий. Так они достигли гигантской пещеры, далеко в вышине в которой слышалось гулкое хлопанье крыльев. Впереди лежала пустота, а в самом центре ее светился знакомый голубоватый огонек.
 – Колечко Вешенки!
 В несколько прыжков росич преодолел остатки расстояния, волшебник едва поспевал за ним. Все четверо были рядом: Илленари, Радовид, Кукиш и Муни, только дотянуться до них мешали густые прутья прочной клетки. Красомир поднял над головой меч.
 – Не так быстро, герой! – скрипучий голос Бруно буквально излучал радостное удовлетворение. – Сначала, будь любезен, верни мне маленький должок.
 При этих словах огромное помещение залили лучи зеленоватого света. Рядом с клеткой высился трон из серебристого металла, между его подлокотниками горбился Черный Колдун. Костлявая рука погрозила обрубком:
 – Отдай! Отдай то, что спрятано в мешке!
 Откушенная кисть засуетилась, заскреблась, забегала из стороны в сторону, однако сума крепко держала добычу. Красомир потянулся к завязкам котомки (как всякий сильный человек он до последнего момента предпочитал решать дело миром), но Фирей остановил росича:
 – Не верь, обманет! Пропадешь сам и всех погубишь!
 Раздосадованный визг Бруно зазвучал на высокой обиженной ноте. Колдун попытался сотворить подобие волшебства; в то же мгновение отшельник одинокой башни слегка прищелкнул пальцами, и алая лента скрутила безрукого мага тугим обручем, не давая не то, что шевельнуться, лишая возможности даже как следует открыть рот.
 Воспользовавшись паузой, Красомир разметал оболочку клетки и наконец-то заключил в объятья плачущих пленников. Еще текли слезы из глаз косматой медведицы Илленари, еще удивленно таращил глазенки двухгодовалый Радовид, еще не верил в свою свободу мудрый Муни, а Кукиш, привычно взлетев на плечо, проворчал на ухо:
 – Опять ты не слишком поторапливался! Не знаю кому как, а мне энтот костлявый поганец одним своим видом плешь проел, не говоря уж о речах его паскудных! Ежели бы не потребность лапти смазывать отседова, помяни мое слово, я ему как раз бы промеж зенок противных аккурат засветил!
 Но Красомиру было не до вполне справедливого негодования друга; быстрым движением он водрузил на голову любимой амулет возврата. Мужчины отвели взоры: нагота прекрасной Илленари, обретшей человеческий облик и вместе с ним утерянную в битве со скелетами левую грудь, волновала сердца даже в столь неподобающую минуту. Не опустил глаз только Радовид, наоборот, малыш мгновенно припал губами к знакомому кружку и, причмокивая, тут же забылся дремотным сном.
 Поместив спасенных в середину, Красомир с Фиреем заспешили к выходу.
 – Не уйдете! – Бруно высвободил губы из тесных объятий алой ленты. – Повелитель здесь, он уничтожит вас всех!
 Шумные взмахи крыльев, резкий свист и зловещее шипение заставили их поднять глаза. Из-под уходившего в бездну потолка, отрезая путь к отступлению, спускался трехголовый дракон. На этот раз Повелитель Зла принял свое истинное обличье. Приземлявшееся чудовище было чем-то красиво в своей порочной красоте, красиво и между тем грозно ужасающей неотвратимостью конца. Оставив Илленари с младенцем под охраной волшебника, росич с мечом наперевес выступил вперед.
 Они сошлись в полном молчании. Все три головы дракона испустили струи фиолетового огня, рассыпавшиеся морозными осколками от соприкосновения с Мечом Четырех Ветров. Красомир отбил первый выпад и нанес ответный удар. Да, это оружие ковали настоящие умельцы; четыре главных ветра вложили в свое творение жар знойного южного солнца, соленые брызги западных стран, ледяное дыхание севера и все тайны востока, чем сделали клинок абсолютно непобедимым и способным разрушить любую заколдованную броню. Лезвие лишь коснулось чешуи, но оставило на теле Повелителя глубокую кровоточащую рану. Вязкая черная кровь густой струей потекла на каменные плиты зала-пещеры. Дракон ответил яростной вспышкой сиреневого пламени и засеменил вокруг противника, надеясь отыскать слабинку в его защите. Нынешний поединок должен был поставить точку в борьбе Добра со Злом, поэтому бегство, как исход сражения, то есть то, что когда-то ранее произошло в стране рудокопов, попросту не принималось во внимание.
