Из всех городов на земле, Арск самый скучный

Федор Шаляпин и Лев Толстой провели в Казанской Губернии в общей сложности 26 лет. Конкретно Федор Иванович прожил порядка 20 лет со дня рождения. В советском кинематографе не снимали фильм по его жизни, но часть ее отображена в автобиографической книге «Страницы из моей жизни».

Эра экранных злодеев

Подходя к завершению внезапно нахлынувшей темы — отображение казанских татар в советском кино — вспомним родившуюся в Казани актрису Эру Зиганшину. Эра Гарафовна  в 1976 году играла премьеру спектакля— «По ком звонит колокол» по одноимённому роману Эрнеста Хемингуэя (режиссёр —Геннадий Опорков). Причем, предстала в ней в образе Пилар, жены вожака партизанского отряда Пабло, по национальности цыганкой. Закольцевывая тему с цыганами, как наиболее востребованными представителями малых народностей в советском кино, и в дореволюционной литературе. Цыгане в советском кино звучали даже там, где их и не было (вспомним «Убить дракона»).
Кстати, первым мужем Эллы Гарафовны был Владимир Головин — характерный злодей советского кино — Борис Савинков в «20 декабря», повесившийся власовец в «Противостоянии». Затем Эра Зиганшина ушла к Владимиру Рожину, игравшему в том же  «Противостоянии» председателя райисполкома города Нардын.
Владимир Головин продолжал использовать свою устрашающую внешность, играя роли главаря банды в «Холодном лете 53-го», гангстера Мик Нич в «Дежа Вю», в российском  кино он был авторитетом по кличке Буржуй в «Марше Турецкого», наконец, Ахметом Ташкентским в «Олигархе». В 2001 году умер второй супруг Зиганшиной Владимир Рожин,также под конец актерской карьеры попрбовавшей себя в роли уголовника в «Бандитском Петербурге», и его вдова Эра Зиганшина вернулась к первому мужу.

До уголовников на нашем экране очень популярными стали гомосексуалисты

Что любопытно, стык 80-90-х годов, это время когда красивых женщин режиссеры не видели в других ролях, кроме проституток, а мужчин — в роли гомосексуалистов. Партнер Татьяны Плотниковой по «ТАСС уполномочен заявить» Борис Клюев перевоплотился в гея в фильме «Гений» с Абдуловым в главной роли, испортив себе карму в том плане, что автор текста смотрел на Воронина в его исполнении, а видел того жуликоватого гомика.
Дальше понеслась странная история с перевоплощением экранных геев в экранных донжуанов российского кино. Александр Домогаров это «Бубусь» из фильма «Кровь за кровь», Александр Лыков — гей-проститут Вова из фильма «Ты у меня одна». Сергей Бондарчук снимает «Тихий Дон», не найдя для роли Гришки Мелихова никого лучше английского гомосексуалиста Руперта Эверетта. Кстати, завершилась эта странная традиция примерить на себя роль представителя нетрадиционной ориентации, чтобы потом воплощать экранный образ мужчины-мачо, на Даниле Козловском, который в 2009 году сыграл Люсю Мохнатую в «Весельчаках».
Ну и завершая обозначенную тему отображения татар в советском кино, вспомним, что в  упомянутом кинофильме «Кровь за кровь» в заключительный раз при СССР будет представлен экранный татарин. На этот раз в роли маклера Руфата Талгатовича Сафина в исполнении незабвенного Бориса Новикова. Еще через два года история взаимоотношения кинематографа с лицами татарской национальности воплотит очередного дворника по имени Ахмет в исполнении все того же Бориса Новикова (1993 год в фильме «На муромской дорожке»).

