Глава 15 Побег из Вальдхейма

Тьма в осквернённом храме Люминора была не просто отсутствием света — она была осязаемой, липкой, словно пропитанной кровью и тленом. Диана стояла посреди развалин, окружённая холодным полумраком, где каждый звук — скрип обугленного дерева, шорох осыпающейся пыли с разбитых статуй — казался предвестником новой угрозы. Её сердце билось неровно, гулко отдаваясь в висках, а в ушах всё ещё звучал зловещий шёпот Тенебрис: "Ты не убежишь от нас, дитя света…" Эти слова вились вокруг неё, как дым, проникая в мысли, цепляясь за разум, как паутина за крылья попавшей в неё птицы. Она пыталась отогнать их, но перед глазами вставали картины этой ночи: бездыханные тела священников, скорчившиеся у алтаря, их белые одежды, пропитанные чёрной кровью; разбитые статуи с искажёнными лицами, застывшими в безмолвной агонии; витражи, залитые багровыми разводами, что тускло мерцали в темноте, как окна в преисподнюю. И Роберт — кузнец, чьи мёртвые, остекленевшие глаза смотрели в пустоту, а тело лежало у подножия трона Тенебрис, ставшего его последним пристанищем.

Диана сжала кулаки, ощущая, как ногти впиваются в ладони, оставляя болезненные полумесяцы. Её разум лихорадочно искал выход, цепляясь за обрывки надежды, но тяжесть увиденного придавливала её к холодному каменному полу, как невидимые оковы. Время на скорбь исчерпалось — нужно было бежать. Покинуть Вальдхейм, пока тени, что шевелились в углах, не сомкнулись вокруг неё окончательно. Совикус, этот змеиный советник, уже наверняка узнал о случившемся в храме. Его слуги, его магия, его воля — всё это было где-то рядом, готовое схватить её, как загнанную добычу. Оставаться здесь означало сдаться без борьбы, а Диана не собиралась падать перед тьмой, что поглотила её город.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь, что пробирала её до костей. Холодный воздух храма, пропитанный запахом воска и смерти, обжёг лёгкие, но помог собраться. Внезапно снаружи, у входа в храм, раздались тяжёлые шаги и резкий лязг металла. Диана вздрогнула, её тело напряглось, как натянутая тетива. Кто-то приближался. Она метнула взгляд по залу, ища укрытие. Тени, что оплетали треснувшие колонны и сгущались в углах, стали её единственным союзником. Быстро скользнув за массивную колонну у дальнего края алтаря, она прижалась к холодному камню, чувствуя, как его шершавая поверхность царапает плечо сквозь ткань плаща. Дыхание замерло в груди, сердце колотилось так громко, что ей казалось — его стук разносится по всему храму, выдавая её.

Шаги становились ближе, их ритм был тяжёлым, уверенным, как поступь судьбы. Сквозь покосившиеся двери в зал вошли трое стражников. Их шерстяные плащи, пропитанные сыростью осенней ночи, развевались при каждом движении, а алебарды в руках поблёскивали в тусклом свете факелов, что они несли. Они двигались осторожно, озираясь, и на их лицах, освещённых дрожащими бликами, проступали удивление и страх. Один из них, молодой, с редкой бородкой и широко распахнутыми глазами, замер, глядя на алтарь.

— Что… что здесь произошло? — Его голос дрогнул, выдавая ужас, что сковал его душу.

— Посмотри на это… Люминор милостивый… — Второй, постарше, с сединой на висках, содрогнулся, подняв факел выше. Свет выхватил из мрака искорёженные статуи, чьи лица застыли в крике, и кровавые разводы на витражах, что тускло мерцали, как окна в иной мир. Тела священников лежали там, где их настигла смерть: один распростёрся у подножия алтаря, его рука всё ещё сжимала обугленный символ солнца; другой скорчился в углу, словно пытался спрятаться от неизбежного.

— Нужно сообщить мастеру Совикусу. И поднять тревогу! — резко бросил третий, судя по твёрдости в голосе, их командир. Его глаза, холодные и цепкие, обшаривали зал, выискивая малейший намёк на движение. — Это не людское дело. Тут тьма хозяйничала.

"Если они доберутся до Совикуса, мне конец," — мелькнула мысль в голове Дианы, холодная и острая, как лезвие кинжала. Она сильнее вжалась в колонну, ощущая, как камень холодит кожу даже через одежду. Стражники двинулись глубже в зал, их шаги гулко отдавались от стен, смешиваясь с треском факелов. Молодой с бородкой обошёл алтарь сбоку, оказавшись в опасной близости от её укрытия. Диана затаила дыхание, сливаясь с тенью, её пальцы невольно сжались в кулаки, готовые к рывку. Она не собиралась повторять судьбу священников, чьи тела лежали перед ней, как немые свидетели её страха.