 Они кружили, непрерывно атакуя друг друга. Более всего росичу досаждал извивающийся хвост чудовища; мало того, что каждый удар грозил опрокинуть своей мощью и тем дать возможность уничтожить беззащитных друзей Красомира, но на самом кончике гибкого хлыста торчала маленькая уродливая пасть с добрым десятком ядовитых клыков. Полностью же переключиться на зловредные челюсти мешали жерла трех, пылающих холодным огнем, голов дракона. Дело решил Кукиш: так и не покинув плеча воспитанника, злыдень углядел подходящий момент, используя единственное свое оружие – метательный нож маахисов. Меткий бросок пригвоздил хвост Повелителя к плитам пола, пронзив его в незащищенном чешуей тонком месте, заставив взвыть от боли и на мгновение выгнуться дугой всеми тремя шеями. Рубящий выпад волшебного клинка отсек хвост у самого основания тела монстра.
 Истекая кровью дракон, позабыв об осторожности, ринулся в атаку. Головы визжали, ревели, плевались сгустками морозного пламени; противник слабел, но оставался еще очень и очень опасным. Подобравшись с левого бока, Муни ударил по глазам, не знающим промаха огненным шаром. Ослепшая голова превратилась в легкую добычу и вскоре легла к ногам героя. С правой стороны помог Фирей: серебряная нить внезапно обвила одну из оставшихся шей, пригнула ее к земле и подставила под взметнувшийся меч. Волшебник отвлекся лишь на какую-то минуту, но ее хватило, чтобы Бруно успел улизнуть из силков. Черный Колдун растворился во тьме пещеры.
 Дважды обезглавленный Повелитель Зла прянул назад и понесся мимо Красомира. Осознав, что теперь поражение неизбежно, что поддержанный друзьями воин Добра неуязвим, дракон решил последним ударом расправиться с самым слабым местом противника, с самым дорогим и нежным, с теми, потеря кого грозит гибелью от тоски любому смертному, – с его близкими. Конечно же, росич обрубил неосмотрительно подставленную шею, но в направлении Илленари, закрывшей сына обнаженным телом, продолжал мчаться убийственный комок ледяного огня.
 Ближе всех находился Фирей. Он и встал преградой на пути смерти.
 Фиолетовое пламя объяло последнего волшебника аллеманов, так и не успевшего в решающий момент использовать свои чудесные силы. Ослепительная вспышка рассыпалась мириадами искр. На мгновение все стихло.
 Красомир склонился к старцу. В глазах умирающего теплился слабый отблеск убегавшей жизни. Холодеющие губы шевельнулись, пытаясь выговорить слова прощания, разом потонувшие в реве ненависти – в пещеру во главе с Бруно вливалась толпа разъяренных монстров.
 – Не сладить, – Муни дернул Красомира за рукав. – Затопчут, слишком уж их много.
 – Однако отсюда нет другого выхода.
 – Есть. Поспешим скорее.
 Первым в давно присмотренный пленниками потайной ход за троном скользнул маахис, за ним, прижав к груди Радовида, Илленари, последним с телом Фирея на руках шел Красомир. Кукиш немного задержался; злыдень вернулся к отсеченному хвосту Повелителя за своим кинжалом и едва успел избежать цепких лап преследователей.
 Вскоре они оказались вне замковых стен, у самого края голубой дороги. Здесь еще царило холодное спокойствие, изредка нарушаемое доносившимися с рудников воплями погибших душ.
 – Брось... меня, – голос волшебника был едва различим.
 – Никогда! Вместе пришли, вместе и уйдем отсюда.
 – Не перебивай... С моим... мертвым телом на руках... тебе не защитить их... Битва... еще впереди.
 Фирей перевел дыхание:
 – Возьми с шеи... ключи и... передай их Кхаш...хашу... Слушай его... Он выведет... вас..., если сумеете... достигнуть границы мра...
 Волшебник не договорил. Его не стало. Бесплотная душа на глазах опечаленных победителей устремилась куда-то в высь и растворилась в далеком пространстве.
 
