Senex. Книга 1. Глава 15

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 15. Откровенный разговор с начальником

Отсутствие денег раздражает меня, но не
в силах сделать меня несчастным.
А. Пушкин

          Сначала Василий Порфирьевич решил, что не будет разговаривать с начальником по поводу уменьшения зарплаты… Но в воскресенье вечером он понял, что решение проигнорировать агрессивный жест Гайдамаки - это демонстративное выражение презрения к начальнику, и Гайдамака это сразу поймёт. В прошлом году Василий Порфирьевич решил, что Гайдамака, нарушив своё обещание насчёт размера зарплаты, сам дал ему повод презирать начальника, и он даже гордился тем, что презирает Гайдамаку. Но теперь Василий Порфирьевич понял, что презрение к начальнику было неосознанным поведением, потому что он ещё не понимал, что значит презирать людей. Сейчас, когда он ощутил презрение к нему в поведении Королёвой, когда понял, как это омерзительно и пагубно для человека, презирающего другого человека, он уже не гордился своим презрением к начальнику. Поэтому Василий Порфирьевич решил, что должен поговорить с Гайдамакой по поводу зарплаты, чем бы ни закончился этот разговор. 
          В понедельник он проснулся в 5 часов, пролежал до 6 часов, в ожидании звонка будильника… И вдруг понял, что ему лучше пойти на работу раньше и поговорить с Гайдамакой, пока никого нет. Через полчаса он уже вышел из дома. Василий Порфирьевич пришёл на работу в 7.45 и сразу пошёл к Гайдамаке, а, чтобы не вызывать у начальника ненужных ассоциаций, он решил выглядеть так же, как обычно, то есть взял с собой блокнот, с которым всегда ходил на приём к начальнику. Василий Порфирьевич не только выглядел, как всегда, но при этом, на удивление, его руки не тряслись от страха, его сердце билось в обычном ритме, а не учащённо, он был почти спокоен, потому что заранее отказался от мысли воевать с начальником.
          - Что ты хотел? - спокойно спросил Гайдамака, подписывая документы.
          - Я хотел узнать насчёт своей зарплаты. Она стала меньше. Вы меня за что-то наказали?
          - Нет, - спокойно ответил Гайдамака. - На самом деле так получилось из-за того, что Крутов в отпуске, а я не успел подписать у него бумаги, когда он уходил в отпуск. Это не очень хорошо, и в следующем месяце всё будет нормально.
          - Ну, хорошо. А то я подумал: может, что-то не так?
          - Нет, я бы сказал.
          - Я тоже считаю, что Вы обязательно сказали бы.
          Василий Порфирьевич извинился, что зря побеспокоил начальника, и вышел. Ситуация благополучно разрешилась... Но она возникла не случайно: он должен был поработать над своим стереотипом. Сейчас он был счастлив оттого, что ситуация благополучно разрешилась, что его страхи были слишком преувеличены богатым воображением. Он был счастлив, потому что понял, как ему дорога эта работа, и не только потому, что давала ему деньги и высокую должность. Она была ему дорога ещё чем-то, о чём он пока не догадывался.
          Василий Порфирьевич вернулся к себе, тут же позвонил Гайдамака, сказал, чтобы Пешкин зашёл к нему, и Василий Порфирьевич передал Пешкину слова начальника.
          - С заявлением? - спросил Пешкин.
          - С какой стати? - удивился Василий Порфирьевич.
          - А жаль! - сказал Пешкин с вызовом, пошёл к начальнику и вернулся с подписанным Гайдамакой заявлением на отпуск, к которому была приклеена его записка: «Макаровой - виза Морякова».
          Василий Порфирьевич завизировал заявление и отдал Пешкину, который в отпуске будет отдыхать в санатории в Белоруссии.
          После обеда Василий Порфирьевич доложил Гайдамаке о предложениях корпусообрабатывающего цеха по корректировке стандарта ПДО, а он развил тему и поручил Морякову реализовать передачу деталей по электронным накладным из корпусообрабатывающего цеха в сборочно-сварочный цех. У Василия Порфирьевича появилась большая серьёзная работа, и он совершенно успокоился.
          Королёва, едва переступив через порог, капризно заявила:
          - У нас в комнате пахнет мышами, как в архиве! – и стала уговаривать Ильюшина открыть окно, хотя на улице было гораздо холоднее, чем на прошлой неделе. Но Ильюшин был неумолим.
          На прошлой неделе Гайдамака поручил Королёвой написать общую концепцию ввода дат в программу DRAKAR. Она энергично взялась за дело: а как же, ведь «концепция» - это её любимое слово, ещё не закончила его, а он сегодня снова вызвал её и сказал:
          - Диана Ефимовна, бросайте задание, которое я Вам поручил, и приступайте к более важному заданию: разработке концепции формирования графиков строительства заказов.
          - Я в этом ничего не понимаю! - откровенно призналась Королёва. - И мне хватит этой работы до конца жизни.
          «В этом Гайдамака абсолютно предсказуем – поручает работу не тому, кто является профессионалом в этом деле, а дилетанту, который совершенно точно никогда не станет профессионалом в этом вопросе», - констатировал Василий Порфирьевич.
