Возвращение

Война закончилась, и снова в неизвестность , кто с фронта , кто из эвакуации, потянулись домой уцелевшие земляки . Эвакуированным (большинство которых « прибилось» к оставшейся в Ярославской области родне) в ноябре 1945 года сообщили о том, что они могут вернуться домой. Собрали эшелон в Угличе и отправились в ставшие домом Мустамяки . Вместе с прежними жителями в деревню приехали несколько новых семей из Кировской области. ( в 1945 году из прибывших на Карельский перешеек 1035 семей, 407 прибыли из Ярославской области, 318 - из Вологодской и 310 - из Кировской.)

Отправились туда , где их не очень-то и ждали. Дома их были заняты рабочими подсобных хозяйств , временно организованных ленинградскими предприятиями , а части домов вообще как — бы и не было. Осенью 1946 года в «Ленинградской правде» была опубликована заметка «Хищник и его покровители». Речь в ней шла о том, что председатель Райволовского райисполкома М.К. Слободкин содействует расхищению домов. 24 октября 1946 года состоялось заседание Леноблисполкома, где выступил его председатель И.С. Харитонов : «Что получалось практически? Приходил генерал или другой-какой работник к товарищу Слободкину и говорил: "Домик подберите, посмотрите, чтобы он был на дрова похож, вроде сломанный". Все это делалось, выносилось решение, приходил гражданин, облюбовывал дом с годностью в 98 %, а потом разбирался и увозился в Терийоки, Парголово, Лахту, Сестрорецк». М. К. Слободкин был снят с должности и привлечен к судебной ответственности.(положив начало традиции укоренившейся в Выборгском районе )

Кое — как устроилиссь и пережили страшную, голодную, не уступавшую блокадным , первую послевоенную зиму. Следующим летом перегнали из Восточной Пруссии скот. Отремонтировали и построили новые фермы, конюшню, свинарник,птичник и циплятник . На южных склонах холмов, спускавшихся к озеру, бригада М. А. Боева выращивала капусту. В парниках зрели огурцы. Разводили птицу. Дед Николай Кинчин устроил пасеку. В конце 1957 года построили теплицу, потом инкубатор. Виктор Лемехов пригнал из Горького первую колхозную машину.

Жили, работали, кормили страну, крутясь в бесконечной череде затей партии и и правительства : укрупнялись - свозили финские хутора в одну кучу, занимались яровизацией и мелиорацией, сеяли в болотах кукурузу и прочее .

Заменяя финские названия деревень и хуторов на русские, сохранить название Ягорба власти не захотели, вся округа скопом стала называться Горьковское, но вновь образованный колхоз назвали, как в Ягорбе — «Память Ильича». В очередную компанию колхоз был преобразован в совхоз . 23 марта1960 в трудовой книжке отца появилась запись: «Совхоз «Поляны» принят в порядке перевода в качестве рабочего в отд. «Горьковское».
Жизнь шла - отцы, становясь стариками, продолжали работать в совхозе. Дети же , до определённого возраста отплясав в клубе , покидали деревню, пополняя заводы ,стройки ,тюрьмы и особенно массово — траловый флот страны. В деревню приезжали новые люди — селились в построенных кирпичных бараках и размножались. Появились дачники, сначала снимали комнаты, потом начали скупать дома.

Сегодня в клубе пляшут внуки убежавших из деревни «блудных сыновей», теперь возвратившихся и копошащихся на отцовских пепелищах. Все строятся. Сохранившиеся финские домики перестраивают до неузнаваемости и огораживают заборами. Лагерный забор становиться основной архитектурной формой деревни.

Станция чудовищно приросла скученными садоводствами. На берегу озера отгрохали коттеджный посёлок – роскошный аквариум капиталистических акул. Вместо паровика-подкидыша ходит электричка, со свистом летит скоростной «Аллегро», мимо безлюдной заснеженной станции, и строящегося через железнодорожные пути циклопического виадука, по которому поведёт в будущее великая горьковская дорога ( которую асфальтировали на протяжении сорока лет и наконец закончили).

                ***

Ходить бывает склизко по камешкам иным.
И так,о том что близко,мы лучше умолчим…
Что аз же многогрешный на бренных сих листах
Не дописах поспешно или переписах,
То, спереди и сзади читая во все дни,
Исправи правды ради, писанья ж не кляни…