Гастамиров Хасмагомед. А горы всё ждут своих сынов

В поисках истории чеченского рода «басхой», нам посчастливилось встретиться с человеком удивительной судьбы, 93 – летним старцем Хасмагомедом Гастамировым, жителем с. Гехи-чу. Он учился в 7-ом классе, когда весь чеченский народ 23-февраля 1944 году был депортирован в Среднюю Азию и Казахстан. Семья Гастамировых в то время жила в урочище Нашхой в селе Моц1ара и Хасмагомеду было 16 лет. Поэтому Хасмагомед очень хорошо запомнил трагические события тех лет, а также рассказы старожилов об истории чеченских родов и топонимию Нашхойского урочища – колыбели чеченского народа. Несмотря на преклонный возраст, Хасмагомед довольно бодрый, весёлый, общительный, гостеприимный, обладающий отличной памятью, мудрый и интересный собеседник. Хасмагомед с 4-х летнего возраста стал помощником родителей в уходе за домашним хозяйством. Правда, имеется у Хасмагомеда единственный недостаток в отношении к здоровью – это ноги, которые он отморозил в Казахстане, в годы депортации. Мы приехали к нему домой в Гехи-чу. Он принял нас радушно по-братски, т. к. ко всему прочему мы были, как и он – из рода «басхой». Вот что поведал нам этот мудрый старец. В те далёкие годы жил в Нашхое старец из рода «басхой» Абухаджи. Абухаджи был близким родственником семьи Гастамировых. Хасмагомед много раз слушал рассказы этого родственника, т.к. был ровесником его сына Умара. Они вместе с Умаром пасли овец, ухаживали за скотом, часто ночевали друг у друга. Одним словом были неразлучны. Абухаджи говорил часто о том, что эти места в Нашхое первыми заселили потомки Пророка Мухаммада (1. с.с.). В памяти народа осталась легенда том, что правнук Пророка (1.с.с.), спасаясь от врагов, пришёл в наши горы, в урочище Нашха. Тут он присел отдохнуть, воткнув свой посох в землю. Пока путник бодрствовал, на его посохе птица, многие говорят, что это была ласточка, начала вить гнездо. Проснувшийся путник, увидев такую картину, решил, что это доброе знаменье Господа миров, говорящее о благодатности этого края. Поэтому он решил обосноваться здесь на постоянное жительство. В урочище Нашхой, в округе Моцароя, в местечке Ж1арашка было построено первое жильё этим пришельцем из Шема, ныне Сирия. «В настоящее время о том месте, где потомок Пророка (1.с.с.) построил своё жильё, знаю только я, Хасмагомед Гастамиров. Правда, многим моцаройцам в настоящее время не по нутру, когда я говорю, что «басхой» – являются  потомками правнука Пророка Мухаммада (1.с.с.).  Они первыми заселили этот край. Поэтому их надо уважать, как первопроходцев и обоснователей нашей национальной колыбели»,  – говорит Хасмагомед. Для подтверждения своих слов, Хасмагомед приводит в доказательный пример со случаем, произошедшим на похоронах в селе Янди-хутор. На похоронах соболезнования прихожан принимал старец, почти столетнего возраста Эльбукаев Башир. Когда во двор с соболезнованием вошли два басхойца из Нашха, Якуб и Давуд, этот старец встал со своего места во весь рост. Вставание старшего по возрасту перед младшим, по-чеченскому обычаю, это знак выражения особого почтения к персоне младшего по годам. Некоторые товарищи из окружения Башира Эльбукаева, упрекнули его за такой жест внимания к этим молодым басхойцам из Нашха. Но Башир, возражая им на это, сказал: «Клянусь Священным Кораном, что даже перед нашхойским псом мы обязаны вставать, т.к. хозяевами этой живописной котловины являются потомки рода пророка Мухаммада (1.с.с.). Их надо уважать и почитать всем, кто узнал родословную этих людей, благодаря их стараниям мы стали правоверными мусульманами. Башир был замечательным сказителем чеченских народных героических песен (илли). В годы департации он поддерживал дух и мужество нахов в Казахстане своими песнями. Особенно в душу Хасмагомеда запала песня, созданная Баширом о том, как уйгуры Казахстана оказывали помощь братьям по вере – чеченцам. Очень хорошо запечатлела память Хасмагомеда период департации, т.к. сам был вполне взрослым очевидцем той трагедии, начиная с первых её дней. Ученик 7 класса Моцаройской школы Хасмагомед Гастамиров готовился к утреннику, по случаю Дня Советской Красной Армии, на 23 февраля 1944 года. Он по настоящее время помнит наизусть стихотворение, которое готовился прочитать на празднике.