          Но делать было нечего, Королёва начала разрабатывать концепцию формирования графиков строительства заказов — и у неё началась паника, потому что Гайдамака, наконец, нашёл для неё задание, в котором она ничего не понимала, а спросить было не у кого – «палочка-выручалочка» Слизкин в этом тоже ничего не понимал. В этом вопросе прекрасно разбирались строители заказов, потому что это был их хлеб… Но Гайдамака находился с ними в постоянной вражде, он не называл их по фамилиям, а отзывался о них исключительно пренебрежительно: «Эти мерзавцы!» Преимущество Королёвой перед Василием Порфирьевичем улетучилось, и они оказались в равном положении. Более того, это задание лишило Королёву и преимущества перед начальником, который, как бывший корпусник, разбирался в графиках формирования заказов, поэтому и глумился над ней. Королёва уже не щеголяла красивыми фразами наподобие «священной обязанности» и не говорила о том, что начальник ничего не понимает, а она всё знает лучше всех.
          Гайдамака, ничего не подозревая, дал Василию Порфирьевичу возможность выйти за пределы стереотипа, когда уменьшил ему зарплату, Василий Порфирьевич справился с этой задачей и восстановил нарушенное душевное равновесие. Теперь Гайдамака дал Королёвой возможность выйти за пределы собственного стереотипа, в соответствии с которым она считала себя умнее всех, но она даже не догадывалась об этом. Выполняя задание начальника, она постоянно жаловалась:
          - Я люблю получать удовлетворение от конечного результата, а в течение последнего месяца я занимаюсь непонятно чем, поэтому у меня нет конечного результата. – Потом она добавила: - И в этом я сама виновата! Я говорила начальнику: «Работы много, давайте возьмём Мишу». Взяли Мишу - Диану можно увольнять!
        У Василия Порфирьевича невольно родилась притча: «Вначале был Ильюшин. Бог увидел, что Ильюшину скучно, и послал ему Василия Порфирьевича. С Василием Порфирьевичем Ильюшину стало ещё скучнее. Увидел это Бог, и послал им Диану Ефимовну. Ильюшину и Василию Порфирьевичу стало весело, но Диане Ефимовне стало скучно без Пешкина. Бог увидел это и послал ей Пешкина. Диане Ефимовне стало весело, зато всему заводу стало не до веселья».
          Но вслух Василий Порфирьевич сказал другое:
          - Взяли Мишу - работы стало больше!
          В ответ на его шутку Королёва приглушённым голосом заговорщицы сказала:
          - Василий Порфирьевич, скажу Вам по секрету: на заводе образовалась группировка под руководством строителей заказов, которая хочет сместить Гайдамаку. Только никому не говорите!
          В последнее время Королёва стала жаловаться, что она мёрзнет, и часто просила Пешкина закрывать окно. Однажды Королёва сама закрыла окно, надела тёплую жилетку и стала жаловаться Василию Порфирьевичу:
          - Василий Порфирьевич, Пешкин, злодей, совсем заморозил меня! Хоть бы Вы заступились за меня!
          Но Василий Порфирьевич на подобные уловки уже не поддавался: «Нет уж, ты сама себя наказала! Не руби сук, на котором… висишь!»
          Зато у Василия Порфирьевича на работе появилось ощущение, что он дома. Он вплотную занялся вопросом электронной передачи деталей из корпусообрабатывающего цеха в сборочно-сварочный цех. У него, конечно, было подозрение, что эта затея может закончиться ничем, как это произошло с другими заданиями от Гайдамаки, но он всё равно должен был чем-то заниматься, чтобы чувствовать себя востребованным, и чтобы начальник видел его работу. Гайдамака собрал совещание, на котором Василий Порфирьевич активно выступал, убеждая цеха и самого Гайдамаку в своей правоте.
          Пешкину тоже доставалось от Гайдамаки, он так загонял обладателя уникальных способностей, что тот пожаловался ему:
          - Работы всё больше и больше, а народу не прибавляется!
          Василий Порфирьевич сразу смекнул, что «воспитанник» Королёвой намекал начальнику, что Морякова тоже надо привлекать к их работе… Очень важной работе… На радость «маме». Выражая недовольство «передовыми» идеями Гайдамаки, Пешкин на самом деле был недоволен самим собой. Ведь он тоже фонтанировал разными бредовыми идеями: то ему захотелось установить ширму на своём столе, то ему захотелось убрать перегородку Ильюшина, то он захотел развернуть свой стол, то ему в голову пришла «гениальная» идея держать окно всегда открытым… В середине октября… Зато сейчас Гайдамака своими бредовыми идеями полностью подавил фонтан идей Пешкина, и теперь юный вундеркинд был недоволен не только своим начальником, но и своей работой:
          - У меня уже в глазах рябит от этих проработок! – ворчал он.
          Но ради денег Пешкин всё равно записался на субботу, и Королёва весь день жалобно отговаривала его от работы в субботу, потому что опасалась за его здоровье, но Пешкин был непоколебим. А чтобы «мама» не ругалась на него, в понедельник Пешкин пришёл раньше всех и уложил на столе Королёвой аккуратной пирамидкой шоколадные конфеты.
          В последнее время Пешкин стал развязно зевать во весь голос, развалившись на стуле с самодовольным видом, словно он дома. Василий Порфирьевич был искренне удивлён, что Королёва, этот образец культурного поведения, терпела такое «некультурное» поведение своего воспитанника. Подобное поведение удивляло Василия Порфирьевича, но не злило, после благополучного завершения кризиса самооценки он уже не испытывал агрессии против Гайдамаки, Королёвой и Пешкина, потому что ему удалось расширить границы своей самооценки. Раньше он думал: «Если начальник наказал меня деньгами, значит, я плохой работник». Но теперь, в своей расширенной реальности,он начал понимать другое: «Причина наказания деньгами может быть не только во мне, но и в начальнике, и в других людях, которые могут влиять на начальника». А таких людей в его окружении было более чем достаточно, и это он видел на примере Королёвой. Вполне вероятно, что Гайдамака, под влиянием таких людей, мог ненадлежащим образом исполнять свои обязанности, то есть он перестал соответствовать занимаемой должности. А поскольку весь завод находился в состоянии неопределённости, то это пока не бросалось в глаза.

