Глава 11 Некрос пришел

Глава 11: Некрос пришел

Моргенхейм. Когда-то этот уголок королевства Альгард был его гордостью, цветущей деревней, полной жизни, ремёсел и торговли. Узкие грунтовые дороги вились между добротными деревянными домами, чьи стены были укреплены дубовыми балками, а крыши покрыты соломой или черепицей, в зависимости от достатка хозяев. Высокие шпили церквей Люминора возвышались над селением, их колокола звонили по утрам, созывая жителей на молитву, а по вечерам — возвещая конец трудового дня. Здесь звучал смех детей, бежавших по тропинкам с деревянными мечами, гремели ярмарки, где торговцы расхваливали шерсть, мёд и керамику, а воздух был пропитан запахами свежеиспечённого хлеба, смолы и трав, что сушились под навесами. Весной поля вокруг деревни золотились пшеницей, летом пастбища пестрели стадами овец и коров, а осенью леса дарили охотникам богатую добычу. Моргенхейм был живым, дышащим сердцем севера, местом, где люди находили покой и достаток.

Теперь же Моргенхейм был не деревней — он стал могилой, огромной, зияющей раной на теле королевства. Огонь пожарищ ещё тлел, распространяя едкий, удушливый дым, что стелился над землёй, как саван. Разрушенные дома, обугленные и полуобрушившиеся, зияли пустыми проёмами окон, словно вырванными глазами мертвеца. Грунтовые дороги превратились в месиво из грязи, пепла и крови, их поверхность была изрыта следами ног, копыт и чем-то ещё — нечеловеческим. Ветер, холодный и резкий, шевелил обугленные балки, стонал в проломленных стенах и кружил в воздухе пепел — последние останки ушедшей жизни. Тишина, что опустилась на деревню, была тяжёлой, гнетущей, нарушаемой лишь редким треском угасающих очагов да завываниями ветра, что звучали, как плач потерянных душ.

Лишь одна церковь Люминора стояла почти нетронутой среди этого хаоса. Её белые каменные стены, покрытые резьбой в виде солнечных лучей и листьев, возвышались над руинами, как последний маяк надежды. Витражные окна, изображавшие сцены из легенд о Светлом боге, всё ещё переливались слабыми красками, хотя многие стёкла были треснуты или выбиты. Колокол на башне молчал, его язык застыл в неподвижности, словно даже он отказался звать на помощь в этом проклятом месте.

Король Всеволод вёл отряд из восемнадцати воинов и священника Андрея через безмолвные руины. Его высокая фигура в бордовом плаще, отороченном мехом, возвышалась над остальными, но даже он казался маленьким в этом море разрушений. Лошади нервничали, поводья натягивались в руках всадников, их копыта вязли в грязи, оставляя глубокие борозды. Животные фыркали, мотали головами, их глаза блестели от страха, и даже самые закалённые воины ощущали странную дрожь в груди, холод, что пробирал до костей не от осеннего ветра, а от чего-то иного, невидимого, но осязаемого.

— Где все тела? — хрипло спросил Гримар, тяжело сглатывая ком в горле. Ветеран множества сражений, он видел города, павшие под мечами и стрелами, знал запах крови, гниющей плоти и палёного дерева. Но здесь не было привычного смрада смерти, лишь едкий дым и что-то ещё — тонкий, едва уловимый аромат тлена, что не принадлежал этому миру.

— Они должны быть повсюду… Но улицы пусты, — пробормотал Всеволод, его рука сжала рукоять меча так сильно, что побелели костяшки. Его взгляд, острый и внимательный, скользил по руинам, выискивая хоть какой-то намёк на жизнь или смерть. Но вокруг была лишь пустота, зловещая и необъяснимая.

Священник Андрей медленно перекрестился, его губы шевелились, шепча молитву к Люминору. В этом месте ощущалось нечто чуждое, как будто воздух был пропитан присутствием силы, что не подчинялась законам света. Его ряса, обычно чистая и аккуратная, теперь была покрыта грязью и пеплом, а рука, сжимавшая символ Люминора — деревянный диск с вырезанным солнцем, — дрожала от напряжения.

