Калейдоскоп жизни

Он любил этот микрорайон оригинальной свободной застройки 70-х годов прошлого века в 100 м от станции метро «Кунцевская»
Архитектура здесь пространственно (разноуровнево) организует среду и органично вписывает микрорайон в соседний парк. Весь квартал хорошо благоустроен разными породами деревьев и кустарников. Устроены красивые и удобные пешие дорожки.
Не удивительно, что микрорайон получил среди москвичей название «Царское село» и надолго ассоциировался с местом обитания номенклатурных работников высокого ранга (партийных функционеров, высокопоставленных чиновников, крупных хозяйственников, генералов, академиков, председателей правления творческих союзов и т.п.)
До сих пор здесь какая-то особая аура неспешности, порядка, обустроенности и ВЫСОКОЙ ДУХОВНОСТИ. 
Здесь хорошо в любое время года.

Но его тянуло сюда даже не это. Не садово-парковые прелести, и не архитектурные изыски. Он здесь нашёл такое место, вокруг которого на разных уровнях, очень живописно располагались дома, и по вечерам, как в кинотеатре «Круговая панорама» на ВДНХ, можно было смотреть представление в ОКНАХ.

Окна большие (строилось-то для советской элиты), богато оформленные. И внутри всё красиво и изысканно.
Шторами окна практически не закрывались. Только лёгкие (теневые) занавески. Из этих окон, по-видимому, открывалась такая красивая панорама, что закрывать её не хотели.
В вечернем и ночном освещении они (окна) смотрелись как феерическая гамма света и цвета.

И смотреть эту феерию можно было не двадцать минут, как в том кинотеатре. А хоть час, хоть два. И если в кинотеатре нужно было стоять, здесь – устраивайся удобно и сиди, смотри сколько угодно. Можно даже со своей скамеечкой приходить, чтобы легче вращаться «по кругу» и ничего интересного не упустить. Звука, правда, не было. Звуковое сопровождение увиденного, как и саму «картинку» надо было домысливать.

Вот у окна уже довольно долго стоит молодая пара. Видимо, любуются панорамой города. А, может, строят планы на будущее. Время от времени она кладёт свою голову ему на грудь.
А в этой квартире – вечеринка. Все лихо пляшут! Может, чей-то день рождения, а, может, другая годовщина чего-то важного.
А в этой квартире – беда. Ходят люди в белых халатах, и атмосфера, чувствуется, напряжённая.
Прямо, как в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». В одно и то же время в доме Ростовых – бал, а в доме Безуховых – скорбь.
Здесь молодая мама укачивает ребёнка.
А здесь школьник учит уроки. Что-то запозднился он.
А тут разговор на повышенных тонах. И он, и она очень агрессивно жестикулируют. Что не поделили?!
Короче, в окнах была жизнь во всём её великом проявлении.

А какие цветы можно было увидеть на подоконниках! Порой, целый ботанический сад! Много, очень много могут сказать окна о своих владельцах. А если зритель ещё с фантазией!
Наш дом это – продолжение нас самих, наша вторая кожа. Физическое и психическое убежище. Мы создаём атмосферу и облик своего жилища, которые впоследствии, в свою очередь, влияют на нас. Дом может многое сказать о своём обитателе. Его убранство отражает характер человека даже в большей степени, чем его одежда. И окна в доме – это не только проёмы в стенах, заполненные остеклением, для освещения и проветривания. Это и важный мифологический символ. Они делят мир на внешний и внутренний, видимый и невидимый, свой и чужой. Днём свет в окна входит, ночью – исходит. Окна – глаза дома.

Любовь к созерцанию окон зародилась в нём ещё с лейтенантской юности, когда он, молодой военный следователь прибыл в войска для прохождения службы.

Поднадзорная каждой прокуратуре территория была огромной, на ней – десятки гарнизонов, в каждом что-то происходит, что-то случается, что-то требует расследования. Вот он и кочевал из гарнизона в гарнизон. Порой общий срок нахождения в командировках доходил до девяти месяцев в году. Если вычесть из оставшегося месяц отпуска да обязательные суточные дежурства в прокуратуре, то «на дом» оставалось всего около полутора месяцев. Получалось так: приехал из командировки, отчитался о проделанной работе, получил новое задание – и снова в путь! Чаще всего опять в какой-нибудь заштатный гарнизон, где койка в гостинице – счастье, в офицерском общежитии – тоже ничего. Если не было ни того, ни другого, оставалась скамья в комендатуре: подстелил под себя шинель, укрылся шинелью, портфель – под голову и - спать, а утром снова побежал «по следу».
Шинель для него с того времени - какой-то особо почитаемый предмет. На даче, когда хотелось согреться и уединиться с книжкой, он заворачивался в свою старую шинель, забивался куда-нибудь в укромный уголок и в неге затихал. Такое блаженство! Ведь все мы родом из детства. Ну, и из юности тоже.