          * * *
          Королёва пошла к Филиппову решать свои вопросы... И вернулась от него в слезах:
          - Он меня прогнал! - пожаловалась она, чуть ли не рыдая. - Он сказал, что не будет заниматься моими вопросами. Такое впечатление, что на этом заводе никому ни до чего нет дела. Каждый отдел занимается только своими вопросами.
          Глядя на рыдающую Королёву, Василий Порфирьевич не мог отделаться от ощущения, что эта женщина живёт только настоящим, что для неё не существует ни прошлого, ни будущего. А ведь она не просто обидела тишайшую Валентину Фёдоровну, подчинённую Филиппова, она во всеуслышание объявила ей войну, а после этого, как ни в чём не бывало, обращается за помощью к Филиппову, начальнику Валентины Фёдоровны. И теперь искренне удивляется, что он её обидел. У Королёвой нет никакой связи между событиями и её отношениями с людьми, для неё существует только она одна.
          Королёва снова пошла к Филиппову, высказала ему всё, что она о нём думает, и, вернувшись, она сказала с угрозой:
          - Ничего, теперь я доберусь до Генерального директора! Всё равно увольняться!
          Отчаявшись, Королёва решила написать служебную записку Генеральному директору Фомину, чтобы хоть он отреагировал на её просьбы навести порядок в программе DRAKAR. Она пошла в БОП, стала приставать к Грохольскому, чтобы тот дал ей выпить, и Грохольский пригласил её в обед на корпоратив по случаю подъёма флага на корвете. Для завода подъём флага на построенном и сданном государственной комиссии корабле - это большой праздник, поэтому в обед все собрались у Грохольского, выпили, поздравили друг друга с праздником, а потом Василий Порфирьевич пошёл на подъем флага. На торжественной церемонии подъёма флага Василий Порфирьевич вдруг вспомнил, что на корпоративе он высокомерно вёл себя по отношению к Королёвой, а причина была в том, что в последнее время она лишилась сил, всё делала невпопад, и в нём заговорило злорадство и презрение к ней. Но для себя он уже давно решил, что должен избавиться от презрения к женщинам, которое в нём было ещё очень сильно, и для него не было пути назад, потому что от этого зависели его отношения с женой.
          Состояние Королёвой к концу рабочего дня ухудшилось, и на следующий день она не пришла на работу… А, может, с расстройства просто выпила лишнего у Грохольского…В связи с этим Василий Порфирьевич по-новому посмотрел на её отношения с Пешкиным. Королёва взяла на себя роль строгой матери Пешкина, но после своего отпуска стала как-то вяло исполнять свою роль. Она уже не кричала на него, а вчера у неё вообще было плохое самочувствие. Ролевые игры трудно поддерживать обычному человеку, а для Королёвой, которая не смогла ужиться со своим мужем под одной крышей, это, видимо, было особенно трудно, потому что, работая по восемь часов в день в течение недели бок о бок с Пешкиным, она, по сути, жила с ним под одной крышей. Может быть, именно поэтому она всё настойчивее убеждала Пешкина в том, чтобы он искал более достойную работу.
          В 9 часов всех сотрудников отдела пригласили к начальнику на аудит. Начальник Отдела стандартизации сказал вступительную речь, и всех распределили между аудиторами. Василия Порфирьевича терзал молодой аудитор Алексей Евгеньевич Сергеев. Он подробно спрашивал его об обязанностях Начальника БАП и о формировании графиков строительства заказов, которые по собственной инициативе взвалил на ПДО Гайдамака. Молодой человек был очень дотошный, но о производстве не имел ни малейшего представления, и Василий Порфирьевич порой чувствовал безысходность и сильное раздражение, потому что молодой специалист не понимал, о чём он ему говорил. Но Василий Порфирьевич взял себя в руки и больше двух часов беседовал с ним предельно уважительно, потому что уже сейчас готовил себя к ближайшему будущему, которое наступит при смене собственника. А что если при новом Генеральном директоре Начальником ПДО назначат такого же молодого и неопытного человека, как сегодняшний аудитор? Тогда всем сотрудникам отдела придётся проходить тест на лояльность к новому начальнику, и решающее значение будут иметь личные амбиции сотрудников.
          На следующий день аудитор Сергеев снова пришёл к Василию Порфирьевичу, чтобы получить графики корпусных цехов, и Королёва, которая чудесным образом «выздоровела», стала возмущаться, что он, такой «молодой, тупой и наглый», пришёл проверять её, такую умудрённую опытом и обременённую огромными знаниями (хотя он пришёл не к ней, а к Василию Порфирьевичу), и стала орать на него, как раньше она орала на Пешкина. Аудитор отбивался от неё, как мог. Василий Порфирьевич принципиально не стал вмешиваться, хотя видел, в какую неприятную ситуацию попал молодой аудитор, он позволил Королёвой до конца сыграть избранную ею роль. Вчерашняя «болезнь» Королёвой очень удачно развела их во времени, чтобы дать возможность каждому из них по отдельности сдать экзамен на смирение. Сегодня Королёва не сдала экзамен на смирение, который Василий Порфирьевич вчера сдал блестяще. Когда аудитор ушёл, Королёва долго не могла отойти от возмущения:
          - С другим аудитором, Канашиным, хоть можно поговорить о производстве, а этот пришёл к нам с растопыренными пальцами!
