Аборт

Любава не сразу поняла в чем причина её недомогания. Казалось бы, ситуация наоборот располагала к хорошему настроению и причин для такого вот состояния не было. Наконец-то они с мужем и детьми летят в долгожданный отпуск за три года. Дети радостно лепетали, они сидели у иллюминатора и разглядывали, как земля стремительно уходила вниз. Муж в предвкушении долгожданного отдыха пребывал в отличном расположении духа, улыбался и разглядывал пассажиров, летящих в их самолете.

И только Любава не могла разделить их всеобщую радость. Что-то мешало ей. Она прикрыла глаза и прислушалась к себе. Слабость разливалась по всему телу, легкое головокружение, ещё и сонливость навалилась не ко времени. Попытка уснуть не удалась, и это при том, что спать в самолете она могла и любила, потому что летать приходилось много и часто.

Внезапная догадка обожгла её. Неужели? Как не ко времени… Теперь пропал отпуск. И что делать? Пока вернутся из отпуска срок будет большой и что-то предпринять будет поздно.

Тем более, что сейчас с абортами такой напряг, что это вырастает в огромную проблему. В госпиталь гражданских не принимают, а ехать в другой поселок или на другой берег лимана в окружную больницу — не наездишься, то погода не позволяет, то времени нет, общим, было от чего переживать.

А рожать третьего — это совсем не входило в их с мужем планы, они считали, что сын и дочка вполне достаточно, чего ещё можно желать? Да и отпуск в таком состоянии – не отпуск, а мучение, потому что беременность Любава переносит очень тяжело, кроме плохого всеобщего самочувствия постоянный токсикоз, не позволяющий задержаться в организме ничему, что в него попадает.

Чувство тревоги и неопределенности завладело Любавой. Она представила, как их с мужем запланированные поездки летят в тартары, и все встречи – туда же.
Федор, глядя на жену, которая сидела с закрытыми глазами и не реагировала ни на возню детей, ни на окружающих их пассажиров, ни на него, обратил внимание на её бледность и сообразив, что с ней что-то не то, тронул её руку: «Мать, ты в порядке?»

Ему нравилось её так назвать. Но Любава открыла глаза и покачала головой: «Даже не знаю, что тебе сказать. Мой отпуск – это точно – испорчен».

Фёдор удивлённо на неё посмотрел, но ничего не стал спрашивать — не то место и не то время.

Они летели с Чукотки на Украину к родителям Любавы, где их с нетерпением уже поджидали и готовились. Дед с бабушкой соскучились по внукам и детям. В прошлом они сами жили на Чукотке и знали, как бывает тяжело ждать отпуска и возможности понежиться под лучами ласкового солнышка.

Здесь планировалось дождаться прилета Фединого брата с семьей, которые тоже летели следом за ними в отпуск, и далее уже на двух машинах ехать путешествовать, как и мечталось. В их планах были поездки в Молдавию, на Черное море в Абхазию, посетить Одессу и далее побывать на Урале и под занавес — в Казахстан. Всюду их ждали родственники и друзья. И что теперь?

Во Внуково перед посадкой на Харьковский рейс у них было два часа. Пройдя регистрацию, семейство расположились в кафе. Дети лопали мороженное, наслаждались лимонадом, в то время это было невиданное лакомство на Чукотке, и не обращали внимания на мать, которая сидела в подавленном состоянии и рассеянно мешала пустой чай в стаканчике. Фёдор смотрел на жену и терялся в догадках, расспрашивать её в присутствии детей он не решался.

Наконец, дети заскучали и попросились погулять по кафе вдоль панорамных окон, через которые отлично было видно, как самолеты идут на посадку или на взлёт.

Оставшись за столом вдвоём, Фёдор, наконец, спросил: «Что с тобой? Ты здорова? Сидишь бледная, как поганка, и ни на что не реагируешь. Ты меня пугаешь».
Любава, продолжая находиться в смятении чувств, посмотрела мужу в глаза, и слёзы непроизвольно покатились по щекам.

«Федя, я кажется забеременела. Только сегодня поняла. Что теперь делать?»
Фёдор ожидал чего угодно, только не этого. Он, конечно же, знал ситуацию: и как сложно у них с прерыванием дома, и что это большая проблема в отпуске, без прописки нигде не примут, и о том, как жена переносит всё это, тоже знал.
Что он мог сказать ей в утешение? Вот уж точно — мысли в разбег…

Ситуация настолько неожиданная и не стандартная, что муж не мог подобрать нужных слов. Он понимал, что Любава ждет от него реакции именно той, которая могла бы её успокоить. Но увы!
Чем он мог её успокоить? Он решительно не знал. И надо же было этому случиться не позже и не раньше.

