Дачница. Простой рассказ

Лето, по прогнозам, должно быть жарким, и Мила сняла дачу недалеко от Москвы рядом со всем известным Звёздным городком. Дачный кооператив так и назывался «Звёздный!» – ну да, вывеска при въезде была именно такой – с восклицательным знаком. Подруга посоветовала, сама когда-то там провела лето с детьми. Сосновый лес и близость станции (15 минут ходу) привлекает. Миле понравился двухэтажный кирпичный дом тем, что был не старым, светлым и наполненным редкой атмосферой любви, душевного тепла, лёгкости. Хозяйка этого чуда осталась вдовой, сама уезжала на лето в Болгарию на море, потому, что не могла жить в их счастливом когда-то доме одна. Мила царствовала в не знакомой ей доселе радости и мечтала в будущем обрести свою такую же.

К ней стали заглядывать соседи. Сначала она было обрадовалась, но потом это напомнило дорожку муравьёв к муравейнику, и Мила решила поток незваных гостей прекратить, заперев калитку (благо забор высокий и сплошной). Полегчало. Видимо, слух о новой дачнице успел разнестись. Кое-кто заметил начатые ею картины и возвестил о художнице. Пошли слухи и о её якобы артистической карьере, о том, что муж ушёл к артистке из их же театра, а любовник бросил. Словом, она и не предполагала всего такого, о чём судачили, и жила себе вольной птичкой. На самом деле, она художница, иллюстрирует книги. Никакого театра и в помине не было, а мужа не стало к её тридцати пяти.

Как-то на прогулке встретила женщину с ребёнком. Уж эта дама была просто переполнена своими впечатлениями от жизни владельцев дома, который сняла Мила. Их фамилия Верчёных. Говорила, что мужчина был видный, все на него засматривались. Умён и образован. Строг с пустомелями, терпеть не мог ничего не значащие разговоры. Был добр и помогал каждому, кто обращался. А жена его, Яна, симпатичная, весёлая пианистка. Она была мила с людьми и организовывала дважды в год субботники в садовом товариществе. Всё проходило весело, потом чистота и порядок были идеальными. Друзья семейства были такие интересные, что все дачники мечтали побывать у Верчёных в гостях. Но никого не приглашали, только своя компания. Гости привозили с собой инструменты, играли. Иногда слышно было, как читали стихи и пели красиво, но не хором, а солировали. Шашлыки, пинг-понг, загорали и смеялись. Да, всё в прошлом. Яна помрачнела после смерти Георгия, и жить здесь воспоминаниями у неё сил нет.

Передавая ключи, Яна сказала:
- Пользуйтесь всеми благами, Мила. Здесь прекрасная атмосфера. Гостей зовите и найдите здесь умиротворение и радость. Я к Вам буду иногда заезжать.

Являлись познакомиться с новой дачницей не только ближайшие, но и дальние соседи.

Мила всегда считала себя обыкновенной и удивлялась, если за ней начинали ухаживать все мужчины при первой же встрече. Иногда побаивалась такого притяжения к себе и думала, что в ней проявляется особая (возможно и опасная) энергия, излучение.  Волны и частицы были для их носительницы не заметны, а мужчин приводили в сильнейший трепет. И говорили: от неё идут волнующие вибрации. Не заметно в ней особой красоты, но обаяние очевидно. Русые волосы до плеч, глаза меняющегося цвета, но чаще болотного. Они могли и впрямь затянуть в омут, особенно если Мила находилась в задумчивости. Вполне самодостаточная и свободная женщина. Иногда её приятели называли колдуньей, а особо приближённые – ведьмой. Потому, что она часто предвидела события и могла «заказать» нужную погоду или быстрое появление ожидаемого транспорта. Стройна и быстра в движениях, даже резкой можно было бы назвать, если бы не врождённая изысканность мягких жестов. Наполовину полька, а как известно, они особенно женственны.

Дамы опасались, как бы не отбила новенькая молодая их мужиков-эстетов, падких на красоту и прочую привлекательность. Женщины присматривались и, конечно же, осуждали. За какие такие грехи?

