Улица Ракова, дом 10

     Шторы-маркизы свисают из-под высокого потолка. Я прикрываю ладонью яркий свет керосиновой лампы, отвожу в сторону, стараясь не опалить тонкую французскую ткань. За годы она кое-где потемнела, запылилась и отлетающие искры табака и спичек оставили в её кремовых складках заметные дыры, особенно много их позади старого кресла.

    Я устраиваюсь на широком подоконнике в оконной нише. Сразу становится прохладней, тепло батарей сюда едва доходит. Эта покрытая глубокими выщерблинами дубовая доска, возможно, старше штор, повешенных, по рассказам тёти, уже после войны. Летом, когда солнце нагревает краску, подоконник и рама начинают издавать запах старого дерева.

    Дом дореволюционный, стоит на бывшей улице Ракова. Улица эта меняла название с каждой эпохой, в восемнадцатом веке она называлась Большой Итальянской, потом просто Итальянской, а когда власть перешла к большевикам, название поменяли на имя одного их них. Череда названий не меняла главного, улица оставалась  центральной, вот только торжественность русского ампира на долгие годы сменило безликое советское уныние. Нынешняя Итальянская превратилась в яркое и ухоженное  пятно Петербуржского ландшафта, но разукрашенность не значит аристократичность.

    Неприметная арка ведёт во двор-колодец, в углу которого прячется низкая, выкрашенная в цвет жжёного кирпича двустворчатая дверь. Парадной лестницы у дома нет, или, скорее, я никогда её не видел, а знал только эту, неприглядную лестницу чёрного входа с вечным сквозняком, окурками по углам и запахом плесени. Цвет её облезлых стен и тогда был синим.

    Огонёк лампы отражается в холодных мокрых стёклах. Сквозь блёклый свет выступает из ночи портик театра Комиссаржевской. Уличные фонари уже не горят так дивно, давно не слышно ни скрипа трамвайных колёс, ни их ударов о рельсовый стык на Садовой. И только размеренное бум, бум - в дальнем конце комнаты настенные часы красивым приглушённым боем выстукивают полночь.