«Казанский феномен» 19 века 

А теперь от советского и российского кино погрузимся в воспоминания Федора Шаляпина в контексте татар. «Прекрасно на Кабане летом, но еще лучше зимою, когда мы катались на коньках по синему льду и когда по праздникам разыгрывались кулачные бои – забава тоже, говорят, нехорошая. Сходились с одной стороны мы, казанская русь, с другой – добродушные татары.
Начинали бой маленькие. Бывало, мчишься на коньках, вдруг, откуда ни возьмись, вылетает ловкий татарчонок: хлысь тебя по физиономии и с гиком мчится прочь. А ты прикладываешь снег к разбитому носу и беззлобно соображаешь:
– Погоди, кожаное рыло, я те покажу!
И, в свою очередь, колотишь зазевавшегося татарчонка.
Эти веселые кавалерийские схватки на коньках и один на один, постепенно развиваясь, втягивали в бой все больше сил русских и татарских. Коньки сбрасывались с ног, их отдавали под охрану кого-нибудь из товарищей и шли биться массой, в пешем строю. Постепенно вступали в бой подростки. За ними шло юношество, и, наконец, в разгаре боя, являлись солидные мужи в возрасте сорока лет и выше. Дрались отчаянно, не щадя ни себя, ни врага. Но и в горячке яростной битвы никогда не нарушали искони установленных правил: лежачего не бить, присевшего на корточки тоже, ногами не драться, тяжестей в рукавицы не прятать. А кого уличали в том, что он спрятал в рукавице пятак, ружейную пулю или кусок железа, того единодушно били и свои и чужие.
Банщики Меркулов и Жуковский против татар Сагатуллина и Багитова
С русской стороны «силачами» являлись двое банщиков: Меркулов и Жуковский – почтенные, уже старые люди, затем Сироткин и Пикулин, в доме которого в Суконной я жил. Я относился к нему благоговейно, как ко всем «силачам», даже и татарской стороны: Сагатуллину, Багитову.
Так, о Меркулове говорилось, что ему сам губернатор запретил драться и даже велел положить на обе реки его несмываемые клейма: «Запрещается участвовать в кулачных боях». Но однажды татары стали одолевать русских и погнали их до моста через Булак, канал, соединяющий Кабан-озеро с рекою Казанкой. Все «силачи» русские были побиты, утомлены и решили позвать на помощь Меркулова. Так как полиция следила за ним, его привезли на озеро спрятанным в бочке – будто бы водовоз приехал по воду. «Силач» легко поместился в бочке. Он был небольшого роста, с кривыми, как у портного, ногами. Вылез он из бочки, и все – татары, русские – узнали его: одни со страхом, другие с радостью.
– Меркулов!
Татар сразу погнали в их слободу, через мост. В пылу боя бойцы той и другой стороны срывались с моста в Булак, по дну которого и зимою текла, не замерзая, грязная горячая вода из бань, стоявших по берегам его. Перейдя на свою сторону, татары собрались с силами, и бой продолжался на улицах слободы до поры, пока не явилась пожарная команда и не стала поливать бойцов водою.

«Братцы, помилосердствуйте»

На другой день я ходил смотреть место боя. Разгром был велик: поломали перила моста, разбили все торговые ларьки. Это было, кажется, в 1886 году.
С той поры бои на Кабане стали запрещать. По праздникам на озеро являлись городовые и разгоняли зачинщиков мальчишек «селедками».
Персональных упоминаний о татарах, живших в Казани, Федор Шаляпин не дает. Сагатуллин да Багитов, известные кулачные бойцы его детства, и все. В остальном татары в воспоминаниях Шаляпина торговали.
«На площади у театра татары торговали виноградом...»  «Против церкви Сошествия Святого Духа татары торговали кумачом, всякой галантереей, мылом и удивительными духами, – их можно было купить на три копейки полный маленький пузырек...»
В период юношества Шаляпин уезжал в Арск, практически прокляв его на страницах своей книги. 
«Отец, разумеется, жестоко изругал меня и тотчас же отправил учиться в заштатный город Арск, в двухклассное училище с преподаванием ремесел...
Из всех городов, стоящих на земле, Арск – самый скучный и ненужный...
Я сидел на лавке у ворот, думая о Казани, о театре, поглядывая на этот ничтожный, пустой Арск». 
Александр Пушкин писал о завоевании Казани Емельяном Пугачевым в 1774 году. «Город стал добычею мятежников. Они бросились грабить дома и купеческие лавки; вбегали в церкви и монастыри, обдирали иконостасы; резали всех, которые попадались им в немецком платье». Заметьте, мечети здесь не фигурируют, как и в итогах завоевания Казани войском Пугачева: «Состояние Казани было ужасно: из двух тысяч осьмисот шестидесяти семи домов, в ней находившихся, две тысячи пятьдесят семь сгорело. Двадцать пять церквей и три монастыря также сгорели. Гостиный двор и остальные дома, церкви и монастыри были разграблены». Двадцать пять церквей и три монастыря... И это Казань, столица Казанской губернии, столица татар все Руси, в которой пугачевцы не уничтожали мечети по причине их отсутствия. Но за сто сорок лет, до первой мировой войны, церкви успели отстроить, опять оставив Казань без мечетей. Пройдитесь по ее историческому центру, много вы там найдете мечетей? 
Лев Толстой в своих псевдовоспоминаниях, описанных в трилогии «Детство», «Отрочество» «Юность» совсем не упоминает Казань, его персонаж вообще живет в Москве. Но казанская история все-таки проскальзывает в рассказе «После бала», через воспоминания старшего брата — Сергея Толстого. Именно ему полковник Андрей Петрович Корейш демонстрирует вторую часть своего бытия. После любезного папеньки на балу, на следующий день это лицо «слуги Отечества, отца солдатам», лично руководящего наказанием шпицрутенами сбежавшего солдата.
«Татарина гоняют за побег, — сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец рядов... Он (татарин) не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте»... Но братцы не милосердствовали, и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я видел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина. Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той».
Наконец, у Владимира Ульянова, в воспоминаниях о его пребывании в Казани, проскальзывает только фамилия С. Муратова, которого можно отнести к представителям коренной нации, населяющей Казанскую губернию.
P. S. Прошло еще 30 лет с развала Союза и на киноэкране даже русские заговорили на татарском языке. Роман Постовалов в сериале «Мама будет против» приказал козе Гиззатуллиных, которая, по его словам, не понимает по-русски: «Эй, кэжя, юкка чык тизряк» (Коза, проваливай скорее). Казалось бы, пустячок, лякин ряхят!