Однажды Мила взялась косой скосить высокую траву снаружи, за воротами сада. Неловко у неё выходило, и проходящий мимо мужчина взялся помочь. Просто косу отобрал без согласия на то Милы. Ловко справился минуты за три. Улыбнулся и попросил в качестве гонорара воды. Назвался Вовой, зашёл в сад и посидел на скамейке. Всё! Жена Вовы на следующий день принесла ей пирог с грибами. Так Мила чуть Богу душу не отдала, отравившись угощением от ревнивой жены. Два дня в тяжелейшем состоянии находилась под присмотром приехавшей подруги-врача. Теперь решила: не пущу никого, не хочу битой быть или жизни лишиться. Пусть живут себе все спокойно и меня не теребят. Она же настроена на работу и тихий отдых и чтобы никто к ней не ходил. Калитку всегда держала на замке.

Как-то раз калитка осталась не запертой, и на пороге появился пожилой мужчина с непременным даром в руках (так уж принято у дачников). Мила вежливо, но сдержанно приняла гостя и предложила на выбор чай или кофе. Он попросил холодной воды. Выпил стакан и представился:

- Юрий Иванович, семьдесят лет, вдовец, кандидат химических наук. Живу в городе недалеко от дачи, приезжаю сюда постоянно и зимой. Люблю трудиться на земле и многое умею мастерить. Помочь в состоянии, если что сломается.

Посидел полчаса, без перерыва говоря о себе, не задав ни единого вопроса, ушёл, пообещав ещё заглянуть, развеять её тоску и одиночество. Боже, ну почему любой дедушка или незнакомая тётка в фартуке так в себе уверены, что смогут её насильно осчастливить? И как? Своим присутствием! Люди явно не понимали смысла и радости настоящего уединения. Для Милы оно прекрасно и долгожданно. Дверь на замок и затаиться. Хоть бы тихонечко, без посетителей, удалось здесь прожить до конца сентября.
Сейчас в одном из дальних городов наметили переиздать избранные произведения Мориса Метерлинка, так любимого Милой писателя и философа. Ей предложили иллюстрировать. Это колоссальная удача. Такого она не ожидала. Издатели узнали о серии её работ к сказкам бельгийца и подписали с ней контракт без лишних переговоров. Работа предстояла огромная, Мила радовалась, что здесь, в Звёздном, есть все условия для её выполнения.

Особенную сложность представляли не сказочные, легко поддающиеся рисованию персонажи, а абстрактные образы. Например, молчание. Она намучилась с вариантами и пока пребывала в поиске. Зато углубилась в тему, и сама наслаждалась покоем, внутренней умиротворённостью и внешней тишиной. Всё лишнее осталось за забором. Великая преграда спасала от навязчивых. Соседи знали номер её телефона и должны были заранее согласовывать с хозяйкой возможность визита.

Юрий Иванович иногда поджидал её на дорожке, когда Мила ходила в магазин и несколько раз увязывался за ней, хотя она и просила её оставить одну: мол, думает о работе.

И как-то явился по предварительному звонку (иначе она никого не пускает) в костюме (для дачи странный наряд) и с пакетом. Она была в приподнятом настроении от прекрасных вестей: картину купили, персональную выставку в Питере утвердили! Так и сказала при встрече у калитки:

- Я просто летаю от счастья. Такие чудесные новости, долгожданные!

Он поздоровался, не поздравил и со значением произнёс:

- Это Вам сохраненная мною в подвале картошка, морковь и свёкла. Храню особым способом. В луковой шелухе. Не все знают этот способ. В тайне храню его, но Вам расскажу обязательно. 

Прошёл мимо остолбеневшей и еле сдержавшей смех Милы к скамейке и уселся как у себя дома. Опять попросил воды. Он был взволнован и, кажется, гордился своим приношением.

Ну вы подумайте, она, такая милая и радостная, на крыльях счастья порхавшая, вдруг заземлилась… Чем? Картошкой, морковью и свёклой. Лучшей гири не сочинить! Ну что ж, юмор всегда её выручал и сейчас пригодится. Юрий Иванович выпил стакан воды и приготовился к речи. Ей же так неохота было выслушивать его долгие рассуждения о химических опытах в лаборатории, что она предложила пройтись к магазину. Он как-то не ожидал и сказал, что пришёл сообщить нечто важное.

- А что именно?

- Знаете ли Вы, Людмила, что мы, люди старшего поколения, очень ответственны и прямолинейны как в словах, так и в проявлении чувств?

