Эх, Наташа
Он, кстати, не сильно бы выделялся. Высок, крепок, не просто спортсмен, боксер. Боксер - это ценится. И несмотря на бокс, нос у него не был расквашенным. И говорили, что он чем-то смахивает на актера Тихонова.
Игорь спросил родителей, как они смотрят, что он будет встречать Новый год с Витей. В его компании. И они не возражали. Витя считался мальчиком положительным, сдержанным, не конфликтным. А Игорю уже осточертело встречать праздники в приевшейся компании из его класса. Хотелось на волю, в пампасы.
И вот ближе к новогоднему вечеру Витя с Игорем двинули в эти пампасы. Оказалось, что это не ближний свет. Из своего уютного центра, где они оба жили в соседних дворах, поехали автобусом, к черту на кулички. Мимо железнодорожных путей, мимо элеватора, мимо садов-огородов, на самый край города, туда, где кончается асфальт, где вместо тротуаров буераки, лужи, и грязь. Где фонари горят один через три.
Из темноты сквозь заборы пробивался слабый свет из маленьких окон от приземистых домиков. Во дворах брехали не признающие календарей собаки. Какими гарпуном Витю, жителя центра, зацепила окраина, Игорь толком не понял. Вроде бы кто-то из местных в компании был ему дальним родственником. Да это и не важно. Важен сам факт. А факт был следующим: тут не пахло цивилизацией, зато вырисовывались варианты. Нецивилизованные варианты? страна непуганных идиотов? Ну и пусть. Витя купил Игоря тем, что объяснил приглашение нехваткой в компании мужского пола. Предвидел спрос на него, как кавалера.
Но предложение поступило от Вити за день до мероприятия. Ребята из этой компании, уже скинулись и закупились. А Игорю, примазавшемуся в последний момент, оставалось расплачиваться натурой. Он прихватил с собой авоську, в которую мама аккуратно упаковала различные бутерброды и кастрюльку с оливье. Ну и бутылочку легкого вина.
В этом районе Игорь не бывал прежде. Деревня, да и только. А Витя ориентировался. Бывал тут. Двор не был освещён. Игорь чуть голову не сломал на крыльце. Его явление народу ознаменовалось таким грохотом, что этот торжественный салют в доме услышали. И какая-то девочка в темноте вышла на крыльцо.
- Все живы? – спросила она, - Аптечка не нужна?
- Полный порядок, - ответил Витя, - Боевые ранения прижжем водкой.
С крыльца они прошли кухню, потом темную комнату. И попали в освещённую и празднично убранную комнату, где среди девочек кипела работа по наведению последних штрихов на праздничное угощение. А следом по ходу была ещё одна небольшая, но важная комнатка с настоящей протопленной русской печкой. Этот район отапливался печками, что для Игоря было дико. Действительно пампасы.
Первым делом Игорь присмотрелся к пампассному коллективу. Кадры решают. Какие же кадры предлагались его взору? Собралось человек двенадцать -тринадцать. Мальчики, как и предупредил Витя, в меньшинстве. Девочки уселись в основном у теплой стены ближе к печке. Во всей красе на фоне белой стены.
Когда десятиклассницу, особенно в праздничный вечер пропустившую бокал шампусика, прислонить к теплой стенке, заглянуть с нежностью ей в глаза, затронуть ее тонкие струны, высокие материи, может выйти красивая мелодия. Десятиклассницы сидели напротив рядком, сняв теплые кофты и свитера, в нарядных платьях. Есть на что посмотреть. Прямо выставка невест.
Праздник шел, как обычно. Разговоры, шутки, анекдоты. Проводили старый год, встретили новый. Две три девочки, наверное, с более тонкой натурой, отчалили в тёмную комнату смотреть телевизор. С их уходом численно- половая диспропорция за столом немного выровнялась. И казалось, что у оставшихся за столом девочек настроение поднялось.
И тут Игорь ее увидел. По ту сторону стола. Как раньше не разглядел? Прехорошенькая. И не столько он приметил, что она прехорошенькая, сколько из-за того, как она по нему взглядом прошлась. Вот уж действительно, «у тебя глаза как нож, если прямо ты взглянешь, я заговорю, кто я есть и где мой дом». Она поглядела прямо ему в глаза. И у Игоря что-то внутри шевельнулось. Под таким теплым взглядом он созрел, как фрукт под солнцем. Он прочитал в ее глазах, что пора переходить к танцам. И она потанцует с ним с превеликим удовольствием. Что будет удовольствием и для них обоих.
Что и последовало. Последовало это в темной комнате, откуда на праздники вынесли стол. Там свет опускался только от гирлянд на елке. Танцы были закономерным этапом праздника. Ради танцев выключили телевизор. И поставили пластинку.
И не закончилась первая мелодия, как Игорь уже целовался с ней. Сочетал балдёж танго с наслаждением поцелуя. Они оттанцевали без перерыва несколько мелодий. Игорь чувствовал, что кто-то танцует рядом. Но его это не интересовало. Мгновенный переход к полному контакту был для него нов. Новый год сулил приятные открытия. Его избранница в качестве партнерши, оказалась великолепна. Гибкая, мягкая, податливая на его движения. На практике выяснилось, что сочетание танца и поцелуя дается удивительно легко. Без всякой предварительной тренировки. То есть тренировка в поцелуях у Игоря была. Но в другой категории.
Целовать девушек Игорю вообще-то приходилось. Но прежде поцелую предшествовала какая-никакая моральная подготовка, разведка что ли. Ну хотя бы в кино сходить. Ну хотя бы дать ей поломаться немного, построить из себя не целованную недотрогу. А тут сразу в дамки. Когда танцуешь и целуешься, не до разговоров.
В песне пели за пять минут можно сделать очень много. А поцелуй начался в первом танце. И пяти минут не прошло.
Если по гамбургскому счету, он пробыл в компании пару часов. А обратил на нее внимание только-только. Конечно, если польстить себе, можно вообразить, что она сразу на него глаз положила. Можно многое вообразить. Но целовала она его, не играя недотрогу. Так, будто, предварительная разведка и уламывания успешно пройдены.
Такого ещё у него не было. Это, наверное, потому, предположил Игорь, что она десятиклассница. Десятиклассникам большее позволено. У них вот-вот и аттестат зрелости, и своя шкала дозволенного и недозволенного. Пластинка закончилась. Ее поставили снова. Его рука скользила по ней. А она обвила своими руками его шею. Как в кино для взрослых. Игорю было бы кайфово так танцевать и до утра. Но она вдруг высвободилась. Он попытался ее удержать. А она усмехнулась и сказала:
- Подожди, дурачок. Ну, секундочку. Все будет хорошо
Она подошла к дивану, где были навалены пальто гостей, в темноте отыскала свое, набросила на плечи, вернулась к нему, взяла, как маленького, за руку и повела на выход. Через кухню, на крыльцо, куда-то дальше, в таинственные халабуды, где земля в темноте смыкалась с небом, не ведая какая царит над миром замечательная ночь. Тут во дворах не было ни иллюминации, как в центре, где в ореоле огней у горисполкома установили обязательную огромную елку, ни подсветки, ни музыки, ни прохожих, ни зябнущих милиционеров. А там куда она его вела, темнота лежала, свернувшись в клубок как концентрация таинственности. Луна спала за тучами. Окна в доме были закрыты, и звуки музыки еле пробивались.
Она обвела его лабиринтом приусадебных пристроек вокруг дома. Оказавшись посредине задней стороны строения, остановилась. Словно знала заранее, куда привела. Словно она – лиса Алиса, приведшая Буратино на поле чудес, чтобы указать точное место, где закопать золотые. Развернулась к нему. Поцеловала, посмотрела на него пристально. Что-то лисье было в ее глазах. Такой убедительный колдовской взгляд, взгляд владеющего тайной какого-то священного ритуала, пронзив темень ночи, пронзил и Игоря. Он понял, что не просто так она его сюда вела. Что-то последует.
Они стояли в какой-то таинственной ауре, словно в туннеле. По одну руку задняя стена дома. По другую - поленница выше его роста, накрытая листом толя, так что толь навис над их головами. Теперь информацию Игорю давал слух. Где-то неподалёку бренчала цепью собака. Слышались какие-то шорохи.
- Кто это шоркает? – спросил он
- Это кролики. Они нервничают. Дядя Толя собаку с будкой на несколько дней пока гости, то да се, переместил сюда. Чтобы Булька гостей не пугала. А она кроликов пугает. Они и нервничают. Не отвлекайся. Слушай меня, а не их. Ты это пробовал?
- Что? – спросил он, считая, что она прихватила с собой какую-то особую выпивку. Ну что ещё, чтобы сюда уединяться? Сигареты с дурью? Напрасно звала. Он ведь спортсмен, - Я не пью и не курю, - твёрдо произнес он
Она усмехнулась и просунула руку ему за пояс.
- Вот это! Спокойно, не бойся, это не страшно и не больно. Наоборот, приятно. Операция будет проходить под местным наркозом.
- В каком смысле? – не понял Игорь. Год назад ему удаляли аппендикс. И именно так сказал врач перед операцией.
- Наркоз не тебе, а мне. Не от боли, а от глупости. Не хватает мне ещё по глупости, залететь - сказала она, - Вот я с собой прихватила.
Она достала из кармана пальто пакетик. Действовала быстро и четко, как медсестра на операции. Игорю казалось, что он проваливается в бездну. Бездну греха.
- Ты только поспокойнее - сказала она, когда он осмелел в движениях, - Дрова развалишь.
И тут на бетонной отмостке между задней стеной дома и дровами, под метания кроликов в клетках и позвякивания цепи, в новогоднюю ночь он стал мужчиной. И уже будучи мужчиной узнал, что ее зовут Наташей. Он как приличный человек, не мог не выяснить, как ее зовут. И вместе с именем получил от нее упрек.
- Нас ведь знакомили, когда ты пришел. Я почему-то знаю, что тебя зовут Игорем. А ты мое имя забыл. Нужно будет учесть, что ты такой невнимательный.
- Просто сразу много имен, запутаешься, - пробовал оправдаться Игорь
- Теперь запомнишь? Я твое сразу запомнила. Игорь –красивое имя.
Такое событие, как становление мужчиной, оказалось на удивление простым, банальным, приятным, но недолгим. Не сопровождающимся праздничной шумихой. Почему-то Новый год – отмечается во всем мире. Шампанское, фейерверки. А чем он лучше? Новый год — это же условность. Он слышал, что у евреев, индусов и мусульман Новый вовсе не в январе. Вот его становление мужчиной это не условность. Но это нужно не демонстрировать, не отмечать, а скрывать. Наташа стала искать, где бы захоронить следы его становления, так чтобы никто не натолкнулся. Бросила в очко туалета.
- Твое семя, - сказала она, - Это пока невостребованный продукт, усмехнулась - Черная икра — это предмет из той же сферы. Но ее очень ценят. Это семя лежит на праздничных столах. И в конце праздника все сметут. Ни икринки не оставят.
Такие высказывания показались Игорю слишком откровенными. Но она права. Новый год, условность, с таким размахом празднуют. А он после себя оставляет грязную посуду. Как часы двенадцать бьют, на всю страну транслируют. Отмечают торжественно, с поздравлениями, с пожеланиями, с тостами. А ведь Новый год - повторявшееся явление. Из года в год одно и то же. Та же елка, тот же «Огонек», та же «Карнавальная ночь», те же «Гусарская баллада» и «С легким паром». И дни рождения отмечают каждый год. Сколько раз он праздновал. А тут не менее важное событие. Произошедшее первый раз в жизни. И больше такого первого раза не будет. И никаких тостов. Более того сам стараешься избежать огласки. Хотя бы ради девушки, с которой тебя свела судьба в эту ночь. Хотя для девушки, судя по ее сноровке, это не ново, она уже прошла эту школу. Десятиклассница все-таки.
Рубикон перейдён. Великий Цезарь колебался, размышлял прежде, чем решиться. А Игорь, будучи девятиклассником, естественно, следовал умелому руководству десятиклассницы. И все прошло, как по маслу. Хотя тот факт, что Наташа оказалась не девственницей, резко изменил мировоззрение Игоря.
Сколько на уроках литературы девочки копья ломали, рассуждая о любви, о непорочности и прочем. И вот перед ним факт. Печальный факт? Вовсе нет. Он до этого момента был убеждён, что все девушки его ровесницы невинны, аки ангелы. А теперь словно розовые очки были сброшены и втоптаны в землю. И он ослеп от разочарования, а без смятения посмотрел на мир глазами, вооруженными новым опытом. И в эту ночь перед ним возникло новое знание. Новое знание прочертило новые контуры. Отбросило то, что раньше плавало в сиреневом тумане. «И внял я неба содроганье, и горний ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье.» писал поэт. Как будто про Игоря.
На его прежние отношения с девчонками можно наплевать и забыть. Именно из-за Рубикона. Девчонки на всякие нежности бывали согласны, но Рубикон не переходили. А Наташа, сама его прошедшая, стала ему поводырём. Был ли процесс ему приятен? Несомненно. Но одновременно, ещё во время процесса, тревога поселилась в его сердце. Позволительно ли такое ему – девятикласснику. А ей? Пусть десятикласснице? Ведь десятиклассница все равно ещё школьница. Разве так позволено комсомолке? Оказалось, что, если и запрещено, если хочется, ещё как можно. И громы небесные не развезлись. И тревога улеглась понемногу. А у него сложилось впечатление, что Наташа, научи ее боксировать, покорила бы ринг. Тренер их наставлял, что настоящий боксер остро чувствует и пространство ринга, и время. Наташа в пространстве и времени новогодней ночи ориентировалась как рыба в воде. Никто их ухода не заметил. А если и заметил, не стал искать. Никто за дом не заглядывал. Их занятия на пленэре заняли немного времени. Как пели к Карнавальной ночи» за пять минут можно сделаться очень много. И когда они вернулись, возникли вновь, как ни в чем ни бывало, было такое впечатление, словно они выходили подышать.
Комнаты окончательно разделились, как делятся добро и зло, как делятся фигуры шахмат, на черное и белое. В темной комнате танцевали и целовались. В светлой комнате сидели за разговорами и грелись у натопленной стенки. Сидели девочки, оказавшиеся невостребованными на этом празднике.