          Но Василий Порфирьевич считал, что главная вина аудитора Сергеева перед Королёвой была в том, что он молодой. Королёва снова прекрасно сыграла свою роль, которую она блестяще играла в своих отношениях с Пешкиным. Она изначально настроилась общаться с аудитором, как умный и опытный взрослый общается с несмышлёным ребёнком. Точно так же она общается с Пешкиным и пытается общаться с Ильюшиным. Но аудитор Сергеев был не просто молодым несмышлёным инженером – он находился при исполнении должности аудитора, и перед любым человеком в этой должности обязаны безропотно отчитываться, забыв про свои амбиции, все сотрудники завода, в том числе и начальники. Это был своеобразный экзамен на способность каждого работника подчиняться жёсткой заводской структуре власти, без которой невозможно организовать эффективное производство. Королёва показала, что она не видит себя в жёсткой заводской структуре власти, потому что она видела себя только на самой вершине этой власти. Королёва полностью отождествила себя с ролью строгой мамы несмышлёного ребёнка, она вела себя слишком эмоционально, и даже в общении с аудитором она не смогла отказаться от этой роли. И когда Василий Порфирьевич наблюдал со стороны за её лицедейством, то начинал понимать, что она своим отвратительным поведением не позволяет ему отождествить себя с ролью Начальника БАП, которую он с радостью взялся было играть. Более того, она никому из сослуживцев не позволяла играть свои привычные роли. Да что там сослуживцам — она даже Гайдамаке не позволяла играть роль всесильного Начальника ПДО огромного завода государственного значения!
          И, глядя на Королёву, Василий Порфирьевич начал догадываться, почему люди играют роли: «Над нами довлеет одна бессознательная мысль, нами управляет один стереотип: «Я недостаточен!» И всё из-за того, что каждый человек сам себя обесценивает в той роли, в какой он появился на свет – в роли Homo sapiens, человека разумного. А чтобы получить всё нужное, чтобы в полной мере почувствовать себя достаточным, человеку необходимо играть какую-нибудь роль. Вот и весь секрет».
          Ещё один урок, который прошёл Василий Порфирьевич, но не прошла Королёва, был связан с семьёй, с домом. Королёва кормит супчиками молодёжь… Зачем? Чтобы имитировать на работе собственную семью! Значит, на самом деле у неё нет семьи, несмотря на развешенные на стене фотографии внука. Всё, чем занимается Королёва - это профанация. Слово «профанация» происходит от латинского слова «profanatio» — осквернение святыни, то есть опошление, искажение общепризнанных ценностей (идей, моральных норм, произведений искусства, науки и т. п.). Профанация семьи, профанация работы. Вся бурная деятельность Королёвой - это всего лишь профанация работы и производственных отношений. И то, что она каждый день публично целуется с Булыгиным в губы - тоже профанация.
          Гайдамака занимает очень высокую должность, и он трясётся от страха лишиться этой должности и большой зарплаты, он произносит постыдные слова, имеет постыдные помыслы, совершает дела неблагопристойные. Но он, по крайней мере, пытается защитить то, что имеет, и это является его точкой опоры. Но ведь Королёва не занимает никакой должности, не имеет высокой зарплаты, а всё равно произносит постыдные слова, имеет постыдные помыслы, совершает дела неблагопристойные. Она защищает то, чего не имеет. Её зарплата явно не соответствует количеству затрачиваемой ею энергии. Это тоже профанация, её огромные усилия не могут обрести плоть, потому что она не имеет такой же точки опоры, как у Гайдамаки. Королёва – это фальшивка. А если фальшивка, которую изображает Королёва, устраивает Гайдамаку, то и он тоже занимается профанацией реальной работы. Все затеи Гайдамаки порождены отсутствием денег у завода, поэтому появление Королёвой с её запредельными эмоциями - это знак, говорящий о том, что более или менее реальная работа на заводе закончилась и началась сплошная профанация. И пока Королёва будет работать на заводе, Василий Порфирьевич будет знать, что завод не работает, а занимается профанацией.
          Пока Василий Порфирьевич наблюдал за лицедейством Королёвой, у него возникла навязчивая идея – избавиться от своей роли. Но как избавиться от своей роли? Поскольку все исполняемые роли требуют от человека повышенной эмоциональности – точно так же, как это происходит у актёров - то для выхода из роли необходим покой. Василию Порфирьевичу нужен был покой.

          * * *
          Гайдамака вызвал на совещание Королёву, Пешкина, Слизкина и Филиппова, и после совещания Королёва находилась в своём привычном приподнято-возбуждённом состоянии, потому что она снова была востребована, начальник без неё никуда... Она даже не догадывалась о том, что провалила экзамен, который устроил ей молодой аудитор. Её амбиции не позволили ей осознать этот важный момент. А Василий Порфирьевич был уверен, что сдал экзамен, и теперь находился в ожидании перемен.
          Королёва пошла к Филиппову, и, вернувшись от него, со смехом рассказала, как Филиппов отреагировал на её появление:
          - Когда я вошла, Филиппов печатал кому-то сообщение в заводской почтовой программе, и, увидев меня, вдруг лихорадочно нажал не ту кнопку, и программа разослала сообщение по всем заводским адресам. Ему тут же начали звонить и спрашивать, что это значит, он стал оправдываться, короче, наступил настоящий хаос!
          Она не могла сдержаться от смеха… А Василия Порфирьевича в этой истории удивило то, что всего лишь несколько месяцев назад сама Королёва, отправляя кому-то сообщение, по неопытности сделала то же самое, что и Филиппов при её появлении. Василий Порфирьевич уже в который раз убеждался в том, что мощная негативная энергия Королёвой способна влиять на людей, не говоря уже про Пешкина. Ведь идеи по усовершенствованию процесса планирования стали рождаться в голове Гайдамаки, подобно цепной реакции, только после того, как в ПДО появились Королёва и Пешкин. Раньше с ним такого не было. Создавалось впечатление, что Гайдамака просто не в силах расстаться с Королёвой, потому что мощный водоворот её энергии полностью захватил его. И Василий Порфирьевич благодарил Бога, что Он помогал ему защититься от этой всепоглощающей грязи.