Гарнизоны часто располагались в степи, в лесу далеко от других населённых пунктов.
Как правило, это несколько пятиэтажных домов, где жили офицеры и прапорщики, штабное помещение, магазин, общежитие или гостиница, да техническая территория. Ну, дом офицеров. Если, конечно, он был.
Осталось в памяти стихотворение из газеты «Красная звезда» того времени.
Потерян путь в ту снежную страну,
Где ветры раздвигали тишину,
Где пять домов, глядевших на восток,
Составили военный городок.
Там пахла торфом талая вода.
Оттуда жёны рвались в города.
Но даже до районного села
Там ни одна дорога не вела…

Короче, глухомань. Погулять в свободное время можно было либо по технической территории (но кто тебя туда пустит, особенно вечером и ночью), либо у этих самых домов, где всё самое интересное было как раз в окнах. Неустроенные офицеры и прапорщики здесь «грелись» у чужого «огонька», тепла, чужого уюта. Ведь не у всех были квартиры, не у всех были жёны, и, даже, если она (жена) и была, далеко не каждая жена соглашалась ехать «к чёрту на кулички», в эту «Тмутаракань». Скука в гарнизоне была страшная. Молодёжь особенно маялась, не знала, чем себя занять.

В одном из гарнизонов ему как-то пришлось задержаться в связи с расследованием. Жил в офицерском общежитии. Там познакомился с офицером. Заниматься здесь по вечерам было нечем. В расположенный по соседству городок ехать было и далеко, и не хотелось, да и незачем. Городок маленький, и кроме кинотеатра и ресторана там ничего нет. Разве что есть развлечение - подраться с местными парнями из-за местных же девушек. Местный Дом офицеров как-то неважно работал. За те две недели, которые он находился в гарнизоне, в Доме офицеров не произошло ни одного значимого мероприятия.
Так вот, названный офицер увидел в нём интересного собеседника, после ужина находил его и уговаривал «пойти погулять». Это либо между домами офицерского состава в самом городке, либо по территории аэродрома. По просьбе этого офицера уходили на аэродром и гуляли там. Часовые были его подчинённые, поэтому не трогали.
Его спутник рассказывал о скуке в гарнизоне, о процветавшем в нём пьянстве, о том, что в армейских гарнизонах со времён художника Павла Федотова (картина «Анкор, ещё анкор») и писателя Александра Куприна (повесть «Поединок») мало что изменилось. - Тоска, скука и одиночество.
- Чего же ты не женишься?! – спросил он.
- А на ком?! – удивился тот. – Лишь бы на ком, чтобы потом удавиться ещё и поэтому. Я вот Вам расскажу историю. Посмотрю, что Вы мне на это скажете. Я почему стараюсь, как можно меньше, находиться в общежитии или возле него?! Меня преследует жена моего друга. Он уже второй год в зарубежной командировке. А она добивается от меня сожительства. В первый раз пригласила к себе в комнату, якобы, для того, чтобы посоветоваться. Сама же закрыла комнату на ключ, стала раздеваться и раздевать меня. Доводы типа «Ты же жена моего друга!» не действовали, только подзадоривали её: «Вот-вот, ты его друг и не должен допустить моего позора! Я не могу без мужчины. Лечь под «женатика» - значит нарваться на скандал и ненависть такой же, как я, несчастной женщины. Ну, не под солдата же мне ложиться!» Уж не помню, как я тогда вырвался от неё. Теперь она меня везде «караулит». Что мне делать?!
Вопрос был явно не его уровня жизненного опыта. Он и сейчас затруднился бы что-то советовать. А тогда перед ним такая проблема открылась! Женщины в гарнизоне лишены были работы, каких-либо занятий. А если ещё и муж находился в длительной командировке, и детей не было…!
Не без основания циркулировали в армии анекдоты типа:

Не верьте слухам о радиации. Многие моряки годами находятся в плавании на атомных лодках, а их жёны в это время рожают нормальных, здоровых детей.

На фоне шикарных московских окон в его памяти поплыли окна «его» гарнизонов.

Разные были эти окна, как разными были и люди, которые в этих домах жили. Сразу можно было определить тех, кто уже побывал по службе в группах советских войск за рубежом (Германия, Польша, Венгрия, Чехословакия и др.). У них оформление окон было очень богатым. Окна в квартирах этих офицеров и прапорщиков их жёны превращали в яркий акцент, настоящее лицо квартиры. Они не просто привлекали внимание, а буквально поражали воображение. Использовались разного цвета лёгкие занавески, роскошные шторы.
Но некоторые рукодельницы умудрялись и из простенького цветного ситца создавать произведения оформительского искусства. То есть главное всё же было не в деньгах, а в голове, вернее в душе хозяина (в данном случае – хозяйки – дома).