- Ну это не от возраста зависит, а от человека. Сколько угодно безответственных, или просто легкомысленных и болтливых старичков и старушек бродит по свету. Они готовы рассказывать и о чувствах. А в чём же важность Вашего сообщения?

- Я давно живу и смею быть уверенным, что не просто знаю, но и сразу вижу людей. Так вот Вы посланы сюда не случайно. Вы для меня – дар свыше. Я предлагаю Вам выйти за меня замуж.

- Юрий Иванович, спасибо, я и не ожидала такой доверительной беседы. Я теряюсь, трудно подобрать слова для выражения смятения души. Я не готова вступать в ответственные отношения ни с кем. Простите. Я даже кошку не завожу.

Чёрт же дёрнул её за язык с кошкой! Но ведь чистая правда. Она любит животных, кормит несчастных, брошенных, но своих не заводит.

- Вы что, меня с кошкой сравнили?
- Ну что Вы, Юрий Иванович, как можно. Я упомянула животное как пример, подтверждающий мою ответственность и за слова, и за поступки. Я не буду ни за кого выходить замуж. И не хочу никаких отношений, кроме соседских, и на дистанции. К тому же, у меня много дел, не до того. Работаю. Вы меня понимаете?

- Я слышал, что Вы ветреная артистка, но чтобы так бестактно, резко отказать… Наверное, Вас  покинул муж, и любовник предпочёл другую, потому что Вы только о себе печётесь.

Он готов был заплакать. Ей стало стыдно и жалко его.

- Простите, это я от волнения такое сказала. Конечно, я недостойна Вас. Вы прекрасный учёный и хороший человек. Вот только я не артистка и муж не уходил от меня, а любовники… Так Вам-то что может быть о них известно! Вы меня с кем-то путаете.
Лучше Вам пойти домой и прилечь, отдохнуть. Мы как-нибудь сходим с Вами на поляну за земляникой, или в ближний лесок за грибами.

Учёный поднялся и молча, презрев слова Милы, удалился. Всё же надо осмотрительней быть с дачниками. Что им от неё надо? Как-то теперь и его репку есть совестно, не заслужила, пожалуй.

К Миле приехала погостить её тётушка Божена (они все из поляков). У тёти возникла ещё дома язвочка на ноге и сильно её беспокоила примерно с месяц. Она увеличивалась, воспалялась, болела. Выписанные хирургом снадобья не помогали. Божена мучилась и просила Милу найти доктора из местных. Ну той посоветовали сходить к Эскулапу – так и только так звали все ветеринара Виктора. У него связи с врачами, посоветует.

Виктор в посёлке слыл недоступным интересным холостяком. Завидный сорокалетний жених ни на кого не обращал внимания. Подозревали разное, но утихомирились, когда увидели, что время от времени его навещала дама. Он был ветеринаром, но к нему обращались и просто как к врачу. Когда надо было помочь людям, он не отказывал и помогал, если мог. Смешные случаи, конечно, бывали, тогда весь посёлок обсуждал, прибавляя вымышленные детали и меняя в конце концов эпизод до неузнаваемости. Миле было жутко неудобно. Вошла в сад и позвонила в звонок на входной двери. Вышел вроде симпатичный, но строгий на вид, неулыбчивый. Она спросила, не знает ли, к кому можно из местных врачей обратиться. Она, мол, здесь никого не знает. Он молча выслушал, закрыл за собой дверь и пошёл впереди Яны к её дому. Осмотрел тоже молча Божену, которая почему-то с кокетством выставляла ноги на осмотр ветеринару, сказал, что даст мазь и дня через четыре язва затянется.  Молча вышел, жестом пригласив Яну следовать за ним. Она повиновалась, видя благодушное настроение тёти. Доктор зашёл в свой дом и вынес примерно литровую банку с мазью. И сказал только одно:

- Это для лошадей. Но и тёте подойдёт. Понемногу наносите на очищенную рану дважды в день.

