Сноха в дом пришла. Из рассказов бабки Катерины

               
                Сноха в дом пришла
                (Из рассказов бабки Катерины)


     Внученька, ты всё меня распрашивашь, как мы с дедонькой Васей твоим в деревне жили, када поженилися. Ну, садись, послухай.
 
     Семнадцать лет от роду мне едва сполнилось, када мы с твоим дедом в церкви обвенчалися. Он долго холостяковал, на четвертом десятку токо женився. Была я в ту саму пору тонка, сильна, росточком долгая. Это я уж двоих родила, раздалась, стала толста да плечиста. А в девках-то народ всё дивился на меня: лицо румяно, брови густы, ресницы длиннушши, глаза ярко-сини.

     По первости у свекрови в дому жили. А сноха в дому — это «кобылка колхозна!» Вот и всё. Меня матушка-свекровушка токо так за глаза и называла — «кобылка колхозна!» А чо? Жили своим хозяйством и в колхозе с Васей трудилися. Скоко сил хватало, стоко я и работала. Кругла уж была мамочкой твоей, а всю женску работу, шшитай, по дому ташшила. Свекровка-то уж немошна была.  Ну, а как боле? Работа ишшо никаво не спортила. Вставала до свету, с первыми петухами.  И скотину накормишь, напоишь, и коровёнку подоишь, курям зерна сыпнёшь, русску печь растопишь. То за шиттём сидишь, то за кроснами челнок из рук не выпускашь, бёрдом гремишь, иль прядешь кудельку до глубокой ночи. Это по зиме. А летом ишшо огород: посадка, прополка, а тут уж и Петровка, Летние Кузьминки на дворе — покос подоспел. Как говаривали: "Кузьма и Демьян пришли - на покос пошли". И на колхозно поле бежишь, трудодни зарабатывашь.

     Бывало, пока тесто в квашонке подыматца, соберешь все бельишко, тряпчонки каки — свои, мужнины и свекровкины — и на речку стирать-полоскать. Тогда ведь никаких стиральных машинок не было, никаво, только мыло хозяйственное, да и того порой не бывало. Это щас порошки всяки, да всё. Свекровь на три части разделит печатку мыла, один кусочек даст мне, а остально убират. А мужик заносит и обшлага все и ворот у рубахи до черного блеску. Ну и чо?  Может где засалену рубаху и не простирала, ничево не говорю. Принесу с речки два ведра стирки на коромысле через плечо, поразвешу и пошла ишшо полоскать. Прихожу — у меня половины белья на веревке нету. И, вот тебе, муженек мой в избу заходит: с заимки вертанулся в бане  обмытца, веником похлестатца.  Услыхал, что мать в кладовке затворилась да в корыте на ребристой доске стират — слыхать же!  И чо это тако, спрашиват, мать в кладовке стират чо ли? Так вот, плохо невестушка постирала, она перестирыват, отвечаю. Вот чо, грит, дорогушка моя, штоб я больше не видал, што ты ее бельё стирашь! Стало быть, заступился за меня мой Васенька.
 
     Ну, ладно. Свекровь услыхала это, выползат из кладовки и заявлят: «Ну чо, ночна кукушка дневну перекуковала?!» Отвечаю: «Ну, давай, матушка, сменямся: вы на ночну, я на дневну. Чо я ей могла боле сказать?» А тут уж и тесто из квашонки поползло, печь протопилась, некогда спорить, надо хлеб стряпать. Ой, всяко было! Но с дедом твоим, внученька, жили мы дружненько, жалел он меня, бабке твоей в обиду не давал. А она властна, ревнюча была — никак не хотела делить свово сыночку со снохой до самой, шшитай, своёй смертоньки!

     «Бабуля, а когда вы с дедом маленькими были, в деревне жили, у вас жвачка была?» — спрашивает внучка.

      А-а-а, знаю, знаю я, што ты любишь жвачку. Всё в магазин бегашь, каку-то Орбитну жвачку покупашь, жуёшь, пузыри из ней надувашь.

     Была и у нас жвачка. Токо сами ее делали из бересты.  Бересту хорошо промывашь, просушишь, в чугунку накладешь, сверху сковородкой прикроешь. Жар загребашь в припечек, и чугунку в русску печь ставишь.  Береста там затомитца, истлеват шшитай вся. Вечером вытаскивашь, остатки бересты из  чугунка вынимашь, а на дне пальца на два слой серы, жвачки этой. Покуда она тепленька, вываливашь в холодну воду, промывашь, кубики из неё таки лепишь. Они застынут — вот тебе и жвачка. Кубик возьмёшь и жуёшь.  А щас жвачку бох ведат из чево делают — химия, а жуют.

     Жвачку из бересты я сама наловчилась делать, када большенькой стала. Полезна или кака она — кто знат. Жевали все в деревне. Ну и зубы чистили. Тогда ж не было такой навады —зубы щеткой чистить. Тут ишшо чо удумали. Чугунок, а под чугунком внизу миску ставишь с водой. А в чугунке на дне дырочку мужики гвоздём пробьют. Жвачка через дырочку падат сразу в воду. Люди уж всяко стали применяться. Кто делал для себя, кто продавал. Люди покупали. А покупали на чо? Вот нам, ребятишкам, надо жвачку пожевать, мы одно-два яичка дома из курятника украдем да дуй не стой по улице прямиком к бабке Степаниде — она всё, бывало, жвачкой в деревне торговала. Вот на эти яички она нам и дасть жвачки. Бегам, жуём. А попадало ли нам за кражу? Не-е-е, не попадало.  А кто знат, снесла курочка яичко, аль не снесла. А ежели увидали, што мать по утру всех курей в курятнике перешшупала, — кака с яйцом, как без яйца, — в тот день яйца красть опасалися. Вот как было…
 
     И из коры лиственки жвачку топили. Это мы уж с твоим дедонькой вместе жили. Он, бывало, в тайге насшибат с коры смоляных светляков, приташшит в дом полмешка. Вот и вытапливашь всю зиму из них серу. Так же, как и из бересты, в чугунке, в русской печи. А сера из лиственки душиста-душиста, жуешь ее жуёшь и жевать охота, —да ишшо кто и со шелчками это делат, — пока жвачка во рту вовсе не рассыпицца.
Вот так…

     Ну, ладно, внученька, ступай, покупай свою Орбитну жвачку, уж вечереет, а по зиме-то в деревне магазин рано запирают.

19.02.2025