3.

 Мерная жизнь подземелья мрака продолжала свой спокойный бег. Очевидно, здесь еще не знали о поражении и гибели Повелителя Зла. Во всяком случае их никто не атаковал и, что самое странное, не преследовал; поэтому Красомир продолжал нести на руках мертвое тело Фирея.

* * *

 Они не ведали, что там, в глубинах дворца, Бруно остановил погоню. Черный Колдун замер у трупа дракона и ждал. Спустя какое-то время из раны на месте отрубленного хвоста показалась белесая точка. Маг подставил свою единственную ладонь, чтобы принять извивающегося червяка.
 – Приветствую тебя, о, Повелитель! Прости не оправдавшего твоих надежд недостойного раба!
 Три крохотных точки на одном конце белой полоски издали еле слышный писк. Пав на колени, Бруно протянул драгоценную ношу огромной уродливой старухе, чьи длинные грязные космы слегка прикрывали расплывшееся брюхо и девять отвислых грудей над ним:
 – Сбереги его, Гауда! Пройдет много десятков веков, прежде чем рожденный Повелитель наберет свою силу, но это непременно случится, потому что там, на земле, люди каждодневно творят зло, а что может служить более прекрасной пищей для младенца, чем ненависть и предательство подленьких душ. Мое время близится к концу; даже если бы ненавистный Красомир не сократил его, отняв колдовскую ладонь, я все равно не сумел бы дождаться зрелости нового правителя Подземелья. Ты же, мать-ведьма, бессмертна, как и он – тебе и растить надежду вселенского Зла.
 Черный Бруно повернулся к свите:
 – А теперь в погоню! Отомстим за смерть Повелителя!

* * *
 
 Они не ведали о случившемся, однако торопились покинуть пределы отнюдь не гостеприимного королевства. Гладкая полоса голубой дороги на обратном пути шла в гору. Первой выбилась из сил Илленари. Принцесса маахисов просто опустилась на землю и тихо заплакала.
 – Я больше не могу.
 – Оставь старика, – в один голос зашумели Муни с Кукишем. – Оставь, или мы все погибнем.
 – Нет. Передохнем маленько и дале двинемся.
 – Между прочим, я еще помирать готов не вполне, – вспылил Кукиш. – Да и не в энтакой дурацкой затее, что ты по глупости своей творишь. Хороший он был мужик, кто спорит, но мертвое – мертвым, а живое – живущим! Окромя того, душа-т его, все видали, отседова воспарила. Так что бери супружницу, и мотаем салазки, пока не опамятовали нечисти.
 Красомир продолжал стоять на своем, когда, заставляя уступить друзьям, издалека донеслись яростные вопли преследователей. Забрав с морщинистой шеи связку ключей, они на едином дыхании пересекли виденный ранее городишко. Стена мрака приблизилась настолько, что, казалось, ее можно было коснуться рукой. Правда теперь бегство явно замедлилось; росичу то и дело приходилось опускать любимую, с боем пробиваясь через малые заслоны серых стражников и чешуйчатых мастеровых. Шестирукие доставляли массу неудобств, ловко кидая смертоносные копья, от которых воину приходилось прикрывать своих беззащитных спутников. Немного помогали огненные шары Муни, но погоня уже почти дышала в спину, а до входа в лабиринт оставлось еще добрых двести саженей.
 – Не вздумайте возражать! – маахис заскочил в только что очищенную от врагов придорожную кузницу. – Я задержу их! Спасайтесь!
 Дернувшегося к нему Красомира, отрезвил звонкий подзатыльник Кукиша, от которого домовой сам едва не слетел с плеча воспитанника:
 – Нас не жалеешь, о Радовиде подумай, дурень непутевый!
 Росич прижал к груди Илленари с сыном и больше не оглядывался; злыдень же уткнулся в седеющие волосы друга. По щекам старика крупными горошинами катились слезы:
 – Все-о-о-о! Больше не свидимся! Прощева-а-ай, Му-у-уня-я-я!
 Последние слова он что есть мочи выкрикнул туда, где вскипала накатывающаяся лавина монстров. В ответ донеслось еле слышное:
 – Проща-а-айте!
 