Всё. На пятый день язва полностью затянулась, тётя выздоровела и попросила Милу зайти к Эскулапу и придумать способ как-то его отблагодарить. Может, на обед или ужин пригласить, пироги испечь, вино, коньяк всё есть. Банку же отнести всё равно надо. Мила пошла, посмеиваясь над тёткой: ох уж эти старые сводницы! Им всё это в развлечение, а ей морока, да и только. К тому же, она не умеет с молчаливыми и нелюдимыми общаться. Пришла, позвонила в звонок у калитки, ждёт. Выходит Эскулап в трениках и майке. Приглашает жестом зайти. Мила заходит и сразу, стеснительно улыбаясь, благодарит от имени тёти и возвращает лошадиную дозу. Он ведёт её под руку к дому. Она рассматривает великолепные куртины красивейших цветов, ею не виданных. Ароматы волшебные. Весь сад ухожен, коты с двумя собаками мирно общаются, поигрывая. Кусты сирени невероятных расцветок (отцветают) образуют аллею к дому, как в старину.  Рай! Дом старый, деревянный, одноэтажный с мезонином. И слово-то старинное, прямо из Чехова.
 
Эскулап предлагает Миле сесть на скамейку (точно, как в соседнем парке) и внимательно вглядывается в её лицо . Она чувствует себя неловко и говорит:

- Я здорова. Можете не ставить мне диагноз. Я пришла просто Вас поблагодарить от своего имени и от имени тётушки за помощь и пригласить к нам на обед в удобное для Вас время. Выберите, пожалуйста, день.

Он смотрит на неё не отрываясь уже с лукавой улыбкой и называет среду (сегодня понедельник). Она пытается встать, но он властно придерживает её, заставляя сесть.

- А Вам нужны капли увлажнить глаза.

- В бутылочке с дозой для коровы?

- Нет, для собаки. Сейчас принесу. Сидите.

Мила удивлена, потому что у неё уже несколько дней болят глаза, зудят, она щурится. Видимо, много времени проводит за ноутбуком.  Как же ей неловко, что он заметил.

Выходит на этот раз с маленьким пузырьком, как в «человеческих» аптеках, и говорит:
- Утром, днём и вечером по капле или две. Всё пройдёт. Можете идти. До встречи в среду в два, если это удобно.

Она немеет, хотя обычно находчива, и прошептав «до свидания, спасибо», уходит.

Они с повеселевшей тётей готовятся к встрече гостя. Божена приготовит бульон с клёцками, судак по-польски (рыба в морозилке есть) с отварной картошкой, испечёт пирожки и сладкие плюшки. Мила приготовит салаты и поджарит мясо на случай, если Эскулап не ест рыбу.

К обеду всё готово. Белая скатерть, низкий букет на столе, посуда сияет, солнышко светит в окна и придаёт праздничный вид застолью. Ровно в два, как обещал, явился Эскулап. Ну уж они-то будут его звать Виктором. Выглядит элегантно, хотя одет просто в белую рубашку и джинсы. Борода и усы подстрижены, густые вьющиеся золотистые волосы длинноваты, но ухожены. Божена старается создать непринуждённую обстановку. Ветеринар молчалив, Мила смущена. Кое-как разговор становится общим, начавшись с лестных слов Виктора в адрес хозяек. Он ест с аппетитом, что приятно женщинам. Всем становится веселее от вина, вспоминается лошадиное лекарство. А Эскулап ещё добавляет смешные факты из своей врачебной практики. Уже побеседовали и о кошках, и о собаках, и о птицах. Доктор деликатен, смотрит на часы и говорит, что пора завершить приятный обед и продолжить работу. Мила его провожает до калитки, а он предлагает с ним пойти завтра рано в лес. Она соглашается.

Прогулка оказалась на редкость приятной, хотя для Милы слишком ранней. Виктор объяснял ей свойства некоторых трав и говорил о точном времени для их сбора. Птиц он знал, и к концу прогулки она начала различать их голоса по отдельности, а не так, как сначала, общим хором. В основном они молчали, если не считать его рассказов о травах и птицах, что её полностью устраивало. Не договаривались о встрече, просто распрощались.

Прошла неделя, Божена уехала и сказала, что предчувствует роман Милы с Эскулапом. Мила много работала и всё время думала о Викторе, точнее, ждала, что он придёт, даже калитку не закрывала, потому как соседей отучила приходить без звонка.  Однажды в магазине встретились, он был с миловидной женщиной, поздоровались. В Миле проснулось какое-то неведомое и неприятное чувство ревности или зависти, в общем, шевельнулось нехорошее и ей не свойственное. Она поняла, что слишком заинтересована в этом мужчине и удивлена отсутствием внимания к себе. А она привыкла, что ею всегда по меньшей мере интересовались.

