Преподаватель - это звучит, но... Продолжение

    (Продолжение саги об одесской девочке)
      На снимке: Приём экзаменов

                - Сбылась мечта идиота!

                И.Ильф и Е. Петров «Золотой телёнок»

                Будни почасовика

Всё-таки с моей стороны было авантюрой ввязаться в преподавание. Я же не изучала полупроводниковую электронику в институте и практически не имела с ней дела в НИИ-4. На кафедру меня взяли как программиста, но я хотела преподавать – и всё тут. Я просиживала вечера, составляя конспект, постигая эти pnp-, npn- и МДП-транзисторы, комплементарные пары, операционные усилители, бесчисленные варианты триггеров, головоломные схемы кодирования – всё это я сначала грызла, грызла, грызла сама, чтобы потом вложить в студенческие головы, упорно этому сопротивлявшиеся.

    Какая, оказывается, трудная штука – придумать нетривиальную задачку для контрольной работы и вывернуть из неё так и этак разные варианты, стараясь, чтобы они явно не повторялись. Ещё дольше я сидела, проверяя их. Я не могла просто поставить тройку или двойку, я писала пространную рецензию с правильным решением. В свои первые сессии я принимала экзамен у группы с утра до позднего вечера, не имея духа поставить студенту двойку и вымучивая его и себя. Из аудитории я выходила вся синяя, с ледяными руками и раскалённой головой.
 
И всё же бывали у меня минуты счастья, например, когда я видела искру внезапного понимания, сверкнувшую в скучных глазах студента после моего вдохновенного рассказа о работе p-n перехода. Ох, этот p-n переход! Какие аналогии я придумывала, какие сцены из личной жизни дырок и электронов сочиняла, чтобы навеки впечатать в головы студентов эту альфу и омегу полупроводниковой электроники! Словом, я так долго объясняла всё это студентам, что, наконец, сама поняла

             Большие кафедральные новости

Моя работа в качестве научного сотрудника  и почасовика длилась довольно долго.  Несмотря на моё рвение, наш заведующий кафедры Борис Николаевич Васильев почему-то не спешил запустить процедуру представления меня к званию доцента. Изредка появляясь на кафедре в расслабленном состоянии, на мои осторожные напоминания он отмахивался: «Не время…».  Похоже, ему грозила судьба Паратова.

В 1980 году на кафедру пришёл новый заведующий, Вилен Григорьевич Домрачев, новоиспеченный доктор наук из одного мытищинского НИИ, занимавшегося разработкой регламентов для военной техники. Молодой (1937 г.р.), энергичный и честолюбивый, он буквально землю рыл, чтобы занять подобающее место в номенклатуре Лестеха. Первым делом, он выгородил себе из нашей главной кафедральной  комнаты кабинет с табличкой, поставил там персоналку, завёл электронную почту и не уставал повторять всем, что он не Домрачёв, а До;мрачев. При этом он на первых порах часто улыбался, открывая крепкие белые зубы.

Новый заведующий бодро взялся за преподавателей и потребовал от них срочно обновить курсы и заменить устаревшую элементную базу на современную. Васильев, переведенный в доценты, воспротивился этому и был изгнан, Аникушин согласно кивал головой, но втихомолку гнул свою ламповую линию, а добросовестный Анатолий Михайлович честно переработал курс.

Милейший Вилен Григорьевич оказался неутомимым бюрократом. Он требовал от преподавателей бесчисленных планов работ (закваска военного НИИ!), предложений по развитию лабораторий, по работе со студентами в научном студенческом обществе и по кураторской работе, завёл огромное делопроизводство и привёл со своей прежней работы новую секретаршу.

К слову, став куратором одной из студенческих групп, я посетила общежитие, где жили девушки из моей группы. То, что я увидела там, поразило меня. В кухне обе когда-то белые газовые плиты были черны от жирного нагара, а перед люком мусоропровода, который помещался в кухне, громоздилась гора мусора до самого люка, который был забит мусором по горло. В туалете, приходящемся на две комнаты, унитаз был разбит, а к умывальнику было страшно прикоснуться.  И это на женском этаже! Я пыталась помочь девчонкам, вместе с ними написала заявку на ремонт туалета и очистку мусоропровода, принесла им моющие средства для кухни и туалета и набор посуды. Но перебороть «традицию» мне не удалось.   