* * *
 
 Глотая слезы, они вырвались из пелены черного тумана и попали в объятья Кхашхаша.
 – Все? – демон с надеждой устремил взор во мрак.
 – Все, кто остался в живых.
 – А Фирей...
 – Душа его...
 – Э-эх! – пустынный вампир сгорбился и будто даже постарел на сотню лет.
 – Эй-эй! – забеспокоился Кукиш. – Не ко времени нонеча горевать. Не у одного у тебя потери, старик нам всем дорог был, да еще и Му-у-уня!
 Злыдень изнова зашелся в рыданиях. Чужие страдания заставили Кхашхаша позабыть о своих. Перехватив из утомленных рук друга его драгоценную ношу, суккуб шагнул к лабиринту. Красомир последовал за ним, взглядом успокоив встрепенувшуюся при виде демона Илленари. Зато Кукиш зашептал на ухо:
 – Слышь, ты чего? Ты что ли доверяешь дьяволюке энтому рогатому?! Ой, гляди, обманет! Всенепременно обманет, чую!
 – Подводить тебя чутье начинает, старый, – "энтот" не обманет!
 Возразить отчаянному спорщику помешали крики чудовищ, впереди которых несся однорукий Бруно.
 Росич положил ладонь на плечо пустынного вампира:
 – Спаси их. В этом узком проходе я продержусь столько, сколько нужно, а после...
 – Никакого после. Я тут вас не зря дожидался, – и Кхашхаш хвостом обрушил свою шаткую постройку. Груда валунов перегородила проход так, что свободной осталась лишь узкая щелочка вверху, под самым козырьком скальных уступов, достаточная только для того, чтобы выслушать в след неистовый рев и град отборных проклятий.
 Так они и шли, попеременно передавая друг другу закутанную в рубаху Красомира принцессу с дремавшим на груди матери Радовидом. Позади оставалась четкая цепочка двух пар следов. На заранее подготовленной развилке суккуб остановился:
 – Видишь второй след. Ступай рядом хотя бы саженей двести, после задом вернешься.
 – Зачем?
 – Затем, чтобы со следу сбить. Завал-то враги уж, небось, разобрать успели. А так я вас по очереди, пятясь, за поворот отнесу; они примчатся сюда, поглядят: в одну сторону два отпечатка туда, в другую – один оттуда. Они ж не дураки, конечно, по двум следам ринутся. А мы тем временем, может, до огненной реки доберемся, да перелетим. Дальше не сунутся: колдун без пальцев – ништо, а летунов-то ихних всех давеча угробили, иначе вас бы из мрака ни за что не отпустили б.
 – Мудро! – восхитился Кукиш.
 – Дельно, но поздно. Слышь, воют проклятые.
 Красомир обнажил меч:
 – Видно, помирать все-таки здесь придется.
 Злыдень на мгновение задумался:
 – Из котомки то, что я надысь тебя провожаючи поклал, ты, надеюсь, не выбрасывал.
 – Нет. Да и некогда было.
 – Тогда, рогатый, пяться, тащи принцессу. А ты, милай, куколку доставай. Вот он, когда, Вешенкин дар-то сгодится.
 Ударившись о землю деревянная фигурка на глазах начала расти, превращаясь в того, кто ее обронил, в Красомира.
 – Ну, выручай теперь, дорогая, сбивай погоню с толку.
 Кхашхаш переносил росича с Кукишем на плече, когда деревянный образ, печатая следы, удалился в обманном направлении.

4.

 Хитрость удалась: до огнедышащего потока их никто не преследовал. Пробуя силу, демон несколько раз взмахнул крыльями.
 – Давай первым тебя переброшу. Ты тяжелее, и пока сил больше, лучше тобою заняться. Мало ли чего произойдет.
 – Нет. Не забудь о погоне. Я, коли что, отобьюсь. К тому же, другого раза может не случиться.
 – Типун те на язык! – подал голос Кукиш.
 Красомир поправил на любимой рубаху, связав для надежности ее концы узлом меж ног, сунул за пазуху сопротивляющегося злыдня, оравшего о том, чтобы "с мужиком остаться, а не лететь с бабой, хоть и весьма красивой", и, поцеловав на прощание, передал на грудь Илленари Радовида. Хоть и мал был парнишка, но не иначе, как чувствовал момент, потому что всю дорогу из плена молчал и не пискнул даже.
 – Прощай, любимая! Удача будет – свидемся!
 Едва Кхашхаш оторвался от берега, как вдогонку ему плеснула огненная волна. Демон резко вильнул в сторону, пропуская убийственный смерч. Получилось. Еще плевок жара. Новый рывок. Опять удачно. Половина пути пройдена. Очередной столб пламени. И еще раз демону удался его обманный маневр. Посланный вдогонку четвертый выпад также не достиг своей цели. Спасенные стояли на противоположном берегу.
 Демон отдыхал, возвращая силы для второго перелета, когда на горизонте замаячила ревущая толпа взбешенных чудовищ.
 – Не торопись! – крикнул росич. – Они пока далеко.
 Однако расстояние неуклонно сокращалось, и Кхашхаш поднялся над рекой смерти. Теперь он сразу летел зигзагами, заранее оставляя ненасытный огонь в дураках. Передышка на адском берегу получилась весьма короткой: едва первая стрела ударила в непробиваемую броню волшебного меча, пустынный вампир подхватил друга подмышки и пустился в последний полет.
 Коварное пламя, проиграв два раза, на третий подготовило им ловушку. Стоило демону увернуться от очередной волны, как над огненной рекой взметнулось сразу четыре языка палящего жара. Смельчаков спасла ловкость. Кхашхаш, перевернувшись в воздухе, боком проскочил в узкую щель. Правда, при этом они опустились почти к самой кромке огня, и на ногах Красомира мгновенно вздулись пузыри ожогов, но почти в ту же секунду обгоревшие ступни коснулись твердой земли.
 Как и утверждал суккуб, преследователи не пытались одолеть потоки разбушевавшегося пламени. Притихшей толпой они сгрудились на почтительном расстоянии от огня.
 Морщась от боли, росич, выпрямился во весь рост:
 – Эй, безрукий ублюдок! Ты хотел получить свои пальцы, так держи их!
 Широкий замах поднял черную кисть к потолку пещеры и камнем уронил ее в бурлящую реку. Вспыхнул яркий огонек, в котором испепелились несбывшиеся надежды Бруно. Черный Колдун перестал быть великим магом, и мог теперь называться лишь Черным Бруно.
 