Факел в руке солдата затрещал, бросив отблеск туда, где она пряталась. Свет скользнул по колонне, осветив её край, и Диана замерла, чувствуя, как холодный пот стекает по шее. Её капюшон, тёмный и плотный, скрывал лицо, а тень колонны укрыла остальное, но каждый миг казался вечностью. Стражник остановился, его взгляд задержался на месте, где она пряталась, и ей показалось, что он вот-вот заметит её. Но мрак сыграл ей на руку — он нахмурился, покачал головой и прошёл мимо, пробормотав что-то невнятное. Диана медленно выдохнула, её грудь сжалась от напряжения.

Командир, остановившись у алтаря, махнул рукой:

— Уходим. Тут ловить нечего — все мертвы. Надо звать подмогу, пока не поздно.

Трое развернулись, медленно направившись к выходу. Они бросали настороженные взгляды на руины, словно ожидая, что тьма оживёт и набросится на них из углов. Диана не шевелилась, пока их шаги не стихли вдали, а тяжёлая дверь храма не закрылась с протяжным скрежетом, отрезав её от внешнего мира. Она выждала ещё несколько ударов сердца, прислушиваясь к тишине, что повисла в зале, тяжёлая и гнетущая, как предвестие бури. Только тогда она решилась выбраться из укрытия, её ноги дрожали от напряжения, но разум был ясен: теперь каждая минута была на счету. Ей нужно добраться до конюшни, где ждал Ворон, и выбраться из города, пока Совикус не перекрыл все пути.

Выйдя из храма, Диана ощутила, как осенний ветер хлестнул её по лицу, холодный и резкий, пронизывающий до костей. Сумерки опустились на Вальдхейм, окрасив дома и мостовые в тревожные тёмные тона — серый, багровый, чёрный. Церковная площадь, обычно полная голосов торговцев, смеха детей и света фонарей, теперь лежала в зловещем безмолвии. Где-то вдалеке завывал ветер, раскачивая одинокий фонарь, чей скрип звучал как предсмертный стон. Диана пригнулась, оглядевшись по сторонам, и нырнула в боковую улочку, что вела к задним кварталам города. Её ноги скользили по влажной мостовой, покрытой опавшими листьями, но она заставляла себя двигаться тихо, держась теней, что тянулись вдоль стен.

В этот час улицы должны были опустеть — горожане прятались по домам, боясь ночных патрулей, что стали строже с приходом Совикуса к власти. Но стража не дремала. Диана прижималась к стенам, избегая открытых мест, где свет фонарей мог выдать её силуэт. Каждый звук — скрип ставни, шорох листвы под ветром, далёкий лай собаки — заставлял её вздрагивать, её нервы были натянуты до предела. Сердце колотилось так сильно, что казалось, будто оно вот-вот разорвёт грудную клетку, а холодный воздух обжигал лёгкие, смешиваясь с запахом сырости и гниющих листьев.

Она миновала несколько узких переулков, держась подальше от главных улиц, где могли рыскать патрули. Её путь лежал через заброшенные дворы и заросшие тропинки, что вели к замку. Наконец она добралась до маленькой деревянной калитки, почти скрытой зарослями плюща, что обвивали её, как зелёные змеи. Когда-то через неё священники выходили в сад позади храма, но теперь этот проход был забыт, заросший и никому не нужный. Диана толкнула калитку — к её удивлению, та поддалась без сопротивления, тихо скрипнув ржавыми петлями. Она зажмурилась на миг, скользнула в узкую щель и оказалась в тесном дворике, заросшем колючими кустами ежевики. Двигаясь крадучись, она старалась не наступить на сухие ветки, что могли выдать её треском, её шаги были лёгкими, почти бесшумными.

Пройдя ещё несколько дворов, она приблизилась к центральной улице. Оттуда уже был виден путь к конюшне, примыкавшей к замку. До слуха донеслись обрывки голосов — взволнованных, торопливых. Всполохи факелов мелькнули на стенах домов, бросая длинные, извивающиеся тени, что казались живыми. Диана замерла за брошенной телегой, присев на корточки, её плащ сливался с темнотой. Мимо прошли двое горожан, их плащи развевались на ветру, а голоса дрожали от страха. Она уловила слова: "…храм… кровь… стража всюду…" Их шаги стихли, растворившись в ночи, но слова оставили в её груди холодный ком.