Как-то он отдыхал в Калининграде (бывшем Кёнигсберге). Экскурсовод рассказывал, что немецкие женщины чуть ли не шампунем драили брусчатку мостовой у своего дома, чтобы быть отмеченным бургомистром, который по субботам объезжал город.

У наших красавиц в гарнизоне «мостовых» не было, и единственной возможностью заявить о себе – это сногсшибательно оформить окна своей квартиры.
 Понимали эти умницы и другое: что абсолютно каждому необходима визуальная связь с природой за окном, пусть даже не всегда радостной. Поэтому окна практически не закрывались: пусть лес, пусть степь, - но не замкнутое пространство. Да и мужу издали их видно.

Эти окна во время прогулок перед сном можно было смотреть, как телевизор. Даже ещё интереснее, ибо здесь всё было без фальши. Настоящее.
Вот что-то торопливо делает красивая молодая женщина. Понятно, ждёт мужа, который запозднился на полигоне (танкодроме, аэродроме) и готовит ему ужин. Она «прибрана», как на выход. Вот и он появляется. Прислонился к двери и долго смотрит на неё. Просто смотрит. Понятно, любуется, а заодно отогревается телесно и душевно. Потом хватает её на руки и начинает как ребёнка качать на руках, подходит с нею к окну и смотрит в темноту. Туда, откуда он только что приехал и откуда видел «это окно», в котором горит свет и где его ждут, представлял эту встречу. Он счастлив.

А вот в этой квартире своего «папу» ждёт целая семья. Вместе с женщиной выбежали двое детей. Нет, трое. Офицер нагибается и … да, поднимает малыша. Все усаживаются вокруг стола. Они не кушали, ждали своего папу. И этот человек тоже счастлив.

Были, конечно, и не такие приятные «картинки». И окна «неприбранные». Но вспоминать о них сейчас не хотелось.

Постепенно калейдоскоп окон «его гарнизонов» в его голове сменяется просто «калейдоскопом его гарнизонов». Сколько их было?! Сотни? Тысячи? От больших до совсем крохотных. Как, например, «гарнизон» на острове Врангеля в Северном Ледовитом океане между Восточно-Сибирским и Чукотским морями.

Куда только служба его не забрасывала! Некоторые гарнизоны помнишь, как выглядят, но в памяти стёрлось их название. Какие-нибудь Щучиха или Ключи.
Общей у всех была их бытовая неустроенность и окна, окна, окна в качестве бесплатного билета в кино по вечерам.

Да, в этих отдалённых гарнизонах процветало пьянство. Особенно среди одиноких офицеров и прапорщиков. Опять же, как в армейском анекдоте:

Капитан записал в корабельном журнале: «Сегодня боцман был пьян». Боцман обиделся и на следующий день внёс в журнал следующую запись: «Сегодня капитан был трезв».

Всё, как в жизни, потому что всё из жизни.

И другое «непотребство» было.
И была проблема! Главная проблема! – Женщин не было!
Вот как об этом сообщил в одном из своих стихотворений поэт Константин Ваншенкин:

 В военном бодром городке,
Где часто пахнет горькой гарью,
На хмурой северной реке
Под белым небом Заполярья

Проблема старая остра
В своей угрюмости суровой:
Там женщин мало.  Медсестра
Две подавальщицы в столовой

Привычно ловят на себе
Мужчин задумчивые взгляды,
В чьей долгой службе и судьбе
Не ожидается услады.

И лейтенантская жена,
Что прилетела рейсом ранним,
Слегка смутясь, поражена
Спрессованным мужским желаньем.

Как значима для военного человека умная, любящая женщина рядом. Если такая мужчине попадалась, она играла величайшую роль в его жизни. Она вдохновляла его на подвиги. В порывах влюблённости и доверия к женщине мужчина совершает всё самое великое, на что он способен. Она для него - ВСЁ!

В армии бытует шутка, что жена имеет звание на одну ступень выше, чем муж. Но не такая уж это и шутка. Даже совсем не шутка. Чтобы кого-то «вдохновить», надо самой по силе духа быть «выше» вдохновляемого. Не опуститься, не обабиться, не перестать духовно расти. Делать кучу однообразной работы по дому, обихаживать мужа и детей… И при этом сознательно ставить себя на ступень ниже мужа. Да так, чтобы он поверил в это своё «лидерство», не догадался, что она «играет в поддавки». Мудрая женщина за лидерство в семье никогда не борется. Она потом «сторицей» получит всё, причитающееся ей, прекрасной семьёй, детьми, карьерой мужа.
И когда такая женщина рядом, с офицером всё в порядке.