И тогда они вышли на главную площадь. И увидели их.

Кладбище под открытым небом раскинулось перед церковью. Сотни тел лежали на каменной мостовой, их силуэты проступали в тусклом свете закатного неба, окрашенного багровыми и серыми тонами. Мужчины, женщины, дети — все они были здесь, распростёртые в неестественных позах, как марионетки, чьи нити оборвались. Их лица застыли в гримасах ужаса, рты открыты в безмолвных криках, глаза широко распахнуты, но пусты. На телах не было ран от мечей или стрел, только кожа, иссохшая до хрупкости пергамента, обтягивала кости, а пальцы, скрюченные в предсмертной агонии, цеплялись за воздух.

— Боги… — прошептал Валрик, молодой воин с короткими светлыми волосами. Его лицо побледнело, рука невольно сжала рукоять меча, а глаза округлились от ужаса.

— Они… как будто высохли, — Гримар наклонился к одному из тел, его голос дрогнул. Он протянул руку, но остановился, не решаясь коснуться иссохшей кожи, что трескалась, как старая бумага. Кровь, залившая мостовую, была тёмной, почти чёрной, и казалось, что она не просто пролилась — она вытекла изнутри, как будто сами тела исторгли её в безумной агонии.

— Это не война, — голос Андрея дрожал, но в нём чувствовалась смесь страха и понимания. Он поднял взгляд к небу, где облака сгущались, закрывая последние лучи солнца. — Их души… они не ушли.

— Что ты хочешь сказать? — Всеволод повернулся к нему, его глаза сузились, но в них мелькнула тень тревоги.

Священник опустил голову, его пальцы сжали символ Люминора сильнее, как будто он искал в нём опору.

— Их забрал Некрос, — произнёс он тихо, но имя бога разложения прозвучало как удар грома в этой мёртвой тишине.

Воины застыли, их дыхание сбилось. Имя Некроса редко произносилось вслух даже в самых мрачных легендах. Среди тёмных божеств он был олицетворением смерти, что пожирает не только тела, но и души, оставляя после себя лишь пустоту и тлен. Говорили, что его дыхание обращало плоть в прах, а его прикосновение вырывало жизнь из самых сильных сердец.

— Мы должны найти выживших, — приказал Всеволод, стараясь сохранить твёрдость в голосе, хотя его разум боролся с нарастающим ужасом. Он не мог позволить страху овладеть собой — не перед своими людьми, не перед этой тьмой.

Один из воинов, Аден, шагнул вперёд и медленно опустился на колено возле тела молодой женщины. Её лицо, искажённое предсмертным криком, было знакомым — он вспомнил, как видел её на ярмарке год назад, с корзиной яблок и улыбкой. Теперь её кожа была серой, глаза пустыми, а руки застыли в жесте, будто она пыталась защититься. Аден осторожно коснулся её холодного лба, губы беззвучно шептали молитву, но в следующий миг чёрные когти впились ему в шею.

Он закричал, его голос разорвал тишину, кровь брызнула на камни, окрашивая их алым. Мёртвая женщина рванулась к нему, её пальцы, сухие и хрупкие, вцепились в плоть с неестественной силой. Аден рухнул на колени, пытаясь отбиться, но она рвала его кожу, даже когда три меча вонзились в её тело — Гримар, Валрик и ещё один воин ударили одновременно. Труп не остановился, продолжая двигаться, пока Валрик не отсёк ей голову одним резким ударом.

— Что это? — прохрипел Валрик, отступая назад, его меч дрожал в руках.

Трупы… двигались. Один из них дёрнулся, его кости хрустнули, как сухие ветки. Затем второй. Затем сотни. Суставы выгибались в неестественных позах, сухие конечности поднимались с земли, а глаза, что должны были остаться пустыми, загорались мерцающим багровым светом, как угли в глубине бездны.