Отдышавшись, Диана выскользнула из укрытия и ускорила шаг, скользя по переулкам. Мысли её кружились вокруг одного: успеть к Ворону, не попавшись. Ноги ныли от напряжения, каждый мускул дрожал от усталости, но она гнала себя вперёд, подгоняемая страхом и решимостью. Она знала, что Совикус не остановится — его тень уже легла на Вальдхейм, его магия проникла в каждый уголок города, его воля сжимала горожан, как невидимые цепи. Если он найдёт её, если поймает — всё будет кончено. Храм Люминора был лишь первым шагом его плана, а она — ключом, который он жаждал заполучить.

Наконец впереди показалась знакомая изгородь конюшни, её деревянные балки высились в темноте, как стражи на посту. Ворота были слегка приоткрыты, и сквозь щель пробивался слабый свет фонаря, дрожащий и тусклый. У входа маячила хрупкая фигура, закутанная в потёртый плащ. Диана пригляделась и узнала Гаральда — юного конюха с растрёпанными светлыми волосами, что развевались на ветру. Мальчишка зябко ёжился, обхватив себя руками, и вздрагивал от каждого порыва холодного воздуха. Его лицо, бледное и напряжённое, выдавало тревогу, но в глазах горела искренняя преданность.

Увидев её, он встрепенулся, глаза его расширились от удивления. Гаральд подбежал ближе, заикаясь от волнения:

— Госпожа… вы… вы здесь?

— Тсс, Гаральд, — Диана приложила палец к губам, оглядываясь по сторонам, проверяя, нет ли чужих глаз. — Тебя не видели?

Он затряс головой, сглотнув ком в горле:

— Нет, я один… Но ходят слухи, что в храме что-то страшное. Солдаты бегают по улицам, кричат о какой-то тьме.

Диана горько усмехнулась про себя. Он не знал всей правды — и слава Люминору за это. Гаральд был простым мальчишкой, сыном кузнеца, что помогал ей с Вороном с тех пор, как научился держать в руках уздечку. Его невинность была единственным светлым пятном в этой ночи.

— Мне нужно уехать. Немедленно. Поможешь? — спросила она, её голос был твёрд, но в нём дрожала нотка отчаяния.

Мальчик побледнел ещё сильнее, его худые плечи напряглись, но он кивнул, стиснув кулаки:

— Конечно, госпожа.

Он повёл её внутрь. В конюшне было теплее, чем снаружи, воздух пах сеном, кожей и лошадиным теплом. Животные фыркали, стучали копытами, их силуэты двигались в полумраке, но Ворон выделялся среди них. Её чёрный, как смоль, жеребец беспокойно перебирал ногами, бил копытом по доскам, словно чувствовал её тревогу ещё до того, как она вошла. Его грива, блестящая и гладкая, отливала серебром в слабом свете, а глаза, глубокие и умные, смотрели прямо на неё. Диана подошла к нему, провела рукой по его тёплой шее, ощущая, как напряжение в её груди чуть ослабло. Ворон склонил голову, ткнувшись мордой в её плечо, и она на миг закрыла глаза, чувствуя мимолётное тепло среди этого хаоса.

— Я оседлал его, — тихо сказал Гаральд, теребя край плаща. — Думал, вы придёте сегодня. Он весь день неспокоен, будто чуял беду.

Диана благодарно улыбнулась, проверяя седло и поводья. Всё было готово — уздечка затянута, подпруга подогнана. Она накинула капюшон плаща, скрывая лицо, и достала из кармана две золотые монеты, тускло блеснувшие в свете фонаря.

— Возьми, — вложила их в ладонь конюха, её пальцы на миг задержались на его холодной руке. — Спрячь. И если спросят — ты ничего не видел.

— Спасибо, госпожа, — прошептал он, сжимая монеты так, будто они были спасением. — Езжайте осторожно.

Диана кивнула и уже собралась вывести Ворона за ворота, как снаружи раздался стук копыт по мостовой — тяжёлый, быстрый, приближающийся. Она замерла, кровь похолодела в жилах. "Солдаты?" — мелькнула мысль. Спрятаться было поздно. Она вывела коня во двор, сердце заколотилось быстрее, её рука невольно сжала поводья до боли. Перед ней возник отряд — три всадника в тёмных доспехах, их кони фыркали, пар от дыхания поднимался в холодном воздухе. Но один из них, заметив её, подавил улыбку, и Диана прищурилась, различив знакомые черты.