          Королёва сообщила, что она с помощью Слизкина пытается устроить своего бывшего мужа конструктором в Отдел Главного Конструктора. Он не владеет программой Autocad, и ему придётся изучать её. Но сам он не очень рвётся на это место, потому что Главный Конструктор Калинин, несмотря на то, что он ставленник Слизкина, даёт бывшему мужу Королёвой маленькую зарплату. А согласиться на маленькую зарплату бывшему мужу Королёвой мешают амбиции.
          Василий Порфирьевич вспомнил свою историю трудоустройства: когда он устраивался на завод после того, как несколько лет не работал по своей профессии, вынужден был согласиться на маленькую зарплату в 11 000 рублей – и не прогадал. Ему удалось усмирить свои амбиции, в его жизнь вернулась утраченная за годы скитаний стабильность, и сейчас его зарплата составляла бы 35 000 рублей, если бы большой начальник Гайдамака не повёл себя, как мелкий мошенник.
          И когда Василий Порфирьевич вспомнил, как устраивался на завод, то совершенно неожиданно задал себе вопрос: «А что если Гайдамака предложит мне перейти на какую-нибудь инженерную должность с зарплатой, сопоставимой с моей нынешней?» И, поразмыслив, он понял, что, теперь, пожалуй, согласился бы: как инженер, он тогда станет для Гайдамаки совершенно неинтересен, и начальник, наконец, оставит его в покое.
          Королёва с каждым днём стала приходить всё позже. Василий Порфирьевич расценил это явление как свидетельство того, что её амбиции неуклонно усиливаются, и не исключал, что это может происходить за счёт ослабления его собственных амбиций. Он так решил, потому что амбиции человека — это его стремление к успеху, статусу и достижениям, это уверенность в своих силах, а Василий Порфирьевич в последнее время меньше всего стремился к успеху и высокому статусу. Ему нужен был покой.
          Гайдамака позвонил в 8.25 и спросил:
          - Королёва пришла?
          - Ещё нет, - ответил Василий Порфирьевич.
          - Когда придёт, пусть зайдёт ко мне, - довольно миролюбиво сказал Гайдамака. Он не удивился, что Королёва опаздывает, не возмутился вопиющему факту нарушения трудовой дисциплины, не устроил выговор Дьячкову, как формальному начальнику Королёвой. Однажды Гайдамака был очень недоволен, услышав от Василия Порфирьевича, что Ильюшин, которого он хотел видеть, ещё не пришёл. А по поводу Королёвой - никакой реакции!
          «Вдуматься только: начальник отдела, исполняющий обязанности Директора по производству, спокойно относится к тому, что его подчинённая злостно нарушает трудовую дисциплину! – удивлялся Василий Порфирьевич. - Это значит, что для этого начальника трудовая дисциплина — пустой звук… По сравнению с более важными вопросами – такими, как сохранение себя в кресле Начальника ПДО… А то и выше… Он разыгрывает перед своими подчинёнными лицедейство, в котором вместе с ним участвует и Королёва, и высшей наградой в этом лицедействе для Гайдамаки будут не аплодисменты зрителей, а гарантированная возможность удержаться в кресле начальника любой ценой».
          Василий Порфирьевич для себя отметил, что и Гайдамака, и Королёва вполне осознанно воздействовали на окружающих в соответствии с какими-то определёнными законами, которые они наверняка вычитали в умных книгах. Тот, кто не читал подобных книг, ни о чём не догадывался. Но Василий Порфирьевич читал подобные книги, и у него было ощущение, будто он, наблюдая за поведением Гайдамаки и Королёвой, водит пальцем по тексту одной из этих книг.
          Королёва пришла в 8.45, поздоровалась, но на Василия Порфирьевича упорно не смотрела… И Василий Порфирьевич лишний раз напомнил самому себе о том, что он выбрал правильную форму общения с ней: «Как волка ни корми, он всё равно в лес смотрит! Какими бы доверительными ни были отношения между нами, а она всё равно будет считать меня своим врагом, потому что моя должность выше её должности. С этим она никогда не смирится – амбиции не позволят! - А Василий Порфирьевич был готов смириться с тем, что Королёва всегда будет считать его своим врагом: - Хочет считать меня своим врагом – пусть считает! А я не буду считать её своим врагом. У меня нет врагов!»
          Булыгин, в это время зашедший к ним, строго спросил:
          - Диана Ефимовна только сейчас пришла на работу?
          И Василий Порфирьевич невольно отметил, что ему опять не хватает воображения, чтобы понять смысл происходящего: Булыгин каждый день прилюдно, демонстративно целуется с Королёвой взасос - и этот же «герой-любовник» строго контролирует, когда его «возлюбленная» приходит на работу. Как тут не вспомнить слова Глушко: «Какой у вас странный отдел! Какие завистливые люди!»
          - Кто-то называет это работой? - зло сказал Пешкин. - Наивные!
          Пешкин периодически ругал свою работу… Но это вовсе не значило, что Пешкин скоро уйдёт. Это означало только то, что он попал именно в то место, где он может подпитывать своё вечное недовольство всем и вся, а на самом деле он был недоволен самим собой, потому что до сих пор не смог стать программистом. В этом не было ничего экстраординарного, для Королёвой и Пешкина это было нормальное состояние. Теперь Василию Порфирьевичу стало понятно, почему Пешкин так быстро ходит, вернее, скачет: он постоянно от кого-то убегает. А на самом деле он убегает от самого себя.

