Третий фактор

               
  Больше всего на свете Лилия Купрейчик любила себя. В юности она была уверена, что любовь к себе – это и есть ключ к счастью, поскольку, если любишь себя, тебя и другие полюбят.
   
  Ей давно уже перевалило за тридцать. Так давно, что впереди неотвратимо маячила цифра сорок, а это в глазах людей практически считалось приговором к бездетности. Она была дочерью литературного критика и одновременно дилера редких и антикварных книг, вечно брюзжащего и недовольного дочерью. Эти постоянные его проявления недовольства обычно заканчивались сердечными приступами, и скорая часто приезжала к ним в дом. Однажды сердце не выдержало, и его не стало.
   
  Это случилось, когда Лилии не было и двадцати. Мать свою она не помнила, так рано лишилась ее. Причина внезапной гибели матери всячески умалчивалась, но в кругу малочисленных родственников и знакомых ходили слухи, что это был суицид.
 
   Лилия росла на фоне стеллажей с редкими и антикварными книгами, одинокой и нелюдимой. Она не унаследовала ни яркой внешности матери, ни проницательного ума отца. Невысокая, с туго заплетенной косой пепельного цвета, маловыразительными серыми глазами и редкой улыбкой на лице, она не вызывала симпатии у одноклассников, и они сторонились ее. Но Лилия как будто не замечала этого. В глубине души она считала себя исключительной, подобно собранным на полках стеллажей редким книгам, и не видела рядом с собой никого, кто был бы достоин ее внимания.
   
   После смерти отца Лилия бросила филологический факультет, куда поступила по его настоянию, и перевелась на второй курс Финансового университета по специальности «Экономика труда». Еще через год она удачно продала обветшалую дачу под Клином, сдала на права, и приобрела новенький автомобиль. Открывшаяся возможность опустошения счетов отца в банке и наличие просторной квартиры в Сивцевом Вражке делали Лилию завидной невестой. Однако желающих не находилось.
   
    Тогда Лилии пришло в голову поработать над своей внешностью. Она остригла косу, покрасила пепельные волосы в каштановый цвет и сделала завивку. Потом прошла курс по нюдовому макияжу и  подобрала подобающую одежду на свою вполне оформившуюся к тому времени фигуру. Учитывая, что ей пришлось действовать в одиночку, справилась она совсем недурно, и собственное отражение в зеркале стало ее вполне удовлетворять.
   
   Получив диплом, Лилия устроилась на работу кадровиком в крупную строительную компанию. В ее обязанности входило ведение кадровой документации, проведение собеседований по подбору и найму персонала, коммуникация с военкоматами, собесами и другими организациями, атакующими со всех сторон. Особенно ее удручали отчеты в Росстат, из-за которых надо было откладывать все остальное и заниматься подсчетами. В HR-отделе компании служило несколько человек, но дедовщину никто не отменял, и большую часть работы сваливали на молоденькую и незамужнюю Лилию Купрейчик. Другие сотрудницы имели статус замужних женщин, и им негоже было сгорать на работе. 
   
   Психологически это было тяжеловато, к тому же неприятно чувствовать себя обслугой – кому-то из многочисленного штата нужно срочно что-то отксерить, проверить, исправить, подписать, да еще приходилось при этом расплываться в улыбке перед руководящим составом. Иногда от усталости Лилия зависала на рабочем месте, уплывая мыслями далеко-далеко, в безграничные дали своего счастливого будущего. 

-- Купрейчик, хорош витать в облаках, -- возвращал ее к реальности голос Марьяны, коллеги за соседним столом.
-- Дай девочке помечтать, молодая, на выданье, -- останавливала ее другая эйчар специалистка, Нина Егоровна. 
-- Были бы крылья, небо найдется, -- скептически парировала Марьяна. — Пусть дома мечтает, а здесь работы невпроворот. 
   
   Лилия не обижалась. Она мужественно держалась, не падала духом, и не предавалась отчаянию. В нерабочее время у нее имелась отдушина, увлечение на стороне. И этим ее увлечением была она сама. «Если не я о себе, то кто обо мне», -- думала она и посвящала себе самой все свободное время.               
   
  Вечером, после возвращения домой с работы, и в долгожданные выходные Лилия тщательно ухаживала за своим лицом и телом – принимала ванны с морской солью, делала восковую эпиляцию, наносила на лицо протеиновые и гидрогелевые маски, правильно питалась и рано ложилась спать. Каждое утро она бегала по Гоголевскому бульвару и Старому Арбату, даже зимой в холод и снег.
   
  В свои двадцать пять она по-прежнему была одна, никто из мужчин не вызывал в ней интереса, и ей начало казаться, что она страдает филофобией -- боязнью влюбиться или иметь привязанность к другому человеку. Но вывод ее был ошибочным, и подтверждение этому не заставило себя долго ждать.
 
  Однажды воскресным утром начала сентября 2010 года во время пробежки по Арбату Лилия заглянула в старинный букинистический магазинчик. Там работал давний знакомый ее отца, которому она иногда приносила для продажи по две-три редких книги из домашнего собрания, поскольку деньги на доставшихся по наследству счетах подходили к концу, а зарплаты кадровички (или, как теперь говорят, эйчар-менеджера) едва хватало на жизнь. На этот раз в ее списке были «Экстазы человека» П. Мантегацца 1890-го года и «Восшествие на престол императора Николая I» М.А. Корфа 1857-го года издания. Получив предварительную оценку, которая вполне ее устроила, Лилия побежала домой за книгами и вскоре вернулась в магазин.
   
  У прилавка она заметила молодого человека в джинсовой куртке, внимательно просматривавшего старинные журналы. Перед ним лежала целая стопка изданий, и по обложке верхнего из них она поняла, что это номера «Технологического журнала», первой русской научной периодики в области технологий и прикладных наук, выходившей двести лет назад. У нее дома тоже были такие журналы, но поскольку стоили они относительно недорого, Лилия не торопилась с ними расставаться.
   
   Подойдя к окошечку, Лилия протянула папиному знакомому две принесенные из дома книги, и после внимательного осмотра, тот вручил ей сумму, втрое превышающую ее месячное жалование. Довольная, Лилия аккуратно сложила деньги в портмоне, и хотела было покинуть магазин, когда взгляд ее снова остановился на молодом человеке у прилавка, который, судя по разочарованному выражению на его лице, не обнаружил нужный выпуск журнала среди имевшихся в наличии. 
 
    И тогда, совершенно необъяснимо для себя самой, Лилия приблизилась к нему и сказала, что в собрании ее отца тоже есть такие журналы, и возможно, он найдет среди них тот, который ищет. Молодой человек с удивлением посмотрел в ее широко раскрытые от собственной дерзости глаза, и, смущенно улыбнувшись, ответил, что не может отказаться от такого предложения.
   
