Фрося и Федя

               

               
                ФРОСЯ И ФЕДЯ

      Не так давно прочитал публикацию Владимира Врубеля  «Попка-дурак» (http://proza.ru/2025/02/12/683) и она меня здорово развеселила, хотя в ней и не было ничего  смешного.  Напротив, речь  шла о тенденции, которая очень заметно стала проявляться последнее время –  растущая озлобленность  небольшой части авторов, кто активно поддерживал и продолжает  поддерживать т.н. СВО. Причина  моего веселья была вызвана  воспоминанием об одном забавном случае, впрочем, о нём я расскажу позже.
 
      Итак, некоторая часть активных патриотов сильно озлобились на тех, кто, с их точки зрения, недостаточно патриотичен. Естественно, главными объектами их ненависти стали авторы, проживающие за рубежом. Да как они посмели ругать Родину, которую давным-давно предали?! Примерно так звучит их гневный посыл.

      Задолго до СВО мной был опубликован очерк «За кого ты пойдёшь воевать»     (http://proza.ru/2021/12/11/1491 ) и в нём я постарался высказать своё суждение о патриотизме, как таковом, и о «правительственном  патриотизме», как его понимал классик русской литературы Лев Николаевич Толстой. Оказывается, великий классик резко разграничивал два понятия и гневно осуждал «правительственный патриотизм».

      По всей видимости, героиня публикации «Попка-дурак» убеждена: тот, кто критикует власть – «враг народа» и с ним разговор может быть только один – поставить к стенке и шлёпнуть, как это делали в конце тридцатых прошлого века.

      Не буду дальше рассуждать о патриотизме, кто хочет, может прочитать очерк «За кого ты пойдёшь воевать».  Лучше я расскажу забавную историю, произошедшую со мной в Николаевском зоопарке.

      Мы с другом пошли в недавно открытый зоопарк. Его строительство растянулось почти на восемь лет. Часть животных уже давно переместили из старого зоопарка, а строительство всё не заканчивалось. Начали мы со всякой мелочи, вроде лис и барсуков,  крупняк оставили на потом. Мой школьный дружбан Люля, скорее всего, успел побывать здесь раньше. Ох, неспроста тащил он меня к той злополучной клетке с «агути», видимо, на себе испытал некоторые скрытые способности «золотых зайцев». Как только мы поравнялись с клеткой, Люля подтолкнул меня ближе, а сам занял позицию позади меня. Ничего не подозревая, я следил за крупным зайцем, пытаясь понять, почему его называют «золотым», мой хитрый дружбан тем временем пощёлкивал пальцем по металлической сетке. Когда заяц подошёл вплотную, Люля щёлкнул чуть выше и тот стал на задние лапы. В тот же миг я ощутил грудью тепло и услышал Люлин гогот. Этот провокатор мгновенно отпрыгнул, когда «золотой заяц агути» выпустил тонкую желтую струю на мою любимую футболку.  После жесткого выяснения отношений, чуть не закончившегося дракой, мы помирились и направились в сторону «крупняка». В глубинах моего сознания шевельнулся страх, что Люля успел побывать и здесь. Но он быстро улетучился и я мысленно успокоил себя почти шариковской фразой «слон – животное благородное и не способен на заячьи подлости»

      За несколько десятков метров до слоновника, вдруг, абсолютно чётко мы услышали отборный мат за нашими спинами. Ошарашенно оглянулись и никого поблизости не обнаружили. На всякий случай подняли головы на высокую акацию. Ни-ко-го. Прошли ещё несколько шагов – снова грязный трёхэтажный мат, судя по всему, адресованный именно нам. Встали как вкопанные. Грешным делом подумал, что это  очередная провокация моего закадычного друга, но быстро отмёл такое предположение. При всех Люлиных талантах он не обладал даром чревовещания, а вытаращенные глаза красноречиво свидетельствовали о его непричастности.

      Металлическая дверь слоновника со скрипом открылась и оттуда вышла пожилая женщина в синем халате, перед собой она катила тележку с лопатой и метлой. Увидев на аллее двух пацанов с отвисшими челюстями и выпученными глазами, она сказала: «Опять Фрося материлась?! Сейчас я этой сучке дам!»  Тётя грозно направилась к двум клеткам, которые мы не заметили. Смотрительница взяла из тележки метлу и, выставив перед собой, как копьё,  ткнула ею в металлическую сетку.

      Мы с Люлей стояли за тётиной спиной и читали надпись на табличке: СЕРАЯ ВОРОНА. Клички – ФРОСЯ и ФЕДЯ.  Далее перечислялись все особенности этого вида птиц, но ни слова там не было о склонности к матерной речи.  Потыкав ещё несколько раз в сетку, смотрительница повернулась к нам и рассказала такую историю.

      Кто только не строил этот зоопарк?  Аж на восемь лет эта бодяга растянулась. Даже из Приднестровья пригнали бригаду – человек двадцать, не меньше.  Каждый день во время перерыва они здесь на травке обедали. Естественно, какой обед без самогона?  До того, как приехали эти строители, Фрося вела себя смирно. Бывало, иногда, скажет пару слов, вроде «сам дурак», но чтобы материться – боже упаси. Серая ворона – птица умная, говорить умеет получше попугая. Это Федя у нас – молчаливый.  Так мужики они завсегда молчаливей баб. В общем, пока тут строили, Фрося весь ихний строительный лексикон вызубрила. Они уже который год, как укатили в своё Приднестровье, а Фрося всё практикуется. Тётенька снова ткнула метлой в сетку и уже без всякой злобы сказала: «Веди себя прилично, Фрося, а то отнесу в террариум к крокодилу».

      Стоим с Люлей перед двумя клетками. В левой на жердочке сидит Фрося, головёнка набок, а в правой – Федя, взгляд прямой, типа, это не я, а та дура.

      Теперь вы понимаете, почему рассказ «Попка-дурак» вызвал моё веселье? Вспомнил Фросю с Федей из Николаевского зоопарка. Разве они виноваты? Если бы на травке обедали не приднестровские строители, а оперная капелла, возможно, Фрося спела бы нам арию из «Князя Игоря». А Федя, молча бы поаплодировал крыльями.

      Завершить эту весёлую историю хочется цитатой из статьи Льва Николаевича Толстого «Христианство и патриотизм»
 «То, что называется патриотизмом в наше время, есть только, с одной стороны, известное настроение, постоянно производимое и поддерживаемое в народах школой, религией, подкупной прессой в нужном для правительства направлении, с другой — временное, производимое исключительными средствами правящими классами, возбуждение низших по нравственному и умственному даже уровню людей народа, которое выдается потом за постоянное выражение воли всего народа."