Глава 18 Тени Кривого Лога

Глава 18: Тени Кривого Лога

Холодный ветер гнал Диану вперёд, его резкие порывы хлестали по лицу, врывались под капюшон, цеплялись за волосы, что выбивались из-под плотной ткани её плаща. Ворон, её чёрный жеребец, мчался галопом по узкой тропе, его копыта глухо стучали по промёрзшей земле, вздымая облака пыли и сухих листьев, что кружились в воздухе, как тени её прошлого. Ночь, что накрыла её после побега из Вальдхейма, была ясной, но безжалостной — звёзды сверкали над головой, холодные и далёкие, как глаза, что следили за каждым её движением, а луна, тонкая и бледная, едва освещала путь, бросая длинные тени от голых деревьев. Диана сжимала поводья, её пальцы, обветренные и окоченевшие от холода, ныли от напряжения, но она не останавливалась. Остановка означала смерть — тени Совикуса, его стража или даже слуги Тенебрис могли нагнать её в любой момент. Позади остался Вальдхейм — город, что пал под гнётом тьмы, храм Люминора, разорённый в ту роковую ночь, и Роберт, чьи мёртвые, остекленевшие глаза всё ещё смотрели на неё из каждого угла её памяти.

Она не знала, куда едет. Единственной её целью было найти отца, Всеволода, о котором Дмитрий шепнул перед расставанием у ворот: "Он жив, принцесса. Говорят, он ушёл в Моргенхейм." Моргенхейм лежал далеко на севере, за холмами и густыми лесами, но Диана цеплялась за эту надежду, как за соломинку в бурлящем потоке. Она гнала Ворона прочь от города, через поля, заросшие бурьяном, и редкие рощи, избегая главных дорог, где могли рыскать патрули или тени, что следовали за ней, как зловещий шёпот Тенебрис. Её разум был полон тревог — о том, что ждёт впереди, хватит ли сил у неё и Ворона, не слишком ли поздно она сбежала из-под власти Совикуса. Но в сердце горела искра решимости, что не давала ей сломаться, даже когда тело кричало от усталости.

К утру, когда небо начало светлеть, окрашиваясь в серо-голубые тона, Ворон замедлил бег, его бока вздымались от тяжёлого дыхания, а пар вырывался из ноздрей в холодный воздух, как призрачный дым. Диана почувствовала, как усталость навалилась на неё, тяжёлая и вязкая, словно мокрый плащ. Её ноги затекли от долгой езды, спина ныла, будто её стянули верёвками, а желудок сводило от голода — последние крохи хлеба, что она взяла из замка, закончились ещё вечером, оставив лишь пустоту, что грызла её изнутри. Она знала, что должна найти укрытие, еду, хоть какой-то отдых, иначе ни она, ни Ворон не дойдут до Моргенхейма. Вдалеке, за очередной грядой холмов, показались очертания деревни — низкие крыши, дым, что вился из труб, и слабый гул голосов, доносившийся на ветру. Диана натянула поводья, заставляя жеребца остановиться, и прищурилась, вглядываясь в горизонт.

— Кривой Лог, — пробормотала она, вспоминая название, что мелькало в разговорах стражников её отца. Маленькая деревня на краю леса, известная своими охотниками и таверной, где путники останавливались перед долгой дорогой на север. Это было не то место, где её могли искать — слишком далеко от Вальдхейма, слишком незначительное для внимания Совикуса или его следопытов. Она решила рискнуть.

Спустившись с холма, Диана направила Ворона к деревне. Тропа стала шире, но грязнее — колеи от телег и следы копыт утопали в вязкой земле, а по краям росли колючие кусты, что цеплялись за её плащ, как жадные пальцы. Кривой Лог встретил её запахом дыма, сырости и жареного мяса, что витал в воздухе, дразня её пустой желудок. Дома были низкими, сложенными из потемневшего дерева, их крыши покрыты мхом и соломой, что свисала клочьями. Несколько жителей — угрюмые мужчины в грубых рубахах и женщины с усталыми лицами, закутанные в шерстяные платки — мелькали в дверях, бросая на неё настороженные взгляды. Никто здесь не знал, что она дочь короля Всеволода, и Диана намеревалась сохранить это в тайне. Её плащ, хоть и потрёпанный после ночи в седле, был слишком тонким и дорогим для этих мест, её осанка — слишком прямой, а Ворон — слишком ухоженным, с блестящей гривой и сильными ногами, чтобы сойти за коня простого путника. Она натянула капюшон глубже, скрывая лицо, и направила жеребца к таверне, что стояла в центре деревни.