   Через минуту, они вместе вышли на Арбат, свернули в Калошин переулок, и Лилия повела его в Сивцев Вражек. Подобной глупости она не совершала до сих пор никогда, но молодой человек и вправду был очень симпатичен. Атлетически сложенный, светловолосый, с правильными чертами лица, умным взглядом и обаятельной улыбкой, он безусловно внушал доверие, и ей казалось, что они давно знакомы.
   
   По дороге он рассказал, что закончил Бауманский университет и год назад поступил в аспирантуру, что родом он из Нижнего Новгорода, где по сей день проживают его родители, а в Москве он с другом снимает небольшую квартиру в Лефортово. Голос его был мягким и бархатистым, так что Лилия чувствовала себя в безопасности.
   
   Войдя в квартиру, они оставили куртки в прихожей и вошли в гостиную, где по стенам располагались высокие стеллажи с книгами, некоторые образовавшиеся пустоты в рядах которых Лилия искусно маскировала. На нижних полках хранились уложенные в стопки дореволюционные журналы, и после недолгих поисков, нужные издания были обнаружены, а среди них – именно тот выпуск, который искал молодой человек. Радости его не было границ.

-- Я верну, сделаю копию и верну, -- расплываясь в улыбке, снова и снова повторял он, и ему невозможно было не верить
-- Может быть, кофе? -- немного подумав, спросила Лилия.   
-- Да, кофе. Только не здесь, а на Арбате. Я ваш должник, я угощаю.
-- Хорошо, -- сказала Лилия. – Пойдемте. 
   
    Пройдя от Сивцева Вражка дворами, они попали в Кривоарбатский переулок к стене Цоя и, повернув на Арбат, зашли в клуб «16 тонн» на противоположной стороне улицы. И только теперь, внося номер телефона своего нового знакомого в список контактов, Лилия узнала его имя. Звали его Филипп Неймушкин, и такое странное словосочетание немало ее позабавило. Впрочем, впоследствии она имела обыкновение называть его преимущественно Мушкин.   

-- Мушкин, -- говорила она ему по телефону, приехав вечером домой с работы, -- мне что-то нездоровится.
-- Сейчас, Лилечка.               
 
И Мушкин стремглав летел на Арбат из Лефортово, чтобы привезти ей какие-то лекарства, витамины или же морепродукты, авокадо, брокколи, клубнику, голубику и все остальное, чего желала ее душа, для здорового образа жизни.
 
   Лилия, однако, несмотря на все свои капризы, расцвела и стала похожа на фарфоровую статуэтку эпохи рококо. Вдруг округлившиеся формы ее груди и бедер приковывали взгляды мужчин, глаза озарились светом, а приобретшие вдруг блеск каштановые кудряшки до плеч поражали своей шелковистостью. Но ни на одного другого мужчину она не обращала внимание, ей нужен был только ее Мушкин.
   
    Обычно он приезжал к Лилии вечером два-три раза в неделю, и они вместе проводили один из выходных. Однако Мушкин никогда не оставался у нее на ночь, и причиной тому, по его словам, была здоровенная немецкая овчарка по кличке Гугл, доставшаяся им с другом от предыдущих арендаторов. Не выбрасывать же им было пса на улицу. А проблема заключалась в том, что друг не мог выгуливать Гугла по вечерам. Он не мог выгуливать его по вечерам, потому что вечно засыпал у компьютера, утомленный бесконечными подработками, которые приносили доход. На что-то ведь нужно было жить.
   
    Лилия относилась к этому с пониманием. Ей даже нравилось, что ее возлюбленный обладает таким обостренным чувством ответственности и не допускает, чтобы кто-то страдал. Поэтому она с легким сердцем отпускала Мушкина в одиннадцать вечера, зная, что его с нетерпением ждет невыгулянный пес. Ей даже хотелось познакомиться с этим псом, столько хорошего она о нем слышала.
 
   Это нетрудно было устроить. Одним теплым октябрьским воскресеньем Лилия подъехала на своей «Тойоте» к типовой панельной шестнадцатиэтажке в Лефортово, и из подъезда вышел Филипп с Гуглом на поводке. Устроившись в машине, компания отправилась к Миллионному мосту в Ростокино. Место оказалось очень живописным, и вместе они прошли по изысканному 12-арочному белокаменному мосту через реку Яузу, а потом часа два гуляли по аллеям прилегающего парка «Акведук».
 
   Они гуляли, взявшись за руки, и даже присели вместе на неожиданно обнаруженную в парке скамью для влюбленных с романтическим названием «LAVка — скамейка для двоих». Справа и слева от них бегал Гугл и искоса поглядывал на Лилию, которая, кажется, ему понравилась. Поездка получилась чудесной, и в следующие два месяца до Нового года они вместе с псом побывали на Лосином Острове, в Ботаническом саду и в Шереметьевской дубраве.
   
    За неделю до Нового года Лилия узнала от Мушкина, что на праздники он собирается домой в Нижний Новгород, но взять ее не может, потому что мама больна, и это не весело. Что было делать? Лилия смирилась, хотя теперь ей совсем не хотелось проводить Новый год и Рождество в одиночестве. Поэтому она даже обрадовалась, когда Мушкин предложил ей приютить пса, который не мог оставаться один в Лефортово, поскольку его друг тоже должен был уехать. 
 
   Вскоре Гугл впервые переступил порог ее дома, и на кухне появились пакеты с кормом и миски на подставке, а в гостиной расположилась овальная лежанка и игрушки. Лилия заботливо кормила пса и дважды в день выгуливала в арбатских переулках и на Гоголевском бульваре. Втайне она мечтала, что Мушкин вскоре после приезда сделает ей предложение и переедет вместе с Гуглом теперь уже насовсем. Так что свои хлопоты она считала не напрасными – это была инвестиция в ее счастливое будущее. 
 
   Филипп звонил ей каждый день и спрашивал, как поживает «его Лилечка» и как чувствует себя Гугл. Лилия всем сердцем чувствовала его любовь, и душа ее откликалась в ответ. После его звонков – а звонил он обычно вечером -- она подолгу сидела на диване с телефоном в руке, и ее захлестывала волна восторга и умиротворения. Нет, она больше не сирота, у нее есть настоящий друг, настоящая любовь, настоящее счастье.
 
   От переполняющих ее чувств Лилия даже начала писать стихи, чего не делала с поры учебы на филфаке, и время ее вынужденного ожидания летело быстрее: 

Под небесами случайных удач
Меркнет земное зло,
Ты баловень щедрых вселенских раздач,
Если вдруг повезло.

Ярко любовь заглянет в окно,
В избытке подарит свет,
Нет больше плевел, только зерно
Твоих триумфальных побед.

Под небесами случайных удач
Все ж неслучаен исход,
Счастье настигнет хоть вплавь, хоть вскачь,
Если тебе везет.
   