«Дуют ветры в феврале, воют в трубах громко,
Змейкой мчится по земле белая позёмка;
Над Кремлёвскою стеной самолётов звенье.
Слава Армии родной в день её рожденья».

Но праздничный настрой чеченцев и ингушей обернулся в траурную тризну и панихиду,  горе, боль, обиду и страдание за безвинно поруганную честь и достоинство целых народов и душ, недозревших до понимания этой бесчеловечной, антигуманной, зверской акции со стороны, казалось бы родной, советской власти, до которой не додумались даже фашистские палачи. Отважные  сыны чеченцев и ингушей самоотверженно защищали эту власть на полях Гражданской войны. И продолжали, героически отстаивать каждую пядь нашей великой Родины на фронтах Великой Отечественной войны против гитлеровских захватчиков, в момент геноцида над Чечено-Ингушетией. Чуть ли не со слезами на глазах, Хасмагомед, хлебнувший холод, мор и голод, унижения и оскорбления тех бесправных лет, продолжил свой рассказ со злополучного утра 23 февраля 1944 года. Солдаты и офицеры Наркомата Внутренних Дел находились в ЧИАССР с ноября 1943 года. Они были расквартированы в домах местного населения и вели негласный учёт семей, их имущества. Одним словом, шла всесторонняя подготовка к вероломству. В тот период  они были вежливы и обходительны. Даже иногда делились с нами своим пайком и лакомством, сахаром. Но перед рассветом 23 февраля 1944 года, как будто их всех подменили. Взрослых мужчин проводили на «собрание» в школу, а членам их семей приказывали: «Собирайте вещи первой необходимости, которые вам понадобятся в пути. На сборы у вас 15 минут, никаких вопросов не задавать. Одевайтесь тепло.
У взрослого населения всё оружие, в основном холодное, было отобрано в школе, где их собрали, чтобы объявить о выселении. Здесь им объявили, что их с семьями высылают в Среднюю Азию и Казахстан. «У нас в семье было 10 детей, и старшим среди них был я», – продолжал свой рассказ Хасмагомд. Мне тогда было 16 лет, учился в 7 классе, т.к. начал учёбу с 9 лет. Обучение тогда велось в школах на латинской алфавитной основе и лишь в конце 30-тых годов перешли на кириллицу. В начальных классах (1-4) обучение велось на родном (чеченском) языке, а с 5 – го класса всё обучение продолжалось на русском языке, родной язык изучался как предмет. Я родился 4 марта в 1928 году. Правда, моя учёба в те годы была не без срывов, т.к. приходилось пасти и ухаживать за скотом и помогать родителям по хозяйству. Тем не менее, я был успевающим и примерным учеником и сносно владел русским языком. В первый день нас под конвоем повели пешком в село Хайбах, в котором нам пришлось на берегу одной речки заночевать на снегу под открытым небом. Здесь у дочери старца Абухаджи Лейлы родилась дочь. Но у молодой матери, от полученного стресса событий последних дней, пропало молоко, кормить дитяти было нечем. И мать ребёнка в отчаянии, нарушив обычай отцов, обратилась к моему отцу Жаби: «Да простит меня Аллах за мою вынужденную бестактность, Жаби, я вынуждена этого ребёнка оставить здесь, т.