А утром, когда стали ходить автобусы, Витя поехал провожать свою подружку Лиду, а Игорь поехал провожать Наташу. Выяснилось, что живет она, на удивление близко от него. Пять минут ходьбы. В самом, что ни на есть, сердце города. Ее окна выходили на парковую аллею, улицу Садовую, на площадь с памятником Ленину. Хороший район. Элитный. Все в двух шагах. И магазины, и центральный рынок, и горисполком, на который смотрит бронзовый вождь, и центральный кинотеатр с колоннами, к которому он стоит спиной.
В магазины мама посылала Игоря часто и густо. Под Наташиными окнами, под ее балконом Игорь проходил минимум пару раз в неделю. А Наташу до этой ночи не встречал. Не знал о ее существовании. А может быть, и встречал, но не обращал внимания. И может быть, она его видела и не обращала внимания. Пока не свела их судьба. Странно, но так бывает. и он в фильмах о любви видел, что так бывает довольно часто. Люди вообще часто именно так и знакомятся, и влюбляются, а вовсе не, как им внушала русачка Евгения Петровна, в школе при совместной учебе или совместном творческом труде.
И тут Игорь подумал, Евгении Петровне, вдруг понял, что ей женщине одинокой, было невозможно с кем-нибудь слиться во время творческого процесса. Учительский коллектив был женским. Кроме «пана спортсмена», географа и завуча. Пан спортсмен был грубоват и частенько под хмельком. Географ стар и женат. А завуч – есть завуч.
Пока Игорь вел Наташу к ее подъезду, точнее, опять она вела его к своему подъезду, он молчал, размышляя о странностях любви. «Поговорим о странностях любви, иного я не мыслю разговора» писал Пушкин. Вот друг и одноклассник Игоря Женька – пример просто диких странностей любви. Он столько лет просидел за соседними партами с Танькой Мухиной, что ему уже от нее должно было воротить. А Женька, как дурак, вдруг стал перед ней вензеля крутить, до дому провожать, портфель ее таскать, в кино приглашать. Полный набор. С какого перепугу? Что ему в голову стукнуло? Нужно признаться, что Танька последнее время немного оформилась. Но все равно, как можно встречаться с той, с которой проучился столько лет, что тоска. С Наташей совершенно другое дело, он, возможно, мимо нее сто раз проходил. И она проходила и его не замечала. Нужно праздничное настроение, чтобы все случилось.
А утром праздничное настроение, как котенок, забилось в уголок. И не мяукнет. Он вёл ее до самой двери квартиры. По мере приближения она становилась серьезнее. Шла вроде бы и не с ним. На лестничной площадке она посмотрела с улыбкой на него, на его авоську с пустой кастрюлькой, - о кастрюльке он не забыл, потому что мама взяла с него клятвенное обещание, кастрюльку вернуть, - посмотрела и шепнула на ухо.
- Ты тут не шуми. Тут у стен уши. Если стоять у двери, слышно, как на первом этаже почту из ящика берут.
- А зачем у двери стоять? –удивлённо шепнул в ответ Игорь
- Мама в это время меня уже, наверное, ждёт.
- Что прямо у двери?
- Вполне вероятно. Она такая. Во все вникает. Глядишь, бац и дверь и откроется. И поймала на горячем. Ты лучше сейчас из двора на улицу не выходи. Она тебя с балкона запеленгует. Из двора в дальнем углу есть другой выход. Пройдёшь там. На сегодня все. Программа перевыполнена. Пятилетка за четыре года. Тебе понравилось?
- А то, - счастливо удовлетворённо выдохнул Игорь, словно он посмотрел крутой боевик.
- Ну, чтобы нравилось и в дальнейшем, нужно восстановить силы. Программа - отоспаться.
На сегодня все? Она будет отсыпаться? Но можно тое отоспаться как она сказала - пятилетка в четыре года. Сколько человеку нужно, чтобы отоспаться? Ему хотелось не обязательно продолжения в том же духе. Хотелось развития событий. Хотя какое может быть развитие у десятиклассницы с девятиклассником? Ее в классе засмеют. А он про нее никому не скажет. И она, наверное, тоже. Но у него козырные карты на руках. Он знает, где она живет. Она сама внушила ему мысль, что через запрет можно и перешагнуть. А смелость города берет. Что ему мешает узнать ее ближе? Не в физиологическом смысле, а в духовном. Это как бы, тоже не плохо. Тоже важно.
Раз она живет в центре. Значит ходит в шестую школу, с углубленным английским. Мама говорит, что весь состав учителей там прекрасный. Он, кстати, по своим оценкам мог год назад подавать туда документы. Да не стал. С друзьями по классу не хотел расставаться. А раз Наташа ходит в шестую школу, значит, девушка покованная. Ну да. В некоторых отношениях точно подкованная. Что мешает продолжить отношения, встретиться сегодня же вечером? А то ему уже завтра ехать на соревнования, и почти все каникулы он рингом и загубит.
Он чуть отоспался и пришел к заветной двери. Открыла Наташина мама. Покачала головой Наташи нет дома. Ушла к подруге. Вот тебе и отсыпается. А разве ночью она не с подругами была?
Когда он вернулся с соревнований, в городе заметно похолодало. Волшебное тепло, жар новогодней ночи, уже остывшие за неделю, соревновались с погодой. Куда он может ее пригласить? По улицам не прогуляешься. Пусть днём мама с папой на работе, но сестра дома торчит, не уходит.
Он помнил, что Наташина мама разговаривала с ним немного официально. Как бы даже свысока. И не решался теперь приходить. Номер телефона он не догадался спросить. Да и там можно на ее маму напороться. Несколько вечеров он фланировал по морозу по противоположной стороне улицы и искал в ее окнах. Искал, что мелькнет ее силуэт. Ждал какого-нибудь знака для себя. Вспомнил строчку даже из стихотворения «Там она, там на тюле ее силуэт» Но силуэт не возникал. Ничего из его караульной службы не выходило. Начал за здравие, а кончил за упокой. Бывают такие матчи в боксе. Побеждаешь, а потом пропустишь нокаут. Слава богу у него такого не было. Но сейчас он чувствовал себя точно в нокдауне.
И он пошел на обострение. Если гора не идёт к Магомету, он пойдёт к ней сам. Снова открыла Наташина мама. И снова Наташа гостила у подруги. Но в этот раз мама пригласила его для разговора. В центральную комнату, ту самую, которая выходила балконом на угол площади имени Ленина с памятником Ленину.
- Садитесь, - обратилась к нему на вы. И, как завуч двоечнику, указала на стул. Он сел и увидел за стеклом серванта фотографию мужчины в парадном военном мундире. Увидев, куда уставился Игорь, указав на фотографию, Наташина мама сухо сказала:
- Наташин отец.
И, переведя взгляд на Игоря, смотрела на него так, словно выискивала на нем, ладно, не такие же знаки отличий, но хоть микроскопические звёздочки, хоть дырочки от звездочек. И ничего не находя повела головой в знак полного разочарования в приятеле своей дочки. Не скрывая удивления, что Наташа в таком нашла. Неужто только то, чему не учат в школе? А он мог бы, межу прочим, показать ей свой дневник с пятерками и спортивные медали.
Наташина мама сказала, что в таком небольшом городе, ей, имеющей много знакомств и связей, прекрасно известно, кто он, кто его родители. Она ничего плохого не хочет сказать, но, по ее мнению, никакой у них с Наташей перспективы нет.
- Во-первых, - сказала она, - Наташа старше. И это много значит. Вот сейчас она поступит в институт, уедет из города. И что тогда? Прости –прощай? Это тебя не смущает?
Он смутился от сознания, того, что Наташин возраст и главное опыт ему даже очень подходят. А то, что она поступит и уедет? Зачем так далеко загадывать? Он не мечтал о нескончаемой любви. Игорь промолчал. Минуту - другую ее мама ждала ответа. По взгляду, который она бросала на Игоря, ему показалось, что она не сомневается, что между ним и Наташей все случилось. Не дождавшись ответа, она печально вздохнула и продолжила.
- Во-вторых, у Наташи десятый класс. Самая кульминация. Кому-то ещё можно качаться в люльке. А ей нужно готовиться к поступлению. А в-третьих, Наташин отец, царев человек, военнослужащий. Куда пошлют, туда и поедет. Полковник, а все равно, подневольный. А это значит, что ему могут в один прекрасный момент скомандовать: шагом марш. И они уедут в другой город. И Наташа. И что тогда? А для тебя, родная, есть почта полевая? К тому же и вас самого могут призвать. Минимум два года. Это не смущает?
Игоря ничего не смущало. Если его не смутило, что она уже не девушка, если его не смутило, что все у него с Наташей произошло, не в будуаре, как он видел в фильмах для взрослых, и даже не в лесопарковой зоне, как он слышал от приятелей, а случилось на холодке, у поленницы, с ворчанием собаки и метанием кроликов по клеткам, что она даже не сбросила пальто, так почему его должны смущать такие мелочи, что Наташа на класс его старше, или что ее папу вдруг произведут в генералы. Хотя, конечно, генерал - было бы здорово. Он так и не сказал ни слова. Что говорить? Молча покинул полковничий дом, не солоно хлебавши. Он был титулярный советник, она – почти генеральская дочь.
Витя остался единственной ниточкой соединявшей его с Наташей. Но Витя сказал, что Наташу знает мало, что в новогоднюю ночь разругался со своей Лидой, и не хочет об этой компании вспоминать. Наплевать и забыть. И после прохладного приема в Наташиной квартире Игорь встреч с Витей не искал. Он думал: впереди праздники. Можно будет тогда организоваться. Витя к тому времени отойдёт от своей ссоры с Лидой. Тогда и поговорим. И о Наташе. Но Витя после зимних каникул закопался в учебниках. И Игорь стеснялся его беспокоить.
И повис в вакууме. Вся его одиссея свелась к тягостному молчанию пред лицом Наташиной мамы. А тут Евгения Петровна задала на дом сочинение на тему: «Как я провел Новый год.» Игорь еле-еле выдавил из себя пару страниц, написал, что прихворнул и провел ночь дома у телевизора. Ну, о чем писать? О том, что случилось не напишешь. Вышло буквально несколько строк. И при разборе сочинений он получил трояка.
- За плохое раскрытие темы, - сказала Евгения Петровна на разборе сочинений, - хотя нужно было бы поставить двойку. Ладно бы просто не справился с поставленной задачей. Нет и не пожелал напрягаться.
Евгения Петровна и не знала, что на практике он справился на пятерку с плюсом. Но оказалось кое-кто о нем кое-что знал.
- Прихворнул он! - усмехнулась Васильева, комсорг, которая все про всех знала, - Он к Витьке Белову в компанию ходил.
Игорь понурил голову в страхе. Он не знал, какой объем информации поступил к Васильевой. В конце концов то, что он пошел в компанию к Белову не особый секрет. И не преступление. Но Евгения Петровна была другого мнения. Белова она прекрасно знала. Она вела русский и литературу в классе Белова. И Витьку, да и вообще десятиклассников, она не жаловала.
- Вот оно что, - произнесла нараспев Евгения Петровна, - Ну, тогда понятно. С кем поведёшься от того и наберешься. Белов! Нашел себе образец ля подражания
- Он мне вовсе не образец для подражания, - сказал Игорь, - Он живет рядом.
- Что, других живучих рядом ты себе в друзья не избрал? Белов. Это ещё тот типчик, себе на уме. И вот результат. Врем в сочинениях. Игнорируем учебный коллектив. Обманываем школьных товарищей. Примазываемся к десятиклассникам. Тем более к Белову. Вот оно куда повернуло. Вот результат. Но что тебе мешало правду написать? Что молчишь?
- А что писать? Не о чем. Собрались посидели, поговорили, разошлись
- А другие что не так справляли? На головах ходили? Точно так же, надеюсь, посидели. Поговорили и разошлись. Но написали почему-то. И очень хорошо, интересно написали. Вот Кривушина или Ремизова. Они почему-то подметили, что с Новым годом загадываются желания ждут исполнения надежд.
- Какая интересная мысль, - едко произнес Игорь.
- Вот оно влияние Белова, - Евгения Петровна прямо всплеснула руками, - Представляю, что из него выйдет. Небось, употребляли. Потому и писать нечего. Не сочинение, а откровенная ложь. Туфта! Вот за туфту тебе и тройка. Надеюсь, ты сделаешь выводы. А коллектив почему никак не реагирует? Это собственно говоря пробел коллектива по комсомольской работе. Васильева, ты куда смотришь? Коллектив конечно, оценок, как учитель, не ставит. Но почему бы не вынести свою принципиальную оценку? Васильева! А ты откуда знаешь, что он встречал с компании с Беловым.
- Потому что у меня подруги есть, которые в эту компанию ходят - сказала Васильева, - Я много знаю.
Игорь пал духом. Что знают подруги Васильевой? Что они ей нашептали? Уж наверняка сказали, что он танцевал с Наташей. Этого не скроешь. Он решил затаиться. И первым делом нужно исправить тройку по литературе. Он мог бы подготовить реферат. Игорь стал снова на праздники послушно собираться со старой компанией из своего класса. Но как-то не грело. Разве ту же Томку Ремизову, которую ему случалось целовать, сравнишь с Наташей? Что с Томки взять, кроме поцелуев?
И вот собрались у Голубева на Восьмое марта. И провожать ему домой ту же Ремизову. И всю дорогу она болтала о жутко интересной книге про любовь, которую ей дали почитать всего на несколько дней. Игорь этой книги не читал и когда Ремизова предложила выпросить и для него на три дня, сказал, что не стоит.
- Ну да, ты же у нас боксер, - усмехнулась Ремизова, - Боксеры книг не читают. Кстати, книга такая большая и такая интересная, что я даже сомневалась, пойду ли сегодня к Голубеву. Только из-за тебя и пошла.
Игорь как по нотам знал, что последует, когда он доведёт Ремизову до дому. Ремизова жила в двухэтажных домах на два подъезда, построенных сразу после войны для местного комбината. В подъезде всего четыре квартиры. А в доме Ремизовой на первом этаже парикмахерская. Всего две квартиры. Потому в подъезде лишние не шастают.
У почтовых ящиков Ремизова остановилась. Ее пухлые губки чуть раскрылись. Ее глаза заблестели. Она ждала продолжения банкета. Но Игорь знал каким она видит это продолжение. И все бы было хорошо, но после Наташи ремизовский банкет его томил. Он попоцеловал ее вяло. Так, для галочки.
- Ну ты прямо, как покойника в гробу. Тебе боксом мозги отшибло? Брежнев и тот лучше целуется.
- Ну вот пойди с ним и поцелуйся, - резко ответил Игорь, - Спокойной ночи.