 Вспомнилось, как в университете один из преподавателей, поздравляя девушек с Международным женским днём, произнёс прекрасный тост, истинность которого он, по-настоящему понял позднее в одном из дальних гарнизонов:
 - Одна кошечка решила выйти замуж. И тут перед ней во всей своей грандиозности встал вопрос: за кого?! Женщины знают, что это так. Правда, ведь?
Подумала кошечка, подумала и решила: выйду я замуж за тигра. Он из семейства наших, кошачьих, и у него такая красивая шкура! «Тигр – вот это мужчина!», - сказала кошечка и пошла жить к тигру.
Но однажды, гуляя по лесу, она увидела, как тигр в страхе убегал от кого-то. Он даже её не заметил. За ним гнался лев. Лев настиг тигра, ударил лапой и встал над поверженным врагом. И так живописно он смотрелся в этот миг, так красиво развевалась его грива, что кошечка залюбовалась им. «Тигр – вот это мужчина!», - сказала она и пошла жить к тигру.
Но однажды она увидела, что теперь уже тигр в страхе убегал от кого-то. Лианы путались в его гриве, в глазах было безумие. На поляну вышел охотник, вскинул ружьё и выстрелил. Лев упал. «Мужчина – вот это мужчина!», - сказала кошечка и пошла жить к нему.
Но однажды она увидела, как мужчина стоял на коленях и с благоговением целовал небрежно протянутую ему женскую руку. «Женщина – вот это мужчина!», - сказала кошечка и пошла жить к ней.
Так выпьем же за мужчин, за настоящих мужчин, за Вас, наши милые дамы!»

Итак, «настоящий мужчина» – это женщина. И рядом с состоявшимся человеком ищи «архитектора» - его женщину. В армии это верно особо.
Образно об этом в своём стихотворении «Жена офицера» сказал поэт Игорь Ляпин:

И пусть к твоей отметят чести,
Что, как ни хлопотно с детьми,
Ты всюду с ним, повсюду вместе,
И чемодан не в дальнем месте
Всегда, как верный друг семьи.
И вы не знаете раздора,
И оба думами светлы,
И вышло так – без уговора,
Что ты – всю жизнь его опора,
Его надёжные тылы.
За эту за твою отвагу
Такою преданною быть,
Что с ним на праздник и на плаху,
Все звёзды мужа и папаху
Не грех самой тебе носить.
И он, твой самый ясноокий,
Вовек никем не победим.
Мужчина в жизни очень стойкий,
Недосягаемо высокий,
Когда есть женщина за ним.

А какие эти «настоящие мужчины» были и умные, и образованные, и духовно стойкие и т.д. и т.п.!

Гарнизон «Спасск-Дальний" ничем особым в памяти не сохранился. Просто крупный по тем временам гарнизон. Но школы в этом городе были среди лучших в крае. Почти все выпускники средних школ города легко поступали в престижные ВУЗы Москвы, Ленинграда и других городов европейской части страны. А всё потому, что педагогами в школах были жены-офицеров - выпускницы лучших ВУЗов из тех же городов. То есть уровень преподавания здесь был равен столичному. А как только военные в новейшие времена город оставили, он тут же зачах. Как тот же Мыс Шмидта, Угольные копи на Чукотке и многие другие города.

Итак, если рядом с офицером была настоящая женщина, он делал карьеру.
А с теми, у кого её не было, было по-разному. Часто, как в этой грустной шутке:

Из передачи полкового радиоузла:
«Отлично справляется со своими обязанностями старший лейтенант Себров. За 12 лет командования взводом он до тонкостей изучил эту науку.

Он сам о своей службе в армии вспоминает с благодарностью.
Несмотря на отдельные недостатки, армия была самым значимым для существования страны организмом, гарантом её независимости. Офицеры составляли костяк армии, её хребет.
Он гордился своей принадлежностью к офицерскому корпусу, вначале СССР, затем России.

Если во время учёбы в средней школе, а затем и в университете, он был вполне согласен с теми остротами, которые в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» высказывались его главным героем Чацким и другими действующими лицами в адрес полковника Скалозуба (придумал же автор для героя такую уничижительную фамилию!), то, сроднившись с армией, близко узнав её, вполне был согласен с суждением о Скалозубе, высказанном известным русским мыслителем Василием Васильевичем Розановым:

- «Замолчи, мразь! - Мог бы сказать Чацкому Скалобуб. Да и не одному Чацкому… - Ты придрался, что я не умею говорить, и повалил на меня целые мешки своих фраз, смешков, остроумия, словечек, на которые я не умею ничего воистину ответить. Но ведь и тебя, если поставить на моё место, – ты тоже не сумеешь выучить солдат стрелять, офицеров – командовать. И не сумеешь в критическую минуту воскликнуть: «Ребята, за мной», и повести полк на штурм и умереть впереди полка».

Воистину так! Армия не раз доказала России, да и всему миру, свою доблесть!

