Кустодиевская барышня

­­
– Отдай мне тортик! Хватит сладкое трескать. Смотри, животик уже отрастила... Как будто ты снова беременна, – сказал Сашка.

И забрал на свою тарелку последний кусочек "Медовика", на который Ника положила глаз.
Ника такой подлости от родного мужа не ждала. Как это – не есть сладкого? Какой ещё живот? Где?!

    Ника привыкла, что она стройнее всех на свете. Красотка ноги-от-ушей, талия осиная, личико прозрачное... Можно есть шоколадки в любом количестве – всё моментально сгорит. Считать калории, париться в спортзале,  морить себя голодом – это для кого-то другого.
     Слова мужа – любимого, но не имеющего никакого понятия о такте – прозвучали для неё  как жуткое оскорбление.

Ну да, остался немного живот после беременности, но он уйдёт когда-нибудь! Сам.

Ника побежала к трюмо и начала себя придирчиво рассматривать.
Вот ноги – длинные и стройные.
Лицо – симпатичное: большие серые глаза, густые ресницы, пухлые губы.
Руки с тонкими изящными запястьями. Длинные точёные ноги.
Талия... Нуууу...
Скажем так: она вроде есть. Если поискать.

Но нельзя же так придираться к единственному крошечному недостатку.   Чудовище, а не муж!

"Сашка меня просто не  любит", – подумала Ника и всхлипнула.

...Сашка, конечно, ничего  не понял и не заметил. Просто проглотил на ходу кусок последний кусочек  торта – и был таков.Работа зовёт!

...Ночью в супружеской постели Ника с отчаянием  думала о разводе.
Думала просто так, из чувства обиды и желания отомстить: уходить было некуда и не к кому. Не к маме же в однокомнатную возвращаться?

...Утром, готовя завтрак, она решила ещё раз убедиться, что муж – дурак.

– Саш, я некрасивая, да?

 Голос её чуть дрогнул и сорвался на последнем слове. Саша оторвался от экрана смартфона, удивлённо глянул на неё, но ничегошеньки не понял.

– Чего ты опять начинаешь? Я такого никогда не говорил! Ты красивая.
– Ты велел мне тортик не есть, потому что у меня живот...
– Ну живот и живот, у всех живот,  чего ты докапываешься?
– Я докапываюсь?!
– Ты докапываешься!!!

Ника всхлипнула и придвинула к себе салфетницу – приготовилась вытирать неудержимо набегающие  слёзы.
"Так-так-так, надвигается гроза, пора валить", – понял Саша.
Он большим глотком  допил кофе, схватил с тумбочки ключи от машины и поспешно сбежал на работу.

   Коля, Рыбка-Колюшка,  резво приполз  из коридора.  Ходить сын уже умел, но всё ещё считал, что передвигаться на четвереньках – куда  надёжнее.  Он внимательно посмотрел на Нику снизу вверх, немного поразмыслил, а затем принялся нежно гладить ладошкой  материнскую щиколотку.

Ника ещё чуть-чуть поплакала, затем потянулась к вазочке с конфетами.
Если муж всё равно уже разлюбил, то почему не доставить себе немного радости?

"Фиг с ним, на  ужин только грейпфруты буду есть. Или броколли. Бегать завтра с утра пойду..."

   Из окон пятого этажа было хорошо видно вывеску кондитерской: "Дольче вита".

  – Колюшка, пойдём гулять? – сказала Ника.

  – Дя! – охотно откликнулся сын.

  Во дворе пахло свежей выпечкой и карамелью. Ноги сами понесли Нику в сторону кондитерской – да и коляску было удобнее толкать по лужам именно в этом направлении...

   Коробочку ароматных, пропитанных ликёром пирожных она умяла одна.  Колюшка тоже потянулся, но Ника строго сказала:

– Нет! Это кака!  – и сунула сыну пакетик с фруктовым пюре.
Коля недовольно захныкал, но быстро отвлёкся, –  засмотрелся на бодрых воробьёв, затеявших на заоконной кормушке ссору из-за пары хлебных крошек.

  Было вкусно. И спокойно так стало на душе – вместо крови по венам побежал живительный сироп. Жизнь сделалась куда терпимее – исчезли серые предвесенние тучи, небо за окном вдруг отмылось,  очистилось,  засверкало нежной мартовской лазурью...

Упаковку из-под пирожных Ника не поленилась выкинуть в мусоропровод. Конечно, вряд ли Саша будет копаться в помойном  ведре, но хорошо бы скрыть следы сладкого преступления понадёжнее...

Так оно всё и продолжилось.

    Нынче – едва  муж уходил на работу – Ника шла искать утешения в кондитерской.

...Конечно, месяца за два она прилично поправилась. Пополнели руки, плечи стали по-женски округлыми, лицо приобрело сытое и благодушное выражение.

   Как-то раз Ника  столкнулась на лестнице с соседкой-искусствоведшей Аллой Фёдоровной. Пока ехали в лифте, та внимательно разглядывала Нику от макушки до пят. Ника засмущалась, но всё же спросила:

– Что скажете, Алла Фёдоровна? Я растолстела, да? Стала страшная?

– Нет, что вы,  Никушка... Знаете...  Вы очень похорошели. Раньше вы были такой... немного угловатой, что ли... Как подросток... Сейчас вы напоминаете мне девушку с полотна Кустодиева – пышущую здоровьем, довольную жизнью.

– С каких полотен? Кустодиева? – растерянно переспросила Ника.
Она совсем не разбиралась в живописи.

– А заходите ко мне как-нибудь на чай с плюшками, я вам покажу кустодиевских красавиц.  У меня есть старые альбомы с репродукциями.

   Ника заходить не стала, а дома быстренько посмотрела картинки в интернете. Впечатление осталось сложное. Где-то в глубине души она по-прежнему считала себя лёгкой, невесомой феей, а вовсе не краснощёкой купчихой с картин русского художника.

    Но пришлось смириться: "Ладно, зато у меня настроение теперь получше".
    Вечером она купила свежий шоколадный торт и поставила его на стол перед Сашей.

– Что празднуем? – спросил тот осторожно.

Его  несказанно радовало, что с лица жены в последнее время исчезло недовольное выражение. Было хорошо и немного страшно: вдруг он опять ляпнет что-то,  спровоцирует истерику, окажется во всём виноват? Как же не хочется испортить тихий семейный вечер выбором неверной темы для разговора!

Но Ника была удивительно спокойна.

– Знаешь, зая, ты какая-то другая стала, – сказал Саша.

– Какая? – Ника улыбнулась ему ласково – совсем как прежде. Может быть, даже ещё ласковее.

– Мягкая, уютная. Не дёргаешься... Интересно, почему?

– Просто я устроила себе сладкую жизнь, Сашка...