к. он обречён на смерть. Я не смогу смотреть на его страдания в пути нашего следования. Жаби сказал отчаявшейся матери и бабушке ребёнка: «Всё, что происходит с нами, происходит по воле Аллаха. Я не посмею вам дать такой совет, пред  Всевидящим Создателем, бросить ребёнка на произвол судьбы, как бы нам всем тяжело не было, даже в такой жизненной ситуации. Поступайте так, как велит вам ваше сердце». На второй  день, пополнив нашу группу жителями из села Хайбаха, нас погнали к селению Ялхарой. В тот же день, как нам стало известно через некоторое время, после нашего ухода из села Хайбаха, там, в конюшне, было заживо сожжено более 700 человек женщин, стариков и детей, которые из-за своей немощи и болезней не могли идти пешком. Снег был глубоким, идти было неимоверно трудно, но всё же к вечеру мы доплелись до села Ялхарой. И здесь нам не повезло с отдыхом. После небольшого привала нас снова погнали в соседнее село. Здесь звучал гомон всей живности села: мычали коровы, блеяли овцы, на разные голоса шумела домашняя птица, выли и скулили собаки. Да, стояла тут жуткая картина трагедии. Здесь мне удалось прирезать одну овцу и раздать её нашим спутникам. В этом селе скончалась новорождённая малютка Лейлы, её закопали в снежный сугроб. Бедняжка прожила на этом свете двое суток. Утром нас снова подняли и погнали к селу Алкун в Ингушетии. Там нас поджидали американские военные машины. Из Алкуна нас повезли в станицу «Слепцовская» на железнодорожную станцию, где нас поджидали, оборудованные нарами, товарные вагоны. Там нас на скорую руку запихали в эти товарные вагоны. В вагонах были двухъярусные нары, посредине вагона двухсот литровая бочка, для туалетных нужд и печь - буржуйка без дров и другого топлива. Отец мой, Жаби, в двух углах вагона пробил пол и завесил эти углы одеялом, чтобы более этично можно было справлять нужду в туалете мужчинам и женщинам. Были большие трудности в пути с питьевой водой, т.к. не было ни у кого большой ёмкости, чтобы запастись водой во время остановок на станциях для заправки паровоза. А воду, которую набирали в бутылки, разные кувшины и баночки не хватало на всех пассажиров. Находясь две недели с лишним суток в пути, пришлось испытать всё: и холод, и голод, и жажду, и болезни, и горечь утрат, теряя самых близких и родных людей, их, не предав могиле, складывали на обочине железнодорожного полотна. После избавления от трупов, состав трогался в путь, чтобы доставить, оставшийся в живых человеческий груз к намеченному месту. По прибытию в Казахстан нас встречают на санях, подводах местные казахи настороженно и с опасением, т.к. молва, что мы людоеды, опередила наше прибытие. Нас по семьям развезли по разным колхозам, совхозам, кооперациям и артелям. Несколько семей, в том числе и нашу семью, пристроили здесь, недалеко от железнодорожной станции. Здесь умер двоюродный брат моего отца Хасанбек и мой братишка Абдул-Вахаб. Их представители нашего коменданта увезли в морг. Я ночью тайно с матерью проник в этот морг. Это было длинное подвальное помещение, вырытое в земле и укрытое жердями с настилом из хвороста и соломы, по верху засыпанное землёй. Пересмотрев многие трупы, мы, наконец, отыскали тела своих родственников. После этого я отвёл свою мать к месту нашего стойбища, так чтобы её не заметила охрана, а сам вернулся в морг и до утра находился возле покойников. На другой день нам позволили их
похоронить. Да и как назвать эту процедуру похоронами, – просто закапали в землю как могли, лишь совершив молитву за упокой их душ.