Таверна "Кривой Клык" была приземистым строением с покосившейся вывеской, на которой краска облупилась, оставив лишь смутный силуэт волка с оскаленными зубами. Дверь скрипела на ржавых петлях, а изнутри доносились грубый смех, звон кружек и запах прогорклого эля, смешанный с дымом очага. Диана привязала Ворона к столбу у входа, погладила его по морде, шепнув: "Жди меня здесь," — и шагнула внутрь, её рука невольно легла на рукоять кинжала, что висел у пояса. Этот кинжал, с простой деревянной рукоятью и выгравированным солнцем на лезвии, подарил ей Роберт ещё в детстве. "Для защиты, малышка," — сказал он тогда, его голос был тёплым, как летний день. Теперь его лицо, искажённое тьмой в храме, было последним, что она видела перед побегом, и кинжал стал для неё не просто оружием, а памятью о том, что она потеряла.

Внутри таверны было душно и шумно. Длинные столы, заваленные остатками еды — кости, корки хлеба, лужи пролитого эля — тянулись вдоль стен, освещённых тусклым светом масляных ламп, что чадили чёрным дымом. За стойкой стоял хозяин — толстый мужчина с сальными волосами, что свисали на лоб, и красным лицом, покрытым пятнами пота. Он вытирал кружку грязной тряпкой, его маленькие глазки блестели жадностью. В углу пьяный старик напевал что-то невнятное, его голос дрожал, как треснувший колокол, а вокруг столов собрались люди — охотники в шкурах, крестьяне с мозолистыми руками, путники с лицами, покрытыми грязью и шрамами. Они говорили громко, смеялись грубо, их голоса сливались в хаотичный гул, но, когда Диана вошла, шум на миг стих. Все глаза повернулись к ней, их взгляды скользили по её фигуре, задерживаясь на плаще, на сапогах, на кинжале у пояса. Она была чужой здесь, и это чувствовалось в каждом их движении, в каждом шепотке, что пробегал по толпе.

Диана подошла к стойке, стараясь держать голову опущённой, чтобы не привлекать лишнего внимания.

— Хлеба и похлёбки, — сказала она тихо, её голос был твёрд, но в нём дрожала усталость после ночи без сна. — И воды для моего коня.

Хозяин ухмыльнулся, его жёлтые зубы блеснули в тусклом свете, как у зверя, что почуял добычу.

— Золотом платишь? — спросил он, прищурившись, его взгляд скользнул по её рукам.

Диана кивнула, доставая из кармана одну из монет, что она оставила себе после побега. Монета блеснула в тусклом свете ламп, её золотой отблеск был слишком ярким для этого мрачного места, и это стало её роковой ошибкой. Глаза хозяина расширились, а за столами послышался шёпот, что быстро перерос в гул. Она почувствовала, как воздух в таверне сгустился, как взгляды стали острее, жаднее, как будто она была не человеком, а добычей, что сама пришла в их логово. Её красота — высокие скулы, светлые волосы, что выбивались из-под капюшона, и стройная фигура, что не скрывал плащ, — её одежда, слишком чистая и дорогая для этих мест, и золото в её руках сделали её мишенью.

Хозяин подвинул ей миску с похлёбкой — жирной, с кусками мяса и картошки, что плавали в мутном бульоне, — и чёрствый кусок хлеба, но его взгляд не отрывался от её рук, как будто он уже считал её монеты своими. Диана села за стол в углу, подальше от остальных, и начала есть, стараясь не смотреть по сторонам. Еда была горячей, но горчила от старого жира, и всё же она ела жадно, чувствуя, как тепло разливается по телу, давая ей силы. Но покой длился недолго.

Трое мужчин поднялись из-за соседнего стола — здоровяки с грубыми лицами, заросшими щетиной, в рваных куртках, что пахли застарелым потом и элем. Первый, с кривым носом и шрамом через губу, шагнул к ней, его улыбка была хищной, как у волка, что почуял кровь. Второй, невысокий, с жирными волосами, что свисали на лоб, двигался за ним, его маленькие глазки блестели похотью. Третий, самый крупный, с бычьей шеей и кулаками, как молоты, молча встал за её спиной, отрезая путь к отступлению. Диана напряглась, её рука медленно скользнула к кинжалу, но она пока не вытаскивала его, надеясь избежать драки.

— Красивая штучка, — прогундосил кривоносый, облокачиваясь на её стол так, что его перегар ударил ей в лицо. — Откуда такая в наших краях? Золотом соришь, а сама одна?

Диана сжала челюсти, её сердце заколотилось быстрее, но она старалась держать голос ровным.

— Оставь меня, — сказала она тихо, но твёрдо, её тон дрожал от напряжения. — Я просто ем.

— Просто ест она, — хохотнул толстяк с жирными волосами, его голос был высоким и противным. Он шагнул ближе, его рука потянулась к её плащу, пальцы скользнули по ткани. — А мы просто хотим посмотреть, что у тебя под ним.