- Дурак! – услышал он, когда уже выходил из подъезда.
Ремизова, оказалось ранимой, обидчивой и мстительной. Пожаловалась Васильевой. Комсоргу и своей подружке. Не на слабость поцелуя, конечно. Обратила внимание комсорга на слова про генсека, недостойные комсомольца. Тут на первое место выходит идеология. И вот Васильева, комсорг и Томкина подружка, подвалила на перемене
- Мне Тома сообщила. Как это прикажешь понимать? Комсомолец в форме издевательской насмешки предлагает комсомолке поцеловать Леонида Ильича. Как жабу что ли? Как это понимать? Отдаёт чужим духом.
- Нет, - вывернулся Игорь, - Все как раз наоборот. Я имел в виду, а будет ли Леониду Ильичу приятно целовать Ремизову.? Да ещё в темном подъезде. Тайно от ее родителей. Он герой войны, а она кто такая. Брежнев по подъездам не целуется. Это вопрос эстетического восприятия не со стороны Ремизовой, а со стороны Леонида Ильича.
- А Ремизова, что, по подъездам целуется? И с кем же? – Игорь увидел, что факт того, что Ремизова ведёт активную целовательную жизнь, Васильевой был неприятен. Но свернуть разговор – не узнаешь, с кем.
- Это ты не скажу. У Ремизовой спроси. Может быть и с Леонидом Ильичом. Хотя вряд ли. Кого поцеловал Леонид Ильич – вся страна видит по телевизору и в газетах
Васильева, обычно бойкая на язык, сразу не нашлась, что ответить. Слова Игоря были камнем в огород Ремизовой. А Ремизова, хоть и была подругой Васильевой, но камешки в огород подруги – не беда. Ремизова, совершенно рядовая комсомолка, у мальчиков пользовалась большим успехом, чем Васильева. Конкуренцию в таких делах и при во времена, когда в красных уголках висела книжечка «моральный кодекс строителя коммунизма» никто не отменял.
Тут он подумал, интересно, как Наташа смотрит на моральный кодекс. Как бы ни смотрела, но не побежала бы жаловаться комсоргу, что ее плохо поцеловали. Она бы не молола языком про всякие книги, и не поставляла губки, как дитя, а действовала бы. Ковала бы железо, пока горячо. Как говорил тот же Леонид Ильич: меньше слов, а больше дел. Все-таки с десятиклассницей он тогда на Новый год попал в десятку. Если бы не ее мама. Но где она эта десятиклассница? Прошедшая Новогодняя ночь как страшная тайна, как темная крепостная стена, отгородившая его от прежних друзей, стояла за спиной. Ни единая душа его новогодней тайны не знала. И никому не скажешь. Только Наташа и господь бог знали. И то бог, наверное, в такие закоулки, где все случилось, не заглядывает.
Говорят, под Новый год что ни пожелается, то всегда произойдёт, то всегда сбывается. Казалось бы, чего проще, появляйся почаще в районе Наташиного дома. Подгадай, когда она идет из школы. В крайнем случае выйди утром перед школой пораньше – перехвати ее, когда она идёт в школу. Он так и делал. И напоролся. Наташа шла из школы с мальчиком. И мальчик нес ей портфель. Она видела Игоря, но виду не подала. Удача отвернулась от него. Как писал поэт «жить мне невмоготу, выпиваю до дна нелюбовь, одиночество и униженье» Не сбылись надежды. Но!!! «Но в нем мучительный недуг развил тогда могучий дух» Отвергнутые имеют гордость отвергнутых, которая заключается в презрении.
Он мог бы узнать у Вити. Но решил, что он выше этого. Витя закопался в учебниках. Пахал как раб без отрыва до лета, и поступил в институт. И уехал по месту учебы. Оборвалась единственная официальная ниточка, связывавшая его с Наташей. Про Наташу Игорь ничего не знал. И не видел ее. Возможно и она поступила и уехала.
Через год и сам Игорь поступил в институт. И уехал. И в городе теперь он появлялся редко. И совсем ненадолго. Но однажды, вернувшись со стройотряда, чтобы провести дома остаток летних каникул, увидев Витю, спросил о Наташе. Как она? Отца ее случаем не перевели? А то он ее в городе не встречает.
- Мало что знаю. Я толком не в курсе. А что знаю, тебе и знать не стоит, - хмыкнул Витя, - Живет себе. Имеют ее потихоньку, - и заметив, как Игоря передёрнуло, пояснил. – А что тебя так удивляет? Женщина без комплексов. Никак себя не найдёт. Живет в свое удовольствие. Дурью мается.
И видно, бог на небе вняв этому разговору, подкинул ему через пару дней сюрприз. Проходя мимо Наташиного дома, почти под ее балконом он ее увидел. А увидев ее, понял, что, Витя, когда сказал: «тебе и знать не надо», был глубоко не прав. Игорю было надо. До Наташи словно в словно невидимыми, но мощными лучами донеслось его желание. Она остановилась и ждала, когда он подойдёт.
- Давно не видела, - она усмехнулась, - Мне после того случая показалось, что ты меня избегаешь
- Это я избегаю? Ты ходила с каким-то чмуром, смотришь на меня и…
- Так было надо. Он был отличником. Помогал мне готовиться в институт.
- Во всем помогал?
- Это уже хамство. А тебе завидно? Не завидуй. Все равно я не поступила. А ты ревнивец, я вижу. А сам с той ночи пропал. Ты что думаешь, ты такой принц, что девушка пойдёт выискивать?
И Игорь поведал о беседе с ее мамой. Наташа усмехнулась.
- Маму иногда заносит. Это правда. Она считает себя городской элитой. Но разве это не так. В этом доля правды есть. А я о тебе вспоминала. Слышала, что ты в институте учишься.
- А ты что делаешь?
Вместо ответа она неопределённо пожала плечами, оглянулась на свои окна, повернулась, посмотрела на машины на мостовой, на Игоря, взяла его за руку, как тогда ночью, и подведя к краю тротуара, подняла руку, притормозила такси, сказала – садись и не задавай вопросов.
Она назвала адрес. И покатила машина в тот самый район, где они встречали новый год. Оказалось, что Наташина бабушка, мамина мама, живет через пару домов от того дома, за задней стеной коего он стал мужчиной.
Наташа открыла калитку, по-хозяйски, провела его в дом сообщила, что ее бабушка умотала на летний сезон в деревню к другой своей дочке. То есть, к Наташиной тете. А Наташа за бабушкиным хозяйством присматривает. Собаку и кошек покармливает.:
- Не прописалась, но поселилась, - усмехнулась она, - Тоскую в глуши печальной.
Эти слова прозвучали как музыка, как апофеоз симфонии Бетховена, как пароль. И едва услышав их, Игорь самым апофеозным образом, без деликатностей, обнял Наташу. И она ответила столь же страстно. И закружилось нечто феерическое, фантасмагорическое, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Впрочем, пером описать можно. И даже, говорят, фильмы про это снимают. И на загнивающем Западе их крутят в специальных кинотеатрах. А если пером описывать и избегать интимных подробностей, то, вот, например, у Пушкина. «И она перед Дадоном улыбнулась, и с поклоном его за руку взяла и в шатер свой увела. Там за стол его сажала, всяким яством угощала, уложила отдыхать на парчовую кровать. И потом, неделю ровно, покорясь ей безусловно, околдован, восхищён, пировал у ней Дадон».
Царь был стар, а Игорь молод. В самый раз для таких занятий. Уж чего только студент ни перевидит в общаге. Но такого что сейчас с Наташей Игорь прежде не знал, не пробовал. И не слыхивал даже.
Наташа ввела его в круг знаний, не то, чтобы тайных, но таких которыми сильно не хвастаются. Например, то что он хорошо учится в институте, когда-то не плохо показал себя в боксе, Игорь не скрывал. Люди не скрывают знания наук, языков, умения рисовать. Это становится их профессией. А Наташа знала немало различных забав. Но хвастать их знанием вряд ли бы стала. И разве эти знания стали бы ее профессией?
Но в этих знаниях она показала себя на голову, нет на две, на три, на десять голов выше, лучше девчонок, с которыми он уже имел дело, которые по сравнению с ней - ясли. Наташу он разглядел, изгладил, измял, исцеловал, изучил всю. Все бугры и впадины, все родинки. Как геодезическую съемку местности. Наташа взялась быть в этом деле руководителем и организатором. Как великая партия, вдохновитель всех наших побед. Она подсказывала, что и как.
Но потехе час, ладно – два, три, четыре. Наташе некуда торопиться. Ее мама знает, что она живет в доме бабушки. И спокойна за дочку. А его родители не знают, каким безобразиям их сын предаётся. Но ночевать сыну положено дома.
Уже ближе к вечеру, немного одуревший от ласк Игорь, вырвался в город. Затем только, чтобы доложить родителям, что его несколько дней не будет. Он надеялся, что не встретит возражений. Ведь они должны понимать, что он давно живет своей жизнью. Да, в вестибюле их общаги стоит бюст Ленина, висит плакат с портретами членов Политбюро и моральным кодексом. Но жизнь есть жизнь. Комнаты девочек вперемешку с комнатами мальчиков. И поэтому сами понимаете. И все же он не решался заявить напрямую: меня неделю не будет, нашел бабу, буду растлевать. Нужно было придумать более дипломатично- благородную версию.
Пока он ехал в автобусе, сочинил легенду, что случайно встретил Сережку Мисника из своей секции по боксу. Реальное лицо. Родители о нем только слышали, но его не знали. И проверить правдивость слов Игоря не могли. Так вот, Сережка пригласил поехать с ним на несколько ней в Осиповку к его тетке. Помочь фрукты-овощи убирать, а заодно в речке покувыркаться.
Самое важное для Игоря –обдуманный текст выдать с беззаботной небрежностью в голосе, точно он разведчик, а родители - цитадель врага. Вроде бы Сережкино приглашение – такая мелочь, что не больно и хотелось. И сработало. Мама не возразила.
Все с Наташей происходило не так, как он видел в фильмах для взрослых. А его уже целый год как на эти фильмы контролерши не тормозили. Он за последнее время вымахал и окреп. Оброс всех учительниц и завуча, Михаила Петровича. И если на контроле сделать морду кирпичом, контролерши слова не скажут. Правда, фильмы для взрослых крутили редко. И ничего особенного там не было. Только туманные намеки. Хотя пацаны говорили, что зарубежку режут нещадно.
Так что Наташа внесла много новизны. Подобно тому, как писал Маяковский: «Мы открывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы открывали ставни» Он покорился ее экзотическим неиссякаемым выдумкам, фантазиям, ее прихотям, ее очарованию, ее воле и интересной логике. Поначалу он услышал, как предисловие, что вот сейчас самое подходящее время для занятий любовью. Он по простоте своей не понял, чем август в этом плане отличается от новогодней ночи. И получил ответ.
- Дело не во временах года. Просто сейчас такие дни, когда я не залечу. Вероятность меньше. Вам то мужикам день ото дня не отличается, а у женщин не так.
Игорь почувствовал в это момент себя провинившимся. Словно это он заставлял ее раздеться до ниточки. Она же сказала, что секс – это медицинское средство. И его необходимо принимать профилактически в качестве лекарства. Как зубы чистят. В этом он был с ней согласен на все сто. Одно то, что он разглядывает ее обнажённую, а не так в пальто, как в новогоднюю ночь, - одно это уже бальзам.
- Ну, - сказал он, - Я согласен.
- Это лекарство скорее для мужиков, самцов с их вечным желанием кого-нибудь покрыть. Для женщин иначе, - уточнила Наташа
Из ее слов следовало, что и их связь сходна с известной из химии донорско- акцепторной связью. Причем Наташа – донор, почти жертва. Шаг до мученицы. А он – коварный хищник.
- Нет, - возразил Игорь, - У нас по конституции мужчины и женщины равны.
- По конституции, но не в постели, - сказала Наташа, - Ну ладно не будем о грустном. Но если мужчина стремится к количеству, женщина – к качеству. Поэтому женщина больше знает о деталях секса, чем мужчина.
- А точнее? - спросил он. Детали секса его интересовали больше химии.
- Вот тебе и точнее. Секс нужно принимать аккуратно, с чувством, с толком, с расстановкой, порциями. Знаешь, как больным дают болеутоляющее, типа наркотика? Как только закончилось действие предыдущей дозы, колют следующую. Так же и с сексом. Потому что это тот же наркотик.
А когда же заканчивается действие предыдущей дозы? – спросил Игорь.
- А это по-разному. Зависит от много.
- А от чего у тебя зависит?
- Много будешь знать – скоро состаришься. Вот когда состаришься, тогда и сможешь предаться воспоминаниям и сравнить, когда заканчивается действие дозы. В разные возрасты по-разному.
Игорь задумался. О старости о том, как он тогда будет относиться к сексу, он прежде вовсе не думал. Слышал какие-то анекдоты на счет импотенции. И тут он испугался, что с сексом, как с наркотиком, можно переборщить. А потом в старости получишь проблемы
- Так от наркотика люди гибнут, - попытался он провести параллель.
- Не бойся, не погибнешь. Тут передозировка не страшна. Секс нужно принимать до завтрака, потом после завтрака, потом перед обедом, потом после обеда, потом на полдник, потом перед ужином, потом после ужина, потом на ночь, и потом ночью.
- Это уже будет разврат, - предположил Игорь.
- Знаешь, чем секс отличается от разврата? – Игорь не знал, и ему была очень интересна точка зрения подкованной девушки, - Всего одной точкой. Точкой зрения, - объяснила Наташа, - Только и исключительно точкой зрения. Одному кажется, что это уже разврат, а другому кажется, что это забава для песочницы во дворе. Вот и все.
В секс, или, если угодно, разврат, они ныряли, едва проснувшись. Досконально следуя Наташиному графику. Секс был первой утренней процедурой. Следующей утренней процедурой был утренний туалет. Для этой цели Наташа поставила специально для него эмалированное ведро с крышкой на крыльце у входа в дом. А Игорю, который смутился этим, сказала,
- Будь проще. Не ты первый. Бабушка ночами на ведро ходила. А как прикажешь? Что же ей, пенсионерке, по холоду в этот отдаленный домик бегать? Там бывает в холод дверь прихватит, не оторвешь. Тут говорят, в этом районе, когда был сильный мороз и ураган, одна старушка насмерть замерзла. Вышла, поскользнулась, ветер сшиб. Упала. И замерзла. Только спустя два дня, как ветер улегся, невестка пришла. А на дворе труп припорошенный. Бабушка эту бедняжку знала. Здоровой была. Шустренькой. Даже мужичка на примете имела. Вдовца. А он еврей. Хотела замуж и в южные страны. И вот замерзла. Бабушка на похороны к ней ходила. Рассказывала. Бабушка после того случая жуть как испугалась. Так она и в теплые дни по ночам в ведро стала ходить. А я тебе предлагаю наоборот, днём в ведро, а ночью … да и ночью лучше лишний раз не высовываться. Мне реклама не нужна. Приспичит – приоткрыл дверь, занес ведро в коридор, сделал свои дела, накрыл крышкой и выставил на крыльцо. А уже ночью, когда не видят, вынес в туалет.