Валрик упал на землю, отшатываясь, его лицо побелело ещё сильнее.

— Этого не может быть… — прохрипел Гримар, его голос сорвался, меч в руке дрогнул.

— В СТРОЙ! — рявкнул Всеволод, выхватывая меч из ножен. Его голос прогремел над площадью, заставляя воинов встрепенуться.

Но они застыли в ужасе, их ноги словно приросли к земле. Трупы вставали — медленно, неуклюже, но с ужасающей неотвратимостью. Дряхлые руки тянулись к живым, сухие губы шевелились, шепча нечеловеческие слова, что звучали как хор из глубин преисподней. Их движения были рваными, но в них чувствовалась сила, не подчиняющаяся законам природы.

И тогда нежить атаковала.

Первый удар нанёс Гримар, его клинок с хрустом рассёк шею ближайшего мертвеца, но тот не остановился — голова повисла на обрывках кожи, а тело продолжило двигаться, хватая воина за доспехи. Гримар закричал:

— Они не умирают!

Воины сомкнули ряды, мечи сверкнули в багровом свете неба, окрашенного закатом и дымом. Первый удар мертвецы приняли грудью, их иссохшие тела крошились под клинками, но они не отступали, напирая с нечеловеческой яростью.

— В ГОЛОВУ! БЕЙТЕ В ГОЛОВУ! — крикнул Андрей, его голос перекрыл шум боя.

Мечи засверкали быстрее, отсекая головы, раскалывая черепа. Осколки костей разлетались по мостовой, багровый свет в глазах мертвецов угасал, но даже обезглавленные тела продолжали двигаться, их руки цеплялись за доспехи, ноги ковыляли вперёд, пока не падали от полного разрушения.

Их было слишком много. Сотни тел поднимались с площади, их шёпот становился громче, превращаясь в гул, что давил на разум. Воины отступали, шаг за шагом, их силы таяли под натиском неумолимой нежити.

— В ЦЕРКОВЬ! — крикнул Всеволод, его голос был хриплым от напряжения.

— Они уничтожили наших лошадей! — крикнул Аден, его лицо было перепачкано кровью товарища.

Отряд начал отступать, пробиваясь сквозь ряды мертвецов к церкви Люминора. Клинки сверкали, отсекая конечности, но нежить наступала, её число не убывало. Лошади лежали в стороне, их тела были разорваны, внутренности вывалены на землю, а глаза остекленели в ужасе.

И тогда появилось нечто иное.

Из тени разрушенного дома вышла фигура — высокий силуэт в рваном чёрном плаще, что развевался, как крылья ворона. Лицо её скрывал капюшон, но под ним не было глаз, рта или черт — лишь пустота, чёрная, как сама бездна. От фигуры исходил холод, что пробирал до костей, и воздух вокруг неё дрожал, как от жара.

— Вы опоздали, смертные, — раздался голос, похожий на сотни шепчущих голосов, сливающихся в зловещий хор.

Андрей поднял руку с символом Люминора, его пальцы дрожали, но взгляд оставался твёрдым.

— Кто ты?! — крикнул он.

— Посланник, — ответило существо, и в тот же миг тьма поглотила улицы.

Мрак сгустился, как живое существо, обволакивая площадь. Тени двигались, извивались, тянулись к живым, их когти царапали доспехи. Крик раздался в темноте — ещё один воин упал, его шея была разорвана чёрными когтями. Всеволод отбросил мертвеца, его меч рассёк воздух, но тени уже тянулись к нему, холодные и цепкие.

И тогда Андрей поднял руки к небу.

— ЛЮМИНОР, ОСВЕТИ НАС! — его голос прогремел, полный отчаяния и веры.

Ослепительный всплеск света разорвал тьму, вырвавшись из символа в его руках. Мертвецы взвизгнули, их тела рассыпались в прах, как сухие листья под ветром. Посланник Некроса отшатнулся, капюшон его дёрнулся, словно от боли, и из-под него вырвался низкий, гневный вой.

