Книга 4. Глава 14. Маленькая ведьма

Трансильвания, средние века

Ариадна смешалась с толпой, осторожно нащупывая ниточку, что приведет ее к синеглазой малышке. Все, кто напрямую общался с девочкой, были словно запачканы ее черной аурой, жизнь из этих несчастных утекала по капле, с каждой последующей каплей приближая их к могиле.

Неизлечимые болезни, несчастные случаи, помутнение рассудка, тяжелые депрессии, и как следствие, самоубийства, словно зараза расползались по окрестностям вблизи родового замка Дракулы.

Замок постепенно приходил в запустение, люди боялись даже близко подходить к проклятому месту. Обслуживающего персонала почти не осталось, кроме старого подслеповатого лакея да столь же древней и неповоротливой кухарки, верой и правдой служивших, еще при прежнем хозяине.

Бесчисленное количество комнат давно пустовали, покрываясь толстым слоем пыли и паутины, кроме нескольких спален и столовой. Молодой хозяин еле-еле сводил концы с концами, и никак не мог оправиться после безвременной смерти жены.

Беременность протекала очень тяжело, с каждой неделей молодая цветущая женщина таяла на глазах и в родах умерла, оставив безутешному мужу новорожденную девочку.

Повитуха, принимавшая роды, обомлела: показавшаяся из родовых путей уже мертвой матери головка новорожденной была вся в крови, а приоткрытый ротик – полон зубов, крови и остатков плоти ее бедной матери. Девочка громко и требовательно кричала, жадно глотая молоко вперемешку с кровью искусанной груди кормилицы, еле высвободившейся из маленького зубастого рта.

Потому в дальнейшем ее кормили сцеженным грудным молоком, жидкой кашкой, но она не унималась и заходилась в пронзительном крике, требуя, как ни страшно в этом признаться, крови.

Перепуганным насмерть повитухе и кормилице строго настрого было велено молчать об этом. А через несколько дней повитуха повесилась у себя в амбаре, а кормилица слегла с непонятной болезнью, ее грудь не заживала после укусов, симптомы болезни были похожи на отравление ядом непонятного происхождения, и вскоре она скончалась.

Несмотря на то, что бедные женщины не сказали ни слова об увиденном и пережитом кошмаре, ужас, отпечатавшийся на их лицах, и странная безвременная смерть не укрылись от людского глаза. Снова пошли разговоры о Дракуле, еще более нагнетая страх и панику, проклятье автоматически ложилось и на всю семью проклятого князя. В конце концов, люди устанут бояться и поднимут бунт.

Но молодому Владу, незаконнорожденному сыну Дракулы, было на всё наплевать, его снедала тоска по жене, вина за то, что невольно стал причастен к её смерти. Он ненавидел за это себя и новорожденную дочку. Он не хотел её видеть и вообще знать о её существовании, пока не остался с дочкой один в огромном пустом замке.

Он даже не подозревал, что всё настолько плохо, когда узнал о смерти верных слуг, знавших его еще с колыбели и давно ставших его семьей.Оба старика умерли во сне с интервалом в несколько дней, что было уже странно. Кроме того, в их широко раскрытых глазах застыл ужас, а на лицах – гримаса смеси изумления, боли и страха. Другими словами, старики были до смерти перепуганы.

Старые безобидные люди, кому они могли помешать, кто с ними мог обойтись так жестоко? Они до последнего, насколько хватало сил, заботились о молодом Владе, беспокоились о его здоровье и комфорте, жалели и любили как родного.

Одинокие, посвятившие всю свою жизнь этому дому и его обитателям, знавшие все их привычки, пороки и тайны, которые унесли с собой в могилу. Всегда рядом, всегда под рукой, незаметные, тихие, молчаливые, безропотно выполнявшие свою работу, они стали неотъемлемой частью и этого дома, и его обитателей. Казалось, что они были здесь и будут всегда. С их уходом огромный замок осиротел, словно остался совершенно беспомощным и беззащитным, как и молодой Влад.

Сын Дракулы на примере отца знал, чем кончается бесконечная борьба за власть – вечным страхом за свою жизнь, предательством и смертью как твоей, так и твоих родных.