Здесь проходило его становление как личности, формировался характер, способность мобилизовать все свои силы (мужество, ум, находчивость, настойчивость) на выполнение поставленной задачи. Здесь пришло осознание важности порученной ему работы и ответственности за справедливое решение по каждому уголовному делу.
Как доктор, попавший после обучения в суровую реальность, где ему впервые приходится по–настоящему оперировать людей, внезапно осознаёт, что он не просто играет в доктора, а несёт ответственность за жизни людей, так и он сразу же осознал, что именно он от имени государства будет осуществлять правосудие: изобличать преступников и восстанавливать справедливость.
Это была проверка на прочность. В армию, сразу офицером, пришёл человек, армии до этого не знавший. Сразу пришлось принимать к производству уголовные дела, не имея каких-либо навыков следственной работы. И ознакомительная, и производственная практика во время учёбы в университете были формальными. Ни одного уголовного дела (даже в группе) ими расследовано не было. А здесь никаких скидок на неопытность не делалось. В первую же неделю он имел в производстве до семи уголовных дел. Сроки расследования определялись минимальные. Начальство требовало, чтобы виновному выносился приговор в месячный срок после совершённого преступления. Это было важно для воспитательной работы с личным составом. Работать приходилось без выходных и без какого-то нормирования рабочего дня: часто чуть ли не до полуночи.

В любом гарнизоне он чувствовал себя как дома. Командование разного ранга (от командира полка, коменданта гарнизона и начальника гарнизона до самого высокого) ценило его труд, ставило в пример его добросовестное отношение к службе. Государственных наград он не имел («не парадный у него был подъезд!), но и от командующих войсками округов, и от начальника Генерального штаба Вооружённых сил у него были поощрения за правовую работу в войсках и работу предупреждению преступлений.
От людей ему не раз приходилось слышать добрые слова и благодарность за работу.
Как-то уже после увольнения в запас одна из женщин, с которой он встречался по службе, сказала: «Как жаль, что Вы уже не служите! Вы олицетворяли для нас всё самое лучшее в военной юстиции: умный, порядочный, честный … и очень обаятельный».

Он боролся с «внутренними» врагами армии. С теми, кто мешал её нормальному функционированию, подрывал боеготовность, нарушал права и покой военнослужащих и членов их семей. Его труд был важен, заметен и востребован.

Первую лекцию в университете им читал прекрасный педагог, оратор, человек Александр Анатольевич Пушкаренко. Поздравляя с поступлением на юридический факультет, он сказал, что из всех профессий выделяет три – педагога, врача и юриста. От первого зависит, кем будет человек. От второго, сколько он будет жить. А от третьего – как он будет жить.

От него в посещаемых им гарнизонах зависело многое, в том числе, спокойствие в семьях военнослужащих, защита женщин и детей от посягательств со стороны лиц с преступными наклонностями. Главной своей задачей он считал предотвратить готовящееся преступление, устранить обстоятельства, которые способствовали его совершению.
Не рассчитывая на помощь в этом вопросе от «братьев по оружию» (особых отделов КГБ СССР), он сам в каждой воинской части, где приходилось ему работать, создавал актив из наиболее сознательных военнослужащих, которые информировали его о лицах с преступными наклонностями, о готовящихся и совершаемых преступлениях.
Получив такие сведения, он совместно с командованием и политорганами принимал действенные меры к предупреждению и пресечению антиобщественных проявлений.
Если уже было за что, виновные привлекались к уголовной и дисциплинарной ответственности. Если преступление только задумывалось, то с потенциальным преступником проводились беседы, он предупреждался об уголовной ответственности за те или иные преступления, писались письма его родным и близким с просьбой повлиять на него в нужном плане, а когда и это не помогало, то лица с антиобщественными наклонностями переводились, по образному выражению одного из замполитов, служить туда, «где из населения одни только гуси».
К сожалению, не всегда и не везде удавалось упредить преступников.

Постепенно калейдоскоп «его гарнизонов» перешёл в калейдоскоп расследованных им уголовных дел.

Вообще-то расследуются преступления и происшествия. В «дело» (папку с документами) собирается добытый во время расследования материал. Но в юстиции почему-то укоренилось это словосочетание «расследование уголовных дел».

Наибольшую озабоченность в прокуратуре всегда вызывали военные строители. А они были везде. Ими же возводились все объекты в гарнизонах. Плохо другое. Комплектовались военно-строительные отряды личным составом «по остаточному принципу». И солдаты туда шли из неблагополучных семей и ранее судимые. И офицеров, и прапорщиков не хватало, а те, что были, были далеки от требуемого. Особенно последние.
Ну, как в этих шутках:

Прапорщик Ротов получив от командира приказание, вместо положенного «Есть!» - сказал неуставное «Пить!»

Прапорщик проходит медкомиссию. Окулист ему:
- Закройте левый глаз. Какая буква?
Прапорщик молчит.
- Закройте правый глаз. Какая буква?
Прапорщик молчит.
- Вы что, совсем ничего не видите?
- Нет, вижу отлично – просто забыл, как они называются.