— ТЫ СОВЕРШИЛ ОШИБКУ, СВЯЩЕННИК, — прогремел голос, сотрясая воздух.

Всеволод рванулся вперёд и нанёс удар. Его меч вошёл в тёмную плоть Посланника, металл встретил сопротивление, как будто вонзился в густую смолу. Существо завыло, его тело дрогнуло, и оно исчезло, растворившись в тенях, как дым на ветру.

Тьма рассеялась, мертвецы попадали на землю, их багровый свет угас. Воины тяжело дышали, окружённые упавшими телами, их мечи дрожали в руках. Но они знали — это лишь начало. Посланник вернётся.

— Нужно бежать к храму! — рявкнул Андрей, его голос был хриплым, но решительным.

Они побежали к церкви Люминора, единственному зданию, что казалось нетронутым. Её высокие стены, покрытые резьбой, всё ещё стояли, а витражи отражали слабый свет угасающего дня. Но даже здесь, в этом оплоте света, чувствовалась тьма, затаившаяся в углах.

Когда они приблизились к дверям, раздался звук — глухой, как стук каблуков по каменному полу. Все обернулись. Трупы на площади снова начали двигаться. Их руки дёргались, кости скрипели, а пустые глаза загорелись багровым светом. Они поднимались, их движения были медленными, но уверенными, как у хищников, почуявших добычу.

— К ОРУЖИЮ! — крикнул Всеволод, выхватывая меч. — Они идут!

Мертвецы бросились вперёд с неестественной скоростью, их руки вытянулись, как когти. Воины сомкнули ряды, их клинки сверкнули в тусклом свете, встречая врага.

— ЗА ЛЮМИНОРА! — крикнул Гримар, врезаясь в толпу нежити. Его меч рассекал воздух, отрубая головы и конечности, но мертвецы не останавливались. Они падали, но поднимались снова, двигаясь даже после смертельных ран, их шёпот сливался в гул, что давил на разум.

— В ЦЕРКОВЬ! — крикнул Всеволод, его голос перекрыл шум боя. — БЫСТРО!

Они отступили к дверям, сражаясь на ходу. Мертвецы преследовали их, их багровые глаза горели в темноте. Когда отряд достиг входа, Аден и Валрик схватили тяжёлые деревянные брусья и заперли двери, прижав их спинами к створкам. Удары мертвецов загрохотали с другой стороны, но церковь держалась.

---

Внутри было темно, но свет символа Люминора в руках Андрея осветил помещение. На полу сидели несколько человек — измождённых, испуганных, но живых. Их одежда была изорвана, лица покрыты грязью и сажей, а глаза широко раскрылись, когда они увидели короля и его отряд.

— Вы… вы живы? — прошептала женщина с тёмными волосами, её лицо было бледным, а руки дрожали, сжимая край рваного плаща.

— Мы здесь, чтобы помочь, — сказал Всеволод, опускаясь на колени рядом с ней. Его голос был твёрдым, но в нём чувствовалась усталость. — Кто вы?

— Я Марта, — ответила женщина, её голос дрожал, но она старалась держаться. — А это мой сын, Томас, — она указала на мальчика лет десяти, что прижался к ней, его глаза были красными от слёз. — И ещё… — она оглянулась на остальных. — Это Лора, Эдгар и Финн. Мы единственные, кто выжил.

Андрей подошёл к ним, его ряса шуршала по каменному полу. Его глаза были полны боли и сострадания, но в них горела искра надежды.

— Что произошло здесь? — спросил он тихо. — Как вы выжили?

Марта глубоко вздохнула, её пальцы сжали плечо сына.

— Это началось три дня назад, — начала она, её голос дрожал, как лист на ветру. — Люди начали сходить с ума. Сначала это были крики, потом… они нападали друг на друга. Их глаза… их глаза стали пустыми, чёрными, как ночь. Мы спрятались здесь, в церкви. Они не могли войти. Свет Люминора защищал нас.

— Но что это было? — спросил Гримар, его голос был грубым, но в нём слышалась тревога, что редко прорывалась сквозь его обычную суровость.