   Когда праздники близились к концу, Филипп сообщил, что в последний выходной, восьмого января, утром приедет в Москву, поэтому если бы она смогла к полудню привезти пса в Лефортово, было бы чудесно. А потом они вместе погуляют. В предвкушении долгожданной встречи Лилия плохо спала ночью и тысячу раз бегала в прихожую проверять, положила ли в сумочку рождественский подарок для своего Мушкина. Наутро она покормила и выгуляла пса, сложила все его принадлежности в машину и двинулась в путь.
   
    Около половины двенадцатого Лилия была на Волочаевской улице в Лефортово, и, не желая лишние полчаса держать пса в машине, вышла и повела его к подъезду известного ей дома, надеясь, что Гугл покажет квартиру. Так и получилось. Минуя лифт, пес потянул ее на второй этаж и остановился у обитой коричневым дерматином двери. Едва справляясь с нетерпением, Лилия нажала на звонок, дверь распахнулась, и она увидела худощавую белокудрую девушку в коротком розовом халатике с годовалым ребенком на руках.

-- Наверное, я ошиблась, не туда попала, -- извиняющимся тоном сказала Лилия. – Мне нужен Филипп, не знаете его?
-- Он за молоком вышел, сейчас придет. Я его жена, Даша. А это наш сын Коля, Николай Неймушкин, -- с гордостью сказала она и поцеловала ребенка в щеку. – Спасибо, что позаботились о собаке, очень выручили нас. Может, зайдете?
   
   Гугл между тем не переставал подпрыгивать, вилять хвостом, а затем радостно прошмыгнул в квартиру и сел рядом с хозяйкой. Лилия же от неожиданности буквально впала в ступор. Развернувшаяся перед ней картина казалась ей ирреальной, сюрреалистичной, не существующей в действительности. И только когда ребенок закапризничал, испугавшись звука хлопнувшей подъездной двери, Лилия поняла всю чудовищность своего положения. Не проронив ни слова, она поставила у двери пакет с лежанкой и мисками, потом резко выпрямилась и сбежала по лестнице вниз.
   
   Дрожащей рукой она достала из кармана шубки брелок и нажала на кнопку. В машине было прохладно, но Лилия этого не почувствовала, словно возник сбой в ее физических ощущениях, в ее восприятии себя и окружающего мира. Тем не менее она завела машину и вырулила на улицу, Проехав около километра, она повернула налево, на Красноказарменную улицу и, уронив голову на руль, остановилась. Тяжёлый, удушливый ком сдавливал ей гортань, дыхание перехватывало, а плечи беспрерывно сотрясались в рыданиях. Отчаянию ее не было предела, время как будто замерло, и успокоение не приходило. Не понятно какими путями, на автопилоте, она к вечеру добралась до дома и, не раздеваясь, рухнула на диван. 
 
   На следующий день Лилия появилась на работе бледная и неухоженная, с красными от слез глазами. Коллеги-кадровички, отдохнувшие и посвежевшие за время каникул, с удивлением за ней наблюдали. А она то ли от своих изматывающих переживаний, то ли под их укоризненными взглядами делала ошибку за ошибкой и даже толком не смогла провести собеседование.   

-- Купрейчик, я на тебя докладную подам. Посмотри на себя, ты же работать не можешь, -- с угрозой в голосе заявила Марьяна, коллега за соседним столом.
   
   А Нина Егоровна, которая всегда ее защищала, отвела в пустующую переговорную и принялась расспрашивать, что же такое с ней стряслось. И Лилия неожиданно для себя выложила ей как на духу всю свою грустную историю, поскольку нести в себе эту боль у нее больше не было сил.   

-- Ну что ж, Лиля, -- внимательно выслушав ее, сказала Нина Егоровна,  -- ситуация, в которую ты попала, называется треугольник. Любовный треугольник. Тебя втянули в треугольник, и ты была в нем третьей стороной, третьим фактором.
-- Третьим фактором? -- переспросила Лилия. -- Зачем?
-- А кто его знает, зачем, -- вздохнула Нина Егоровна. -- Некоторые мужчины не могут находиться в одних отношениях. Любят на двух стульях посидеть. За шестнадцать лет супружеской жизни я побывала несчетное количество раз в треугольниках и давно бы рассталась с гулящим мужем, если бы не больной ребенок.
-- Как же так? -- сквозь слезы пробормотала Лилия.
-- Вот так! Измены и предательство -- совсем нередкое явление в жизни супругов, и это приводит к появлению любовных треугольников и других геометрических фигур.               
               
   Столь искреннее признание коллеги совсем не утешило Лилию и не способствовало облегчению ее душевных мук. «Где есть любовь, там нет треугольников», -- думала она и бродила среди людей, как сомнамбула. Казалось, ей было теперь всё равно, куда идти и что делать. Со свойственным ей запоздалым максимализмом она решила, что больше никогда в жизни не позволит себе раствориться в мужчине, как сахар в чае, и не допустит попадания в любовный треугольник. Она никогда больше не станет третьим фактором.
   
    В глубине души, однако, Лилия считала себя преступницей, несмотря на отсутствие в произошедшем ее вины. Она должна была понять, она должна была догадаться. Но ее увлеченность собой, ее постоянное потакание своим желаниям сыграли с ней злую шутку. «Нет, такое не должно повториться», -- раз за разом повторяла она, и в одно майское субботнее утро зашла в тату-салон на Арбате и заклеймила себя лилией, как когда-то во Франции клеймили нарушителей закона и проституток. Теперь на плече у Лилии была татуировка, которая постоянно должна была напоминать о ее ужасном проступке и не допускать ничего подобного впредь. 
   
   Все свое свободное время Лилия проводила в одиночестве, у нее по-прежнему не было подруг, и родственники не интересовались ей, кроме, пожалуй, бездетной сестры матери из Могилева, которая изредка связывалась с ней по телефону. К мужчинам Лилия относилась теперь с опаской – после мук, связанных со сменой гормонального коктейля в ее организме с гормонов счастья на гормоны стресса, которые она испытала в начале года, мысль об очередном романе была для нее невыносима. Ее разбитое сердце не позволяло ей вступать в новые отношения даже с неженатыми мужчинами.
   
    Изменение произошло через полтора года после разрыва Лилии со своей первой любовью, когда в строительной компании появился новый топ-менеджер, высокий, худощавый брюнет с голубыми глазами. Ему было слегка за тридцать, и он прекрасно умел себя презентовать -- носил дорогие костюмы, белые глаженые рубашки и однотонные галстуки. Звали его Игорь Ищенко, и он совершенно точно был холост, о чем знали все кадровички. Они знали также, что дед его являлся крупным партийным функционером, отец -- чиновником в Министерстве транспорта, а сам он с отличием окончил Университет управления и проживает один в элитной квартире в Кунцево.
   
