Не 14 февраля

 Он аккуратно затворил за собой входную дверь, чтобы не потревожить родных домочадцев. Под ногами тихо скрипнул пол, легкое светло-коричневое пальто привычно повисло на вешалке со старой облупленной краской на металлических стержнях. Не снимая обувь, он миновал прихожую и очутился в гостиной, где его встретила огромная семейная фотография, которая сияла своими необъятными размерами на полстены всего интерьера. Остальная обстановка оставляла желать лучшего, поэтому, вместо того чтоб рассматривать окружающие его предметы, он машинально, автоматическим движением налил себе выпить и, усевшись в кресло, попытался расслабиться. Тепло разлилось по телу блаженной усладой облегчения после бесконечно долгого рабочего дня. Улыбка сама расплылась по щетинистому лицу, ноги сами вытянулись в произвольном потягивании, и он почувствовал себя как в детстве, когда вся жизнь казалась такой простой и надежной, а голова - свободной от страхов, переживаний и полнейшей неопределенности.
 С одной из комнат на втором этаже послышался стук биения кровати, затем женский полный блаженства стон, с нарастающей мощью заполняющий всю обитель своими резкими переходами по тонам, - то взрывными придыхательными выбросами воздуха, то неостанавливающимся потоком освобождающейся энергии, подобно вулкану, изрыгающему всю накопленную силу, которая способна пошатнуть саму вселенную. Он прикрыл веки, представил себе на минуту, что находится сейчас где-то на краю мира, где со спины никто не подберется, где все живые существа как на ладони, а значит, весь мир - в его руках.
 Из раздумий вывели шаги, завершающие минуту, длившуюся с четверть часа. По ступенькам спускались довольная своей удовлетворенностью особь с принадлежностью к женскому полу и кавалер, сияющий от счастья побывать в таком прекрасном приключении, завернутом в кожицу. Они весело щебетали, хихикали, и вид сидящей в кресле фигуры никого отнюдь их не смутил.
- День добрый, - кивнул почти спустившийся кавалер, не удосужившись даже приподнять шляпу.
- Здравия, - процедил он в ответ, однако не испытывая никакого негатива к временному гостю.
- Исключительно преблагодарен, - расшаркался в дверях кавалер, извиваясь вокруг своей вожделенной принцессы с таким подобострастием, будто только в жизни ее увидал, и, ведомый компасом, показывающим всегда строго вперед, ринулся целовать своей принцессе пальчики.
- До скорого, - с ноткой раздраженности в голосе отстранилась дама, и гостю ничего не осталось, как уйти восвояси.
- Привет, милый.
 Подойдя, она прильнула к его устам губами, как будто их разлука была возрастом, превышающим любые нормы морали.
- Любимая... - прошептал он, крепко прижимая супругу к себе. На ней всё еще держались запахи инородного мужского присутствия, а страстный поцелуй стал эстафетой, достойной завершить любые торги человеческими мыслями на общедискуссионную тему о пороках и изъянах, всепоглощающих страхах бессмысленности бытия, о тщетности попыток и бездонных переживаниях, гложащую человечество со времен камня в кулаке.
- Я так скучала, столь томительно ожидание!...
 Налюбовавшись вдоволь, особь посадила супруга за стол, начав понемногу подавать.
- Нужно, вот, доесть вчерашнее.
 На стол легла миска с вареным мясом. Рука полностью не помещалась в посудине, и разваренные пальцы касались столовой клеенки, оставляя на ней жирноватые следы. При виде торчащей кости он с удовольствием отметил признаки своей работы, что сделало прием пищи еще более приятным. Начав с предплечья, он постепенно добирался до кисти, обильно поливая мясо и кожу кетчупом, не забывая про хлеб.
- Приятного, родной.
- Угм-му...
 Мясо было жестким, плохо тянущимся, но он все равно продолжал с упоением прием пищи, не забывая маневрировать и остатками выворачивающейся наизнанку скукоженной кожи, оставляя ее ровно настолько, чтоб было чем закусить последние ломтики мяска. Но завершилась трапеза как обычно - выдергиванием ногтей и обгладыванием косточек пальцев, фаланга за фалангой, будто любовник смакует конечности объекта своих пылких чувств, покрывая поцелуями каждый сантиметр, приспустив веки, мурлыча от удовольствия, заходя на второй и третий круг.
- Пойду пройдусь на свежий воздух.
- Но мы не закончили наш утренний разговор...
- Китайцы рекомендуют, после еды.
- Опять бежишь от важных тем?
- Люблю тебя.