          * * *
          Королёва перешла к следующему этапу чайной церемонии. На первом этапе она сама заваривала чай, приучая к нему Пешкина и Ильюшина, а теперь она сама чай не заваривала, зато просила об этом Ильюшина или Пешкина. Но на снобе Ильюшине, как говорят в народе, далеко не уедешь, поэтому чай всегда заваривал Пешкин.
          Королёва по-прежнему подолгу и демонстративно громко обсуждала с Пешкиным работу, которую она выполняла по заданию Гайдамаки, и если раньше Василий Порфирьевич заметно робел перед этими «гуру», то теперь, когда его темп жизни, на фоне сильной суеты, создаваемой Королёвой, значительно замедлился и успокоился, он уже видел, что она постоянно повторяется, что в обсуждаемых ими проблемах нет ничего сложного. Например, несколько дней назад она дала Василию Порфирьевичу почитать свою «концепцию» введения дат в программу DRAKAR, он начал внимательно изучать её, и ему стало понятно, что на концепцию это совсем не было похоже, это был всего лишь хаотичный набор пожеланий, к тому же напечатанный довольно безграмотно. Это и был стиль работы Королёвой, и в этом для Василия Порфирьевича не было ничего удивительного: человек, постоянно находящийся в паническом, суетливом состоянии, не способен создать нечто глубоко продуманное.
          Зато Василий Порфирьевич начал спокойно, не спеша формировать настоящую концепцию – свою собственную концепцию. Он начал с того, что задал себе простой вопрос: «Разве я хожу на работу ради того, чтобы ловить знаки внимания со стороны начальника? Нет! Я прихожу на работу, чтобы работать, а работы у меня много».
          Он вдруг понял, что до того дня, когда он узнал, что Гайдамака снова уменьшил его честно заработанную зарплату, начальник отдела, образно выражаясь, был его Солнцем, и когда светило заходило, Василия Порфирьевича охватывал страх. Но теперь он точно знал, что его настоящее Солнце никогда не заходит, и это Солнце всегда находится в нём самом.
          А вот Королёва и Пешкин совершенно точно приходили на работу для того, чтобы ловить знаки внимания со стороны начальника и изо всех сил стараться, чтобы он их возвысил над другими сослуживцами. И со стороны это выглядело пугающе. В настоящее время Королёва и Пешкин увлечённо обсуждали формирование графиков постройки заказов. Совсем недавно они так же увлечённо обсуждали внедрение в программе DRAKAR модулей обеспечения материалами - и были уверены, что без этих модулей завод остановится... Но эти модули сейчас благополучно забыты Гайдамакой, потому что есть «более срочная» работа. Таким образом, Королёва и Пешкин пошли по второму кругу, но их амбиции не позволили им осознать это. А Гайдамака всё это видел, поэтому пустил их по второму кругу… Потом пустит по третьему кругу… И так далее… Как белки в колесе…

          * * *
          В конце октября Гайдамака вызвал Василия Порфирьевича, поручил ему сделать анализ запусков деталей для корпусообрабатывающего цеха и тут же, для пущей важности, позвонил по громкой связи Начальнику конструкторского отдела и стал наседать на него:
          - Твой отдел собирается работать? По твоей вине завод сидит без работы!
На истеричный тон Гайдамаки Начальник конструкторского отдела спокойно ответил:
          - Завод сидит не без работы, а без металла, и ты это прекрасно знаешь!
          Все всё знали и понимали, поэтому спокойно ждали развития ситуации со сменой собственника… И только Гайдамака трясся от страха, что новый собственник завода может лишить его высокой должности, поэтому не оставлял судорожных попыток устроить бурю в стакане.
          Начались разговоры о том, что на счетах завода денег нет, и даже могут не выплатить зарплату за октябрь. На завод приехали немцы требовать деньги за внедрённую линию окраски. Генеральный директор Фомин ответил им, что Правительство выдало заводу гарантию на получение кредитов под выполнение Гособоронзаказа, но деньги завод пока не получил, потому что банки саботировали решение Правительства. Поэтому Фомин послал «шифровку» Путину, в которой доложил о саботаже банков, и скоро на завод должны поступить деньги. При упоминании о Путине немцы испугались и согласились подождать. Но в искренность намерений Фомина мало кто верил, все знали, что он жёстко отстаивает позицию обречённой ОПК олигарха Пугачёва, и борьба идет только за количество денег, которые его хозяин Пугачёв сможет ещё украсть у государства. Других целей у Фомина не было.
          Отсутствие у завода денег чувствовалось во всём: в туалете грязная лужа стояла каждый день; ёмкость для жидкого мыла протекала, но уборщицы продолжали наполнять её; электрополотенце не отключалось, и вилку просто выдернули из розетки; дверь в туалет была выломана и висела на честном слове; каждый день Василий Порфирьевич становился свидетелем того, как в туалете какой-то придурок сворачивал туалетную бумагу в тугой комок размером больше кулака, подтирался им, а потом бросал его не в ведро, а попеременно в  разные унитазы, и они периодически забивались, а Главный диспетчер Самокуров каждый день на всё это смотрел, но ничего не менялось; проходная завода разваливалась на глазах; завод не оплатил бумагу для принтера, Таня официально объявила, что на заводе нет бумаги, и теперь придётся печатать документы на черновиках, а когда у Тани закончилась чистая бумаги, она стала просить у всех черновики, чтобы печатать на них важные документы. В целях экономии стали в массовом порядке сокращать охранников.