Так как наша семья была большой, моего брата Доду и сестру Жовзан власть
забрала в детский приёмник, чтобы облегчить нам выживание. У чеченцев, как мы знаем, что большой позор, когда при живых родителях, даже родственника из рода, детей или родственников отдавать на содержание в чужие руки. А тут ещё и мать моя стала заливаться слезами, тоскуя по своим чадам. Поэтому я решился на отчаянный шаг,– выкрасть брата и сестру из детского приёмника. И это мне удалось. Я их тайно, каждого отдельно, вывел из детского приёмника и привёл домой. Через несколько дней и этот детский приёмник был расформирован, а детвору оттуда разбросали по детским домам. Какова их дальнейшая судьба известно только Аллаху. В период  депортации всех, кто был выслан, называли «спецпереселенцами». Нам на специализированных пунктах или в магазинах и складах выдавали специальный паёк на каждого члена семьи. Я и мой двоюродный брат Адам становились в ту очередь. А очереди были длинные и нас подростков часто выдавливали из неё, так что приходилось снова занимать её с конца. Но однажды, когда наш знакомый Тути, который нам годился в отцы, уже у прилавка нас оттеснил в сторону, раздатчица продуктов тётя Дарья, добрая русская женщина, сказала: «Тебе не стыдно, мужчина, выталкивать из очереди мальчиков – чеченят, ведь ты должен был бы заботиться о них и сказать спасибо мне за то, что я без взрослых рядом отпускаю им пайки. Быть может, у них больны родители или где-то трудятся, не имея возможность получать продукты. Иди и стань в очередь последним, иначе ты не получишь ничего. Нельзя быть таким чёрствым и безжалостным». Тётя Дарья нам выдала полный паёк на семью и погладила нас по головкам. Тепло её рук я и сегодня ощущаю на своей голове. Доброта красит людей. Из этой станции нашу семью перевели на рудник «Таскамурсай», где добывали каменный уголь. На том руднике я проработал с 1944 по 1945 год погонщиком лошади, с помощью которой вывозились вагонетки с углем из шельфа шахты. В ноябре 1945 года началась вербовка в город Кинтау. Набралось нас 50 человек . Всем нам выдали тужурки, тёплые брюки, ушанки и утеплённые ботинки, а по прибытии на место добавили в рацион по 300 грамм хлеба и выдали чек на месячное питание. Работа здесь была тяжёлая и изнурительная. В ущерб здоровью здесь можно было хорошо заработать деньги, т.к. работа была сдельной. Я не намеривался потерять здесь своё здоровье, поэтому решил отсюда бежать, когда закончится срок действия месячного чека на питание. Я сообщил о своём намерении своим товарищам, надеясь найти себе среди них сообщника. Но среди них такого не оказалось. Они предостерегали и меня от такого шага, т.к. считали, что всё это может закончиться тюрьмой. Они были правы, т.к. спецпереселенцев отправляли за решётку за малейший проступок. Среди завербованных рабочих были и женщины, которым я также сообщил о своём намерении бежать. Три женщины, во главе которых была женщина по имени Дашо, согласились бежать со мной. Так мы вчетвером, сев на товарный поезд, добрались до станции Ачесай, а оттуда пешком пошли по направлению на Таскамурсай. От Ачесая идти дальше отказалась Дашо. Оставив её там, мы втроём двинулись дальше, чтобы добраться до своих родственников. Благодаря тому, что эти места были мало заселены людьми, мы не попадали на глаза власть предержащим, иначе бы нас давно задержали. После 12 километрового перехода мы наткнулись в пути на казахский хутор, состоящий из нескольких юрт. Мы попросились на ночлег у местных жителей, но нас не приняли. Может быть, побоялись незнакомцев, а может быть, им и самим было в юртах тесновато. Но, если в зимнюю ночь кто-то просится на ночлег, не принять его – это и по-чеченским обычаям, и по-мусульманским традициям является большим грехом. Здесь одна из женщин отказалась идти дальше.  Возможно, она понадеялась на этих хуторян, которые утром  приютят её у себя. Но мы, чтобы не окоченеть на этом морозе, должны были двигаться, через не могу и усталость. Мы вдвоём продолжили наш путь навстречу со своей судьбой. Наконец, и моя последняя спутница сдалась усталости, окончательно выбившись из сил. Она стала уговаривать меня: «Хасмагомед, иди дальше сам.