У бабушки около крана на улице стоял плохонький летний душ с бочкой. Душем они пользовались ночью на пару. За день вода в бочке прогревалась. А ля утренних процедур – умывальник в коридоре. Утром Наташа протирала себя с головы до пят. Растворяла в тазике с холодной водой какой - то бабушкин волшебный настой из трав против вялости кожи. Отиралась мокрым полотенцем. Потом растиралась сухим. Ещё тот спектакль. Наташины груди мотало туда-сюда, точно пассажиров судна в большую качку. Потом она тщательно чистила зубы. Зубы - это важно, это свежесть дыхания. За зубами нужно следить смолоду. Береги честь смолоду, а зубы как прорезались. Она осматривала в зеркало язык. Язык –показатель здоровья. Всматривалась не покраснели ли белки глаз. Это тоже показатель здоровья. Причёсываться ей сильно и не нужно было. Ее естественного цвета светло каштановые волосы были стрижены под каре. Три взмаха расческой и все в порядке. Просмотрела себя – как огурчик. Готов к труду и обороне. И тем более к безумствам.
Безумства начинались с завтрака. Раз тепло завтракать можно и голяком. Голой она кормила его голого завтраком. Кофе в постель - завтрак королей. Игорь млел в кровати, пока она приготовит завтрак, вспоминая стишки своего детства «Король, его величество, спросил ее величество, чтобы ее величество спросило у молочницы, нельзя ль доставить масло на завтрак королю.» А потом другие строки из того же стихотворения. «Нынче очень многие двуногие безрогие предпочитают мармелад, а также пастилу.» Королевский завтрак: масло и мармелад, и яблочная пастила, которую наделала сама бабушка, и кофе, и омлет или яичница, и козий сыр, который ее бабушке приносили на продажу люди, жившие выше по улице, на самых буграх, у которых имелась коза, которую пасли на буграх, на которых экологически чистая трава.
- Ну, ты кормишь на убой, - сказал он.
- Не на убой, а для дальнейшей эксплуатации с максимальной отдачей. Яйца и козий сыр обязательны – они обеспечивает мужскую силу.
А кроме этого был мед, пахучий, особый. Его бабушке месяц назад знакомый пасечник привез трёхлитровую банку.
Сама же Наташа к яствам относилась настороженно. Сладкое вредно для кожи, от него толстеют. От кофе может измениться цвет кожи. Завтрак закончился – в постель. Полчаса после постели - зарядка. Чтобы держать тело в форме. Она выполняла зарядку в центральной комнате. там имелось пространство и большое зеркало. Игорь наблюдал это шоу, стоя у двери. Похвастать ей было чем. Не только телом, а гибкостью. Наташа говорила, что зеркало нужно, чтобы видеть, что движения выполняются правильно. Она ещё с утра не удосуживалась что-либо на себя накинуть. Делала зарядку голяком. И даже не прикрывала занавесок. Зачем? Кто будет подсматривать. Только кот. И действительно с началом ее упражнений, на подоконник снаружи, как по команде, вскакивала черная кошка и заглядывала в окно. Наташа, живущая тут с июля, говорила, что привыкла к этой зрительской аудитории.
- И что, все время зарядку тут делаешь? – спросил Игорь.
- А как же! Здоровье в порядке - спасибо зарядке.
- И все время голой?
- Так есть поклонники такого стиля, – Наташа указала на кошку, потом на него, - Ну ты же спортсмен. Давай присоединяйся.
Когда Игорь делал свою зарядку отдельно в середине дня, черная кошка тоже вскакивала на подоконник.
После Наташиной зарядки следовал небольшой отдых в виде легкого эротического массажа. То, что умудрённая Наташа называла растянутой во времени прелюдией. После прелюдии следовало то, что Игорь, до знакомства с Наташей, считал бы бесстыдством и развратом.
И все в доме в эти блаженные дни дышало блаженством. Это в центре города природа починена городской администрации. А тут на окраине она была свободна. Так же свободна от условностей, как Наташа. Как библейский рай. Мед и молоко не только под языком Наташиным. Вся природа вокруг – мед и молоко. Утро их будило щебетом птиц, криками соседских петухов, робкими лучами встающего солнца. В середине дня на окна наползала тень от бабушкиных яблонь, и в комнаты лился приглушенный свет. Вечером от прогретого двора плыл в окна теплый воздух с запахом цветов. Игорь, дитя асфальта не разбирался в цветах. Но начиная с вечера и ночью какие-то цветы испускали удивительный пьянящий запах. И он завидовал Наташиной бабушке за то, что она имела возможность жить в таком аромате. А у них в квартире у мамы стояла парочка горшков на подоконниках. Но растения там не пахли. Ночи тут стояли темнящие, хоть глаз выколи. Иногда с глухим стуком падало на землю яблоко, и как вино испугавшись этого звука издавала начинала свой разговор с ночью невидимая в темноте птица.
После обеда Наташа срывала с яблони красные плоды и их аромат наполнял комнату. Яблоко вообще, или скорее бабушкины яблоки, для Наташи они были чем-то сакральным.
- Вот смотри, - говорила Наташа, - Как много значит точка зрения. Ньютону яблоко упало на голову, и он придумал закон всемирного тяготения. А у нас с тобой благодаря яблокам другой закон тяготения.
Наташа разрезала яблоко на дольки, улегшись на сипну, выкладывала на своем обнаженном теле дольки цепочкой от ложбинки меж грудями до самого заветного места. Картина замечательная переходами красок. Белые дольки с темно-красной кожурой. Ее грудь белее мякоти яблока. А сосок светлее кожуры. Ниже, там, мякоть яблока была светлее загоревшей кожи. А ещё ниже - тут иные колориты. Задача ставилась так: Игорю нужно по очереди, сверху вниз, взять эти дольки губами. И съедать. Дольки следующего яблока выкладывалось на Игоре. И теперь Наташа брала их губами. По мере продвижения она останавливалась, поднимала голову и говорила
- Ученые говорят, что человек почти на восемьдесят процентов – вода, жидкость. А посмотри, как ведёт себя эта жидкость в нужный момент. Тверже стали становится, - и Наташина рука упиралась в твердое место.
- Что же тут удивительного? - сказал Игорь, - Все просто. Законы гидравлики. Шланг при давлении попробуй – он тоже твердеет.
- Вот шланг при давлении я не пробовала. Не доводилось. Не знаю, возможно он и твердеет. Но меня это как-то не возбуждает. Законов гидравлики не проходила. Академиев не кончала. Я женщина простая. От сохи. То от чего кончаю, не требует знать гидравлику. Я знаю то, что вижу собственными глазами, могу пощупать. Я знаю, что вода может превратиться в лед, а может течь. Может капать дождём, орошать поля, а может потопить корабли, смывать города. Пусть это будет гидравлика. Мне без разницы как называется, лишь бы работало.
И больше недели он безвылазно кувыркался в постели у Наташи. Она была, как сказочно хороша, стройна, мила. Царица и чистых и нечистых побуждений. С поразительным балансом деликатности и разврата. Как тот запретный плод, где в выверенной пропорции перемешаны терпкость и сладость. А про порции и говорить нечего. Порций сколько душе угодно. Этой смесью пропорции и порций она и взяла.
Она не пыталась взять умом. Не то, что некоторые его одноклассницы, которые в самые решительные моменты заводят волынку про учителей, успеваемость, искусство, книги или фильмы. Нет Наташа понимала, что всему свое время.
Но пришло наконец время, когда Наташа вдруг поразила его стратегической дальновидностью. Пронеслась неповторимая неделя буйства ураганных африканских страстей. Напор эмоций немного улегся. Наташа, подгадав момент, когда его губы нежно касались ее груди, а ее губы были у его уха, мило промурлыкала, что время течет, за летом приходит осень, зима, после всего случившегося, нужно бы и о будущем подумать.
- В каком смысле? – не понял ее Игорь. Он то знал, что придёт осень и закончится светопреставление. Придёт пора ему ехать в институт.
- После такого порядочный мужчина просит у женщины руки и сердца.
Игорь оторвал свои губы, оставив ее прекрасные груди голыми казанскими сиротами. Недоверчиво посмотрел на Наташу. Она нежно и немного виновато улыбнулась.
- Мама говорит, если я замуж выйду, могу с мужем тут жить, у бабушки. А бабушка у тети. Мама договорится.
Но радужными перспективами халявной жилплощади она его не купила. А не рано ли говорить о руке и сердце. Даже о домике с яблонями в саду. Пусть ему в этом домике было сногсшибательно, и уютно, как в раю. Ведь прошла всего какая-то неделя. Неделя в раю – это типа краткой командировки. Несерьезно. Какой у них совместный опыт в смысле гражданского общения? Он с ней и в кино не сходил, даже в свою компанию не привел. Родители его вообще о ее существовании понятия не имеют. Он не яблоко, которое можно разрезать на дольки, и потихоньку съесть. Его не съешь. Ни дольками, ни целиком. Да и зачем он Наташе? Он ещё не созрел. Зеленый.
- Я разве тебе подхожу? - спросил он.
- А почему бы и нет, - она пожала плечами.
Ладно бы прошептала– ты мой единственный и неповторимы, как в кино. А то –«почему бы и нет». Эти слова, это пожимание плечами - его задело. Он понял, что она расчетлива. Может после ласк перекрыть кислород. Да, ему вдруг показалось, что в доме душно, не хватает воздуху. Он молчал.
Она чуть развернулась, так чтобы было удобнее ей было окинуть его долгим взглядом. Не тем, что раньше. Таким, каким Христос смотрел на Иуду. От ее взгляда Игорю стало не по себе. Потом она встала, обнаженная, прекрасная, но глаза как нож. Дай ей в руку меч, снесет голову. Или что поважнее отмахнет.
Но Наташа не рванулась за чем-нибудь острым или тяжелым. Игорь увидел, что она как-то преобразилась, стала похожа на свою маму, когда та четыре года назад объясняла ему несмышленышу-девятикласснику, что ему нечего гоняться за ее дочкой. И он услышал от Наташи, что по его молчанию, можно сделать вывод, что он, наверное, и в автобусе норовит прокатиться зайцем. Клубничку в рот положить – милое дело, а как жениться – в кусты.
Но он уже был не прежним мальчиком. Мог за себя постоять. По ее нежданно прорезавшемуся деловому тону он сделал заключение, что не такой он ее себе представлял. Да и собственно, думал ли он о ней неделю назад? Встретились - то в городе случайно. И она неделю назад несомненно и не думала о нем. Четыре года назад в новогоднюю ночь их свел случай. Неделю назад их опять свел случай. Но у случая есть временные рамки. Он слышал такую умную мысль, что случайные встречи имеют свою особенную эстетику. Эстетику случая. Эстетика случая – это авантюра, которая увлекает на время. Но она не властна над временем. И вот теперь он понял, насколько эта мысль верна, насколько они с Наташей на взаимоотношения полов смотрят по-разному.
Разве неделя – это срок? Разве после недели их сумасшествий они уже так близки, что путь назад, на свободу, кирпичик за кирпичиком, замурован? Разве сумасшествие – это повод для женитьбы. Нет, как говорил мамин двоюродный брат, Миша, который упорно не женился, женитьба - это не вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Это серьезная сделка, ее нужно осуществлять при ясном уме и твёрдой памяти.
А если посмотреть по-настоящему внимательным взглядом, так Наташа не писаная красавица. И пара ее волос утром остается на подушке. А это значит, что с возрастом она потеряет немало волос. И не всегда она нежная и ласковая. Когда надо деловая, жесткая и прямолинейная. Чувствуется богатый опыт. И главное. Почему те, кто были у нее до него, на ней не женились? А зачем ему чаша сия? Чем провинился? А потом эти предыдущие будут похихикивать за спиной и тыкать пальцем?
И словно крылья у бабочки сложились. Наташа превратилась из ласковой, с сияющими глазами, в такую строгую, сухую гражданку, как ее мама. Верный знак, что пора расставаться. К тому же каникулы подходят к концу. А ему лучше на несколько дней раньше занятий явиться в общагу, чтобы урвать комнату получше. Ведь не только для себя старается, и для Коляна, соседа и приятеля ещё с первого курса. С Коляном – то у него общение теснее и продолжительнее, чем с Наташей.
И ещё он понял, что Наташа – отрезанный ломоть. Приплыли. Это конец определённого этапа. Короткого, яркого, красочного, много ему давшего, но не бесконечного. Как те дни революции, «десять дней, которые потрясли мир» потрясли мир и привели в никуда.
«Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края. Прощай мы расстаемся навсегда под белым небом января» Нет он с Наташей расставался под синим небом конца августа. Расставался не весело, напряженно, но без печали. Бендер говорил: «С деньгами нужно расставаться легко.» Оказывается, не только с деньгами.
Теперь он перевернет лист, начнет с чистого листа. Они друг другу не подходят. У них диаметрально противоположные взгляды на жизнь. Игорь вышел за калитку дома. Дома ее бабушки, который для него оказался школой. Многому его научил. Но за эту неделю он созрел гораздо больше, чем за десять лет в школе, три года в институте, чем за время пребывания в пионерской организации и комсомольской организации. В этом простом, практически сельском доме с невысокими потолками, скрипучими половицами и маленькими окошками, он вдохнул воздух свободы. Стал мужчиной и в половом смысле, и мужчиной в доме. Наташа взял на себя хозяйство. Наученный стройотрядами, он поправил дверные коробки, рамы в окнах. Разрешила бы она ему выходить, он бы и забор поправил и дорожку бы забетонировал, и яблок с верхних веток нарвал. Теперь кто-то другой будет это делать. Но он, почуяв себя мужиком в доме, заметил, что в силах отстаивать свои убеждения. Наташа многое знает про секс, а насчет дверной коробки – дуб дубом. И когда он приводил в чувство мебель, она с его мнением считалась. А теперь он настоял на своем мнении, которое касалось не мебели, а его лично. Раз он считает, что силком жениться – лучше удавиться, значит не станет лезть в удавку. И ей придётся с его мнением считаться. И зашагал он в новую неведомую жизнь, которая распахивала перед ним свои объятия.