 Поцеловав супругу так сладко, как только спал, он схватил пальто и выскочил на улицу. Было уже темно, но даже в таком маленьком городке улицы оставались оживленными почти до самого рассвета, и он побрел в сторону центра.
 Неоновые вывески больно жгли сетчатку. С витрин магазинов на него смотрела разнообразная роскошь, - к которой он, впрочем, всегда был равнодушен. Около одного из бутиков он заприметил старуху лет сорока пяти, которая копошилась в мусорном ведре, перекидывая через плечо в разные стороны обертки от шоколадок и прочий мелкий мусор, оставляя вокруг себя следы, как от помойного салюта. Когда она почти полностью нырнула в огромную урну, уйдя в нее с головой до задницы, он подошел к ней и одернул.
- Чего тебе? - пахнуло в сторону его ноздрей смесью ядерного перегара с запахом сигаретных окурков, несвежей пищи и недавнего минета.
- На, держи.
 Он вытащил с кармана огромных размеров пачку банкнот, отсчитал ровно столько, сколько хватило бы купить десятую часть квартиры в застройках прошлого столетия, и хмуро протянул ей.
- Можем кого-нибудь придушить.
- Забудь, - буркнул он и, оставив в немытых руках всю отсчитанную сумму, направился далее.
 Спустя минуту пешей прогулки он почувствовал, что устал. Найдя взглядом уличные скамейки, он, скрутившись калачиком, улегся под одну из них, натянув поглубже шляпу на лицо, чтоб никто не смог разглядеть глаза.
 Усталость была ни разу не физической. Моральные дилеммы, борьба со своими демонами, саморазрушающийся на фоне внешних обстоятельств внутренний мир - всё смешалось воедино, обрушиваясь как снежная лавина, сметая всякий добрый умысел, исходящий из терзающейся души, на своем инфернальном пути. Самобичевание, достигшее своего апогея, разрывало сердце на мелкие останки былых оптимизма и энтузиазма, воодушевления и вдохновения, раскидывая ошметки канувшей в Лету молодости столь поодаль, что эхо собственных желаний и стремлений утонуло глубоко в болотах циничной повседневности сегодняшнего дня. От прошлого "Я" разделяют годы и годы. От прошлого "Я" разделяют резцы усопших мечт...
 Из глубоких мыслей его вывел знакомый голос. Осторожно приподняв козырек шляпы, он увидал сегодняшнего кавалера, который давеча лебезил перед своей принцессой, идущего рядом с приятелем и залихватски ему поведывая о своих похождениях:
- ...И сегодняшняя Марина - тому острое доказательство: у каждой женщины есть свои прыщи на тараканах в головах, у каждой мадемуазели, примазав вазелином по ушным раковинам, пойдет голос в голове с близ лежащей станции радио, у каждой мадам есть свой отросток личности, свой процент личности, которым они не владелицы, и суть вопроса заключена лишь в одном - как найти подход под завалами в тоннеле, дабы заключить сделку с наибольшей выгодой для себя, арендовав сей аттракцион доселе невидимой любови...
 Сплюнув на землю, себе под нос, он встал и шатаясь направился в сторону дома. Вмиг даже звезды начали слепить глаза сиянием, и он, обрушившись на землю, резко затрясся. Всё тело внезапно охватило судорогой, руки и ноги начало выворачивать наизнанку, глаза словно готовы были вырваться из орбит. Со рта пошла пена. Он чувствовал, что его шея вот-вот сама себя свернет. Дыхание как-то незаметно перестало поступать в легкие, заставив сердце колотиться о стены, как слепой попугай, которому детишки владельца в угоду чувству юмора паяльником отсоединили лапы. Весь мир затрясло вместе с организмом, и он уж было стал мысленно прощаться с солнцем и дождем и прочими благами, когда неожиданно для себя ощутил, как чьи-то руки заботливо начали удерживать его конечности, а самого перевернули на бок, поддерживая голову и язык.
- Держи его крепче, - услышал он голос, и несколько пар рук стали удерживать его еще сильнее.
 Спустя минуту приступ прошел. Он полностью оклемался, смог самостоятельно приподняться, рассмотреть сгрудившихся ребят - все молодые, а некоторые еще и знакомые.
- О, здрасте, - сказала девочка, и он ее узнал. "Да это же Катя..." - пронеслось в голове, пока на лице девочки отчетливо было выражено отчаянное желание вспомнить имя "бати Лизки".
- Привет, - облизал он высохшие губы. - Катя, подружка Лизы?
- Одноклассница...
 Развернувшись, все пятеро ребят направились в противоположную от его сторону. Став на ноги и отряхиваясь, он посмотрел вслед уходящей компании, акцентировав внимание на Кате.