Быкообразный молчал, но его тень легла на неё, тяжёлая и угрожающая, как туча перед бурей. Диана поняла, что слов больше не будет. Она вскочила, оттолкнув стол с такой силой, что миска с похлёбкой опрокинулась, заливая пол, и выхватила кинжал, направив его на кривоносого.

— Назад! — рявкнула она, её голос стал громче, в нём звенела ярость, что вспыхнула внутри. — Или пожалеете.

Мужчины рассмеялись, их смех был грубым, как скрежет ржавого металла, и в нём не было ни капли страха. Кривоносый шагнул вперёд, его рука метнулась к её запястью, пытаясь вырвать кинжал. Диана дёрнулась, её обучение с отцом и стражниками ожило в её движениях, и она ударила — быстро, точно, как учил Всеволод. Лезвие вонзилось в плечо кривоносого, кровь брызнула на стол, горячая и липкая, и он взвыл, отшатнувшись назад, его лицо исказилось от боли и ярости.

— С-сука! — заорал он, хватаясь за рану, но его крик только разжёг остальных.

Толстяк с жирными волосами схватил её за волосы, рванув назад с такой силой, что её шея хрустнула, а боль пронзила затылок. Диана вскрикнула, её ноги заскользили по полу, но она не сдавалась. Она ударила локтем в мягкий живот толстяка, тот охнул, его хватка ослабла, но в этот момент быкообразный навалился на неё всей своей тушей. Его огромные руки сомкнулись на её груди, пальцы грубо вцепились в её тело, сжимая так сильно, что она задохнулась от боли. Он наклонил её назад, прижимая к столу, её спина выгнулась под его весом, а деревянная поверхность впилась в позвоночник. Её кинжал выпал из руки, звякнув о пол, и она почувствовала, как страх, холодный и липкий, сжимает её горло.

— Не дёргайся, красотка, — прорычал быкообразный, его горячее дыхание обожгло её лицо, кислое и тяжёлое от эля. Его пальцы продолжали сжимать её грудь, оставляя синяки, а другая рука потянулась к её штанам, грубо рванув пояс. Ткань затрещала, холодный воздух коснулся её кожи, и паника захлестнула её с головой.

Толстяк, оправившись от удара, подскочил сзади, его руки схватили её ноги, пытаясь раздвинуть их, пока он сдирал штаны вниз, обнажая её бёдра. Его ногти впились в её кожу, оставляя кровавые царапины, а кривоносый, всё ещё держась за плечо, хрипло засмеялся, подступая ближе.

— Давай, придержи её, — прохрипел он, его глаза блестели дикой похотью. — Я первый.

Диана билась, её ногти царапали лицо быкообразного, оставляя кровавые полосы, её колени били в его живот, но он был слишком тяжёл, слишком силён. Её крик разорвал воздух, но толпа вокруг загудела, подбадривая их, их голоса сливались в звериный рёв. Хозяин таверны отвернулся к стойке, делая вид, что ничего не происходит, его трясущиеся руки вытирали кружку. Её силы таяли, дыхание сбивалось, а страх, острый и ледяной, проникал в каждую клетку её тела. Она чувствовала, как их руки рвут её одежду, как их пальцы оставляют синяки, как её воля трещит под их напором.

"Люминор, спаси меня," — молилась она про себя, её разум кричал в пустоту, слёзы жгли глаза, но она не давала им пролиться. "Пожалуйста, не дай мне сломаться. Отец, Роберт, кто-нибудь…" Её молитва была отчаянной, слабой, но искренней, как последний луч света в кромешной тьме.

И словно в ответ на её мольбу дверь таверны с грохотом распахнулась, ударившись о стену с такой силой, что петли затрещали. В зал шагнул мужчина — высокий, широкоплечий, с лицом, высеченным из камня, его присутствие заполнило пространство, как буря, что сметает всё на своём пути. Его волосы, тёмно-русые, с сединой на висках, были собраны в короткий хвост, а густая, аккуратная борода обрамляла суровые черты, покрытые мелкими шрамами. Глаза, серые, как грозовое небо, горели холодным огнём, что заставил таверну замереть. На нём был потёртый кожаный доспех, покрытый следами старых битв, с глубокими царапинами и пятнами крови, что давно въелась в кожу. На поясе висел меч с широким лезвием, чья рукоять была обмотана потемневшей кожей, а за спиной свисал тяжёлый серый плащ, что хлопал на сквозняке. Сапоги, покрытые дорожной грязью, оставляли глубокие следы на деревянном полу. Это был Ярослав, странствующий воин, чьё имя шепталось в этих краях как легенда — человек, что не боялся ни людей, ни теней, ни самой смерти.

— Отпустите её, — его голос был низким, глубоким, как рокот грома, и в нём не было ни тени сомнения, только холодная, непреклонная угроза.

Быкообразный обернулся, его кулаки сжались, он выпустил Диану, оставив её лежать на столе, и шагнул к Ярославу, его лицо исказилось от ярости.