Мало того, что сам контингент военных строителей был, мягко говоря, предрасположен к пьянству и асоциальному поведению (воровству, посягательству на женщин и др.), по отношению к ним был затруднён должный контроль из-за разбросанности объектов строительства.
А такой солдат без контроля со стороны командования – потенциальный преступник.
Почти каждое расследованное им преступление могло быть сюжетом детективного произведения.
Принимая решения по уголовным делам, приходилось очень часто рисковать. Своей карьерой, жизнью. Не получалось как-то без этого.
Как в случае покушения на изнасилование малолетней девочки военными строителем-рядовым Ивановым.

В одном из гарнизонов строился жилой дом для офицерского состава. Место красивое, возвышенное, весь город, как на ладони.
Поблизости играли дети. Иванов высмотрел среди них красивую девочку и предложил ей посмотреть город с верхнего этажа дома.
Та забыла предупреждение бабушки не общаться с солдатами, а вот её друг – соседский мальчишка Руслан - этого не забыл, тут же побежал к бабушке и сообщил, что «солдат Таню увёл в дом и сейчас будет ей там уши отрезать и глаза выкалывать».
Та успела. Солдат только раздел девочку и лёг на неё, как она стала грохотать в дверь. Секундой позже – и случилось бы непоправимое!
От суда Линча негодяя спасло только прибытие командования.

Иванова водворили на гауптвахту. А девочку стали опрашивать все заинтересованные лица: командир военно-строительного отряда, начальник гарнизона, милицейский следователь, а потом и военный следователь, которому прокурор гарнизона поручил расследование этого дела.
И не один из этих ответственных лиц не удосужился составить протокол и зафиксировать показания девочки.

Слава Богу, что солдат не успел сделать с девочкой ничего непоправимого (она отделалась только сильным стрессом). Но это-то и затрудняло расследование дела: не было доказательств насилия. Свидетель (она же потерпевшая) - маленькая девочка. Солдат, понятное дело, себе врагом быть не собирался.
Получивший в производство это дело военный следователь был из разряда перестраховщиков и не скрывал, что рисковать не собирается.
- Загублю я его! - Откровенно говорил он о деле.

Отзвук этой истории по гарнизону прошёл очень широкий. Население возмущалось и требовало возмездия. Прокурор понимал, что будет в случае прекращения дела. Поэтому он забрал дело у того, опытного, следователя и передал его, пусть менее опытному, но более совестливому и настойчивому в достижении цели, то есть ему. Зная его въедливость и справедливость, он был уверен, что этот следователь всё сделает для осуждения негодяя.
Так и случилось. Не жалея себя и очень многим рискуя, он четыре месяца бился за дело, но всё же направил дело в трибунал.

Первое, что надо было решить - как допросить девочку. Она замкнулась и не желала больше ни с кем говорить на эту тему. Категорически не разрешали подходить к девочке её бабушка и мать.
Больших трудов стоило добиться их согласия на допрос. Убедил их тем, что без показаний девочки в суд направить дело нельзя. Если она хотят возмездия, то должны помогать.
Но даже они не могли заставить девочку говорить. Целый день он потратил на то, чтобы расположить девочку к себе. Притащил щенка, вместе с ней они долго играли с этим щенком в комендатуре, и лишь, когда он почувствовал, что контакт между ними произошёл, и они с девочкой «подружились», вместе с бабушкой, мамой и педагогом он попросил Таню рассказать, что же тогда произошло с ней, и записал её показания на магнитофон (чтобы в последующем эксперты, судьи, да кто угодно, могли услышать историю девочки, не заставляя её возвращаться в памяти в ту пустующую на пятом этаже квартиру).

Мать Тани прониклась уважением к нему и выдала трусы девочки с пятнами спермы Иванова. Была назначена биологическая экспертизу, и таким образом доказано объективно, что сексуальный контакт всё же был.

Далее. Он провёл психологическую экспертизу и доказал, что девочка может адекватно отражать события, не проявляет склонности к фантазированию, и что её показаниям можно верить.

Допросил с применением видеозаписи малолетнего Русика.
И злодея допросил и, предъявив заключения проведённых по делу экспертиз, убедил признаться в содеянном. Правда, понимал, что всё это временно, что в суде тот откажется от этих показаний. Поэтому тоже записал его показания на магнитофон.

Прокурор гарнизона обвинительное заключение утвердил, но направлять дело в военный трибунал должен был военный прокурор округа.

А в прокуратуре округа нашёлся ещё один перестраховщик и случайный человек в юстиции. Он не захотел брать на себя ответственность и представлять дело к направлению в суд (кто знает, как оно там «пройдёт»?!), поэтому возвратил дело «для дополнительного расследования». И ведь что негодяй потребовал: дополнительно допросить потерпевшую о том, «что она чувствовала и ощущала во время посягательства на неё».
Глупее ничего не придумаешь! Да какое тебе дело до того, что она чувствовала и ощущала?! Да ничего ребёнок не чувствовал и не ощущал, кроме страха, так как ей пригрозили сбросить с балкона, если будет сопротивляться и кричать!