Твои родители, наверно изнемогли, тоскуя по тебе. Если мы вместе умрём в этой безлюдной степи, никто не узнает о нашей судьбе и не отыщет нас здесь. Ты без меня сам сможешь дойти до какого-то жилья. Но я не бросил свою последнюю попутчицу на произвол судьбы. У меня было твёрдое решение или вместе выжить, или вместе умереть. Да проявит Аллах к нам свою милость! Мы некоторое время пролежали на снегу, собираясь с силами в полудрёме.  И вдруг перед нами возникла человеческая тень. О Аллах, я не поверил своим глазам. Собрав остаток сил, я встал и спросил по-казахски:     «Кто ты такой?» Он внимательно оглядел меня и сказал: «Хасмагомед, это ты?» Я ответил: «Да, это я!» Этот человек оказался казахом, который в прошлом году вместе со мной работал на угольной шахте. Он сразу принялся растирать снегом сначала мне, а потом и моей попутчице наши лица и руки, пока мы не ощутили болевое горение лиц и рук. Он сказал, что здесь рядом, через 200-300 метров находится аул. Мы с ним быстро взяли мою спутницу за руки и волоком потащили её к аулу. Когда мы вошли в одну из юрт, мой знакомый стал снимать с меня обувь. Но обувь примёрзла к ногам, её пришлось разрезать, чтобы освободить ноги. В другой юрте такую же процедуру проводили над моей попутчицей казахские женщины. Так, благодаря Аллаху и этим добрейшим людям, мы были спасены от неминуемой гибели. Да воздаст им Аллах в стократ благодать за их добро и гостеприимство! После этого случая мы благополучно добрались до своих родственников. Чтобы выживать, надо было где-то трудиться, поэтому я снова пошёл работать на шахту. В шахте добывали руду, а я под землёй в шахте сильно потел и часто задыхаясь, кашлял. Однажды посетив шахту, меня в таком плачевном состоянии увидел директор этой шахты. Он подошёл ко мне и сказал: «Зайди завтра утром ко мне в кабинет».  Я сказал, что тогда от бригадира могу получить прогул, если уйду в рабочее время. Директор успокоил меня, сказав, что предупредит он и бригадира. На второй день я с утра стоял перед директором шахты, приветствуя его в его кабинете. Внимательно разглядев меня, он сказал: «Если бы ты был бы даже моим сыном, у меня не возникло бы столько жалости, как она возникла во мне по отношению к тебе вчера в забое шахты. Ты, выбиваясь из последних сил, старался помочь своей семье выжить в невероятно трудных условиях для вас, спецпереселенцев. Он спросил меня, грамотен ли я. Я ответил, что в день выселения учился в 7 классе. «Ну, значит, грамотен»,– сказал он и направил меня на четырёхмесячные курсы машинистов. По доброй воле этого человека, я стал на курсах этих днём работать, а ночью учиться на машиниста. После учёбы проходил четырёхмесячную стажировку. После стажировки сдал все экзамены и стал квалифицированным машинистом. Директор был рад за меня и доволен моей работой. Но, как часто бывает в жизни, рядом с успехом и радостью бродит и неудача с печалью. Однажды в ночную смену я потерял сознание и упал, после чего лишился дара речи. После этого случая я пролежал в больнице на лечении более полу года. Врачебная комиссия определила мне инвалидность  второй группы. Из-за инвалидности меня перевели по работе слесарем в автомобильный гараж. Здесь с меня спрос был умеренным, да и по инвалидности были у меня определённые льготы, хотя для многих из нас был это трудный период жизни. Правда, после кончины Сталина в отношении к спецпереселенцам началось некоторое послабление даже со стороны комендатуры. Желающие могли свободно посещать дома культуры, кинотеатры вести разгульный образ жизни, лишь бы всё обходилось без криминала. Но многим чеченцам этот образ жизни был чужд по духу и вековым обычаям. Поэтому подавляющее число чеченцев придерживалось национальных обычаев
и традиций и удерживало свои семьи от морального растления. Я сам в течении 10 лет в годы высылки был вожаком (турком) секты зикристов нашего святого авлия Кунта-Хаджи Кишиева. Но это не мешало нам добросовестно трудиться, чтобы не было нареканий со стороны начальства и власти. В советское время власть преследовала, подвергая репрессиям чеченцев-курейшитов, поэтому, в целях предосторожности и выживания, они маскировались и называли себя представителями тех родов, в среде которых они оказывались. Наш родственник Абухаджи, который отлично помнил место, где было построено первое жилище в Нашха, не рассказал об этом даже своему сыну, но показал  то место моему отцу, Жаби. Видимо, старец