    Что привлекло его в девушке на столь скромной позиции эйчар-менеджера, трудно сказать, но Игорь Ищенко и Лилия Купрейчик в скором времени начали встречаться. Свои отношения они ни от кого не скрывали, и весь женский персонал компании недоумевал из-за его выбора и втайне завидовал Лилии. 
   
  После прохождения испытательного срока Игорь Ищенко получил в компании прозвище ИИ. Ветераны креативности и острословия из числа инженеров и менеджеров сочли, что Ищенко является ничем иным, как искусственным интеллектом, так легко и стремительно он сумел подстроиться под фирменный стиль компании и принялся генерировать качественный контент.
 
  Поверить в то, что ее новый возлюбленный является не человеком, а самонастраивающейся программой ИИ, Лилия не могла. Однако исключительная рациональность его мышления, способность быстро анализировать большие объёмы информации для принятия решений, его изощренная логика и некоторый автоматизм в поведении удивляли ее и заставляли задуматься.
   
  Но Лилия гнала от себя эти мысли и наслаждалась своим счастьем. Теперь она носила элегантные деловые костюмы и ходила преимущественно на высоких шпильках, чтобы выглядеть рядом с Игорем выше и стройнее. Они попеременно ночевали то у нее в Сивцевом Вражке, то у него в Кунцево, часто ужинали в ресторанах и посещали различные мероприятия с участием знаменитостей. Они были довольны друг другом, и Лилия в обществе Ищенко чувствовала себя благородной леди.
   
  В шутку, глядя на татуировку на ее плече в виде лилии, о происхождении которой она ему подробно поведала в самом начале их романа, Игорь называл ее Миледи или графиней де Ля Фер, что, конечно же, импонировало Лилии. Льстило ей также сгенерированное однажды его острым, как бритва, умом признание, почему он выбрал для личных отношений именно ее, и никого другого.

-- Все просто, Миледи, – неторопливо и немного растягивая слова, сказал он. – Ты коренная москвичка с Сивцева Вражка, ты круглая сирота, ты недурна собой, и тебя не сложно было добиться.
   
  Что и говорить, Игорь Ищенко оказался хитроумным достигатором и продумАном, порой действовал автоматически, как робот, нередко раздражал тем, что заходил через Китай в разговорах, но Лилия любила его и мечтала стать его женой. В интимных отношениях он был очень продвинут, обладал сексуальным магнетизмом и постепенно все более и более развращал Лилию. Они были очень близки, но предложения о замужестве от него не поступало.
 
  Через три года и два месяца отношений, в течение которых Игорь и Лилия мало когда расставались и даже объездили вместе с десяток экзотических стран, между ними возникло вдруг некоторое охлаждение. Прохладцей повеяло именно от Игоря – он стал подолгу задерживаться на работе, а в выходные чаще навещать родителей за городом, не приглашая Лилию с собой. В Сивцевом Вражке он появлялся все реже и почти совсем не звал ее к себе домой. Как на грех, именно в этот кризисный момент их отношений Лилия обнаружила, что беременна.   
 
  Новость об интересном положении Лилии была воспринята Игорем крайне безэмоционально и в высшей степени рассудочно. Кто знает, может он действительно был не человеком, а имитацией человека, программой искусственного интеллекта, и его людская внешность служила лишь оболочкой этой программы. В общем, он мгновенно выдал Лилии алгоритм действий в виде предоставленных координат клиники, где работают хорошие специалисты по прерыванию беременности.
 
  Немного подумав и взвесив все за и против, Лилия решила, что не стоит делать из этой ситуации вселенскую трагедию, поскольку они с Игорем еще успеют обзавестись детьми. И она послушно записалась в клинику. Однако истинная причина внезапного охлаждения к ней Игоря Ищенко выяснилась несколько позже, когда стало известно, что накануне он сделал предложение дочери генерального директора Ирине, которая незадолго до этого вернулась с учебы в Лондоне.  Конечно же, дочь генерального директора была моложе, красивее, образованнее и богаче Лилии, и больше подходила ему в жены. А поскольку Игорь и Ирина уже месяца полтора как встречались, Лилия снова оказалась в любовном треугольнике, и опять была в нем третьей стороной, третьим фактором.
   
  Осознав произошедшее, Лилия залепила Игорю Ищенко на глазах у изумленных сотрудников увесистую пощёчину и подала заявление об уходе. На следующий день в обмен на конфиденциальную информацию, касающуюся предыдущего места работы, она получила должность начальницы отдела кадров конкурирующей строительной компании. После этого она поехала в рекомендованную ИИ клинику и хладнокровно предоставила свое тело для выскабливания.   
   
  Очнувшись после наркоза, Лилия вдруг почувствовала себя другим человеком. Ее покинуло ощущение бессилия перед зависимостью от отвернувшегося от нее возлюбленного. Ею вдруг овладело жгучее чувство мести за его неверность и лживость, как и за неверность и лживость всех мужчин. Она не узнала свой голос, когда нагрубила подошедшей к ней медсестре, не узнала свое лицо в зеркальном отражении, когда выходила из клиники, не узнавала себя в агрессивном стиле вождения автомобиля по дороге домой. 
   
  Несмотря на наличие некоторого навыка переживания травматического любовного опыта, в Лилии поочередно сменялись отрицание и гнев. В ней рос бунтарский протест и поднималось теневое, темное женское начало, открывающее дорогу злу. Она больше не раскаивалась в грехе прелюбодеяния и в грехе детоубийства, она переродилась, превратилась в свою полную противоположность, Она больше не была Лилией, она стала Лилит.    
   
  Произошедшая с ней метаморфоза определила модель ее поведения на годы вперед. Теперь новоявленная Лилит приняла решение без остатка посвятить себя тому, чтобы расквитаться с мужчинами, с женатыми мужчинами. Она будет нещадно наказывать их, искушать, издеваться над ними, совращать с пути истинного. Не зря говорят, когда женщине обрубают крылья, она садится на метлу.
   
  На следующий день Лилия посетила салон красоты, где распрощалась с каштановыми кудряшками до плеч и приобрела белокурые локоны на нарощенных длинных волосах. Особенно ей понравилось наблюдать в зеркале, как татуировка в виде лилии на ее плече эффектно проглядывает сквозь светлые пряди волос. Затем она записалась на занятия по стрип-пластике и, наконец, приехала в эскорт-агенство, где ее ознакомили с условиями работы, и она подписала контракт. Так началась для нашей героини двойная жизнь – днем как начальницы кадрового отдела Лилии Дмитриевны Купрейчик и вечером как эскортницы Лилит.
   
