Сноха в дом пришла. Из рассказов бабки Катерины

               
                Сноха в дом пришла
                (Из рассказов бабки Катерины)


     Внученька, ты всё меня распрашивашь, как мы с дедонькой Васей твоим молоды в деревне жили. Ну, садись, слухай.
 
     Семнадцать лет от роду мне едва сполнилось, када мы с твоим дедом в церкви обвенчалися. Он долго холостяковал, на четвертом десятку токо женився. Была я в ту саму пору тонка, сильна, росточком долгая. Это я уж двоих родила, раздалась, стала толста да плечиста. А в девках-то народ всё дивился на меня: лицо румяно, брови густы, ресницы длиннушши, глаза ярко-сини.

     По первости у свекрови в дому жили. А сноха в дому — это «кобылка колхозна!» Вот и всё. Меня матушка-свекровушка токо так за глаза и называла — «кобылка колхозна!» А чо? Жили своим хозяйством и в колхозе с Васей трудилися. Скоко сил хватало, стоко я и работала. Кругла уж была мамочкой твоей, а всю женску работу, шшитай, по дому ташшила. Свекровка-то уж немошна была.  Ну, а как боле? Работа ишшо никаво не спортила. Вставала до свету, с первыми петухами.  И скотину накормишь, напоишь, и коровёнку подоишь, курям зерна сыпнёшь, русску печь растопишь. То за шиттём сидишь, то за кроснами челнок из рук не выпускашь, бёрдом гремишь, иль прядешь кудельку до глубокой ночи. А по зимам сама ездила в лес на коне за дровами. А летом ишшо огород: посадка, прополка, а тут уж и Петровка, Летние Кузьминки на дворе — покос подоспел. Как говаривали: "Кузьма и Демьян пришли - на покос пошли". И на колхозно поле бежишь, трудодни зарабатывашь.

     Бывало, пока тесто в квашонке подыматца, соберешь все бельишко, тряпчонки каки — свои, мужнины и свекровкины — и на речку стирать-полоскать. Тогда ведь никаких стиральных машинок не было, никаво, только мыло хозяйственное, да и того порой не бывало. Это щас порошки всяки, да всё. Свекровь на три части разделит печатку мыла, один кусочек даст мне, а остально убират. А мужик заносит и обшлага все и ворот у рубахи до черного блеску. Ну и чо?  Может где засалену рубаху и не простирала, ничево не говорю. Принесу с речки два ведра стирки на коромысле через плечо, поразвешу и пошла ишшо полоскать. Прихожу — у меня половины белья на веревке нету. И, вот тебе, муженек мой в избу заходит: с заимки вертанулся в бане  обмытца, веником похлестатца.  Услыхал, что мать в кладовке затворилась да в корыте на ребристой доске стират — слыхать же!  И чо это тако, спрашиват, мать в кладовке стират чо ли? Так вот, плохо невестушка постирала, она перестирыват, отвечаю. Вот чо, грит, дорогушка моя, штоб я больше не видал, што ты ее бельё стирашь! Стало быть, заступился за меня мой Васенька.
 
     Ну, ладно. Свекровь услыхала это, выползат из кладовки и заявлят: «Ну чо, ночна кукушка дневну перекуковала?!» Отвечаю: «Ну, давай, матушка, сменямся: вы на ночну, я на дневну. Чо я ей могла боле сказать?» А тут уж и тесто из квашонки поползло, печь протопилась, некогда спорить, надо хлеб стряпать. Ой, всяко было! Но с дедом твоим, внученька, жили мы дружненько, жалел он меня, бабке твоей в обиду не давал. А она властна, ревнюча была — никак не хотела делить свово сыночку со снохой до самой, шшитай, своёй смертоньки!

     «Бабуля, а когда вы с дедом маленькими были, в деревне жили, у вас жвачка была?» — спрашивает внучка.

      А-а-а, знаю, знаю я, што ты любишь жвачку. Всё в магазин бегашь, каку-то Орбитну жвачку покупашь, жуёшь, пузыри из ней надувашь.

     Была и у нас жвачка. Токо сами ее делали из бересты.  Бересту хорошо промывашь, просушишь, в чугунку накладешь, сверху сковородкой прикроешь. Жар загребашь в припечек, и чугунку в русску печь ставишь.  Береста там затомитца, истлеват шшитай вся. Вечером вытаскивашь, остатки бересты из  чугунка вынимашь, а на дне пальца на два слой серы, жвачки этой. Покуда она тепленька, вываливашь в холодну воду, промывашь, кубики из неё таки лепишь. Они застынут — вот тебе и жвачка. Кубик возьмёшь и жуёшь.  А щас жвачку бох ведат из чево делают — химия, а жуют.

     Жвачку из бересты я сама наловчилась делать, када большенькой стала. Полезна или кака она — кто знат. Жевали все в деревне. Ну и зубы чистили. Тогда ж не было такой навады —зубы щеткой чистить. Тут ишшо чо удумали. Чугунок, а под чугунком внизу миску ставишь с водой. А в чугунке на дне дырочку мужики гвоздём пробьют. Жвачка через дырочку падат сразу в воду. Люди уж всяко стали применяться. Кто делал для себя, кто продавал. Люди покупали. А покупали на чо? Вот нам, ребятишкам, надо жвачку пожевать, мы одно-два яичка дома из курятника украдем да дуй не стой по улице прямиком к бабке Степаниде — она всё, бывало, жвачкой в деревне торговала. Вот на эти яички она нам и дасть жвачки. Бегам, жуём. А попадало ли нам за кражу? Не-е-е, не попадало.  А кто знат, снесла курочка яичко, аль не снесла. А ежели увидали, што мать по утру всех курей в курятнике перешшупала, — кака с яйцом, кака без яйца, — в тот день яйца красть опасалися. Вот как было…
 
     И из коры лиственки жвачку топили. Это мы уж с твоим дедонькой вместе жили. Он, бывало, в тайге насшибат с коры смоляных светляков, приташшит в дом полмешка. Вот и вытапливашь всю зиму из них серу. Так же, как и из бересты, в чугунке, в русской печи. А сера из лиственки душиста-душиста, жуешь ее жуёшь и жевать охота, —да ишшо кто и со шелчками это делат, — пока жвачка во рту вовсе не рассыпицца.
Вот так…

     Ну, ладно, внученька, ступай, покупай свою Орбитну жвачку, уж вечереет, а по зиме-то в деревне магазин рано запирают.

19.02.2025