Объятия нового мира были широки, как сам мир. Но совсем не так жарки и крепки, как Наташины. И Игорь, уже ученый, был теперь осторожнее. В город детства, где он мог бы увидеть Наташу, он приезжал не часто. А когда собирался ехать, и перед ним возникали лица тех, кого он увидит в городе, кого он рассчитывал увидеть, лица родителей, сестры, друзей, Наташа стояла на особом месте. На верхней ступеньке, для победителей соревнований, удостоенных золотой медали. И стоит во всей красоте. Он вспоминал, как она голой умывается и растирается, как делает зарядку. И как возбуждающе смотрятся на ее теле ароматные дольки яблок. Правильно ли он поступил тогда, отказавшись от всего этого? Он ни минуты не сомневался, что поступил правильно. Потому что хоть все это прекрасно, но никакое прекрасное не должно брать за горло. Иначе задохнёшься.
Редко ему потом случалось видеть Наташу. Но в центре, у ее дома он бывал по приезде чуть ни каждый день. Так что сталкивался. Наташа проплывала мимо, как проходят круизные суда мимо грязной фелюги. Это капельку обидно. Игорь считал, что не заслужил такого к себе отношения. Он тога был честен с Наташей.
Но если быть честным до конца, он был бы не прочь вспомнить старое. Потому что те подружки, с которыми он встречался после Наташи, по постельной квалификации ей в подмётки не годились. Но приходил к заключению, что все же безопаснее не окликать ее. и горькость не позволяет и береженного бог бережет. Не напрасно на клетках зоопарка висит таблички с запретом кормить диких зверей. И не потому, что звери сытые, и без подачек посетителей обойдутся. А потому, что зверь может и больно укусить. Судя по всему, она прекрасно живет, не скучает. Может быть она вообще замужем. И если она проходит мимо, не глядя в его сторону, так и он поступит аналогично.
На этом можно было бы поставить точку. Но судьба – это непредсказуемый лабиринт. Если в математических лабиринтах заложена логика, то у лабиринта судьбы логики вовсе нет. Прошло года три с того дня, когда они разошлись, как в море корабли. Игорь, идя своим курсом, закончил институт, работал. Приехал в отпуск. К родителям. Ему как молодому специалисту отпуск предоставили зимой. Шел он по припорошенной снежком площади, мимо памятника Ленину, уже совсем забыв, что рядом жила, а может быть и сейчас живет, Наташа. Погода была мерзкой. Редкие, ёжащиеся от холода прохожие. Какому идиоту захочется гулять по холодному ветру? Тем более, торчать у статуи вождя. И вдруг на белом фоне снега заметил необычную для такой погоды пестроту. Как раз у памятника. Молодожёны! Возлагают цветы. Традиция. Невеста в легком белом платье. А жених в военном мундире. При регалиях. Невысокий, коренастый. Чуть выше невесты. Игорь притормозил, пригляделся, сколько же там на погонах звёздочек. Глянул на невесту, а это Наташа. Она засекла приближавшийся объект краем глаза. Опознала. И посмотрела на него с тревогой. Игорь понял. Перепугалась. Мало ли что на бывшего дружка, может наехать в день ее свадьбы. А вдруг, устроит разборки. Но Игоря ничто не тронуло. Нашла она себе мужа, и флаг ей в руки. Новобрачный, кажется, капитан. И он отвернул и попилил прочь.
Прошло лет десять. Даже пятнадцать. За эти годы Игорь, окончательно убедившись, что на родном заводе насчет жилья ловить нечего, собрал манатки и переехал с семьей в город детства, где ещё жили родители, старые друзья и не умерли надежды на то, что все в жизни образуется. Что он в городе проживал, это красиво сказано. Жил он вахтами. Чтобы собрать на квартиру, нужно побегать за длинным рублем, высунув язык.
И иногда, очень редко, видел в городе Наташу. И, как обычно, в самом центре, в районе ее дома. Теперь она его не чуралась. Выглядела на пять с плюсом. На лбу написано, что жизнью довольна. Как-то они побалакали немного. Отец недавно трагически погиб. При исполнении. Подробнее не сообщают. Военная тайна. Матери правда, назначили за него приличную пенсию. Грех жаловаться. Хотя мать от всех переживаний сильно сдала. А у Наташи все нормалек. Муж тянет лямку. И она в придачу. Как офицерская жена. Помотало по стране. При такой кочевой жизни ей нормальной работы не найти. И детям плохо. То в одной школе, то в другой. И она решила, что лучше уж смотреть за сыном и дочкой. Периодически наезжает к матери. И детей иногда привозит. Стандартная судьба офицерской семьи, - и тут Наташа чуть приободрилась и произнесла, - Служба нелегкая, но есть же такая профессия для настоящего мужчины - родину защищать, - и она с нескрываемой насмешкой посмотрела на Игоря, простого штатского.
Игорь к царевой службе никакого отношения не имел. Но и его служба была - не сахар. Узнав, что он работает вахтами, Наташа поглядела на него с непониманием и сожалением. Ради этого стоило пять лет тяжело учиться в чужом городе?
- А жена как смотрит, что тебя подолгу нет? Согласна?
- Согласна не согласна, деньги нужны, - печально усмехнулся Игорь.
- Оно конечно. Деньги так просто не даются. Вот мой занимается в части с какой-то отравой. Домой приходит чумной. Как обколовшийся, еле живой. Вот как даётся служба родине, - она вздохнула, потом улыбнулась, - чтобы родина крепла, семейные отношения, на грани развала. Ну, ты понимаешь. Муж приходит со службы очумевший, а женщине – терпи, подлаживайся, улыбайся, не лайся, подстилайся, – она улыбнулась печально, вздохнула и покачала головой, - А у нас тобой, помнишь, какой был праздник души!
- Скорее тела, - поправил Игорь.
- Пусть тела. Я помню, ты на это дело был очень даже. Как юный пионер.
.
Игорь не остался в долгу
- И ты была на пять с плюсом
- Что так уж лучше других? - она по его глазам поняла, что его ответ утвердительный, и решила копнуть глубже – Что, даже жены?
Игорь ответил, что жена ни в какое сравнение не входит. Потому что сравнивать не корректно. Разные сферы деятельности.
- Какой бы жена ни была, она приестся, - сказала Наташа скорее не утвердительно, а с вопросом.
И он понял, что этот вопрос для нее актуален, на злобу дня, что мнение человека, с которым был опыт близости и можно быть чуть более откровенной, ее очень интересует. Возможно, подумал Игорь, с мужем не клеится. Что он, мужчина, мог ей сказать? только то что вычитал в умных журналах.
Тому, что в умных журналах писали социологи и неизвестно откуда появившиеся сексологи, Игорь, не слишком вникавший в эту тему, верил с оговорками. И этим всем он бы Наташу не утешил. Ученые писали, что, если в семье не очень гладко, женщина, гадая, в чем причина холодности мужа, выводит две причины. Первая причина – он винит мужа. Связался с потаскухами. Вторая причина - винит себя. А вдруг она так постарела, что муж разлюбил. От этих переживаний она сильнее стареет и заболевает, становится нервной. И пытается проверить, неужели она не может привлечь мужчину. Иногда эта проверка заканчивается серьезной любовной связью и ее уходом из семьи. И в этом случае муж окажется виноват: это все из-за него. Но разве такое Игорь мог сказать Наташе? Да и не похоже было, что она нервничает и болеет. Вид у нее был цветущим.
- Жена есть жена, - сказал он, - Это святое.
- Что, во лбу звезда горит?
- Не звезда, а штамп в паспорте. А если тебя интересует, как ты на фоне остальных, кого я знавал, так их было совсем немного, чтобы сравнивать. Но среди них ты была на высоте, выше всяких уровней и похвал.
- Приношу тебе свои сожаления, если их было немного, - усмехнулась Наташа, - Но ты учти, чем дальше, тем это будет менее впечатляюще. Когда мы были моложе, флюиды свирепствовали. Как шторм. Представь, человек плывет на корабле. И если море спокойное – ну, есть легкие впечатления. Но если попадает в шторм, это запоминается. Такие моменты нужно ценить. У нас с тобой был шторм.
- Да, меня чуть не смыло в пучину. Еле удержался, уцепился за спасательный круг,
- Теперь не страшно - Наташа усмехнулась замуж не позову. А вспомнить молодость, ничто не мешает.
- Так уж ничто? – спросил Игорь и заметил, как варианты, прокручиваются в ее голове.
Он глядел на Наташу, словно читал ее мысли с перебором вариантов, и возникло чувство, словно он снова снял с полки недочитанную когда-то книгу, начало которой было жутко захватывавшим. А дочитать не пришлось. Что ещё теперь она придумала? Наташа указала рукой на окна своей квартиры.
- Рукой подать. Там только мама. Она лежит, почти не встает. Спит практически все время. И слышит плохо. Воры квартиру могут вынести, она и не заметит. А уж нас с тобой грешных вовсе не почует. Она бывает, с кровати меня кликнет и говорит, что и не знает, дома я или нет. Волков бояться, в лес не ходить.
И снова Игорь переступил Рубикон. Игорь помнил расположение комнат в ее квартире. Когда Наташина мама давила на него, и, можно сказать, открыто указала, что его место у параши. Игорь с той поры запомнил, что две двери из центральной комнаты ведут в спальни. Сейчас Наташина мама лежала за одной из этих дверей. Дверь из коридора в центральную комнату была открыта. В Игоре вдруг стали бороться два чувства. Желание поскорее слиться с Наташей боролось с желанием осмотреть то место, что когда-то стало ему Голгофой. Все ли там осталось так, как он запомнил. Стоит ли за стеклом серванта фото Наташиного отца. Но Наташа торопила, потянула его за руку. Какие-то сомнения? Время – деньги. Грешные прелюбодеи тихо проскользнули дальше и юркнули в другую спальню, ближе к ванной и кухне. Так что ее мама, как надеялся Игорь, не услыхала не только их прихода, но и всего что последовало.
Последовало, понятно, не то, что творилось когда-то в доме Наташиной бабушки. Те, кто перевирает Пушкина: «Онегин я тогда моложе и лучше качеством была», тем не менее в сущности правы. Молодость есть знак качества. Наташа потолстела, и ее некогда прекрасная грудь прибавила в объеме, но не в форме. Но Игорю ли, в молодости боксеру-любителю, не знать, что молодость уходит - оставляя поле деятельности мастерству. Можно сказать, молодость – форма, а мастерство – содержание. Наташино мастерство оставалось великолепным. Умела доставить удовольствие. Пусть не так как в прежние годы. Но секс – дело обоюдное. Возможно, меньшая степень его удовольствия – его проблема. И неизвестно, смог ли он ей доставить то удовольствие, что в прежние годы. Хотя он знал из той-же умной литературы, что мастерство женщины в том и должно заключаться, чтобы убедить мужчину, что он был на высоте. Наташа умела убежать.
Но кое-что ему мешало. Он боялся, что ее мама все же их засекла, выбралась с постели, подкралась неслышно и стоит за дверью, подслушивает. Оценивает, настолько ли сладко постанывает ее дочь. Получает ли удовольствие или прикидывается. Суя по тому, что говорила о маме Наташа, у нее ухо заточено. Эксперт. Может определить. Хорошие музыканты сразу чувствуют фальшивую ноту.
Продлилось удовольствие недолго. В Игоре включился таймер. И даже с учетом того, что он был пропущен Наташей по второму кругу, на бис, все равно от того сумасшествия, какое они творили в доме ее бабушки, и следа не осталось. И если счастливые часов не наблюдают, то Игорь был вынужден считать минуты.
- Ну как тебе? - спросила Наташа. Игорь по ее дрогнувшему голосу понял, что для нее это существенный, принципиальный вопрос.
- Все прекрасно, - успокоил он. Ему нужно было успокоить прежде всего себя. Он только что совершил предательство. Ничтоже сумняшеся изменил жене. Он оправдывал это необходимостью. Необходимостью оказать деликатную посильную помощь старой доброй знакомой, которую, кстати, он знавал гораздо раньше жены. Сделать так, чтобы Наташа снова обрела уверенность в себе. На практике. Ведь практика – критерий истины. И он на практике доказал ей, что она может быть любима, желанна, востребована. Доказал, поднялся и стал одеваться.
.
- Спешка нужна только при ловле блох, - лениво развалясь в постели, словно позируя художнику, произнесла Наташа, - Воскресенье же.
- Ещё опаснее. Была бы жена на работе, другой вопрос. А она дома, меня в магазин послала. А теперь придётся выдумывать, где я задержался.
- Выдумывать? - фыркнула Наташа, - А ты у нее отчет спрашиваешь, когда со своих вахт возвращаешься? Ну ладно, завтра твоя красавица на работе? А ты, как я понимаю, отдыхаешь от вахт? Тогда вот тебе другая трудовая вахта, стахановец. Тут, - она ткнула пальцем, - Я тебя буду ждать. Когда тебе удобно? Утром, днём, вечером?
Договорились на десять утра. Звонить не нужно. Наташа будет ждать прямо у приоткрытых дверей. Увидит в щелочку – впустит. Только явиться нужно точно. Как подпольщики, они сверили часы.
Он торопился домой, на ходу выдумывая оправдания. Вот как его величество случай. правит миром. Судьба — это лабиринт без всякой математической логики. Но люди логично и умело приноравливает к себе случай. Ньютону яблоко дало по кумполу. Но если бы он, слетом за Аристотелем и Галлеем не думал о проблеме падения тел, он бы не вывел свой знаменитый закон. Ньютон сказал: «Я стоял на плечах гигантов». Но тем более есть своя логика, и не лучшего качества в том, как случайные встречи становятся случайными связями.
Разве только Ньютон стоит на плечах гигантов? Все священные книги, мифы древней Греции, Библия, - кишат алтуьтерами. И даже Христос – плод адюльтера. Люди больше и охотнее подчинятся запретным страстям. В школе учат строки «Мой друг, отчизне посвятим уши прекрасные порывы». Но куда охотнее кидаются во все тяжкие. Посвящают свои порывы не отчизне, даже не супружескому долгу, а черти чему. В конечном счете себе любимому. И ее гордятся этим. А разве нет? Один хвалится перечитал все книги, которые ему нравятся. Другой пересмотрел все фильмы. Третий - что был на всех матчах любимой команды. Четвертый был на всех спектаклях любимого актера. Каждый из них удовлетворял собственную страсть. Так почему Наташе не удовлетворять свою страсть? Чем ее страсть хуже? А ему почему не прийти ей на помощь.