Потому молодой Влад не рвался к власти, но прекрасно понимал, что нынешний господарь Валахии в это ни за что не поверит и не оставит в живых еще одного претендента на корону, как и его отпрыска. Детей от других браков отца уже не было в живых, осталось избавиться от последних законных представителей неугодного ему семейства.

Влада это устраивало, ему надоело бояться, прятаться и ждать смерти. Та, что могла бы вытянуть его из этой трясины, умерла, и он хотел поскорее встретиться с нею на небесах.

Судьба дочери и вовсе его не волновала, он совершенно забыл о ее существовании. И теперь, наконец, протрезвев из-за неимения спиртного, запасы которого оказались далеко не безграничны, очень удивился, глядя на подросшую дочь, неужто прошло столько лет.

Лет пять это точно, думал он, разглядывая девочку. Она совершенно была не похожа на свою мать белокурую, хрупкую и кроткую. Девчонка была вылитой бабкой – горделивая посадка головы, те же черты лица, густая копна рыжих волос, но глаза... темно-синие, почти черные…

Влад узнал их сразу, он узнал бы их среди тысячи, он ненавидел их все это время. Влад хотел отвернуться, но не мог отвести взгляд, на него смотрел отец, выплескивая прямо в лицо всю свою ненависть и отвращение.

Влад отпрянул, словно от удара, покачнулся, еле удержавшись на ногах, и медленно попятился к двери с одним единственным желанием убежать подальше от этих ненавистных глаз, от этого дома, куда угодно, лишь бы подальше.

— Ничтожество трусливое, безвольное, никчёмное ничтожество! Я вижу твою насквозь прогнившую душонку. Хочешь распроститься с жизнью, с удовольствием помогу тебе, папочка. Но не надейся на быстрый конец, ты познаешь все муки адовы, прежде чем действительно окажешься в аду. В этом мне равных нет, моя фантазия безгранична, поверь мне на слово, папуля.

Голос отца гремел в ушах Влада, беспощадные тирады выстреливали из пухлых детских губ, припирая его к стенке, обездвиживая, причиняя дикую боль, словно наживую ножом выковыривая ему сердце.

— И это еще не боль, поверь мне, всё самое интересное еще впереди.

Наслаждаясь его муками, ухмылялся дьявол в обличии ребенка, задорно встряхивая рыжими непослушными кудряшками, убирая их со лба пухлой розовой ручонкой.

— Тут ты ошибаешься, папочка, — прочитав его мысли, проговорила она. — Я не дьявол, я его невеста, и скоро нас станет намного больше. Не обманывайся моим милым обличьем, их у нас много, но суть всегда одна. Ваши глаза вас подводят, ибо вы видите то, что предпочитаете видеть, что способны воспринимать, запершись в своей раковине среди скудных извилин человеческого умишки.

Влад потихоньку приходил в себя, пока ведьма упивалась своим совершенством. Он достал из-за пазухи нательный крест и, закрыв глаза, истово молился, взывая к помощи бога.

Боль в груди отступила, голос затих, Влад медленно открыл глаза и замер. Милая мордашка была прямо перед его лицом, ненавистные глаза глядели на него в упор, не мигая, в их черной глубине на самом дне отражался ад, затягивая вовнутрь, отзываясь болью, обдавая жаром.

В какое-то мгновение он увидел там искореженное мукой лицо матери и ее безмолвный крик.

— Она морочит тебя, беги сынок, беги!

Вдруг раздался резкий стук в дверь. И всё пропало. Он стоял возле кровати дочери, которая мирно спала, пуская слюни и посапывая во сне. В руках он держал подушку в нескольких дюймах от лица ребенка.

Медленно до него доходило, что он намеривался сделать, когда был явно не в себе. Первой пришла ужасающая мысль: "Я сошел с ума" и облегчение, что не совершил непоправимое.

Наконец, он полностью пришел в себя, по привычке окликнув лакея, в очередной раз, ощутив полное одиночество, отправился сам открывать входную дверь.

На пороге стояла очень красивая девушка, скромный наряд не вязался с ее внешностью и манерами. Она явно беспокоилась о нем или это ему тоже кажется.

Вдруг откуда ни возьмись, появилась спасительница, очень кстати и очень вовремя. Влад зажмурился, тряхнул головой, снова осторожно открыл глаза, но девушка все еще стояла перед ним, и беспокойство ее явно усилилось.

Продолжение следует.