— Ладно, что случилось, то случилось. Давай прилетим к родителям и подумаем, что делать дальше. Не переживай, помнишь, что всегда есть два выхода, даже если вас съедят, — попытался он пошутить.

Но Любаве было не до шуток, она вытерла слёзы и позвала детей. Пора было идти на посадку, объявили их рейс. Лететь до Харькова всего час и за это время она надеялась найти ответ на вопрос как попытаться скрыть свое состояние от родителей. Уж очень ей не хотелось их посвящать в эту историю, потому что они будут переживать.

— Господи, ну что же делать? — крутился в голове вопрос без ответа.

Потянулось время полное неопределённости и ожидания. Ждали приезда семьи Фединого брата Никиты, чтобы скорректировать дальнейшие действия. И прошло-то всего три дня после прилёта к родителям, но Любаве они показались бесконечностью и мучением.

Глядя на страдания жены не мог отключиться от возникшей проблемы и Фёдор. Самое нежелательное, конечно же проявилось, от материнских глаз не скрылось состояние дочери. Пришлось Любаве подтвердить догадки мамы. А куда деваться, если запахи и вид еды понуждали её буквально вылетать из-за стола. Мама тоже не порадовалась, что у дочки отпуск совсем не похож на отдых. Отец только хмурился, пыхтел Беломором и досадливо кряхтел.

Наконец Никита с Надюшкой и дочкой Леночкой прилетели. И молодёжь зависла в беседке в поисках решения в сложившейся ситуации. Думали и так и этак, но ничего путного придумать не могли.

Дело в том, что во время предыдущих беременностей Любава до пяти месяцев буквально выживала худея, теряя зубы и волосы. Фёдор рядом с женой тоже мучился, не зная чем и как помочь. Он боялся даже произносить вслух какие-то свои предложения, потому что позывы рвоты тут же подрывали Любаву в сторону туалета. Доходило до того, что даже обычные витамины для беременных она не могла принимать.

Выручала соседка Варвара, которая работала в гинекологии медсестрой. Она периодически прокалывала Любаву витаминами.

А начиная с пяти месяцев Любаву начинали мучить странные желания, которые вызывали у Фёдора не столько удивление, сколько ужас.

Вдруг ни с того ни с сего ей захочется глины, и она втихаря начинает выколупывать её из стен, или извести, которую добывала тем же способом. А то вдруг среди ночи захочется ей сырой картошки или капусты. Общим желания были для мужа непонятные, но при этом приступы дурноты уходили и жизнь понемногу приходила в нормальное состояние. Даже металлический привкус Любава научилась подавлять семечками или орехами. Которые уже не вызывали в её организме отторжения. И она наконец-то могла нормально спать и высыпаться.

И вот сейчас глубокой ночью в родительском доме, лёжа в кровати без малейших признаков сна и гоняя невесёлые мысли, Любава вдруг поняла, что её ничего не беспокоит. Нет противного привкуса во рту, недомогания и дурноты, голова ясная. Она ещё раз придирчиво к своим ощущениям прислушалась, расслабилась и незаметно уснула.

В отличие от предыдущих дней проснулась легко, и разбудил её запах чего-то вкусненького. Интересно, что доносился этот запах с улицы через открытое окно. Любава посмотрела на мужа, который мирно рядышком посапывал, выбралась из-под его руки и прямо в сорочке вышла из дома.

Внезапное чувство голода обрушилось на неё. Появившись в проёме двери летней кухни, Любава с вожделением смотрела на горку блинов, которая росла под мамиными руками. Ей очень захотелось горячего чая с блинами, с мёдом и сметаной. Мама, увидев дочку в таком виде и с голодным блеском в глазах, удивилась, но молча поставила тарелку с блинами на стол и к ним добавила варенье из клубники, мёд, сметану.

Через несколько минут в дверях нарисовался Фёдор. Он, не нащупав рядом с собой жену, пошёл на поиски, и, увидев её за столом в ночной сорочке, уплетающую блины, застыл с немым выражением лица. Он боялся что-либо произнести, чтобы не вызвать негативной реакции от измученного организма Любавы.

Мама глянула на зятя:

— Проходи, Феденька, присоединяйся к завтраку.

Зять осторожненько подсел к столу и подперев голову ладошкой молча наблюдал с каким наслаждением Любава расправляется с блинами. В голове у него крутился один вопрос: «Что это значит? »

Наконец Люба обратила внимание на то, с каким вниманием смотрит на неё муж и засмеялась:

— Представляешь, Федя, я сегодня отлично себя чувствую, как будто ничего и не произошло.