  Начальницей она была жесткой и требовательной. Собранные в пучок на затылке волосы делали ее лицо сдержанным и холодным. Она не давала своим подчиненным никаких поблажек, частенько покрикивала на них и увольняла за малейшую провинность. Так что текучка в ее отделе была значительной, и на освободившиеся места она принимала исключительно невзрачных одиноких женщин за сорок без всяких надежд на будущее. Так же неприязненно она вела себя при приеме на работу соискателей в другие отделы. Молодых красивых девушек она отметала сразу же, для остальных устраивала унизительные процедуры с психологическими тестами и пробными заданиями, которые никто не проверял, и она месяцами держала претенденток в состоянии неопределенности.
   
  По вечерам, однако, Лилия менялась до неузнаваемости и превращалась в полную противоположность – страстную и необузданную Лилит. Подобно многим девушкам в своей новой профессии, она за дополнительную плату совмещала эскорт с интимными услугами и делала это с удовольствием. В ее тридцать с небольшим в ней неистово плясали гормоны, и ей, как никогда, хотелось секса. Иногда, правда, Лилии приходилось подавлять отвращение, но чаще ее абсолютно устраивало происходящее – в ней все больше раскрывалась ее сексуальность, шарм и уверенность в себе. Она чувствовала себя королевой и очень любила себя в этой роли.   
   
  Вскоре у Лилии появился свой пул постоянных клиентов, в основном, женатых мужчин, и ее миссия была в том, чтобы грамотно и виртуозно привнести порок и безнравственность в мировоззрение и умонастроение этих людей. Так она наказывала и развращала отцов семейств, и ее нисколько не смущало соучастие во всевозможных треугольниках и осознание себя третьим фактором в них. Она зарабатывала по несколько сотен тысяч в месяц, и ей доставляло отдельное удовольствие наблюдать, как благопристойные отцы семейств расплачиваются за ее услуги. Она еле сдерживала ехидную улыбку, видя порой их перекошенные от жадности лица, и к этой их слабости относилась с презрением.   
   
  Теперь Лилия ни в чем себе не отказывала. В незанятые на службе в строительной компании часы она носила исключительно брендовую одежду, за баснословные деньги покупала косметические средства, отремонтировала квартиру в Сивцевом Вражке и завела помощницу по хозяйству, которая приходила три раза в неделю. Свою старенькую «Тойоту» Лилия сменила на новый внедорожник «Инфинити», и в ее манере вождения, в ее движениях и интонации стало проскальзывать высокомерие и самодовольство. Однажды на Арбате она встретила Неймушкина, который за руку с сыном выходил из кафе-мороженого «33 пингвина», но, скользнув взглядом по ее ухоженному, надменному лицу в обрамлении высветленных волос, он не признал в ней «свою Лилечку» и безучастно прошел мимо.
   
  Вскоре после начала деятельности на новом поприще Лилия впервые в жизни обрела подруг. Они были эскортницами со стажем, и звали их Стелла и Матильда. Впрочем, эти имена служили им творческими псевдонимами, если считать эскорт- и интим-услуги креативной деятельностью, но сути это не меняло. Им было около тридцати, и они отличались редким сочетанием красоты, ума и доброжелательности. В своей строительной компании Лилия даже не допустила бы таких до собеседования, но для приятельских отношений они подходили.
   
  Стелла и Матильда приехали из Ростова-на-Дону поступать на психологический факультет МГУ, но на бюджет не прошли и закончили другой вуз. Как дипломированные психологи, они мыкались по детским садам и школам, пока им вдруг не пришло в голову попробовать себя в эскорте. Опыт удался, и теперь они наслаждались жизнью во всех ее проявлениях, но втайне каждая из них мечтала обзавестись добропорядочной семьей. На первых порах новые подруги помогали Лилии разобраться в нюансах – учили правильно позировать на фотосессиях, достойно держаться на мероприятиях, корректно поддерживать беседу, искусно проявлять эмоциональный и сексуальный интеллект.
   
  Лилия с интересом внимала их мудрым наставлениям, а девушки искренне восхищались ею -- им нравилась ее независимость, самодостаточность. уверенность в себе, им импонировали в ней даже спонтанные проявления злости, когда кто-то нарушал ее личные границы. Единственное, чего они не понимали, это почему она ведет двойную жизнь и при таких доходах продолжает работать начальницей HR-отдела в строительной компании. Лилия объясняла, что привыкла и ничего менять не хочет, но истинная причина заключалась в другом – истинной причиной было ощущение власти, без которого она уже не могла и которое компенсировало унижения, испытываемые ею подчас в интимных отношениях с клиентами. 
   
  В свободное от эскорт-услуг время девушки нередко гостили в Сивцевом Вражке у Лилии. Им нравилась особая атмосфера в ее квартире, антикварные книги на стеллажах, старинные офорты с картин Рембрандта и Дюжардена на стенах. Они пили шампанское и «Шардоне», делились свежими впечатлениями, подшучивали друг над другом и над своей низкой социальной ответственностью, много говорили о детерминизме и о возможностях привлечения в жизнь удачи. Матильда вытаскивала из черного бархатного чехольчика колоду карт Таро и делала поражающие своей глубиной расклады. Она говорила, что граница между физическим и тонким миром в наше время истончается, и информация становится все более доступной и точной. А Стелла доставала видавшую виды гитару папаши Купрейчика и исполняла песни собственного сочинения, в том числе на стихи, когда-то написанные Лилией:   

Под небесами случайных удач
Все ж неслучаен исход,
Счастье настигнет хоть вплавь, хоть вскачь,
Если тебе везет.
 
  Все это продолжалось несколько лет, и бог знает, сколько времени продолжалось бы еще, если бы не началась пандемия. Строительная компания перешла на дистанционный режим работы, а эскорт-бизнес замер. Однажды, августовским вечером 2021 года, Лилии позвонила Анна Львовна, старшая сестра матери из Могилева, и попросила срочно приехать. Просьба была странной, поскольку они никогда не виделись, но по тону ее голоса Лилия поняла, что отказываться не следует. Она спешно сдала тест на ковид, и, получив официальный документ об отрицательном результате лабораторного исследования, ранним утром отправилась в путь.

    Через девять с половиной часов, проведенных за рулем, Лилия подкатила, следуя навигатору, к роскошному трехэтажному особняку, что немало ее удивило. Ворота автоматически открылись, и она въехала на придомовую территорию. Навстречу ей вышла пожилая домработница с медицинской маской на лице. Она приветливо проводила Лилию в дом и накрыла стол в гостиной. За ужином Лилия узнала, что Анна Львовна тяжело больна и ждет ее наверху в спальне. Домработница также рассказала, что вследствие перенесенного ковида у Анны Львовны развился фиброз легких и, хотя врачи частной клиники приложили неимоверные усилия, чтобы снять обострение и поставить ее на ноги, болезнь не отступает.
   