больше всех доверял отцу моему, раскрывая эту национальную тайну. Жаби хранил эту тайну вплоть до дней репатриации и возвращения чеченцев на историческую родину. Здесь, на земле отцов, отец показал  мне то-место, рассказал всё, что знал о наших первопредках. Правда, предварительно заставив меня поклясться хранить эту тайну до лучших времён. И эта тайна передаётся только через преданных принципам нашего рода людей. Поэтому этим летом, если Всевышний позволит мне дожить до того времени, я намерен с вами поехать в Нашха и показать вам то место, чтобы на том месте воздвигнуть басхойскую башню. Я хочу, чтобы наши потомки знали о своих корнях и откуда они родом, откуда пошёл исток нашего народа Ноя ( да благословит его Аллах). Далее в своём рассказе Хасмагомед коснулся темы строительства нашим народом жилых и боевых башен. Не от праздной и хорошей жизни строили наши предки башенные комплексы в непреступных местах гор, – это была очень трудоёмкая работа. Здесь он приводит пример строительства башни, которая называлась «Г1арби-г1ала» в селе Моцара на крутой вершине горы. С раннего утра люди поднимались на эту горную вершину, весь день трудились не покладая рук, а вечером, изнурённые непосильным трудом, кое-как спускались вниз. Видимо в те далёкие годы, процветала в мире работорговля, которая часто заглядывала и в наши горы. Разбойничьи группы рыскали повсюду, чтобы защититься от их набегов, жителям гор приходилось строить башни-крепости. Но башни не могли вместить в себя ежегодно размножающийся  род. Поэтому многим семьям приходилось из Нашхоя уходить на более просторные, необжитые места. Так из Нашхоя переселились в разных направлениях семь братьев, которых звали – Мадарха, Моц1арха, Басха, Ч1армаха, Х1ийлаха, Хьайбаха и Т1ийстарха. Места своих новых поселений они называли своими именами. А в дальнейшем и их потомки места, осваиваемые ими, тоже стали называть именами своих предков или именами достойных из своей среды. Особенно в этом деле преуспели представители рода «басхой». Их именами названы: гора, хребет, несколько аулов и ряд хуторов в разных районах Чечни. О том, что в Аргунском округе Галанчожского района имеются аулы – Мадархой, Басхой, Х1илахой, Т1ийстархой, Ч1армахой, Хьайбахой, Моцархой, отмечено в камеральных списках Аргунского округа 27 мая 1862 года, где записаны имена и фамилии каждого жителя этих аулов, правда, в несколько искажённой форме от чеченского произношения этих имён. Однако это материальный документ для дотошных оппонентов, сомневающихся в истинности моих утверждений, который утверждает, что наши предки первыми заселили этот край, и построили первую мечеть в Нашхое. За последние годы участились споры о том, кто построил этот духовный центр для населения Нашхоя. В целях прекращения этих споров я хочу засвидетельствовать о том, что мечеть ту построил Гобаш - Хаджи, ради Всевышнего Аллаха, а после завершения строительства, подарил её, отдав на пользование всем своим единоверцам - мусульманам. При строительстве этой мечети Гобаш -Хаджи использовал камни из разобранной своей родовой башни, которые были доставлены сюда вместе с другими строительными материалами мастерами, приглашёнными из Дагестана, которые и воздвигли здание мечети за определённую договорную сумму денег. Естественно, и эти деньги выплатил строителям Гобаш - Хаджи
со своего кармана. Думаю, что и сельчане оказывали какую - то помощь
в строительстве этой мечети, но вся материальная сторона этого мероприятия полностью легла на плечи Гобаша - Хаджи. До 1944 года в этой мечети собирались на пятничную молитву жители трёх сёл: Моц1ара, Хьайбаха и Т1ийста. Но перед высылкой 1944 года жители Ч1армаха и Х1ийлаха построили в своих сёлах мечети. До постройки своих мечетей жители этих двух сёл, тоже на пятничную молитву приходили в мечеть Гобаша - Хаджи. Правда, в настоящее время потомки моцаройцев, не хотят связать строительство мечети этой с именем Гобаша - Хаджи. Я считаю, что истинным мусульманам нельзя быть зловредными и заменять истину ложью. За такие деяния нас, непременно Аллах накажет. В настоящее время многие чеченоязычные, т. е. говорящие на нахском языке, но не имеющие нахское происхождение, хотят причислить себя к роду нашхой или к выходцам из колыбели нации – Нашха. Да увеличить Всевышний  Аллах количество рода нашхойцев и нахские рода, имевшие свои корни некогда из урочища – Нашха! Общеизвестно, что все истинно нахские