          Когда Василий Порфирьевич четыре года назад пришёл на родной завод, всё работало довольно исправно: регулярно проводились строгие профосмотры, была строгая охрана, рядом с ним работали настоящие профессионалы, по сравнению с которыми он чувствовал свою никчемность. Но в последнее время всё стало больше походить на профанацию: профосмотры стали формальными, охрану сократили, рядом с Василием Порфирьевичем стали работать профаны. В этой ситуации у Василия Порфирьевича появилась возможность почувствовать свою значимость. Завод словно прогнулся под него, чтобы он ощутил свою значимость. Он видел, что разруха на родном заводе достигла кульминации, и Василию Порфирьевичу казалось, что энергия покидает эту точку пространства…
          «А может, всё как раз наоборот? – вдруг подумал он. - Ведь дверь была сорвана, словно ураганом, а ураган – это огромная энергия. Значит, энергия уже поступает на родной завод, круша всё старое и отжившее?»
          Зато совещания шли непрерывной чередой, и Василию Порфирьевичу даже начало казаться, что руководители завода совещаются уже просто по инерции… Чтобы никто не подумал, что они бездельники. Самокуров стал готовить приказ за приказом о наказании руководящих работников завода: Генеральный директор Фомин уже не знал, как заставить своих подчинённых нормально работать, и даже «менеджеры успеха» не могли ему в этом помочь. Вышел приказ Фомина, узаконивший неполную загрузку корпусообрабатывающего цеха до конца года. Завод, ведомый руководителями вроде Гайдамаки, продолжал уверенное движение к краху. А Гайдамака в это время заставил Морякова, Королёву и Пешкина проверять ВКО («Ведомости комплектации оборудования») достроечного цеха, он продолжал свои придирки к цеху, и не скрывал своего намерения добиться увольнения хотя бы начальника ПРБ достроечного цеха, которого привёл в цех Крутов. Гайдамака очень хотел добиться увольнения начальника достроечного цеха Задорнова, но у того был совместный бизнес с самим Крутовым: оба они были руководителями фирмы-подрядчика, выполнявшей достроечные работы по договорам с заводом.
          Самокуров признался Василию Порфирьевичу:
          - Я не понимаю, почему Фомин в своё время не разогнал эту «тёплую» компанию. А теперь они его уже не боятся, несмотря на грозные приказы о наказаниях.
          В заводской газете Василий Порфирьевич прочитал доклад Главного инженера Ларионова на пленуме Российского НТО судостроителей, в котором родному заводу и Балтийскому заводу отводилась ведущая роль в судостроении, и он уже совершенно спокойно отнёсся к этим сказкам, потому что каждый день наблюдал, как после работы сотрудники Отдела Главного Конструктора, в совершенстве владевшие суперсовременной программой «Foran» по проектированию кораблей, дружно шли в конструкторское бюро СПКБ работать сверхурочно… Сотрудники частной организации шли на заработки в государственное учреждение…
          «Разве может эффективно работать такое частное предприятие, как родной завод? – задавал себе вопрос Василий Порфирьевич. - Нет, не может! Хуже, чем сейчас, на родном заводе уже не будет, а это значит, что перемены неизбежны».
В интернете появилась информация о том, что ФСБ решило проверить деятельность руководителей обоих судостроительных заводов, собственником которых является олигарх Пугачёв, потому что этих руководителей заподозрили в умышленном уводе активов за рубеж, а вскоре весь завод стал обсуждать новость: по результатам проверок ФСБ на Фомина и других руководителей ОПК заведено уголовное дело. Но это уголовное дело не помешало Фомину стал лауреатом Государственной премии за выдающиеся достижения в судостроении.
          По пути на работу Василий Порфирьевич встретил бывшего коллегу из Отдела Главного Технолога и спросил:
          - Как у вас дела?
          - Как дела? Зарплата, как у дворника, вот как дела! – с возмущением ответил коллега.
          Через несколько дней Василий Порфирьевич встретил другого бывшего коллегу из Отдела Главного Технолога и спросил у него:
          - Как у вас в отделе дела?
          - Там самое настоящее болото! Старики оккупировали всю верхушку, и всё остановилось.
          Василию Порфирьевичу было очевидно, что завод уверенно движется к своему краху… Но бежать было некуда, дела были плохи во всём судостроении. На Средненевском заводе не было заказов, людей отправляли на 2/3 зарплаты, на Балтийском заводе инженеров увольняли. Суд признал незаконной передачу ОСК акций ОПК олигарха Пугачёва. В декабре в новостях показали, что премьер-министр Владимир Путин посетил Балтийский завод. Он сказал, что ОАО «Балтийский завод», который должен государству 15 миллиардов рублей, будет объявлен банкротом, а ООО «Балтийский завод» уже получил новые заказы, среди которых два ледокола и два вертолётоносца типа «Mistral». В январе на Балтийский завод начнут поступать деньги, и работникам завода увеличат зарплату на 20%.
          Несмотря на огромные проблемы с судостроительной отраслью в России, Василий Порфирьевич понимал, что на самом деле происходило на родном заводе и на бывшем родном Балтийском заводе. Многие воспринимали эти события, как простую смену собственника, что уже было в истории этих предприятий, и люди были недовольны тем, что этот процесс затянулся. Но на самом деле происходил более важный процесс: перевод судостроительных предприятий под влияние государства, и у этого процесса, как понимал Василий Порфирьевич, было много противников. Это был более громоздкий процесс, потому что юридически всё должно было произойти безупречно. Когда судостроительные заводы перейдут под влияние государства, его сотрудники станут более социально защищёнными. И в этом вопросе Василий Порфирьевич был категоричен: «Когда речь идёт о государстве, то надо быть смиренным. Вся ситуация со сменой собственника - это проверка граждан страны на смирение». И Василий Порфирьевич видел, что слова Премьер-министра Владимира Путина не стали расходиться с делом: в конце года всех сотрудников Балтийского завода перевели в состав ООО «Балтийский завод». И сразу несколько фирм подали в суд на ОАО «Балтийский завод» за неуплату долгов. Началась процедура банкротства завода.