    На кафедре, между тем,  прошли реформы. Вместе с Васильевым ушли лаборанты-фарцовщики и учебный мастер-наркоман, появились новые лабораторные стенды. Я целый месяц провела на стажировке на аналогичной кафедре Московского института связи, побывала на лекциях тамошних доцентов и позаимствовала кое-что новое для лабораторий. Но заслужить похвалу у заведующего не получалось. После каждого моего доклада о проделанной работе следовала небрежная реплика: «- Очень плохо, Маргарита Павловна, оч-чень плохо!».  Для меня эта фраза до сих пор загадка.  И почему у него при этом так весело играют глаза? Наверное, будучи сам подневольным в гражданским сотрудником в военном НИИ, он наслаждался сейчас своим могуществом. Вспоминаю характерный эпизод. На объявленный лыжный кросс из всех преподавателей факультета явились только Домрачев и я - оба выходцы из родственных учреждений... 

    Случилось ещё одно интересное событие: на нашей кафедре появился новый симпатичный учебный мастер, в закуток которого я всегда с удовольствием забегала, чтобы отдохнуть душой от лестеховской скверны, припомнить былое и послушать последние новости о наших друзьях-товарищах. Потому что это был не кто иной, как Николай Максимович Бычков, верный друг женщин-инженеров 51-го отдела НИИ-4. Он один, сидя за перегородкой и паяя разваливающийся лабораторный стенд, сочувствовал мне, когда я до изнеможения в одиночку принимала экзамен и отбивала мощную энергетическую атаку двоечников.

Коля выбросил сотню бутылок от спиртного, оставленных его предшественниками, и со свойственной ему хозяйственностью навёл порядок в лаборатории импульсной техники. И ещё один раз судьба сведёт его с нашей семьёй, но об этом - в своё время.

                Свершилось!

Тем не менее, надо отдать должное Вилену Григорьевичу: он таки запустил процесс моего перехода из почасовика в штатного преподавателя. В том же 1980 году, «всего» через восемь лет после защиты диссертации, я благополучно прошла годичный курс молодого бойца в качестве и.о. доцента, представила конспект лекций, три методички по лабораторному практикуму, предъявила справку о том, что в течение нескольких лет имела по 240 часов учебной нагрузки в год, и после нудной процедуры в ВАКе стала доцентом кафедры.

Сбылась мечта, но пока я шла к ней, растеряла много иллюзий. Не раз и не два я пожалела о том, что рассталась с НИИ-4, с коллективом, где я не чувствовала зависти и недоброжелательства, где у меня были друзья. 
Почивать на лаврах было нельзя, подпирали молодые ребята, пришедшие на кафедру вместе с Домрачевым. Помимо моих прежних лекций, мне дали курс импульсной схемотехники для вечерников. Это оказалось неожиданно трудным. Вечерники были сплошь из королёвских КБ, уже имевшие опыт практической работы с этими импульсными схемами, будь они неладны! Это не доверчивые вчерашние школьники. Малейшая моя оплошность, оговорка, ошибка в схеме будет ими замечена и, боюсь, осмеяна.

 С другой стороны, вечерники  приходили на занятия после целого дня работы, им просто хотелось спать. Я придумывала разные приёмы, чтобы встряхнуть их: шутила, делала лирические отступления от темы, предлагала кому-нибудь завершить рассматриваемую схему или найти ошибку в ней.  Часто мои пАры сдваивали. Тогда мы со студентами вместе мучились с шести до девяти часов. Но жаловаться было некому Случилась и маленькая радость:  по опросу студентов я заняла третье место среди лекторов факультета, а у нас там были корифеи…..
 
Судя по тому, как настойчиво Домрачев зазывал и поил коньяком каких-то чиновников из Минвуза, как он шустрил на партконференциях и учёных советах, расписывая свои заслуги, он явно намеревался стать сначала деканом ФЭСТа, а потом и ректором, но здесь он наткнулся на сплочённый отпор «старослужащих» , бывших сотрудников королёвских КБ.  Эти люди, преподаватели и заведующие ведущих кафедр ФЭСТ  смотрели на выходцев из военных НИИ с изрядным пренебрежением. И они были отчасти правы.  У нас всего оборудования и было, что стол, рабочая тетрадь да ручка. Мне повезло, что  я какое-то время тесно сотрудничала с разработчиками, освоила программирование на больших ЭВМ и легко перешла на персоналки! А Домрачев и этого не умел. Зато у него были другие полезные качества, нюх на новые веяния. За пятнадцать лет его правления наша скромная кафедра превратилась в солидную кафедру информатики и системотехники. На этом взлёте приподнялась и я.

Недавно я увидела в сети информацию о В.Г. Домрачеве, о его послужном списке с приложением фотографии, где он весело и победительно улыбается, открывая по-прежнему крепкие белые зубы.

              Продолжение следует.