рода были когда-то написаны на Национальном Котле нашего народа. Но  этот котёл был уничтожен имамом Шамилём, чтобы уничтожить чистоту генетической памяти, свободолюбивого и гордящегося своей духовной чистотой чеченского народа. На внутренней стороне того Национального Котла были вклёпаны медные пластинки с именами чистокровных родов (тайпов) народа Нохчи. Таких пластинок, на внутренней стороне котла, было в количестве не более 63-65 единиц. Все эти рода являются потомками одного общего предка из Нашха, который пришёл в этот край из Шема (Шама) Сирии. Также, общеизвестно и то, что с нами (нохчи) ассимилировались представители многих наций, которые соприкасались с нами, из-за нашей доброты, благородства и толерантности, находя приют и убежище от притеснений и несправедливости среди своих соплеменников. Эти люди оставались жить среди нас. Они женились, плодились. Их потомки, постепенно образовывали свои родовые кланы. Все они усвоили чеченский язык, обычаи, традиции, вероисповедание, но в их генетическую капсулу не заложен менталитет истинных «нохчи» – Нохчолла. Этой генетической особенности чужды: раболепство, покорность перед несправедливостью, бесцеремонность, заискивание перед властью, унижение слабого, умаление достоинства человека –  всё, что считается аморальным в поведении и поступках нахов. Нохчолла – это идеальная чистота и мыслей, и чувств, и поведения, и всех деяний человека. С такими требованиями к себе, своей семье и к окружающим своим соплеменникам жили наши предки до начала проникновения в наш край и укоренения колониального режима России, а также режима имамата Шамиля. Шамиль, уничтожив наш Национальный Котёл,  уровнял с «нохчи» все примкнувшие к ним рода от других народов, но морально и физически подмял под них, прикрываясь исламом и знаменем газавата. А Россия стала опираться на эти рода, набирая и вооружая представителей этих родов, которые, влившись в ряды милиции и чиновническую среду, стали помощниками колонизаторов. Все эти исторические перипетии ушли уже в прошлое, Аллах  в Судный день рассудит всё по справедливости. Поэтому не в обиду этим родам, пополнившими нашу нацию, будет сказано – пусть они не причисляют себя к коренным нохчи, выходцам из Нашха, а остаются нахоязычными чеченцами, что нисколько не противоречит истине и не унижает их достоинства и сути и не лишает их гражданских прав. Нахи (Нохчи) все являются выходцами из Нашха. Поэтому приведу здесь мудрую русскую пословицу: «Каждый сверчок – знай свой шесток». И будь ты дагестанского рода или арабского это не унижает и не возвышает тебя в нынешнем чеченском обществе, лишь бы ты осознавал, что ты должен стараться соответствовать ментальности Нохчи – Нохчолла, и не претендовать на основоположника нахского этноса на землях Нашха. Тот, кто не вписывается в параметры понятия Нохчалла, он не Нохчи, но чеченец, т.к. два этих понятия не идентичны хотя его предки, возможно, когда-то батрачили на заработках у нахов Нашхоя. Тут наш старец просит прощение за отклонение от темы о нашхойской мечети. В 1944 году эта мечеть была разрушена работниками НКВД, а после 13 летней ссылки, когда прошла репатриация нашего народа, то здесь никому не позволили селиться. И только в 2016 году, благодаря Апти Алаудинову, через которого была передана наша просьба о восстановлении этой мечети главе нашей Республики Рамзану Кадырову, святыня Нашхоя была восстановлена. Да продлит Аллах его жизнь на долгие годы, да воздаст Он ему Своими Щедротами достойное воздаяние.  Осенью 2017 года мы вместе с Хасмагомедом побывали в Нашхое, выстояли коллективный обеденный намаз в этой мечети, совершили обряд мовлида и просили в своих молитвах Всевышнего Аллаха мира и процветания нашему краю на долгие годы, а если возможно, то и до Судного дня. О своей родословной линии Хасмагомед поведал нам так, что один из правнуков Пророка Мухаммада (1. с. с.) пришёл на землю Нашхоя. Он спасался от преследования врагов и поселился в нашем крае на земле Нашхоя. Потомками этого правнука являются все нашхойцы. Прадед  святого авлия Кунта-Хаджи Кишиева Ама ушёл их Нашхоя в село Гордали Ножай-Юртовского района. А вот и имена предков Хасмагомеда и его детей:1.Жана, 2. Шовх1ид,   3 И.льяс,  4. Шоип,  5. Ама,  6.Шовхал,  7.Мусха,  8. Межа, 9.Эдалха,  10. Тепса, 11.Элмарза, 12. Эти, 13.Кумалча,  14.Г1обаш,  15.Г1астамар, 16. Жаби,  17 Хасмагомед,    18  Абдаллах, 19.  Халид, 20. Джабраил.