— Это были не люди, — сказал Эдгар, старик с седыми волосами и кривым посохом в руках. Его глаза, мутные от возраста, смотрели куда-то вдаль. — Это были тени. Они вселились в них, заставили убивать. Мы видели, как они… как мать вырывала сердце у своего младенца, как сын топил отца в колодце, как друзья рвали друг друга на куски. Это был не гнев, не война — это было безумие.

Прошло несколько часов. Мертвецы стояли у дверей церкви, их когти скребли дерево, но внутрь не входили. Тишина, что воцарилась в мире, была не умиротворённой, а напряжённой, как натянутая струна перед разрывом. Выжившие в церкви понимали всю безвыходность ситуации. Они жили, но уже не были теми, кем были до этого кошмара — их души были изранены, их вера подточена страхом.

Моргенхейм всё ещё стоял, окутанный тенью разложения, его улицы и дома — немые свидетели того, что случилось, и предвестники того, что ещё предстояло. Некроса не было видно, но его присутствие ощущалось в каждом шорохе, в каждой тени, что скрывалась за углом. Король Всеволод, его отряд и священник Андрей знали: мир ещё не видел всей силы того, что пробудилось в этой мёртвой тени.

И тогда, в тишине своей небесной обители, Люминора наполнила странная вибрация. Это был слабый, едва слышимый, но невыносимо тревожный звук — молитва Андрея. Он молился, как всегда в моменты тёмных испытаний, на грани отчаяния и бездны. Молился о свете, о спасении, о том, чтобы его народ не поглотила тьма. Молился за свою душу, что была разорвана борьбой между верой и страхом. Его слова, искренние и полные надежды, поднимались к небесам: "О Светлый Люминор, владыка света, услышь нас в этот тяжёлый час. Мы не в силах бороться с тем, что встало против нас. Освети наш путь, вразуми нас, покажи нам хотя бы слабый свет, который ведёт через тьму." Эти слова прокатились, как тихая река, через бескрайние пространства, до самых отдалённых уголков вселенной.

Но Люминор не ответил.

Он восседал на своём троне в чертоге света, возвышаясь над бескрайним сиянием. Трон, выкованный из чистого золота, был усыпан драгоценными камнями, что мерцали, как звёзды на ночном небе. Из его спинки поднимались резные солнечные лучи, расходясь в стороны и озаряя всё вокруг мягким, тёплым светом. Но сам Люминор сиял ярче любого камня, ярче солнца. Его фигура была источником чистой энергии — ослепительной и нежной, дарующей жизнь. Воздух вокруг него искрился, наполняясь теплом и силой, а одежды переливались оттенками золота и белого огня. Его лицо, прекрасное и вечное, словно высеченное из мрамора, хранило бесконечную мудрость и печаль. Длинные волосы, сотканные из света, струились по плечам, а вокруг него кружились частицы энергии, как звёздная пыль.

Люминор ощущал молитву Андрея, как раскалённый клинок, пронзающий его душу. Каждое слово священника отзывалось в нём болью, напоминая о долге, который он не мог исполнить. Его руки впились в подлокотники трона, пальцы сжали драгоценные камни так сильно, что те затрещали, грозя расколоться. Лицо, обычно спокойное и величественное, теперь было искажено мукой.

Вокруг него стояли дети света — существа, рождённые из его силы, их формы переливались, как солнечные лучи на воде. Их глаза, полные мудрости, наблюдали за своим создателем с тревогой.

— Ещё рано, — прошептал Люминор, но его голос дрожал, выдавая внутреннюю борьбу. — Ещё рано…

Внезапно по залу прошла вспышка света, ослепительная и мощная, как удар молнии. Золотые стены отразили её, и на мгновение весь мир казался погружённым в сияние. Дети света отшатнулись, их формы задрожали, как пламя на ветру.

— Отец, — произнёс один из них, его голос звенел, как хрусталь. — Ты почти явил себя.