Зато её работа шла. Эскизы получались эмоциональными и философичными, соответствовали загадочной и глубокой сути писателя. Он и философ, и сказочник, и грустный, и весёлый. И всё же, более печален, будто Земля не совсем его родина, а он тоскует по своей далёкой, где ему всё ясно и по сердцу. Там, наверное, нет нужды искать синюю птицу и дарить больному ту, которая всё же улетает. Даже спектакль в детстве казался грустным. Потом с родителями разбирали его, проясняли.

Мила съездила дня на четыре в Москву по делам, казалось, что и о дачных переживаниях забыла, а потом её так сильно потянуло в Звёздный. Приехала и у своей дачи увидела Виктора. Он, оказывается, эти дни заходил её проведать, но не заставал и стал волноваться. Никто ничего не знал, Мила не предупреждала об отъезде. Какая же это была для неё радость.

- Скорее заходите, давайте позавтракаем второй раз, самое время для бранча (breakfast and lunch)! Я много вкусного привезла.

Он улыбался и опять молчал. Только осведомился о самочувствии тётушки. А Мила весело щебетала, накрывала на стол и была просто в ударе. Она и о работе рассказала, и о своём печальном настроении, и о том, как же здесь на даче ей нравится. А потом он ушёл и опять без лишних слов, хотя его внимательного и озорного взгляда ей было достаточно для хорошего расположения духа. Иногда он звонил и, если она была не сильно занята, заходил со своей книгой и сидел молча, листал врачебные тексты или смотрел, как она рисует. Она, поняв его натуру, при нём спокойно работала, и тоже молча. Между ними произошло именно то «истинное молчание», о котором писал Метерлинк. Символист был уверен, что такое молчание - сокровище жизни, в настоящем молчании зарождается глубокое чувство любви.  Кажется, угадал писатель. Им вдвоём было невероятно спокойно и радостно. Впервые в жизни Мила испытывала удовольствие от бессловесного общения, а не от игры фразами, обычного для её окружения словесного пинг-понга, когда идёт состязание в красноречии, остроумии, когда хочется завершить игру своим, последним словом. Здесь же была тишайшая атмосфера родственных душ, зарождалась чистая и радостная любовь. Мила училась молчать вдвоём, а её приятелю это было давно привычно, да и общался он в основном с бессловесными пациентами, помогал им, спасал и привык к телепатическому энергоинформационному обмену. Видимо, преуспел. Впрочем, её род деятельности тоже был не из шумных. Она с детства предпочитала уединяться, или тихонько рисовать, не обращая внимания на окружающих.

Наконец, отношения зашли в стадию, когда нельзя молчать о наболевшем. Она решилась спросить его о даме, не дававшей ей покоя. Он признался, что несколько лет встречался с ней, но уже год они просто друзья. Она вышла замуж, он же свободен. Поэтому сейчас с чистой совестью и открытым сердцем признаётся Миле в любви и просит её выйти за него замуж. Она очень легко сразу согласилась. И сама себе удивилась. И не надо было никакого многословия: оба знали, что отношения невозможно точно передать словами.

Возможно молчание стало для Милы органичным благодаря работе над иллюстрациями к изданию Метерлинка, который сумел возвести отсутствие произнесённых слов в философско-этический символ, при этом сам всю свою жизнь профессионально манипулировал именно словами. Но какой слух был у автора на сокрытые за словесами чувства! Как умел он сам проникать в глубины сердца и учить этому тех, кому такое по силам.

Иллюстрации Милы получались бесспорно удачными. Художница отказалась от первоначальной идеи сделать их в цвете, согласовала с издателем. Монохромная графика, как ей показалось, больше подходит для философских размышлений, эссе.

Ей повезло оформлять труды любимого писателя. Ей повезло провести лето и работать на восхитительной даче. Ей повезло сдружиться с Виктором. Ей повезло почувствовать, каково это жить вольно во всю полноту своего существа. Ей повезло?

Но что-то трусливое внутри говорило: остановись, за всеми прекрасными впечатлениями лета, возможно, кроется подвох. А вдруг ты ошибаешься, принимаешь неверное решение? Как мучительны были сомнения… И тем сильнее крепло в Миле желание завершить всё так, как душа подсказала, и в финал поставить самую тривиальную фразу из сказок: «И жили они вместе долго и счастливо!»
***               
  Москва. Май. 2020г.