Глава четырнадцатая. Пленник двух миров

Воздух Сияющей Пустоши обжигал легкие, словто Боеслав вдыхал раскаленное стекло. Его волокли по земле, руки скручены за спиной ящерьими цепями из черного обсидиана, впивающимися в кожу. Кровь сочилась из раны на плече, оставляя за ним алую дорожку на мерцающем песке. Он пытался поднять голову, но солнце, висевшее в небе как расплавленный алмаз, било в глаза слепящими лучами. 

— *Где я…* — мысли путались. Последнее, что он помнил, — стая ворон, уносящая Красибора, и ящеры, вырвавшиеся из портала. Их когти впились в него, прежде чем сознание поглотила тьма. 

— Вставай, червь! — рычащий голос, и удар хвостом в ребра заставил его вскрикнуть. 

Боеслав поднял взгляд — и замер. 

Вместо лесов вокруг простиралась бескрайняя пустыня, но не из песка, а из осколков кристаллов. Они росли из земли, как лезвия, переливаясь всеми цветами ада: кроваво-красным, ядовито-зеленым, мертвенно-синим. На горизонте чернели скелеты гигантских деревьев, их ветви, словно обугленные кости, тянулись к небу. Воздух дрожал от зноя, а под ногами трескались прозрачные «лужи» застывшей смолы. 

— Добро пожаловать в Сияющую Пустошь, вор, — прошипел ящер-стражник, тыча копьем в спину Боеслава. — Здесь вы все сдохнете. 

Его повели через лагерь. Боеслав ожидал увидеть войска, дымящиеся кузницы, запасы оружия. Вместо этого — нищие шалаши из кристальных щепок, истощенные самки с впалыми животами, качавшие на руках детенышей, чья чешуя тускло отсвечивала. Мальчик-ящер, не выше колена, копался в груде мусора, выискивая что-то съедобное. Увидев пленника, он зашипел и бросил в Боеслава камень. 

— Убийца! — крикнул детский голос. 

Воин остановился, не в силах отвести взгляд. Камень попал ему в грудь, но боль от этих слов была острее. 

— *Они… они голодают…* 

Его притащили к яме, где горел костер из кристаллов, испускающий едкий дым. Вокруг собралась толпа. Самки рычали, старики плевали в его сторону. 

— Сожжем его для урожая! — выкрикнул кто-то. 

— Нет, отправим в Шахты Слез! Пусть умрет медленно! 

Внезапно толпа расступилась. К Боеславу приближалась Белая Королева, ее платье из инея шипело, соприкасаясь с раскаленным воздухом. 

— Ты видишь, воин? — она махнула рукой, и кристаллы вокруг отразили видения: черные дымы над полями, люди в доспехах Сварога, поджигающие зернохранилища. — Ваш «бог» превратил наш мир в ад. 

Боеслав молчал. Его сердце бешено колотилось. Он видел, как дети ящеров лизали капли смолы, чтобы заглушить голод. Видел, как мать, обнимая иссохший труп детеныша, выла на мертвое небо. 

— Теперь вы понимаете, почему мы воюем? — Королева приблизила лицо к его лицу. Ее дыхание пахло снегом в пустыне. — Это не агрессия. Это отчаяние. 

— Я… не знал… — прошептал Боеслав. 

— Знать не хотели! — закричал старый ящер из толпы. — Вы сожгли Последний Родник! 

Королева подняла руку, и толпа затихла. 

— Казнить его, — сказала она. 

Сердце Боеслава упало. Стражники схватили его, потащив к костру. Но в последний момент Королева добавила: 

— Но не здесь. Отведите его к Руинам Солнечного Клина. Пусть его бог увидит, как умирает его воин в нашей пустоши. 

... 

Его привязали к обелиску из черного кристалла, где когда-то бил источник жизни. Теперь здесь была лишь трещина, из которой сочился ядовитый пар. Жрец-ящер занес ритуальный нож, выкрикивая проклятия на языке, который Боеслав не понимал, но смысл был ясен: *«Кровь за кровь»*. 

— Прости, Сварог… — закрыл глаза Боеслав, готовясь к удару. 

— Стой! 

Королева шла через пустыню, ее платье не тронул жар. Она взмахнула рукой, и жрец замер. 

— Ты не умрешь сегодня, человек. — Ее голос звучал устало. — Ты отнесешь своему богу послание. 

Она прикоснулась к его лбу, и мир взорвался болью. Перед глазами Боеслава пролетели образы: Сварог, разрывающий договор с ящерами; люди, грабящие их храмы; дети, поедающие корни ядовитых растений… 

— Покажи ему это, — прошептала Королева. — Пусть он увидит нашу правду. 

Цепи разомкнулись. Боеслав рухнул на колени, его тело тряслось. 

— Почему… почему ты меня отпускаешь? 

— Потому что даже в войне есть место чести, — она повернулась, ее силуэт растворялся в мареве. — А твоя смерть ничего не изменит. 

Ящеры зарычали, но не посмели ослушаться. Боеслава вытолкали к трепещущему порталу на окраине лагеря. Перед прыжком он обернулся. Маленький ящер, тот самый, что бросал в него камень, смотрел на него пустыми глазами. 

— Прости… — прошептал Боеслав, но портал уже затянул его, как водоворот. 

... 

Очнулся он в своем мире, под кронами знакомых берез. Слезы жгли щеки. В руке он сжимал осколок кристалла из Пустоши — доказательство, что это не бред. 

— Сварог должен увидеть… — прошептал он, поднимаясь. 

Но в груди, рядом с болью от раны, поселилось нечто новое — стыд. И понимание, что война никогда не была справедливой.