Разве это так предосудительно? И он вспомнил неувядаемого Пушкина: «и современный человек изображен довольно верно с его безнравственной душой себялюбивой и пустой, мечтанью преданной безмерно.» Человек - зверь. И если бы случай не вмешивался в его жизнь, люди загрызли бы друг друга. А случай, бог импровизатор, нарушающий логику жизни, как предохранительный клапан. Шел человек все время прямо, как предписывали ему либо Заповеди, либо моральный кодекс, - хоть повесься от тоски. А тут случай. Лучше, конечно, счастливый случай. Но не обязательно. Бывает просто случай меняет жизнь так, что не очень приятно, но есть интрига. Можно пожаловаться. Так что слава богу, людьми правит случай. Потому лотерея, игра в рулетку возбуждает. Кому-то повезет. Тех кому не повезет, кто-то пожалеет. И вот тут вопрос - ему с Наташей повезло или нет? Или ему стоит жалеть, что не остался с Наташей? На это у Игоря не было ответа.
В этот раз Наташа была во всеоружии. «Всё, что в Париже вкус голодный, полезный промысел избрав, изобретает для забав, для роскоши, для неги модной» - все было пущено ею в ход. И Игорь больше, чем вчера, убедился, что эта женщина, пусть немного переходящая за рамки приличий – праздник души. Он даже поведал Наташе, что она таким хитростями владеет, кои неизвестны его воспитанной в строгости супруге.
- Ты говорил, на Урале после института работал? - спросила Наташа.
- Ну, на Урале.
- И жена оттуда?
- Оттуда.
- Так что же ты хочешь? Она себя ведёт как ее в детстве воспитали. Она не знает насколько жизнь прекрасна и удивительна, - ответила Наташа, глядя в потолок, словно оттуда считывая строчки великого пролетарского поэта.
- А ты где научилась? Ты говорила, с мужем в ГДР жила. У немцев научилась? – спросил он.
- У немцев? - Наташа усмехнулась, - С ними у нас контактов, тем более таких, не было.
- А муж?
- Что муж, ты имеешь в виду, немок трахал и у них набрался? Не-е-т. Он куста боялся. Он служака. Подполковник Скалозуб. Ему звездочки важней. За немку могли так вздрючить, что мало не покажется. Нет. Он не из таких. Он солдафон, оловянный солдатик. Только устав знает. Вечно от него керосином разит. Спасибо мама есть на свете. Она мне много присоветовала.
Наташа умела удивлять. Его родители, например, вообще с ним о сексе не говорили. Жизнь научила. И возможно, научила сикось-накось. «Мы все учились понемногу чему - нибудь и как – нибудь.» И тут он вспомнил, свой разговор с ее мамой. Тогда она осматривала его дотошно, как наездник жеребца. Разве что зубы не проверила. Хотя, конечно, знала, что не его зубы понравились ее дочке, и что именно нужно проверять.
- Да, – печально произнес Игорь, - Вот она тебя учила всяким премудростям, а теперь лежит себе и не подозревает, что тут происходит.
- Я не уверена, что так уж и не подозревает.
- То есть как?
- Просто, как дважды два. Может вычислить. По теории вероятности. Мозги у нее работают. Мы подъездную дверь открывали – у нее окно открыто, сквозняком потянуло. Может и догадаться, что я вошла. Вошла, а к ней не зашла. Почему? Смекалка ей на что. Опыта навалом. Ситуацию оценить может. Квартира большая, она никакая. А я – вовсю. Ну и вывод.
- Ну хорошо, если она оценить может, чувствует, что ты пришла, почему тебя не позовет?
- Потому что знает, что во мне ещё женщина не умерла. Я как Зоя Космодемьянская, способна на подвиг.
- Зою Космодемьянскую, между прочим, за ее подвиг повесили, и выдали свои же - напомнил Игорь
- Не бойся мама не выдаст. Она знает, что такое моя семейная жизнь по гарнизонам. - Сплошной подвиг. Хотелось иногда застрелиться из мужнина пистолета. Мама знала, во что мне эта семейная жизнь обернулась. Она сама жена военного, - Наташа печально вздохнула.
- Так ведь твои родители, сколько я помну, в городе жили. Вот тут в этой квартире. Не в гарнизоне.
- Это мы с мамой жили. А отца мотало. Вот и результат. Погиб при исполнении. И никто ничего не объясняет. И у нас с Сашкой были квартиры пожиже, чем эта. Что ты сравниваешь моего Сашку с папой? Сашка простой служака. Примитив. Мама знала, как мне с ним живется.
Но Игорь не придал значения этим жалобам. В сфере семейных отношений он был великим философом. Считал, что каждая жена считает мужа недостойным ее, чистой и непорочной, продешевившей, при замужестве, имевшей, а может быть и имеющей все возможности найти что-то лучшее
- И кстати, - Наташа привстала так, что теперь могла видеть в большое зеркало от самого пола и часть пола, и постель, и себя, и Игоря, - Мама как-то мне сказала: лучше бы ты с Игорьком тогда деликатнее, не напирала.
- В смысле, напирала? - удивился Игорь, - Это же она на меня напирала. Она сама меня отшила.
- Не в том смысле. Не тогда, а позже, когда я тебе о браке намекнула. Она мне на это так потом и сказала: поспешишь – людей насмешишь.
- А мама твоя тут при чем? Ты что с ней такие вещи обсуждала?
- А что мне с твоей мамой прикажешь обсуждать? Я бы с радостью. Так кто там про меня знал? Кого там мое мнение интересовало?
- Но с мамой такие вещи обсуждать как-то не … Я с мамой такое не обсуждал.
- Твоя мама- это твоя мама. А моя мама – моя мама. Мамы разные нужны, мамы разные важны.
- И кем твоя мама работала?
- Причем тут это?
- Ну, я помню, как она мне говорила, что у нее связи.
- Связи. Инструктором в райкоме. Но это ко мне отношения не имеет.
- Не имеет? – воскликнул Игорь, - Все отношение имеет. Я охреневаю. Ну, просто отпад, -
- Тише ты. Орешь. А что тут такого? На работе она инструктор. А дома – она мама. Или моя мама мне не мама? Она что не должна знать, чем дочь живет? Ей положено. Материнский долг.
- То есть? Ты ей что, вообще про все-все рассказывала?
- Про то, что касается серьезных вещей, конечно рассказывала.
- Смотря что считать серьезными вещами, о которых можно говорить, - сказал Игорь.
- То, чем живет дочка, для мамы серьезные вещи. И об этом стоит говорить.
- Конечно- конечно, помню, как твоя мама со мной очень серьезно говорила, когда указала мне мое место. А спустя четыре года что вдруг изменилось?
- Изменилось. Мне ведь замуж пора было.
- Уж замуж невтерпеж? Всем пора замуж.
- А ты подходил. Во-первых, мы с тобой уже были близки. И даже очень. Во-вторых, ты был нормальный, в институте учился,
-По анкете проходил? Сначала не проходил, а потом стал проходить?
- Вот именно, - Наташа повернулась и посмотрела на Игоря с укором, - А ты уперся. Ты тогда меня очень обидел. Почему же мне маме не поплакаться?
- Ну я балдею - усмехнулся Игорь. Сказал так громко, что испугался.
- Ты уперся. Ты думаешь мне не обидно было? Отцу было по хрен, у него жила бы страна родная. А мама меня понимала. Сначала сказала, что все что ни делается – к лучшему. Что, коли ты оказался упрямцем, какого на аркане не затащишь, так и нечего о тебе жалеть. Хорошего все равно не выйдет. Потом ещё буду жалеть, что уломала. А уже потом она стала говорить, что зря я с тобой поторопилась.
- В чем поторопилась? Ты, о чем?
-Поторопилась говорить о женитьбе. Нужно было немного выждать. Но это она потом стала так говорить. А тогда она думала, что с тобой получится, как с папой. Она в свои годы папулу за неделю ущелкала.
ь
- Постой, - удивился Игорь, - Что, твоя мама не только знала о том, что мы с тобой там у бабушки…но. Не после того, как я тебя обидел, а до того? Ещё и тебе советы кидала?
- А почему нет? Что я от родной матери таиться должна?
- Но все-таки. Есть что-то, что не…выставляется напоказ. Ну ты даешь.
- А то я тебе не давала. И ещё как. А от тебя как от козла молока.
- То есть как это от меня…. Ты меня упрекаешь, словно ты жертва.
- А разве ты тогда мной не воспользовался?
- А ты мной не пользовалась? Или ты только в жертву себя приносила, - разговор уже переходил в ссору. Игорь говорил резко, не понижая голоса, - Если я тебе не подходил, так и сказала бы.
- Я же тебе сказала, что ты мне подходил. Но нормальные люди в результате этого подхода женятся, а ты… в кусты, - Наташа придвинулась к нему. – Судьба – индейка.
- Ну-ну, - сказал Игорь, - Тебе мужа, наверное, мама нашла.
- А чего его искать? Таких пруд пруди. Мама говорила: у папы в части их, как патронов в рожке. После училищ.
- О майн гот, - произнес Игорь, как актер в финале трагедии Шекспира.
- Ты бы ещё громче покричал, чтобы соседи через стенку услышали. Мне такая реклама не нужна.
- Соседям значит, нельзя слышать, а маме – пожалуйста?
- Мама если услышит, она никому не скажет. Могила, - Наташа встала с постели, и стояла, разглядывая себя, обнаженной перед зеркалом, -Я в городе ещё неделю задержусь. Чур, неделя моя. Жена ради святого дела подвинется.
Игорь возвращался домой словно его холодной водой окатили. Удивлённый больше Наташиной мамой, чем Наташей. Тандем. У него даже близко не было таких доверительных отношений с родителями. И если вспомнить, то родители рассматривали его как ученика школы, поскольку их интересовали его оценки, немного как спортсмена, потом как студента. Но он не мог припомнить, чтобы они смотрели на него как на мужчину. А вот Наташина мама смотрела на Наташу как на женщину. И значит, на него, едва проклюнувшегося на Наташином горизонте, как на мужчину. А интересовалась ли она, инструктор райкома, чем живет Наташа помимо мальчиков?
Хотя. Игорь понял, как по-разному они с Наташей взрослели. Он о сексе узнавал во дворе. В теории. От школьных приятелей - теоретиков. И многое пропустил. А уже на практике все освоил благодаря Наташе. И нужно признаться, что практические занятия с ней накрыли всю его теорию знания, как ковер блоху. И разве это плохо, что ему в учителя попалась Наташа? Не плохо, но мало. А когда с ней уже было не мало, тогда он смог сорваться с ее крючка. Наташе не удалось накрыть своим одуряющим мягким покровом его с головой. Он не потерял голову. Одурение Наташей развеялось. Он продолжал хорошо учиться в школе, заниматься спортом, читать книги, встречаться с друзьями. Он прекрасно подготовился и поступил в хороший институт, хорошо учился в институте. Все делал как надо, на благо нашего общества. Он шел своим путем, не нуждаясь в Наташе. Но при этом, когда Наташа сказала, что она в городе уже почти месяц, а встретила только сейчас, когда ей скоро уезжать, ему стало жаль, что проклятый случай не свел их раньше.
Хотя пережил бы. Он ведь по сути не знает, что там у Наташи в голове, что в сердце. Может быть, эти три недели она с кем-то другим развлекалась, как сейчас с ним. Есть вероятность. Положим тот, который ей портфель нес. И ее мама все это покрывала? Если мама по движению воздуха могла почувствовать, что дверь квартиры открывалась, почему не позвала? Притон.
Когда Наташа от случая к случаю возникала в его жизни, сразу веяло крепким ароматом наслаждения. И одновременно предательством. И больше ничем. Они не обсуждали книги, фильмы. Такое впечатление, что Наташу в нем интересовало одно единственное. Только наслаждение. Хотя мог ли он ее за это осуждать, если и его в Наташе интересовало то же самое. Только наслаждение. Причем запретное, тайное не освящённое законом. Потому, наверное, и возникал в душе холодок предательства.
Первый раз в новогоднюю ночь он предал себя самого, свои моральные, этические устои, то, что на уроках литературы им вдалбливала Евгения Петровна – не давай поцелуя без любви. В другой раз он некоторым образом предал Наташу, отказавшись от ее руки и сердца. А сейчас предал жену. Он чувствовал себя вдвойне негодяем. Потому что понимал, что он рецидивист, что предательство с его стороны будет продолжаться все дни, пока Наташа в городе. Но ведь как-то Наташа верно заметила: он не требовал отчетов у жены, когда возвращался со своих вахт. Так стоит ли винить себя в том, в чем можешь обвинить другого? И потому, несмотря на эти малосимпатичные мысли, Игорь всю неделю исправно навещал Наташу. Проныривал коридором. Раздевался. Наташа, очень чистоплотная гнала его в ванну. Она сама была уже в халате на голое тело. И все меньше он заботился о том, чтобы не услышала ее мама. Ему даже вдруг захотелось, чтобы она узнала. Именно о нем. В ответ за то, что он получил от нее в девятом классе.
Наташа наконец уехала, но остался и вкус, и осадок. Он не переставал чувствовать, будто бы она рядом. Смелая, умелая, чихающая на запреты, дающая ему возможность кайфовать от выверенного, равномерного распределения умеренности и разврата. Как в хорошем бальзаме. Впрочем, все относительно. Он, смотря на ее поведение со своей колокольни, как его выучили семья и школа, думал, что она переступает запреты. Наташа же считала свое поведение совершенно нормальным. А он продолжал чувствовать ее тело и спустя месяц, и два после ее отъезда. И продолжал чувствовать себя предателем, потому что, мыслил, как предатель. Потому что, как случалось проходить мимо ее дома, так он поглядывал на ее окна.