  Придя в себя от усталости и свалившейся на нее информации, Лилия по настоянию домработницы надела марлевую маску и без особого энтузиазма поднялась в ее сопровождении на второй этаж. Зайдя в спальню, она увидела на кровати миловидную пожилую женщину с не тронутыми сединой пепельными волосами, внешность которой показалась ей знакомой. Через мгновение Лилия поняла, что удивительным образом на нее похожа и растерянно улыбнулась. Анна Львовна улыбнулась в ответ, она была очень бледна и с трудом говорила.

-- Деточка, -- сказала она и глазами призвала домработницу отодвинуть стоящий у кровати кислородный конденсатор и поближе придвинуть стул для Лилии, -- деточка, я позвала тебя, чтобы передать кое-что интересное и важное для тебя. Вот, например, -- и она кивнула головой в сторону светлого полированного комода, на котором лежали альбомы с фотографиями, -- вот альбомы с фотографиями твоих бабушки и дедушки, твоей мамы в детстве и в школьные годы, наши общие с твоей мамой фотографии. У тебя же таких нет?
   
  Вопросительно посмотрев на Лилию, которая в задумчивости отрицательно покачала головой, Анна Львовна продолжила:

-- У тебя таких нет, и ты не знаешь, что похожа на свою бабушку, мою маму, на которую похожа и я. А твоя мама другая – она в нашего отца. И потом…,, потом ты должна узнать историю, о которой тебе никогда никто не рассказывал.
   
Анна Львовна сделала паузу, чтобы восстановить дыхание,

-- Вот послушай! Это у меня…, у меня был роман с Дмитрием Купрейчиком. Настоящий роман, как в кино. Я училась тогда в Москве в Историко-архивном институте, а он был талантливым журналистом, писал литературные рецензии для центральных газет, общался с Вознесенским и Ахмадулиной, брал интервью у Трифонова, Айтматова и много еще у кого. Я годилась ему в дочери, но он покорил меня своим обаянием, и я потеряла голову от любви. Он приводил меня в Сивцев Вражек, когда его старенькие родители уезжали на дачу под Клином, и мы сутками не могли оторваться друг от друга. 
 
  Глаза Анны Львовны наполнились слезами, а Лилия слушала ее теперь с нескрываемым интересом.

-- А дальше…, дальше я забеременела, и Купрейчик отправил меня на аборт. После этого у меня начались осложнения, и я превратилась в бездетное существо. Он по-прежнему встречался со мной, но в то же время не проходил мимо ни одной другой девушки, такой он был ловелас. Потом на учебу в Москву приехала Маргарита, твоя мама, и он переметнулся к ней.
   
  Анна Львовна помолчала с полминуты, словно оставалось что-то не высказанное вслух. Затем она продолжила:

-- Когда Купрейчик сделал предложение твоей маме, я была в ужасе. Не столько от ревности – как можно ревновать к кому-либо родную сестру -- сколько от страха за ее судьбу. Ко времени твоего рождения я была уже дома, в Могилеве, и дала себе слово никогда в жизни не переступать порога квартиры в Сивцевом Вражке, и слово свое я сдержала. А твоя мама … твоя мама не выдержала измен мужа и однажды ночью наглоталась снотворного. Ее не успели спасти.
   
  Во взгляде Анны Львовны промелькнуло выражение глубокой, неизжитой душевной боли, и она в изнеможении прикрыла глаза. В этот момент в дверях появилась домработница с квадратным столиком-подносом для кровати, на котором стояла чашка чая, блюдце с печеньем и еще одно маленькое блюдце с таблетками.

-- Достаточно на сегодня, -- строгим, не допускающим возражений голосом сказала она. -- Завтра договорите. Да и племянница ваша устала, она ведь с дороги.
-- Хорошо, Шура, -- покорно согласилась Анна Львовна. Покажи Лиле гостевую комнату и возвращайся ко мне – нужно добавить воды в кислородный конденсатор и промыть трубочку, дышать стало тяжело.
-- Будет сделано, -- пробормотала Шура и поспешно увела из спальни еле успевшую попрощаться племянницу. 

   Сказать, что Лилия была поражена услышанным и увиденным, это ничего не сказать. Ночью она плохо спала, все время ворочалась и вспоминала своего отца и его вечное недовольство ею. Неужели это было из-за ее внешности, из-за ее сходства с Анной? Под утро она заснула, и ей снились Стелла и Матильда, которые предупреждали, что двойная жизнь чревата расстройством психики. Проснувшись, Лилия твердо решила, что не будет посвящать больную тетю во все подробности своей жизни, да она и без того не собиралась.

   На следующий день Анна Львовна продолжила свой рассказ, и выяснилось, что через несколько лет после возвращения домой она вышла замуж за скромного инженера связи, который со временем занялся бизнесом и открыл торговую точку, предоставляющую услуги сотовой связи в Могилеве, а затем еще несколько точек по всей Белоруссии. Таким образом, он стал владельцем сети салонов, приносящей значительный доход. Но поскольку два года назад он скоропостижно скончался, владелицей сети салонов сотовой связи стала она.
   
   Во второй половине дня приехал нотариус и оформил документ, по которому Анна Львовна завещала свой бизнес, а также все имеющееся недвижимое и движимое имущество единственной  племяннице Лилии Купрейчик.
 
-- Это компенсация за твое тяжелое детство, -- сказала Анна Львовна, передавая ей документ.
-- За всю мою тяжелую жизнь, -- возразила Лилия, с благодарностью глядя в ее сияющие добротой глаза.
-- Погоди,у тебя все еще впереди. Все лучшее впереди, я уверена. Выйдешь замуж, родишь… 
-- Хорошо бы, -- с надеждой в голосе протянула Лилия, и, склонившись к кровати, впервые в жизни поцеловала свою тетю.               
 
    Однако оказалось, что феерия щедрых вселенских раздач еще не закончилась. Вскоре появился управляющий сети салонов, с которым Анне Львовне не терпелось познакомить свою московскую племянницу. Это был мужчина плотного телосложения средних лет, очень похожий на большинство интим-клиентов Лилии. Управляющий с интересом посмотрел на нее, и в его глазах мелькнул какой-то дьявольский огонек. Похоже, он признал в ней Лилит, но оба сделали вид, что им почудилось.

    Анна Львовна представила управляющему Лилию, как свою официальную наследницу, распорядилась, чтобы они обменялись контактами, и попросила отвезти девушку в отделение Беларусбанка для открытия счета.

-- Куда она так торопится? -- спросила Лилия по дороге, имея в виду Анну Львовну. У меня есть время.
-- У вас-то может и есть. Зато у нее нет, -- сухо ответил управляющий, и Лилия поняла, что домработница Шура не вполне точно обрисовала ей состояние здоровья тети.               