В Нашхое свои дома строили на не пригодных для пахоты и обработки землях. Земли пригодные для хлебопашества оберегались, как зеница ока, и использовалась с максимальной отдачей. Там выращивали:  пшеницу, ячмен, просо, овёс, могар, лён, картофель, тыкву, фасоль, лук, чеснок, подсолнух. Кукурузу в горах не выращивали. В Моцарое мы, басхойцы, основали своё отдельное кладбище, где первым был похоронен мой дед Г1астамири его сын Мажит. Позже здесь были открыты кладбища и других родов.В местечке Гаранжеле хоронили тоже людей нашего рода.  В Моцарое жили три брата: Мозг1аро, Басхо и Моц1аро. Обживая всё новые и новые места, они называли те места своими именами, расходясь в разных направлениях наших гор. Ч1армаха, Х1ийлаха, Хьайбаха, Т1ийста, Г1ой – они тоже были братьями. Из всего сказанного я делаю вывод, что мы все выходцы из Нашха. Нет среди выходцев из Нашха разделения на высших и низших. Поэтому мы должны жить в дружбе и во взаимоуважении. Мы должны знать, что мы поросли от одного корня. Да укрепит нас Аллах в дружбе, любви и уважении друг к другу.
В заключение своего повествования Хасмагомед привёл архивные данные 1961 года из Дагестана. Когда в Арабском халифате началась борьба за престол между Язидом и внуком пророка Мухаммада (1.с.с.) Хусейном, в живых остался из семьи Хусейна один сын Шовх1ид. Сыном Шох1ида был Г1ирма, его сын – Ильяс, его сын – Шоип, его сын – Ама, его сын – Шовхал. Эти сведения из Дагестана доставил Яхьяев  Абдул – Халик из Гордали. Он утверждает, что нашхойцы  являются потомками правнука, пророка Мухаммада (1. с. с.) Хасана.
Говорят, что Хасана отравила жена, соблазнившаяся неким евреем. Но двое сыновей Хасана Хасхан и Хас-Али, убив изменницу-мать, её возлюбленного и их двух сыновей, бежали в (Шема) Сирию, а оттуда пришли на Кавказ и поселились в Нашхое. Хасхан здесь своего первого сына назвал Нашхо. От этого Хасхановского сына произошёл род нашхойцев. Нашхой первыми заселили местечко Ж1арашка в Моцарое. В истинности своего повествования Хасмагомед не сомневается, но добавляет, что всё, что происходило в нашем крае лучше всех известно одному Всевышнему Создателю Аллаху. Да наставит Он человечество на путь истины. Амин. Здесь можно привести один исторический документ, который подтверждает, что поселения рода басхой в виде сёл, хуторов и отсёлков в Итум – Калинском районе процветали и в годы советской власти, до геноцида 23 – февраля 1944 года. Вот такая анкета находится в архиве ЧР, составленная советскими чиновниками в1925г. Итумкалинский район