Люминор закрыл глаза, его дыхание стало тяжёлым, словно он нёс на плечах всю тяжесть мира.

— Я не могу вмешаться, — сказал он, и его голос, тихий, но полный власти, разнёсся по залу. — Ещё не время. Если я явлюсь сейчас, тьма узнает о моих планах. Она подготовится. И тогда… тогда я не смогу защитить их.

Он поднял руку, и свет, ещё не угасший, сконцентрировался в его ладони, превратившись в крошечную искру. Он смотрел на неё, как на последний осколок надежды.

— Дети мои, — прошептал он, его голос стал мягче, но в нём чувствовалась боль. — Вы должны пройти через тьму, чтобы понять ценность света. Я не могу лишить вас этого испытания. Но я с вами. Всегда.

Искра погасла, и зал погрузился в тишину. Люминор опустил голову, его сила на миг ослабла, как будто даже он, бог света, чувствовал усталость.

— Если я сделаю это снова, они будут знать, что я готовлюсь, — подумал он, его разум боролся с желанием вмешаться. — И тогда не только мир, но и я сам могу пасть.

Но молитва Андрея не осталась незамеченной. В тенях, что клубились у границ мира, у гробницы, где хранился Ловец Душ, титаны — гиганты из камня и стали, созданные Эоном для охраны равновесия, — открыли глаза. Их взоры, пылающие белым светом, обратились к Моргенхейму, и земля под ними дрогнула.

---

Король Всеволод ощущал, как страх проникает в его сердце, холодный и цепкий, как зимний ветер. Но он не позволял себе показать слабость — не перед своими людьми, не перед этой тьмой. Его разум, закалённый годами войн и битв, искал выход, но каждая возможность рушился под натиском невозможного. Он видел мертвецов, восстающих с площади, и его рука сжимала меч до боли в суставах. Как сражаться с врагом, которого нельзя убить? Как защитить своих людей, если сама смерть шла против них?

Гримар пал, его тело лежало среди праха, Валрик был на грани, его взгляд стал диким. Всеволод знал: если он дрогнет хоть на миг, отряд падёт, и Моргенхейм поглотит их так же, как и остальных. Ответственность лежала на нём тяжким грузом — его воины смотрели на него, ожидая приказа, надеясь на спасение. А он… Он едва сдерживал отчаяние, что поднималось из глубины души, как чёрная волна.

Когда тьма накрыла город, и Посланник Некроса заговорил, Всеволод впервые за долгие годы почувствовал себя маленьким. Его меч, что прорубал сотни врагов, казался бесполезной игрушкой против этой силы. Но он ударил — не из веры в победу, а потому что остановиться означало признать поражение. Внутри церкви он оглядел своих воинов — уставших, израненных, напуганных. Его взгляд упал на Андрея, чья вера была их последней надеждой, а затем на выживших — женщин, детей, стариков. Они надеялись на него, верили, что король защитит их. А он не знал, сможет ли.

Андрей молился не из долга, а от отчаяния. В его душе билось сомнение, яд которого проникал всё глубже. Он знал, что Люминор слышит его — чувствовал это каждой клеткой своего тела. Но почему он молчит? Почему свет, в который он верил всю жизнь, оставил их в этой тьме? Он видел, как рушится порядок, как Некрос поглощает город, как души невинных уходят в никуда, не находя покоя. И он ничего не мог сделать. Его молитвы должны были освещать тьму, но тьма лишь сгущалась, и он ощущал себя слабым, беспомощным перед лицом этой силы.

Ещё страшнее было видеть живых. Марта, Томас, Лора, Эдгар, Финн — они выжили, но их глаза были пустыми. В них не осталось надежды, не осталось веры, только страх и усталость. Андрей задавался вопросом, который боялся произнести вслух: а если свет уже проиграл? Он видел Люминора в своих мыслях, чувствовал его боль, его молчание, и это разбивало его сердце. Но даже если бог света колебался, даже если тьма накрывала их, он знал одно: он не прекратит молиться. Потому что если он перестанет — кто тогда останется бороться за свет?