- П-поп-п-почка, - прошептал он, и ноги его подкосились. В свои четырнадцать она выглядела на все шестнадцать. Ее талия в голубых джинсах и не по погоде надетой кофточке, подчеркивающей спелые аппетитные молодые грудки, прям-таки кричала о том, что повидала многое на своем пока еще коротком веку. Длинные золотистые волосы обрамляли миловидное, но ехидненькое личико, а ярко блестящие глазки с бесятами во взоре могли свидетельствовать о том, что с такой девочкой точно не заскучаешь. Непреодолимое желание его повело, и он подался вперед.
- Катя!
 Ребята остановились, обернулись.
- Подойди.
 Она послушно подошла, с интересом ожидая, что последует дальше.
- Хочешь, куплю тебе выпить? Ты заслужила.
- А вы, видимо, уже?
 Он проследил за ее взглядом, направленным на его мокрый пах.
- Это бывает. Это горечь воздаяния.
- Хорошо, купите бухла, но только я пойду с Денисом. Он мой приятель хороший, ему тринадцать, но он в порядке.
- Конечно, - посмотрел он на нее отсутствующим взглядом, и они, взяв с собой третьего, отправились после круглосуточного ларечка в темное место за гаражами, где с другой стороны их охраняла скучающая в ночное время среднеобразовательная школа.
- Не будьте, как я, - произнес он после того, как откупорил тары и они делали свои первые глотки.
- Да ладно, - сказала Катя, а Денис исподлобья наблюдал за всем. Все еще раз отпили.
- Что покажу, - проговорил он и, схватив с земли в охапку мелкий мусор вместе с камешками щебенки, под звонкий молодежный смех, осыпал им ребят. Затем он повторил действие, еще, и еще. Достав с кармана телефон, Катя с серьезным видом показала фотографию:
- Это моя мама.
- Не грусти по ней.
 Денис, залихватски присвистнув, стянул с себя штаны. Он посмотрел на ножки парня, такие по-детски невинные, такие стройные и манимые. Хлопая себя по ляжкам, Денис подскочил, как наездник, к нему впритык, рукой наклонил его голову к самому своему лицу, и спросил:
- Я ведь нравлюсь вам?
- Очень... - ответил он, не помня себя от переполняющих чувств. Денис, нагнувшись, начал языком лизать мокрое пятно на брюках. Катя, подойдя, стала водить вокруг парней хоровод, напевая мотив некой незатейливой мелодии:
- Гори в огне... Я вся твоя... Наши души станут камнем...
 Денис, поднявшись, руками надавил ему на плечи, заставив его стать на колени. Достав с кармана раскладной ножичек, Денис начал гладить лезвием его волосы и шею.
- Пылай, пылай... Не смей молиться... Я зрачки наши сошью...
 Лезвие ножа гуляло по щетинистому лицу, гладило губы, рисовало щеки, целовало в лоб. Они становились одним целым - он и нож. И тот, кто нож держал.
- Погаснет солнце... Вымрет ветер... Задует наши души смерть...
 Нож, обогнув очередное очертание лица, опустился в руку. Денис вложил ему в руку нож рукоятью.
- Ты знаешь, что делать? Ведь знаешь?
- Знаю...
 Рука крепко сжала нож.
- Костьми нам станет покрывало... Запеленает ужас нас... Несись, несись ты в ад...
 Смотря в глаза Дениса, словно завороженный, он провел острием по шее, будто в гипнозе, выпуская кровь, не видя ничего и никого вокруг, давая ей столь желанную свободу, утопая в очах парня, по-настоящему открыв всему миру самого себя.
- С пеленок мы - лишь пища... Мы хворост для костра, в огонь... И в мрак, и в мрак, и в мрак...
 В глазах его потемнело. Выронив нож, обессиленный, он повалился на бок, позабыв о дыхании. Его помертвевший взгляд в глянцевых пустых зрачках видел лишь взор тринадцатилетнего парня, запечатлив его навеки, унеся с собой во вселенную, чтобы одаривать им богов. Жгучая кровь, вырвавшись на волю, вовсю оплакивала обмякшее тело, напоследок наполняя его своею силою, запитывая своею сущностью, охраняя покой очерчиванием границ.
- Не надо слез... Всего лишь дни... Утратив жизнь, забыл себя...
 Песня по чуть-чуть стала отдаляться, и лишь последние мгновения он мог уловить своим обретшим покой естеством, своим остановившимся сердцем.
- Ты знал, что будет... Не знал, что было... Я люблю тебя больше всей жизни...