Правда

  В одном государстве – назовём его как-нибудь – образовался провал в сознании или в чём-то таком (мы уточняем!), из которого забил источник жизни, успешно конвертируемый в чистую белую господскую валюту. Замечу, что и до этой катастрофы, временные рамки которой теряются в глубинах Истории, представления об общественном благе, не выходящие за пределы жёстко регламентированной туземной ячейки, были странные. В результате катастрофы – ныне её усугубляет виртуальность нынешнего времени – сложилась ситуация, когда низы не могли отказаться от вожделения к провалу сознания или чего-то вроде и не раз предпринимали попытки им завладеть (для свой пользы, конечно), а верхи никак не могли не ограждать этот хотя и абстрактный, но такой родной провал (и провал вообще) от масс, в отношении которых у них возникла параноидальная идея, что те намерены прямо сейчас захватить провал, чем бы там он ни был, и распорядиться им по-свойски.
Лучшие экономические и социальные умы Как-нибутии только тем и были заняты, что выдвигали множество концепций, суть которых сводилась к прогнозам, как именно сей захват произойдёт, и к небрежно прописанным протоколам, якобы нацеленным на препятствование этому захвату.

  Из-за того, что эти протоколы писались вновь и вновь – писались скверно (блистательно), настырно и десятилетиями, – ото всего этого общественное благо, эта смешная и ненужная штука, немало страдала. И вот ведь диво! параллельно возрастанию коэффициента ненужности общественного блага, выдающиеся умы, то есть именно те, кто выдавал поименованные выше протоколы, именуемые иногда прогнозами, всё жарче, всё влюблённей устно и письменно восхваляли общественное благо с разнообразных трибун, ни разу ни упомянув публично, что испражняться на него хотели. Да что говорить! они и себе самим в этом не признавались: вероятно, из скромности.

  В итоге Как-нибутия превратилось в нечто вроде гигантского фейка, в некую громадную групповую сделку, где каждый обязан привнести свою домашней выделки ложь в общегосударственную копилку.

  Ложь стала почитаться правдой – и то лишь только потому, что эти в сущности устаревшие термины всё ещё обладали неким неувядаемым, хотя теперь уже в некотором роде позорным статусом. Ибо разве не гадко, ибо разве не старО верить в Правду (и, соответственно, видеть какую-то там несуществующую Ложь): в наше-то время! Да вы что, охурели что ль?

  Но омерзительная, многообразно попираемая Правда пыталась бороться, хотя её теперешнее существование простиралось от кухни, где велись ожесточённые дебаты о Государстве, Обществе, Народности, Ментальности и Смысле Жизни под Водочку, до кухни же, хотя и той же самой, но той, где, говорят, наиболее удобно соорудить петлю и повеситься.

  Но слабО… да и – к чему, собственно?

  Но уж коли такое случается, то омерзительная Правда невидимо стоит рядом и своею лилейною ручкой как бы машинально раскачивает труп.