— Поживём — увидим, — произнёс Федя, он боялся поверить в перемены состояния жены.

«Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить», подумал он.

Когда дети с дедушкой и Никита с семьей вышли к завтраку, стол в беседке был уже накрыт. Перемену в состоянии Любавы все взрослые заметили, и после того как детвора высыпали из беседки, Любава, предупреждая вопросы, вдруг объявила:

— Предлагаю заняться сборами в дорогу. Я чувствую себя хорошо.

Изменившееся состояние Любавы вызвало новые размышления. Что могло повлиять? Перемена климата? Или это работа подсознания перед необходимостью найти выход и отклик организма на сложившиеся обстоятельства?

Общим, что думать и гадать, жизнь сама даст ответ, а пока надо не терять время — время отпуска летит стремительно.

На утро следующего дня две машины под завязку загруженные походным скарбом, подарками, детьми выехали в Молдавию к тетушке.

Ко всеобщей радости Любава окончательно воскресла, к ней вернулся аппетит, хорошее настроение, и она была склонна думать, что это был какой-то сбой в организме или отравление. Но слава Богу! Всё нормализовалось.

И всё, что планировалось на отпуск молодёжь выполняла, с удовольствием предаваясь прелестям южной жизни: солнце, море, встречи с родственниками, рынки с обилием овощей и фруктов, и дороги от Тирасполя вдоль берега Черного моря, по Южному Уралу, Казахстану до Алма-Аты.

Время отпуска стремительно катилось к завершению. В Алма-Ате молодёжь рассталась, Любава с Федором двинулись в обратный путь к родителям на Украину, Никита с семьей оставались у родителей Надюши в Алма-Ате ещё на пару недель.

И вот теперь, когда отпускная горячка немного улеглась, Любава ясно ощущала, что несмотря на хорошее самочувствие, в её организме что-то происходит. То, что критические дни в течение двух отпускных месяцев своевременно проходили, как и положено у не беременных женщин, были загадкой и не понятно почему так среагировал организм.
 
Третий месяц отпуска был в разгаре, Федор с семьёй из путешествий возвращался на Украину к тестю с тёщей, пора было готовиться к отбытию домой на Чукотку.

Любава тревожилась по поводу своего состояния, она помнила, что в случае необходимости прерывать беременность сроки осуществить это неумолимо сокращаются, а на Чукотке это вообще сопряжено с невероятными трудностями.

— Федя, как ты думаешь, если что, то получится на Украине решить нашу проблему?

Фёдор вообще плохо себе представлял, как это можно осуществить, если ты иногородний, но попытался успокоить жену:
— Давай надеяться на лучшее, ты же знаешь, что в любой ситуации есть какой-то выход.

По приезду к родителям Любава решила посоветоваться  с мамой:

— Мам, ты знаешь, несмотря на то, что у меня вроде как в норме всё, мне кажется, что у меня всё-таки беременность или я не знаю, что и думать. Я хотела бы провериться до отъезда, как ты думаешь?

— Попробуй, по крайней мере будешь уверена в своём состоянии. Я поговорю с тётей Ниной, наверняка у неё есть знакомые врачи.

Мамина подруга Нина Васильевна, с которой они дружили ещё со времён, когда вместе жили на Чукотке и работали вместе, здесь на родине работала по тем временам в очень полезном месте для себя любимой и не только.

А работала она в книжном магазине. В те времена хорошие книги, подписные издания, разные энциклопедии были в большом дефиците. Иметь у себя в доме приличную библиотеку было весьма престижно.

Конечно же у Нины Васильевны были обширные связи среди полезных, иногда и не очень полезных, людей. Нашлось и нужное знакомство. Поэтому не далее, как на следующий день Любава была на приёме у врача.

Та обрадовала её, что у неё беременность 14 недель.
— Как, но у меня ещё в том месяце были месячные…
— Бывает и такое, но редко.
— Но я не хочу рожать, у меня уже есть двое детей.
— У нас женщины после прерывания даже по жизненным показаниям на таких сроках остаются на столе. Я не хочу лишиться диплома. Шеф вас направил сюда пусть он и решает, а я — пас.

Врач встала, сняла перчатки и вышла из кабинета, не сказав более ни слова.

Пока Любава, расстроенная таким поворотом, одевалась, в кабинет вошёл высокий могучего телосложения мужчина в белом халате:

— Где тут у меня курочка с большим сроком?
— Наверное вы меня имеете ввиду?
— Наверное, если вы от Нины Васильевны. Меня зовут Константин Валентинович, заведующий гинекологией. Придёте завтра к семи утра в 5 кабинет на первом этаже, ничего не нужно с собой брать, в порядке живой очереди.