— А ты кто такой, чтоб нам указывать? — прорычал он, размахнувшись кулаком, размером с молот.

Ярослав не ответил. Он уклонился от удара с кошачьей грацией, его тело двигалось быстро и точно, несмотря на массивность. Его кулак врезался в челюсть быкообразного с такой силой, что хруст кости эхом разнёсся по таверне, а кровь и слюна брызнули в воздух. Мужчина пошатнулся, но Ярослав не дал ему опомниться — он схватил его за шею, рванул вниз и впечатал лицом в стол рядом с Дианой. Дерево треснуло под ударом, кровь хлынула из разбитого носа, заливая пол, а быкообразный рухнул, его тело задёргалось в агонии.

Толстяк с жирными волосами бросился на Ярослава, его нож блеснул в свете ламп, направленный в бок воина. Ярослав перехватил его руку в воздухе, выкрутил запястье с хрустом, что заставил толстяка завыть, и ударил его коленом в живот. Нож выпал, звякнув о пол, а Ярослав добавил удар локтем в висок — толстяк рухнул, его голова ударилась о скамью, оставив кровавый след на дереве, и он затих, его дыхание стало хриплым и прерывистым.

Кривоносый, всё ещё держась за плечо, попытался поднять нож с пола, его окровавленные пальцы дрожали. Ярослав шагнул к нему, наступил сапогом на руку с такой силой, что кости затрещали, и кривоносый заорал, его крик перешёл в визг. Воин наклонился, схватил его за горло, поднял над полом, как тряпичную куклу, и швырнул в стену. Тело ударилось с глухим стуком, доски треснули, и кривоносый сполз вниз, оставляя за собой багровую полосу, его глаза закатились, а изо рта текла кровь вперемешку с пеной.

Таверна замерла, толпа отшатнулась назад, их лица побледнели от страха. Ярослав выпрямился, его дыхание было ровным, как будто он не дрался, а просто прошёлся по улице. Он повернулся к толпе, его серые глаза прошлись по каждому, и гул стих, как будто кто-то перерезал струны.

— Ещё кто-то хочет? — спросил он тихо, но его голос резал воздух, как клинок. Никто не ответил.

Диана, воспользовавшись моментом, скатилась со стола, её ноги дрожали, штаны были спущены до колен, а плащ висел клочьями. Она схватила кинжал с пола, её пальцы тряслись, но она держала его крепко, готовая драться до последнего. Её грудь ныла от грубых пальцев быкообразного, синяки проступали на коже, а царапины на бёдрах горели, как огнём. Она натянула штаны, её движения были резкими, неловкими, и отступила к стене, её дыхание было тяжёлым, прерывистым. Она посмотрела на Ярослава, её взгляд был полон страха, настороженности, но и благодарности, что пробивалась сквозь пелену ужаса.

— Спасибо, — выдохнула она, её голос был хриплым от криков и слёз, что она сдерживала. — Я… я бы справилась.

— Не сомневаюсь, — ответил он, его тон был сух, но в нём мелькнула тень улыбки, что смягчила его суровое лицо. Он шагнул ближе, но остановился на безопасном расстоянии, его руки опустились вдоль тела. — Но трое на одну — нечестный бой. Кто ты такая, что лезешь в такое место одна?

— Просто путник, — соврала она, опуская глаза, её голос дрожал, но она старалась держать его ровно. Её происхождение, её имя — всё это должно было остаться тайной. — Ищу отдых перед дорогой.

Ярослав кивнул, его взгляд скользнул по её кинжалу, по её разорванному плащу, по синякам, что проступали на её шее, но он не стал расспрашивать. Он был человеком, что видел слишком много, чтобы любопытствовать без нужды.

— Тогда ешь, — сказал он, указав на её миску, что чудом уцелела на соседнем столе. — Я посторожу, чтобы тебя не трогали.

Диана колебалась, её нервы были натянуты до предела, тело болело, а разум всё ещё кричал от ужаса, но голод и усталость взяли верх. Она села, держа кинжал на коленях, её пальцы сжимали его так, что суставы побелели, и начала есть, чувствуя, как Ярослав стоит рядом, его присутствие — как щит между ней и таверной. Она не знала, кто он, не знала, можно ли ему доверять, но в этот момент он был её спасением в Кривом Логе.

Позади неё, в тени у входа, Ворон фыркал, его копыта стучали по земле, как будто он чувствовал её страх и боль. Диана знала, что это лишь начало её пути, что тени Совикуса, Тенебрис и их слуг найдут её рано или поздно. Но теперь, с кинжалом Роберта в руке и Ярославом у её плеча, она чувствовала, что ещё может бороться. Кривой Лог показал ей, что мир за стенами Вальдхейма жесток и беспощаден, но она не сломается. Не теперь.