- Товарищ подполковник! Вы хоть думали, когда писали эти свои указания?! Что может «чувствовать и ощущать» ребёнок, кроме жуткого страха?! – Не удержался он и позвонил тому «человеку», когда дело из военной прокуратуры округа возвратилось в «гарнизон». – Да мне никто не позволит приблизиться ещё раз к девочке с этим вопросом!
- Вы, товарищ старший лейтенант, соблюдайте субординацию и думайте, что и кому говорите! Вы получили указания, вот и выполняйте их!

Попытался побудить военного прокурора гарнизона обжаловать перед прокурором военного округа полученные указания:
- Товарищ подполковник, указания глупые! Они ничего не дадут ни для квалификации преступления, ни для характеристики его объективной стороны! Только повлекут отсрочку судебного реагирования. А, кроме того – их невозможно исполнить! Мне никто не позволит больше допрашивать девочку! Я с трудом уговорил это сделать один раз, во время следствия!

Но прокурор гарнизона ссориться с прокуратурой округа не хотел:
- Решай сам. Ты указания получил, и ты их должен выполнить. Как это сделать, – думай сам.
Он попросил разрешения выйти на прокурора округа самостоятельно, от своего имени. Не разрешил прокурор гарнизона и этого.
- Выполняй, что приказано!

Поехал в гарнизон.
Бабка чуть не вцепилась в него:
- Вы же обещали девочку больше не трогать! Она стала забывать о произошедшем! Изверги Вы! Не дам девочку!
Довод, что по-другому суда не будет, на неё не действовал. Твердила одно:
- Мы уже всё рассказали!

Опять поехал к прокурору. Доложил ситуацию.
- Тогда «прыкращай дело за недоказанностью участия обвиняемого в совершении преступления!»
- Простите, там народ ждёт справедливого суда. И ещё момент: в гарнизоне пять полков дивизии, два стройотряда, госпиталь – сотни солдат. Что нам ожидать от потенциальных «Ивановых» в этих частях после прекращения такого дела?!
- Убеждай родственников девочки и выполняй указания прокуратуры округа!

Не «пронял» прокурора. Тот планировался к выдвижению на «полковничью» должность, и ссора с прокуратурой округа ему была ни к чему.

Опять поехал в гарнизон. Бабка устроила истерику и призывала на его голову все громы и молнии.
Мать девочки и педагог, присутствовавший ранее на допросе девочки, проявили больший такт и понимание:
- Товарищ старший лейтенант! Но если без этого допроса никак нельзя, то составьте его… будто Вы на самом деле девочку допросили.
- Вы что мне предлагаете: учинить подлог?! Придумать что-то?!
- Да почему придумать?! Единственное, что могла Таня в то время чувствовать и ощущать, кроме чувства страха, – это что-то твердое между ножек. Ну, так и напишите! Вы же боретесь с преступником, а не с нами!
Тут и бабка присоединилась к этим призывам. На колени встала:
- Если Вы на самом деле хотите, чтобы преступник понёс наказание, то сделаете это. Без всяких интеллигентских штучек и чистоплюйства. Раз без этого дело в суд направить нельзя, то делайте то, о чём Вас просят.

В конце концов, он сдался. Хотя было не по себе. Успокаивал себя тем, что, ничего другого девочка ощущать, действительно, не могла, травмировать её новыми «ковыряниями» о случившемся жестоко, да ему этого никто и не позволит.

Дело с обвинительным заключением вновь было направлено в военную прокуратуру округа. Зональный прокурор в этот раз был другой, и дело «дошло» до военного трибунала округа.

Трибунал осудил негодяя, как и положено, за покушение на изнасилование малолетней (ст.ст. 15-117 ч. 3 УК РСФСР). Военный судья из трибунала округа был порядочный человек, девочку он не беспокоил и не пытался «дело загубить». «Впаял» он Иванову три года лишения свободы, а ему пояснил:
- Бабка осталась недовольна. Она требовала чуть ли не расстрела. Но дело наверняка будет обжаловано адвокатом подсудимого (осужденного) и я боюсь, что Верховный суд перестрахуется и перейдёт на «развратные действия» (ст. 120 УК РСФСР). Я и дал наказание в пределах максимума этой статьи. Если и изменят квалификацию преступления, то без направления дела на новое рассмотрение.
 