Это был Дмитрий — широкоплечий воин с рассечённой бровью, чьё суровое лицо она знала с детства. За ним следовали двое его товарищей — старые гвардейцы её отца, Всеволода, чьи шлемы скрывали усталые, но верные глаза. Их преданность королю ещё не угасла под давлением Совикуса, и это было её спасением. Дмитрий подъехал ближе, понизив голос:

— Принцесса, — он оглянулся, проверяя, нет ли чужих глаз или ушей в темноте. — Мы слышали о храме. Там тьма и кровь. Вас видели. Совикус приказал найти вас и привести. Город на замке — никого не выпускают.

— Я знаю, — Диана сжала зубы, её пальцы стиснули поводья, оставляя белые следы на коже. — Но я должна уйти, пока он не…

Она не договорила, но Дмитрий понял. Его взгляд стал твёрдым, как сталь, что он носил на груди.

— Следуйте за нами, — велел он негромко, его голос был спокоен, но полон решимости. — Мы выведем вас.

Стражники развернули коней, окружив её плотным кольцом. Один из них, с длинным шрамом на щеке, жестом указал ехать между ними. Это был риск, но и лучший шанс. Они выехали на ночную улицу, держась уверенно, словно конвоируя пленницу. Если кто-то из горожан или патрульных заметит, вряд ли заподозрит подвох — Дмитрий и его люди выглядели как часть машины Совикуса, исполняющие его приказ. Диана опустила голову, позволяя капюшону скрыть лицо, и доверилась их плану.

Так они добрались до городских ворот — тяжёлых, обитых железом, что возвышались над дорогой, как стражи последнего рубежа. На стенах маячили силуэты часовых с луками, их тени вытягивались в свете факелов, бросая зловещие узоры на камни. Обычно у ворот дежурили люди Совикуса — холодные, безжалостные, с глазами, что видели только его волю. Но этой ночью их, видимо, отозвали в город для поисков, оставив лишь двоих новичков — молодых, неопытных, растерянных. Они стояли у механизма ворот, переглядываясь, их руки дрожали на рычагах.

Увидев отряд во главе с Дмитрием, они не стали задавать вопросов. Один из них, худощавый парень с веснушками, кивнул и потянул за цепь. Ворота заскрипели, их ржавый стон разнёсся в ночи, как крик умирающего зверя. Створка медленно отворилась, открывая путь в темноту за стенами. Диана затаила дыхание, её пальцы сжали поводья Ворона, готовясь к рывку.

За воротами пахнуло свежестью полей, ночное небо раскинулось над головой — ясное, холодное, усыпанное звёздами, что мерцали, как далёкие маяки надежды. Ворон шагнул вперёд, его копыта глухо стукнули по земле, и Диана оказалась за чертой Вальдхейма. Стражники выехали следом, но лишь на несколько шагов. Дмитрий остановился, развернул коня и тихо произнёс:

— Прости, принцесса, дальше мы не можем. Вернёмся, чтобы не навлечь подозрений. Пусть свет хранит вас.

— Спасибо… всем вам, — выдохнула Диана, чувствуя, как горло сжимает от благодарности и горечи. Она посмотрела в глаза Дмитрия, затем на его товарищей, и в их взглядах увидела ту же верность, что когда-то сияла в глазах её отца.

Стражники поклонились, их силуэты растворились в темноте, оставив её одну на дороге. Она оглянулась: вдали над стенами Вальдхейма мерцали огни факелов, похожие на тёмно-рыжие звёзды, что горели в ночи. Над городом витала грозная тень — Тенебрис и её слуги уже начали свою игру, их когти впивались в каждый уголок, каждую душу. Но Диана знала: она вернётся. И тогда битва за этот мир начнётся по-настоящему.

Пока же она была свободна. Свободна, чтобы найти отца, Всеволода, и тех, кто встанет с ней против тьмы. Ворон, ощутив её решимость, фыркнул и рванулся вперёд галопом, его копыта загрохотали по земле, как барабаны войны. Холодный ветер хлестал по лицу, врываясь под капюшон, но в глазах Дианы горел огонь — огонь надежды и мимолётной свободы, что давала ей силы для грядущей битвы.

Она уносилась прочь, оставляя позади руины храма и отголоски ужаса, что цеплялись за её разум. Но в глубине души она чувствовала: тени не отступят. Они следовали за ней, их шёпот проникал в её мысли, их когти ждали момента, чтобы схватить. Скоро ей придётся встретиться с Совикусом, с той силой, что сломила Роберта и поглотила свет Люминора. И эта встреча определит судьбу не только её, но и всего Вальдхейма — города, что уже трещал под натиском тьмы, как корабль перед штормом.