  Едва Лилия вернулась, Анна Львовна пояснила ей, что на ее новый банковский счет будет ежемесячно поступать доход от продаж в салонах сотовой сети за вычетом расходов и налогов. Лилия же должна найти наилучший способ перевода средств в Москву. Потом она назвала Лилии код от своего сейфа – 070465 и спросила, говорят ли ей что-нибудь эти цифры. Лилия кивнула, это была дата рождения ее матери. 

-- Значит, не забудешь, -- сказала Анна Львовна и попросила ее зайти в кабинет и достать из сейфа желтый курьерский пакет.   
   
    В пакете, предназначенном для Лилии, оказалось несколько перетянутых резинками плотных пачек стодолларовых купюр и бордовый бархатный футляр квадратной формы с изысканным колье из брильянтов и удлиненными, ниспадающими каскадом сережками.

-- Это подарок мужа, -- с трепетом в голосе пояснила Анна Львовна, -- на пятнадцатилетие нашей свадьбы. Теперь будешь носить ты, Лиля. Пообещай надевать на каждую годовщину свадьбы. Обещаешь?

   Всю дорогу домой Лилию переполняло бурное чувство радости от внезапного подарка судьбы и одновременно щемящее чувство восхищения собой. Теперь она была свободна. Свободна! Она понимала, что Анна Львовна доживает свои последние дни, и скоро ей, Лилии, предстоит снова стать наследницей, теперь уже такого большого состояния. В обозримом будушем ей не придется больше никогда и нигде работать. Она сможет все свое время посвящать себе, только себе, вдали от скучных неудовлетворенных кадровичек и от унизительной, душераздирающей любовной геометрии.

   Первым делом Лилия уволилась из строительной компании, затем свела к минимуму общение с эскорт-клиентами, которое на фоне пандемии и так было в упадке. Ее подруги Стелла и Матильда переживали не лучшие времена, и сияющая от восторга Лилия утешала их как могла.

-- Когда жизнь преподносит лимоны, просите соль и текилу!  -- провозглашала она и с очаровательной улыбкой доставала из заполненного теперь до краев бара бутылочку янтарной мексиканской текилы.

   Однажды октябрьским вечером Стелла и Матильда принесли дурную весть – их общая знакомая из числа самых успешных эскортниц внезапно наложила на себя руки. Поскольку жила она одна, ее нашли в постели мертвой только через несколько дней после того, как она скончалась.

-- Как это она? Почему? – растерянно спрашивала Лилия.
-- Почему, история умалчивает.А как? Говорят, как когда-то Лиля Брик, подруга Маяковского, нембутала наглоталась, -- с горечью в голосе сказала Стелла.
-- Это такое сильнодействующее снотворное, теперь пентобарбитал называется, -- пояснила Матильда, -- его, между прочим, используют в странах, где разрешена эвтаназия.
-- И еще для усыпления животных в ветеринарках, -- добавиила Стелла. 
– Какой ужас! – пробормотала Лилия. – Когда похороны?   
-- Завтра.               
 
   Во время похорон, на которых собралось множество молодых ухоженных красавиц, Лилии позвонила домработница Шура из Могилева и сообщила, что Анне Львовне стало совсем плохо, и ее срочно госпитализировали. Наскоро попрощавшись, Лилия бросилась делать экспресс-тест на ковид, и с раннего утра спешно выехала в Могилев. Но свою тетю в живых она не застала. Анны Львовны не стало накануне ночью.
   
  В ожидание вторых за несколько дней похорон, организацией которых занимался известный ей управляющий, Лилия слонялась без дела по завещанному ей дому, рассматривала альбомы с фотографиями родственников, картины на стенах комнат, доставала с полок заинтересовавшие ее книги и беседовала о последних днях своей тети с постоянно всхлипывавшей и утиравшей слезы домработницей Шурой. И только после прощания с Анной Львовной на Казимировском кладбище, Лилия отворила сейф и изъяла из него всю имеющуюся наличность в твердой валюте и несколько небольших футляров с ювелирными изделиями.
   
  Собираясь домой, она деловито укладывала в обнаруженные в стенном шкафу объемные чемоданы заинтересовавшие ее вещи, залезала во все уголки и открывала все ящички. Домработницу Шуру она рассчитала, и поэтому никто не мешал ей в этом занятии. В одном из ящичков прикроватной тумбочки Лилия обратила внимание на флакончик из темного стекла с таблетками сильнодействующего снотворного пентобарбитала, того самого, о котором недавно упоминала Матильда. На секунду задумавшись, она все же поддалась искушению, и положила снотворное в чемодан.
   
  Закончив со сборами, Лилия через банк оформила перевод валюты и заехала к нотариусу, чтобы подать заявление об открытии наследственного дела. Затем она наведалась в офис, где управляющий по предварительной договоренности вручил ей подписанную Анной Львовной генеральную доверенность, которая позволяла контролировать деятельность сети до вступления в наследство. Как опытная кадровичка, Лилия столь профессионально провела превентивную беседу с управляющим, что тот оторопел от неожиданности. Она потребовала, чтобы он присылал ей все финансовые документы на проверку и пригрозила аудитом, который закажет через полгода и увольнением, если что-то будет не так. Вечером того же дня Лилия на всякий случай сменила основной замок в доме, и на следующее утро, довольная собой, укатила в Москву. 
   
  Теперь она мечтала только об одном – о счастливом замужестве. Лилия не вылезала из СПА-салонов, через день делала укладку, ежемесячно посещала стоматолога-гигиениста и пополняла гардероб брендовой одеждой. Девушки из обслуживающего персонала не переставали восхищался ею, такие щедрые чаевые они от Лилии получали. Особенно восхищала их татуировка в виде лилии на ее плече, которую она так и не удалила, и не собиралась удалять.   
   
  Однако Лилия понимала, что дело не только в безукоризненной внешности. Нужна была удача, вновь та самая пресловутая удача, о которой все мечтают. В январе ей исполнялось тридцать семь лет, и возраст был критическим. Вместе со Светой и Марией (так они просили теперь называть их в общественных местах) Лилия посещала с целью знакомства разные мероприятия, но по сравнению с привычными ВИП-тусовками, где они бывали в качестве эскорниц, все эти сборища для простого народа казались им пресными и непригодными для встречи с достойным мужчиной.   

-- Нет, -- говорила Стелла, -- не для того я зарабатывала себе на квартиру, чтобы приводить особей мужского пола для секса по дружбе.   
-- Ни в коем случае, -- вторила ей Матильда. – Это те же интим-услуги, только бесплатные, они для дурочек с низкой самооценкой. 
   
  Ситуация осложнилась для подруг еще более в феврале, после начала СВО, когда многие обеспеченные мужчины уехали за границу.   Немало эскортниц тогда, и среди них Стелла и Матильда, отправилось на заработки в Дубай, и Лилия осталась одна. Все ее попытки встретить подходящего мужчину для серьезных отношений через сайты знакомств также не увенчались успехом, и, несмотря на свое финансовое благополучие, она была в отчаянии.
   