Как в воду глядел! Приговор обжаловали. Бабка на его мягкость, а Иванов на суровость. Он свои показания изменил. Заявил, что половое сношение с девочкой он совершать не собирался. Хотел только потереться своим половым членом между её ножек.
Верховный суд переквалифицировал действия Иванова со ст. 117 УК РСФСР на ст. 120 УК РСФСР, оставив наказание прежним, а бабке объяснил, что новые показания Иванова подтверждаются, в том числе, и дополнительными показаниями потерпевшей (о том, что она чувствовала между ножек что-то твердое).

А дальше всё развивалось по самому подлому сценарию. Бабка «прозрела» и поняла, кто «главный негодяй», кто всё это очень умно «провернул». Конечно, это был следователь! Она решила «сесть в тюрьму» сама, но, чтобы вместе с ней «за своё преступление» «сел» и он. Хорошо, что прежде чем писать письмо в Генеральную прокуратуру РФ, она решила, «по благородному», предупредить об этом его. Дескать, я Вам верила, а Вы оказались подлецом. Ведь именно «тот» последний протокол и позволил преступнику «уйти от ответственности». И если я, старая дура, «купилась» на это, то отвечу и я. Но главный-то виновник всего - Вы. Вы всё это организовали и исполнили. Вы и должны понести основную ответственность.

Ему повезло, что секретарь прокуратуры, получив это письмо, сама пошла на нарушение и не стала это письмо регистрировать. И прокурору не показала. Кто его знает, как бы в этой ситуации поступил он! Ведь решался вопрос о его выдвижении! Она «втихую» передала это письмо ему и напутствовала:
- Срочно поезжайте в Буйнакск. Может, бабка ещё свой донос в Генеральную прокуратуру не написала. Решайте с ней, иначе знаете, что будет с Вами.
Он понимал. Это, как минимум, увольнение с позором из прокуратуры и крах всех жизненный планов.

Тут же «рванул» в гарнизон. Пошёл к педагогу. Вместе пошли к матери девочки. Он им показал письмо бабки и прямо спросил:
- Вам легче станет, если меня привлекут к ответственности?! За что?! За то, что я столько своих нервов и усилий затратил, чтобы негодяй понёс наказание?! Ведь без меня дело бы прекратили, никто бы не стал рисковать!
Далее: Если этот донос поступит в Генеральную прокуратуру, приговор отменят, дело направят на дополнительное расследование, но уже НИКТО больше в суд его не направит! Просто не решится!
Ещё далее: Я придумал этот фиктивный протокол?! Бабкой ведь не ограничится! Вы тоже подписывали его и, следовательно, подлежите ответственности. Я буду говорить правду. А правда в том, что предложили-то всё это вы. Вы - организаторы «преступления»! «Сядем», как говорил Папанов в известном фильме, «усе», то есть вместе!
Наконец, чего Вы хотите?! Преступник осужден, что ещё надо?! Мало Вам?! Да за три года с ним много чего может в местах лишения свободы случиться. Может, его там уже через месяц просто забьют другие зэки. Таких, как Иванов, и там не любят.
И ещё: я ради спокойствия Вашей девочки рисковал своей карьерой, будущим, хотя никакого моего интереса в этой истории нет. Так-то Вы отблагодарили меня! Правильно говорит народная мудрость: «Сколько людям не доверяй, всё равно окажется, что не доверять надо было ещё больше».

Мои «бабы» «потекли»:
- Да мы говорили Тане (бабку тоже звали Таня), что не надо этого делать. – Начала педагог.
Оказывается, знали о письме и не остановили старую дуру! Думали, что отсидятся в стороне.
- Ну-ка пойдёмте к ней. Она, по-моему, ещё в Генеральную прокуратуру не написала! – предложили мне обе.

Пошли. Дальше я молчал, а со "старой дурой" говорили две разъярённые женщины (мать - дочь бабки, и педагог девочки). Я их всё-таки «пронял». Им было стыдно, и они вымещали свой стыд на его виновнице. Они пересказали бабке всё то, что до этого им говорил я, все доводы. Обозвали её «дурой» и «неблагодарной».
В конце концов, бабка снова стояла перед ним на коленях, попросила прощения и заверила, что никаких писем никуда больше писать не будет.

А он зарёкся больше когда-либо идти кому-то навстречу подобным образом, ибо довольно часто человек - существо неблагодарное. Да и у него самого должна быть ответственность перед своими близкими, для которых он вся их надежда. Помогать помогай, но без жертвенности, без риска для себя. Не стоит того даже такое уголовное дело.

Окна в его «круговой панораме» одно за другим начинали «гаснуть». И для него это был знак, что ему тоже пора идти домой. Насмотрелся, навспоминался, подпитался энергией от себя, того, ещё не битого, не ломанного, верящего в идеалы справедливости и всё делавшего для её торжества. Путешествия (экскурсы) в свою молодость всегда благотворны. Порой там находишь ответы на сегодняшние вопросы. Вновь встречаешься с дорогими для тебя образами. И сама жизнь предстаёт освещённой каким-то чистым внутренним светом.