Прошло ещё пару лет, прежде чем он встретил Наташу. Снова у ее дома. Словно на небесах они были отмечены. И это место определено для встреч. Наташа мало его расспрашивала. А он узнал от нее, что Наташина мама умерла. Муж, дослужившись до подполковника, вышел в отставку. И теперь, когда началось накопление первоначального капитала, первая стадия капитализма, энергично включился. Машину приобрели. Правда больше как рабочую лошадку. Он Наташу никуда и не возит, а колесит по стране. Ездит скупать автозапчасти. Возвращается и сдаёт в местный магазин. Машин теперь у населения больше. Появился спрос и появились спец-магазины. Дело пошло. Прибыльное. А насчет того, чем Наташа с Игорем занимались прежде, - дело это было, как сказала Наташа, приятным, но и только. Как старые фотографии, на которых цвета уже поблекли. И на уровне старых фотографий все это и следует оставить. В альбомах. Теперь у нее дети дома и муж под боком.
- Хотя, - добавила она, лукаво поглядев на Игоря, - Не так уж чтобы. Мотается сердечный за своими бамперами и сцеплениями. Короче если есть настроение, то можно вспомнить. Только хату нужно найти.
Так на стадии неопределённости ее слова и повисли. Кто должен искать хату? Он? А к тому времени Игорь, уже купив квартиру, перестал мотаться по вахтам. Ей надо - пусть ищет. Если бы она нашла хату, другой разговор. А ему в его возрасте, искать хату ради уже не первой свежести полноватой женщины? Тем более, на год старше его. Ладно бы ради какой-нибудь молодухи стоило бы пошевелиться. Пусть Наташа остается как память, как старая фотография в альбоме.
Надо же, подумал Игорь, а ведь среди его фотографий нет ни одной с Наташей. Когда он был молод, фотодело было работой муторной. Фотокарточек у него вообще имелось мало. Другие девчонки: из класса, из институтской группы, - на фотографиях мелькали. И жена, просматривая по настроению фотографии, бывало, спрашивала, кого из этих баб он имел. И надо же, так получилось, что никого из тех, кто на фотографиях он не имел. Никакого компромата. Ангел, да и только. И он с чистым сердцем улыбался и разводил руками – в молоко.
Несколько раз он встречал Наташу в городе. Перекидывались парой слов. Она ему, скорее в шутку, ради прикола, напоминала про хату. А он уходил от ответа. И видел по ее глазам, что не столько ей хочется близости, сколько того, чтобы он ради нее пошевелился. Поухаживал, что ли. И она, поняв, что ему лень шевелиться, что она уже не та, из-за которой голову можно потерять, сухо поджимала губы и сворачивала разговор. И расходились.
И вот он встретил ее в очередной раз. В ее глазах поселилась такая глубокая печаль, что Игорь понимал, сейчас это выплеснется на него. И выплеснулось. Муж горилла долбанная, самец поганый, ушел к другой. Самым гнуснейшим образом.
Оказывается, у мужа завязалось знакомство с продавщицей из магазина, которая продавала те запчасти, что он привозил. Сколько это длилось, она не в курсе. А он позабыл всякий стыд и осторожность. Как-то заявил, что поехал за товаром. А Наташина подруга его в городе засекла. А Наташа не наивная девочка. За ниточку и потянула. И открылось, что муж говорил Наташе, что поехал покупать товар, а сам катил к любовнице. И балдел с ней. А эта шалава - баба одинокая, гиена голодная. Присосалась как пиявка. Мало того, что мужа увела, эта стерва, все соки из Наташи выпила.
- Посмотри какой я стала, глянуть страшно, - сказала Наташа.
- Похудела немного. Тебе это только на пользу. В норму вошла, - попытался успокоить ее Игорь
- Она из меня все высосала. Самое интересное, что ее тоже Наташей зовут. Ну, я, естественно, его паразита выперла к чертям собачьим. Выписала его. У этой стервы проживает. У нее развалюха есть. Она там с сыном жила. Сын был наркоманом. Обкололся и откинулся. Наверное, мужики у нее менялись как перчатки. Но теперь Сашка ей самый раз. Она его трудами разбогатела. Теперь у них семейный подряд. Сашка покупает, ей сдаёт. Она продаёт. Такая вот политическая обстановка, - Наташа игриво посмотрела на него, - А я сейчас свободная женщина.
- Ну так, свободная женщина – это с некоторой стороны и не плохо. Все впереди, -ободрил ее Игорь
- Что впереди? - печально сказала Наташа, - Экономическая обстановка аховая. Слава богу, квартиру он мне и детям оставил. Себе машину взял. А я пока считай на дочкины живу. Не разгуляешься.
- А кто тебе мешает работать? – сказал Игорь
- Так у меня ни стажа, ни диплома. Я ведь его сволочугу всю жизнь обслуживала: кормила, поила, стирала, детей до ума доводила. Куда пойдёшь? В уборщицы? Слава богу дети взрослые. На ногах. Сын пристроился на хорошей работе. Дочка, правда, никак по-человечески не устроится. Проводницей мотается. Разве это работа? Наверное, придётся продавать квартиру. Такая квартира состояние стоит. Ну, ты знаешь, бывал. Сталинка. Три отельных комнаты. Кухня большая. А район, самое-самое. Ленина с балкона видно. Тебе, часом, квартира не нужна?
- Не нужна, - сказал Игорь.
- А я тебе не нужна? - она предупредила, - Ни на что не претендую. Для компании. Дочка в разъездах. Я одна. Хоть вой. Сама себе хозяйка. Можем хоть сейчас. Посидим поговорим. В ногах правды нет.
Игорю требовалось прямо на месте обдумать предложение. Стоит ли? Наташа изменилась не в лучшую сторону. И если нельзя войти дважды в одну и ту же реку, то уж точно нельзя войти дважды в одну и ту же женщину. Особенно спустя такие продолжительные антракты. Она и телом другая и душой. Раздражительная. Если несколько лет назад Наташа считала себя женщиной фартовой, при муже, пусть солдафоне, пусть ее недостойном, но женщиной с материальным достатком, то теперь расклад иной. Теперь она брошенная. Брошенная, когда возраст – стал минусом. Такие годы, что не отмахнешься. И не способна себя обеспечить. Такой вот сгусток проблем. Игорю, живущему спокойно и размеренно, такой подарок был не нужен. Разве поболтать, немного смазать карту будня.
Будни его были как раз серы. Жена умотала к сыну в Москву. Какой-либо подружкой для развлечений на стороне не обзавелся. А свободного времени выше крыши И Наташа подвернулась под руку кстати.
- Можно просто поговорить, - согласился он, - Ты подробнее расскажешь, может быть я что-то посоветую, - он это предложил хотя бы потому, что видел, что Наташе нужно выговориться.
- Не откажусь, - сказала она, - Только, чур, ты накрываешь поляну. А то у меня финансы поют романсы.
В центре все под боком. Гастроном рядом. Наташа навыбирала товаров на неделю вперёд. И бутылочку коньячку. Покинутым дамам ее возраста напиток настроение поднимает. Пришли, сказала:
- Накрою на кухне без галстуков.
Игорь не пил. Он переселился в новый район, и приехал в центр на машине. А Наташа приложилась. И пошла снова рассказывать свою одиссею. И в разговоре обмолвилась, что баба, к которой слинял ее придурок, это продавщица со старого скобяного на рынке. Игорь так удивлённо посмотрел на Наташу, что она, оборвала рассказ. Пристально посмотрела на него, и спросила
- Ты что, ее знаешь?
- Персонально не знаком, но знаю, о ком ты говоришь.
- А то я подумала, что и ты ее отхаживал, - она печально усмехнулась, - Может быть весь город эту стерву трахал. Вот было бы забавно, и муж и любовник пили из одного и того же грязного корыта.
- Ну, во-первых, какой я тебе любовник? Я на столь почетное звание не тяну. Седьмая вода на киселе. А во-вторых, будь спокойна, я ее не трахал.
Лучше бы он сказал, что трахал. А после его слов Наташа ещё сильнее уверилась, что у нее никаких шансов вернуть мужа. Соперница, видно, имеет рейтинг среди мужиков. Если не трахал, но знает, о ком идёт речь, значит, такая, которую увидишь и не забудешь.
А ведь так оно и было. Эту продавщицу Игорь увидел и запомнил. Есть такие женщины в русских селеньях, которых увидишь и не забудешь. А Игорь видел эту продавщицу не раз. Но только видел. Только за прилавком. В его голове быстро промелькнули воспоминания. Ненужные Наташе, лирические отступления. Так молниеносно, что Наташа и не заметила. Он бы мог и рассказать, но не стал. Ни к чему.
В те времена, когда призрак коммунизма растаял и его сменил реальный дефицит, а Игорь, не имея своей квартиры, жил по углам, ему нужны были железяки, чтобы сколотить подобие мебели. И поэтому он, навещая центральный рынок, заглядывал в скобяной магазин.
Зачуханный магазин этот стоял в том углу рынка, где продавали живность: щенков, котят, кур, поросят. Тут не выветривался запах скотного двора, перемешанный с запахом рядом стоящего общественного туалета. Туалет очков на пять с каждой стороны. Туалетом пользовались не городские. Горожане предпочитали туда не соваться, а терпеть до дома. А сельским деваться некуда. Продать скотину нужно. Иначе зачем ехал.
Почти впритирку к живому уголку и туалету стоял скобяной магазин. Запах этого места накрывал и магазин. Игорю-то что. Он в скобяной зашел и вышел. Чаще всего там и купить нечего. А продавщице приходится терпеть. Нюхай изо дня в день. И как она терпела это, непонятно? Хотя, чего только женщина не вытерпит. Но эта женщина была несовместима с таким запахом. Бриллиант в куче дерьма.
Магазины в стране в те годы были унылы. И продавщицы не краше. Нервные, разраженные, уставшие, глядящие на покупателя, как на врага. А скобяной на рынке – это вообще изгой среди прочих предприятий торговли. Но какая в нем продавщица! Такую бы в валютный или в ювелирный в центре города. А она в скобяном. Будь она хромой или косой, никто бы не удивился. Соответствовала бы магазину. Но женщина была не просто красавицей, а удивительной красавицей. Причем этакой печальной красавицей.
У каждого мужчины, конечно, собственный вкус. Но есть женщины, «посмотрит рублем подарит». Черты лица у нее были правильными. К носу, лбу, губам никаких претензий. Но у многих правильные черты. Главное – глаза. Вот глаза этой женщины были удивительными, прекрасными и неповторимыми. Темные озера. Прекрасные и печальные. Очи. Такие бы художнику рисовать. Вот, сравнить, Наташу номер один, которую Игорь знал ее с молодости и которой Наташа номер два, то есть, продавщица стала соперницей. Так Наташа один была в свое время очень и очень. Совсем недурна. Все было при ней. А уж о том, что вытворяла в постели, и говорить нечего. Но таких глаз, как у Наташи номер два, не было. И даже с густо подведёнными ресницами и растушеванными веками, - и рядом не стояли.
Короче продавщица, имени которой Игорь не знал, и не пытался узнать, являлась тихим печальным ангелом этого района рынка. Просто ангелом без имени. Единственной достопримечательностью магазина. Но как только Игорь покидал магазин, пока он доходил до ворот рынка, он забывал о ней. И так продолжалось годы.
Но пошли изменения в стране. затронули все. Появились кооперативы. Убрали страшный туалет. И вместо него, уже вне рынка, поставили нормальный платный. Для продающих живность тоже выделили участок вне рынка. А в некогда маленьком зачуханном скобяном стали продавать автозапчасти. Одновременно в магазинах появилась хоть какая-то мебель. И Игорю не приходилось изобретать. И скобяной ему стал не нужен. А вот на машину они ещё не наскребли. Так что, если он и заходил в скобяной, по просто так. А скобяной, теперь уже магазин запчастей, похорошел. Похорошела и продавщица. Словно цветок, который полили. Расцвела. И нет печали в глазах.
Так оказывается, эта самая продавшая скобяного и есть разлучница. И тут Игорь свел концы с концами. Значит, параллельно тому как у Наташи в семье рос достаток от торговли запчастями, и у этой Наташи, номер два, тоже прибавлялось. От торговли запчастями. И все это было связано с одной и той же персоной – отставником- предпринимателем. Бывшим мужем одной Наташи, а теперь сожителем другой. И Игорь мог наблюдать, как вторая Наташа расцвела. Только теперь он мог догадаться, в чем причины метаморфоз. Вероятно, сын наркоман, из нее годами деньги доил. Житья ей не давал. И работа у нее была гнусной. А платили мало. Чему радоваться? Но вот пасьянс сложился. Начался капитализм. Торговля запчастями стала приносить доход. Сын –наркоман с этих прибытков накупил зелья, оторвался по полной. Сыграл в ящик. И освободил место под солнцем. Мужик с головой остережется жить с бабой, у которой проблемный сынуля. А тут с некоторых пор никто не мешает. И можно сменить одну Наташу на другую. И работа стала у нее нормальной, и туалет со скотным вором с рынка удалили. Пасьянс сложился. Только в нем Наташа номер два - королева, а Наташи номер одни - шестерка.
- Ничего, - сказал Игорь, - Ты ещё молодая женщина. Востребованная. Все образуется.
- Ну так, если востребованная… - Наташа сделала многозначительную паузу, и поскольку он молчал, пояснила, прямо в лоб, -Хочешь, я буду твоей любовницей?
- Штатной? – усмехнулся Игорь.
- Ну, вроде того. Ты мне будешь подкидывать. За труды.
- Так это проституцией называется, -сказал он.
- Нет, это называется на содержании. Куртизанка. Как бы ни называлось. Я тебе прямым текстом говорю. Денег нет.
- Ты же собиралась продать квартиру.
- Во-первых, нужно будет купить другую. Пусть другая стоит половину моей нынешней. Но все равно стоит. Вырученные деньги в конце концов закончатся. А во-вторых, если мне уж быть содержанкой, так хорошая квартира – мой рабочий инструмент.
- Рабочий инструмент?
- Ну да. Как у художника рабочий инструмент - кисти и краски. У писателя – пишущая машинка. У музыканта – музыкальный инструмент.
- А я считал, что рабочий инструмент куртизанки нечто другое – сказал Игорь, Содержанка – это не профессия. Люди осваивают нормальные профессии. ты так интересно рассуждала о жизни, о том, за какой гранью начинается разврат. Заслушаешься. Пиши книги. Это сейчас имеет спрос. Вот, например, о нас с тобой.
- И кто это напечатает? Ты что призываешь меня публично разоблачаться? Это как называется?
- Н уж пристойнее чем быть куртизанкой. Ты же сама говорила, что все зависит от точки зрения. Ты же в конце концов будешь только описывать, а не публично заниматься сексом.
- У нас такие законы, что писать хуже, чем заниматься сексом.