          Вице-премьер Дмитрий Козак посетил Балтийский завод, он тоже пообещал увеличение зарплаты на 20% и новые заказы в Новом году. Он критиковал собственника, то есть, ОПК олигарха Пугачёва, за беспредел, который они устроили с государственными деньгами, были упомянуты и военные заказы.
          Василий Порфирьевич встретил в туалете начальника сборочно-сварочного цеха Елистратова, и он, никогда не отвечавший на приветствия Морякова, неожиданно пошутил:
          - Появилась туалетная бумага - значит, дела завода пошли на поправку!

          * * *
          Королёва пожаловалась Василию Порфирьевичу:
          - Я заметила, что начальник научился сбрасывать на меня свою негативную энергию.
          - Я в этом вопросе не разбираюсь, - признался Василий Порфирьевич. – Но, честно говоря, мне интересно знать, что такое энергия, как это происходит.
          - Вчера, когда я зашла к Гайдамаке, он матом ругался с Главным Технологом, но в моём присутствии постепенно стал успокаиваться, а я, наоборот, почувствовала нервное возбуждение, и моё самочувствие стало ухудшаться.
          - Очень интересно! - сказал Василий Порфирьевич, причём совершенно искренне.
          Он допустил, что Королёва в чём-то была права, потому что она снова была простужена, и её простуда была явным подтверждением падения её энергетического потенциала. Она в последнее время постоянно жаловалась Василию Порфирьевичу, что никак не может вылечиться от простуды, и он посоветовал ей теплее одеваться, как это делает он... Хотя он прекрасно знал, что причина её простуды была в ежедневных сквозняках, которые она устраивала вместе с Пешкиным. Но он знал и другое: для каждого человека существуют знания, которые он не способен принять. Может быть, Королёва и понимала, что сквозняки ей не настолько полезны, как она считала, но она не могла отказаться от них, потому что ей необходимо было получить хоть какое-то психологическое превосходство над своим врагом.
          И ещё у Василия Порфирьевича было подозрение, что понижение энергетического потенциала Королёвой было как-то связано с предстоящим рождением второго внука, поэтому его и заинтересовали слова Королёвой о том, что Гайдамака научился сбрасывать на неё свою негативную энергию.
          Королёва показала трогательную фотографию, на которой зять подбрасывает в воздух сына – её первого внука, и наклеила её на стену рядом с другими фотографиями внука. У Королёвой были основания порадоваться за свою судьбу и за свою семью: у неё была любящая дочь, прекрасный зять, любимый внук, и скоро появится второй внук. Но, в целом у Василия Порфирьевича возникло ощущение, что в семье Королёвой не всё благополучно. Недавно, играя с внуком, она уронила его с дивана, и он ударился головой об пол.
          Летом Королёва, приходя на работу, каждое утро стала напоминать соседям по комнате о том, что её дочь, которой 33 года, беременная, что она на четвёртом месяце, и уже плохо чувствует себя. Возможно, она хотела дать понять сослуживцам, что у неё всё как у людей. Спустя несколько дней Королёва, как водится, с самого утра сообщила, что беременная дочка попала в больницу, потом сбежала из больницы, а внук, оставшись без присмотра, разбил лицо. Кот Королёвой Викентий тоже болеет. Королёва немного присмирела и перестала кричать на Пешкина. А вскоре она торжественно сообщила:
          - Сегодня дочка должна узнать, кто у неё, мальчик или девочка.
          И на следующий день она похвасталась, что у неё будет второй внук, которому дочка решила дать имя Миша.
          Бывший муж Королёвой позвонил ей и сообщил, что ему позвонила её мать, из чего он сделал вывод, что с матерью что-то случилось. Королёва спустилась на первый этаж к банкомату, чтобы оплатить телефон для разговора с матерью, а банкомат заблокировал её банковскую карту. Она попросила Пешкина положить ей на телефон 300 рублей с его карты, а когда деньги поступили, она с нескольких попыток дозвонилась матери и выяснила, что с матерью ничего не случилось. Королёва позвонила мужу и, разговаривая с ним, очень зло отзывалась о матери, как о человеке, выжившем из ума.
          Королёва рассказала, как однажды летела в самолете с маленькой дочкой. Дочка стала реветь, её невозможно было успокоить даже тем, что её провели в кабину пилотов. Её успокоило только снотворное, и то не сразу. А когда дочке исполнилось восемь лет, она стала так шутить, что родители не знали, куда деваться. Поэтому Василий Порфирьевич не удивился, что дочка Королёвой стала бизнес-леди, и у неё теперь своя фирма.
          Василий Порфирьевич тоже хотел открыть свой бизнес с Анной Андреевной, но у них ничего не получилось, и поэтому он немного завидовал дочке Королёвой, у которой бизнес был очень удачный… Но ведь не зря же он прочитал книгу Экхарта Толле, в которой чёрным по белому написано: «Мир богатства и изобилия ещё глубже отождествлён с формой, ещё больше потерян в содержимом, ещё больше захвачен эго» - поэтому знал, что не надо завидовать дочке Королёвой, которая стала успешной бизнес-леди. Королёва тоже прочитала эту книгу и была в восторге от неё.