* * *

 Обратный путь к лазу в избушке на лесном болоте прошел без приключений. Едва только Красомир приладил крышку к открытому люку, тот снова затянулся без единого следа, навсегда отрезав дорогу в подземное царство мрака.
 Змеиная балка, Русалочье озеро, Заповедный лес встретили героев радостным гомоном. Наконец-то все вокруг могло наслаждаться покоем, миром и добром. На поляне перед домом лесовики соорудили столы, готовить принялись дружно, наказы лесной хозяйки исполняя. А Илленари будто того и надобно было все эти годы трудные, будто и не случилось за плечами пережитых горестей да печалей, будто стороной миновали принцессу подземельную утраты-потери. Один лишь Хранитель леса Заповедного, наклоняясь к губам алым с поцелуем нежным, видел в уголках глаз вишневых печаль тайную по отцу, по сородичам погибшим, по Муни мудрому.
 Но пришел торжества час, собрались гости дорогие, сели за трапезу праздничную: во главе стола сам хозяин с хозяюшкой, с ребеночком на ручках белых, по правую сторонку Кукиш с Кхашхашем и лесовички все, по левую русалки да красавицы древесные. И поднялся тогда Красомир-герой с чашей, настойкой медвяной наполненной:
 – Радостен день нам этот, други, радостен и лесу нашему, и просторам славянским! Только не было б его на землице русской, когда бы не сеятели Добра, Добро отстоявшие. Так помянем их, други, словом признательным, речью благодарной: первого Хранителя Вешенку, бабку-колдунью Вырицу, сестрицу Кувшинницу – слава взрастившим и воспитавшим; помянем повелителя маахисов Мэля, королеву народа эльфийского Элойю, дочь северных снегов Ингерд – слава дорогу нашедшим; помянем доброго старца Фирея и мудрого Муни – слава научившим! Пускай вечно помнятся посеявшие Добро, определившие тропу к его преумножению, показавшие, как Добро защищать надобно! И хоть погибли они, но зерна, ими в землю брошенные, прекрасные всходы дали! – росич обвел рукой собравшихся, помолчал немного, стер слезу со щеки.
 – Пускай речь моя будет единственной грустью за сегодняшним столом! Помянем же и возрадуемся – ибо живо Добро, а, значит, продолжается сама Жизнь!
 Так сказал Красомир. И много еще речей на поляне звучало, много песен пелось, много радости светлой пролилось вокруг в тот день.
 Но все кончается, окончился и великий праздник леса Заповедного. Засобирался в дорогу дальнюю Кхашхаш. Злыдень, зело вампира зауважавший после перелетов памятных, проливший с ним не одну слезинку горькую по друзьям почившим, нашедший в нем душу родственную, долго уговаривал:
 – Ну куды, куды ты собрался, чертяка рогатый! Кто ж за тобой там присмотрит, одиноким! Оставался бы с нами, гляди, как сподручнее было б! Али не любо те?
 – Любо, ох как любо! Однако, умирая, Фирей не зря башню свою мне завещал. Полечу учиться искусству волшебному. Одно-то колдовство он мне сразу показал: как из воды кровь делать. Так что нет у меня теперь потребности убивать, хоть и пропитания ради; а коли так, значит много времени будет читать, думать и Добру следовать. Да и пригодиться еще искусство сие может – Зло не уничтожено ведь полностью, затаилось только.
 – Ну, навещай хочь, милай; хочь весточку шли!
 – Буду. И по карте живой посматривать за вами стану, а беда стрясется – на помощь приду!
 С тем и расстались. И долго еще смотрели в небо на удалявшуюся точку Красомир, Илленари, Кукиш и маленький Радовид.