Повернулся и вышел.

Любава, оторопевшая ещё раз от следующего неожиданного поворота, только и подумала: «Ничего себе гинеколог, кулачок-то будет с детскую головку, как же он такими ручищами с женщинами управляется?»

На следующий день в семь часов утра Любава была у нужного кабинета. Здесь уже находилось человек пять, они стояли вдоль стены. Женщины молча ждали, когда откроется дверь и из неё выйдет очередная жертва и войдет следующая по очереди.
 
«Действительно очередь живая, на одном месте не стоит» — подумала Любава. Каждые десять — пятнадцать минут дверь открывалась, и женщины всё также молча продвигались. Невесёлое место и невесёлое действо.

И всё-таки Любаву удивляла скорость движения, вроде как-то быстро всё происходило. Время от времени очередь пополнялась, женщины ещё подходили.

 Впереди Любавы стояла женщина маленькая, худенькая, как подросток, при этом было видно, что жизнь её не балует. Следы тяжелого труда явно отражались на её внешности. «Наверное, из деревни», — пронеслось в голове.

Ну вот и перед Любавой открылась дверь. Она шагнула вперёд, преодолевая волнение и пытаясь успокоиться.

Небольшой кабинет. У двух противоположных стен по кушетке, у окна медсестра колдует над инструментами и время от времени что-то подает врачу. Посреди кабинета гинекологическое кресло, у которого на высоком стуле сидит Константин Валентинович, похлопывая по бедру лежащую перед ним во всей красе женщину: «Не дрожи, курочка, я аккуратно работаю.  Что же он змей тебя не жалеет».

Так, приговаривая и отвлекая пациентку, он начинает орудовать инструментами. На кушетке у самой двери предполагается место для женщины, ожидающей своей очереди на кресло, где она готовится к операции. На той кушетке, которая стоит за доктором, лежит "выпотрошенная", приходящая в себя женщина.
 
«Блин, вокруг кресла, как в мавзолее вокруг Ленина, не задерживаясь на долго, прям какой-то конвейер», подумала Любава.

Через несколько минут доктор произносит: «Ну курочка, готово, аккуратненько поднимайся и иди на кушеточку отдыхай. Да передай своему змею, что если ты ещё ко мне попадёшь, то я его кастрирую».

Женщина красная, как мак, еле двигаясь, сползает с кресла и согнувшись идёт к кушетке. В это время та, которая там лежала, уже одетая направляется к двери на выход.
 
Доктор поворачивается к раковине, снимает перчатки, моет руки, берёт новую пару перчаток и говорит Любаве:
— Ну, курочка, твоя очередь. Рассказывай где и как нагуляла такой срок, почему вовремя не обратилась?

Любава поведала свою историю, и Константин Валентинович, выслушав её спросил:
— Это твой змей у ворот на машине стоит?
— Мой.
— Ну вот, передай ему пламенный привет от меня и скажи, что с него меховая куртка.
— Хорошо, передам, давайте адрес куда высылать и размер. У нас продают хорошие лётные меховые куртки.
 
Отвлекая Любаву расспросами о жизни на Чукотке и о том, как там поживает медицина, доктор быстро работал.

Уже, лёжа на кушетке, в качестве приходящей в себя после аборта, Любава слушая, как доктор разговаривает с очередной жертвой на кресле, думала; «Ну надо же, все бабы у него курочки, а мужики змеи. Интересно, себя он тоже к змеям относит и есть ли у него жена. Время девять утра, а он уже сколько баб повидал, поди вечером на свою и смотреть не хочет».

Выходя из кабинета услышала в след:
— Ну курочка, если приспичит нужда, когда будешь в очередном отпуске, то не стесняйся забегай.
—Хорошо, спасибо вам.

 Федя сидел в машине, ожидал жену и маялся от тревоги и неизвестности.
Увидев её выходящей из двери, кинулся ей навстречу, заглянул в глаза:
— Ну как ты, жива? Что доктор сильно ругался?
— Жива, не ругался, привет тебе передавал, и ты теперь его должник.

И Любава поведала мужу о том, что и как там происходило и то, что попросил доктор.

Слушая жену, Федя только головой качал, он не думал, что столько женщин приходит на эту процедуру, и совсем не позавидовал Константину Валентиновичу:
— Мужик, наверное, и не рад, что такую профессию выбрал.

По возвращению из отпуска Федор первым делом отправился в магазин меховой одежды и выбрал подходящую куртку, которую в тот же день и отправил на Украину.

Придя домой отчитался перед Любавой и сказал:
— Ты знаешь, как будто камень с души снял, пусть носит на здоровье.