- Не правда, о сексе теперь пишут кому не лень.
- Короче, книги писать я не буду. А куртизанка - чем не профессия? Или подхожу? Вот ты мне и вешаешь лапшу с книгами.
- У нас с тобой все было по взаимному согласию. На равных началах. Я у тебя ничего не просил.
- Напрямую не просил? Но где мы кувыркались? У тебя в квартире? Или ты гостиницу снимал? У меня кувыркались. Целая история того, как ты мною пользовался. У бабушки яблоки ел, мед, варенье, сыр. А потом – при том, что моя мама в соседней комнате. Это вообще. И тебя это не смущало. Я тога была ее замужем, тебя к себе водила, репутацией рисковала. А ты говоришь на равных началах. Ты вел себя, как содержанка.
-
- Вот и напиши повесть о том, как я тобой пользовался. - сказал Игорь, - Только учти, ты была моей приятельницей, при-я-тель-ни-цей. Потому что мне твоя компания была приятна. И все у нас было по взаимному согласию.
- Ну, конечно, я тебя замуж звала, я была согласна. А ты согласился? Ты меня кидал, как хотел. Обижал. А я тебя хоть раз обидела? Вот начну тобой пользоваться. Пойду и все твоей жене выложу.
- Ну и иди, - сказал он, - Пошли вместе. Прямо сейчас. Прямо в таком виде, в каком ты есть. Думаешь, что моя жена, увидев тебя, поверит? Она все же на пять с половиной лет меня моложе, а ты на год старше. Вот и прикинь. А содержанку я мог бы себе найти, как минимум моложе жены. И вообще, что это мы с тобой крутимся и крутимся вокруг одной темы. Интим и деньги. Вокруг этого уже тысячи лет крутились. Скучно. Поговорим об искусстве.
- Мне не до искусства. Я в кино лишний раз не схожу. - сказала Наташа, - Об искусстве болтай со своей женой.
Разговор, как понял Игорь, был завершен. Он встал.
- Что так и уйдёшь? Не доставишь женщине удовольствия от общения?
- Так и уйду, - сказал Игорь, - Ты мне уже доставила удовольствие от общения. Пойду поговорю с женой об искусстве, - и тут он увидел, как Наташа чуть не заплакала, почувствовал, что перегнул, покивать ее на минорной ноте было бы некрасиво, нужно как-то ободрить. Он подошёл к Наташе, прижал к себе поцеловал, легким касанием губ в шею. Без эротики. Сказал - А ты тоже приобщайся к искусству. У тебя может получиться. Я тебе серьёзно говору - пиши книги, займись живописью. Не прощается вдохновенье. Но можно живопись продать.
- Вот ещё, советчики нашлись. Зачем мне ваши советы, лучше помогите материально, - сказала Наташа.
- Вот об этом и напиши. Тебе есть что сказать.
Долго он не видел Наташи. Спустя несколько лет встретил ее на улице с мужчиной, -явно пенсионного возраста. Игорь удивился. Какой Наташе толк от такого. если ее интересуют деньги, то что там наскребешь с его пенсии? А что с него возьмешь в постели? После их последнего разговора Наташина личная жизнь Игоря мало интересовала. Он прошел бы мимо, но Наташа окликнула.
- Игорек, привет. Сто лет не видала. Я мужу, - она взяла мужчину под руку, - О тебе много рассказывала. – и обратилась к своему спутнику, - Сема, это тот самый Игорек, который мне посоветовал писать. Очень интересный парень. У него свой оригинальный взгляд на жизнь.
- У меня оригинальный? Я всю жизнь думал, что у меня самый обыкновеннейший. - поразился Игорь, тем более, что его и парнем уже много лет не называли.
У тебя обыкновеннейший? – воскликнула Наташа, -Ну, не прибедняйся., - и сказала мужу, - Ты помнишь, я тебе говорила, что Игорь оригинал. У него на все свое мнение, очень хорошее образование. Он мне иногда стихи на память читал. В молодости, конечно. Было дело.
- Да Наташенька мне про вас говорила, - с хрипом выдавил Сема.
- А ты к нам заходи в гости, - сказала Наташа, - Будем рады. Интересно будет поговорить. Запиши мобильник.
- Интересно будет поговорить? - подумал Игорь. Он записывал номер, но понимал, что это делает из вежливости, просто чтобы не обидеть – Ну, чему они будут рады? Особенно Сема.
Но спустя пару недель решил, что пойдёт. Он предупредил жену, что встретил старых знакомых. Семейная пара. Женщину он знает потому, что учился в одной с ней школе. И жили неподалёку друг от друга. Правда она его годом старше. А ее муж ей чуть не в отцы годится. Случайно встретился с ними в городе. И они уломали, чтобы он зашел. Им видно одиноко. А он по глупости пообещал. Короче, он где-то на днях планирует на пол часика к ним заскочить.
- Это что, обязательный, официальный визит? Семьями? – спросила жена.
- Ты можешь не идти. Там ничего интересного не предвидится. Они для тебя старики. А мне придётся ненадолго.
- Ну тогда я не пойду, - сказала жена.
Он позвонил Наташе. По тому самому записанному номеру. Она назначила время. В квартире его ждала одна Наташа. Странно. То, что он один – объяснимо. Но Наташа звала вроде бы на семейный ужин. А мужа нет.
- А где же супруг? - спросил Игорь.
- Он занят.
- Вечерняя работа? Сторожует?
- Вроде того. У него свой домик. Не может бросить. Ограбят на раз. А ты вообще к нему пришел или ко мне?
- К вам обоим. А что же ты тогда к нему не переберешься? А квартиру - сдавать.
- А что я там потеряла? Я уже не в том возрасте, чтобы до ветру бегать. Туда и друзей не позовешь. У черта на куличках.
- Где это?
- А где бабушка моя жила помнишь, через улицу. Я как там у него появляюсь, так и вспоминаю как мы с тобой….
- Так ты с ним сошлась по причине географический близости?
- Совсем нет. Когда бабушка умерла, выяснилось, что она свой дом тете Любе отписала. Мама, покойница, даже с тетей поругалась. Нет я с Семеном познакомилась у своих приятелей. Он оказался очень интересным человеком, много повидавшим. Он, между прочим, такое прошел, что способен жить хоть в землянке.
- Сидел что ли?
- Тьфу на тебя. Он сирота. Его родню фашисты расстреляли. Ему три года было. Его соседи приютили. А отец у него погиб на войне. Вот и нет почти никого на белом свете. Никому не нужен. Живи как пес. Такое можно приравнять к каторге. Вырос – ни кола, ни двора, ни тети, ни дяди. Негде голову приклонить. Но выдюжил, справился. Поэтому не перед чем не пасует. А дом от прежней жены. Халупа, конечно. В такую халупу я своих друзей не приведу. Живем на два дома.
- Шикуете, - сказал Игорь.
- Не шикуем, но справляемся. Не побираемся.
Игорь заметил, что обстановка в Наташиной квартире не обветшала. Но именно это оказалось загадкой. Откуда деньги? Если он пенсионер, чем она зарабатывает. В ее возрасте на куртизанку не потянешь.
Наташа заметила, каким взглядом он обвел комнату, и сказала:
- У него пенсия хорошая. Надбавки северные. И ещё за какую-то выслугу,
- Ну, если надбавки, тогда конечно, - усмехнулся Игорь, - Ну а как решается вопрос супружеского долга?
- Эту мелочь я ему могу простить. Он мне не мешает.
- А ты говорила - я оригинал. Это вы оригиналы. Своеобразная у вас жизнь.
- Меня устраивает. Он мне многим помог. Можно сказать, из депрессии меня вытащил. Наташа чуть помолчала, печально глядя на свой наполовину отпитый бокал с белым вином, - Ты помнишь, ты мне посоветовал писать, - она вздохнула. Так вздыхают люди, которым приходится открыть свою тайну, - Так вот, мы с ним пишем вдвоем. То есть не я и он, а вместе.
- Творческий коллектив? Ильф и Петров? Кто у вас Ильф?
- Зря смеешься. Наверное, Сема за Ильфа. Но книги под совместным псевдонимом. Под псевдонимом лучше расходится. Секунду, - Наташа вышла в комнату, некоторое время ее не было, затем вернулась с двумя книгами, - Дарю на память.
Игорь прочитал на обложке - Натали Мишель.
- Это я - сказала Наташа, - Точнее я с Семой. Я разрабатываю тему, а он доводит до кондиции. У него хороший слог. Посмотри я тебе подписала обе.
Игорь отвернул обложку оной книги и прочитал: «Игорю. На память о прекрасных молодых годах. Наташа.»
- А почему Мишель, - спросил Игорь.
- Это близко к Семиной фамилии.
- И где же ты такого оторвала? Не подозревал, что у нас в городе такие таланты, - удивился Игорь.
- Где - где! В Караганде. А ты помнишь, ты мне советовал писать. Посоветовал, наверное, просто, чтобы я от тебя отстала. Денег было жалко. Так я встретила Сему. У друзей. А он, оказалось, не как некоторые. Проявил интерес.
- Ну ещё бы, - сказал Игорь
- Представь себе. И когда я ему сказала, что никак не найду себя, а один мой старый знакомый посоветовал мне писать, Сема зажегся. Он сам периодически баловался беллетристикой. Пописывал в газеты. И у него были связи в этой сфере.
- А ты к тому времени, когда он зажегся была с ним в связи, ну… в той сфере, ну ты понимаешь.
- Дурак, и уши у тебя холодные. Я тебе о серьезном, а ты все про свое. Сема меня убедил попробовать, поработал над текстом, пробил в издательстве. И оказалось, что мои темы интересны массовому читателю.
- А что я тебе говорил! - сказал Игорь. – Твои темы будоражат массы, не меньше светлого будущего. Светлое будущее ещё нужно построить. А тут все тут и сейчас. Я в тебе не ошибся. Цени.
- Я ценю. Не бойся.
- Ну, как вижу, жизнь наладилась?
- В некотором роде. Но бюрократия заедает, коррупция даже в книгоиздательстве. Трудно удержаться. Во-о-от, - Наташа вздохнула, оглянулась, словно их подслушивают, и продолжила, понизив голос, - Сема - еврей. У него двоюродная сестра и двоюродный брат в Америке. Кузены. Мы можем в любой момент выехать.
- О, мне это что-то напоминает. Помнишь, ты говорила, соседка твоей бабушки тоже познакомилась с евреем и собиралась уехать. И замерзла.
- Неуместные аналогии. Не бойся я не замерзну
- Я не про то. Я про то, что стоит поторопиться. Ты не замерзнешь. А Сема?
Наташа как вспугнутая птица посмотрела на Игоря.
- Вот я его и тороплю, оформляй бумаги. Он же сирота. Бумаг с ним почти не осталось. Жил как русский. Хотя конечно, его первый отдел отсеивал. А теперь, сема говорит, первый отъел наоборот. Пока докажешь, что еврей, помрешь, - и Наташа прикрыла рот, испугавшись своих слов.
- О чем я тебе и говорю. Ну, положим, уедешь. А он уже там помрет. И что ты там будешь делать? Без языка.
- Мне бы зацепиться. Язык учу уже. Семе хуже даётся. Мне бы только там в русской реакции зацепиться. Сема уже работает в этом направлении. Его племянник миллионер. Может вложиться. Но это же америкосы – их нужно заинтересовать материальной выгодой. А как. Сема говорит нужно пробить тоннель в русскоязычную газету. А вообще, и там самое главное – это связи, -Наташа вздохнула, - Да, ты прав, нужно торопиться. Нужно с Семой поговорить. Может быть на первый случай в Израиль поедем.
- В Израиле жарко. Ему жара не противопоказана?
- Да он пока ни на что не жалуется. Только аденома, по ночам встает, и что-то с кишечником. Запоры. Устроюсь, а потом дочку вывезу. С внучкой. Нечего им тут мариноваться.
- Ну я тебе желаю всего хорошего, - сказал Игорь.
Она проводила его до двери. Обняла и запечатлела поцелуй, но это был не тот поцелуй что в прежние годы. Он обнял ее одной рукой, книги в другой мешали. Это был не поцелуй любви, а поцелуй на прощанье.
- Не забывай, - сказала Наташа.
Больше Игорь Наташи не видел. От нее остались только те книги, что она подарила ему. Жена была обрадована. Не зря сходил. Надо же, прямо с дарственной надписью. А говорил будет скучно. Разве с писательницей может быть скучно? Ей бы с этой жениной точно не было бы скучно.
А она по глупости послушала Игоря и не пошла. Пролетела как фанера над Парижем. Жена загорелась желанием познакомиться с такой интересной женщиной. Подбивала Игоря ещё раз сходить к ней в гости. Но, на ее удивление, Игорь никакого энтузиазма не проявлял.
Жена прочитала обе книги. И ей понравилось. Особенно та, которая называлась «Бабушкин домик.» очень советовала Игорю. Он начал читать. И оторопел. Ну, как фотография того самого домика, где он провел с Наташей фантастическую неделю. Наташа была смела в своих описаниях. Хотя даже неизвестно, кто больше внес, она или Сема. Но и роль Игоря была немаловажной. Не будь его не было бы книги.
Про все было написано. И про завтрак, и про зарядку, и про яблоки, разрезанные на дольки, и про то, как низко он поступил, отказавшись жениться. Так безжалостно, что главная героиня в отчаянии чуть руки на себя не наложила. Но если в Игоревых воспоминаниях о тех днях Наташа являлась главным персонажем, в книге главным персонажем был он. Хотя, подумал Игорь, если бы не он, был бы кто-нибудь другой. Были бы Наташа и домик, а герой-любовник отыщется.
Главное, что жена в Наташиных описаниях Игоря не распознала. И это понятно. В Наташиной книге он был описан, как стройный и высокий красавец, и жутко умный. Судя по тому, как с ним общалась жена, она его таковым не считала.
Эх, Наташа. Наверное, живет себе в Майами. Или где там ещё русские живут.
Свидетельство о публикации №225022101144
Любопытно - все плод вашей фантазии или личные воспоминания тоже сыграли роль?
Зельвин Горн 25.02.2025 17:32 Заявить о нарушении
Мне такие вещи в опубликованном произведении, ОСОБЕННО, если оно удачное, напоминают пятнышко на новом прекрасном платье или костюме, который только что купил и надел. А я еще отношусь к этому куда спокойнее, чем моя жена!)))
Зельвин Горн 25.02.2025 17:35 Заявить о нарушении