  Вторую половину апреля Лилия провела в Могилеве, где вступила в наследство, провела аудит сети салонов и выставила на продажу дом Анны Львовны. Вернувшись домой, она с радостью встретилась с подругами, которые к тому времени приехали из Дубая и наперебой делились впечатлениями. Обе прекрасно загорели, похорошели, но сильно не обогатились, ввиду имеющейся там, по их словам, жесточайшей конкуренции.
   
  Что делать? Надо было жить дальше. В начале июня у Стеллы был день рождения, и она решила отметить его в ночном клубе «On the Rocks Bar» на Пушкинской площади. Втроем подруги заняли заранее заказанный столик и окунулись в атмосферу праздника, веселья и позитива, создаваемую сочетанием музыки, световых эффектов и общей эстетики клуба. Девочки-официантки носились по залам в костюмах оленят, на барной стойке плясали танцовщицы, диджей самозабвенно сводил зажигательные треки. Было весело, но Лилия скучала и, потягивая коктейль, думала о чем-то своем. Стелла и Матильда звали ее на танцпол, но ей не хотелось танцевать, и она пребывала в одиночестве.
   
  В разгар общего веселья, далеко за полночь к Лилии неожиданно подсел приятный мужчина лет сорока с небольшой клиновидной бородкой в стиле Ван Дейка, крупным прямым носом и серо-голубыми глазами немного на выкате. Он признался, что некоторое время наблюдает за Лилией и огорчается, что такой красивой девушке не весело. Они познакомились, Мужчину звали Эдуард Бардин, он был галеристом – владельцем небольшой художественной галереи на улице Балчуг, и он не был женат. Через некоторое время Лилия представила своему новому знакомому подошедших подруг, утаив, разумеется, их творческие псевдонимы, и Бардин заказал коктейли для всех.
   
  Немного пообщавшись, девушки вновь ушли танцевать, а Лилия подчеркнуто сдержанно продолжила беседу с мужчиной. Минут через сорок ему позвонили, и около столика возник курьер с большим букетом белых лилий, сверкающих и переливающихся в ультрафиолетовом свете клубных прожекторов. Эдуард поцеловал Лилии руку и передал букет. Это было так красиво, что даже видавшая виды Лилия расчувствовалась и оттаяла. Цветы издавали завораживающий аромат, но он был слишком терпким для замкнутого пространства переполненного людьми клуба. Поэтому, помахав подругам рукой, Лилия в сопровождении Бардина вышла на улицу. 
   
  Ночь была теплой и, понимая, что ее собираются проводить, Лилия предложила добраться пешком. Эдуард перехватил тяжеленный букет, и они, как в замедленной съемке, пошли по Тверскому, Никитскому, Гоголевскому бульвару, пока не свернули в Сивцев Вражек. Лилия интуитивно чувствовала, что торопить события не следует, поэтому она остановилась у подъезда, поблагодарила Эдуарда за компанию и цветы, и позволила ему зафиксировать свой телефонный номер.
   
  В следующие дни Бардин проявлял себя идеально, и недели через две после первой встречи пара перешла в стадию близких отношений. У Эдуарда за спиной было расторжение непродолжительного брака, заключенного в молодости и не принесшего детей. Обитал он в родительской квартире в Сокольниках, где помимо него проживала мама и младшая сестра с мужем и ребенком, поэтому встречались они с Лилией у нее в Сивцевом Вражке. Узнав о таком повороте событий, Матильда укоризненно покачала головой, а Стелла заметила, что столь солидный мужчина должен был бы давно иметь свою жилплощадь и не рассчитывать на благодеяния женщин. Но Лилия сказала, что они с Эдуардом невероятно подходят друг другу, и он в высшей степени галантен, поэтому это не имеет значения.
   
  И действительно, Бардин относился к Лилии с чрезвычайной заботой и почтением, находил ее несравненной, потрясающей, сногсшибательной, единственной для него во всем мире. Он уверял ее, что она совершенна, что в ней нет никаких недостатков, а если даже и есть, это не считается, потому что он любит ее безусловной любовью. Это была такая любовь, которую испытывает мать по отношению к ребенку и которую Лилия за неимением матери с юности испытывала к себе сама.
   
  Неудивительно поэтому, что вскоре она пришла к выводу, что к ней пришла сказочная, неземная любовь, которую она искала всю жизнь, и что Эдуард -- ее вторая половина, и они созданы друг для друга. Все остальное померкло и потеряло значение для Лилии, она была словно под действием наркотика, и ей казалось, что ее любит весь мир. По прошествии двух месяцев Бардин переехал к ней, а еще через месяц они подали заявление в ЗАГС. 
 
   Нельзя сказать, что в ее избраннике не было совсем ничего такого, что не смущали бы Лилию, например, его финансовая нестабильность, проявление им порой скупости, порой хитрости, которую она всегда считала признаком недалекого ума. Но ее критическое мышление тонуло в эйфории, вызываемой интенсивным выделением гормонов счастья — окситоцина и дофамина, как будто она была в мороке, в измененном состоянии сознания, как будто в ней возникла зависимость, сходная с зависимостью от тяжелых наркотиков.
 
  Бракосочетание поэтому, несмотря ни на что состоялось, и прошло оно в присутствии всего нескольких человек, как со стороны жениха, так и со стороны невесты. С этого дня нашу героиню стали звать Лилия Бардина, и, как только она обменяла паспорт, Эдуард начал донимать ее требованием прописать его в Сивцевом Вражке. В здравом уме Лилия, наверное, никогда бы этого не сделала, но из морока выйти нелегко, и она сдалась. «Прописка не сделает мужа владельцем квартиры, единственной собственницей остаюсь я», -- думала она, когда оформляла документы. Хорошо еще, что по настоянию подруг она скрыла от Эдуарда наличие постоянно пополняющихся денежных средств на банковском счете в Могилеве.
   
  Что касается финансового положения Бардина, оно оставляло желать лучшего, и виной всему, как он говорил, был локдаун, в течение которого галерея не функционировала, а рынок продажи произведений искусства находился в кризисе. Но на самом деле, и до пандемии дела его шли из рук вон плохо. Над ним постоянно висел дамоклов меч арендной платы, а желающих выставлять картины в его галерее было совсем не много. Контингент, который он в конце концов находил, состоял из очень сомнительных мастеров – какой-то состоятельной наследницы, скупающей полотна у бедных художников на Бали и выдающей их за свои, бывшего пациента реабилитационного центра для наркозависимых, пристрастившегося к абстрактной живописи, амбициозных фотокорреспондентов с претензией на создание шедевров. Однако Бардин устраивал для них шикарные презентации (естественно, за их счет), и в последнее время появлялся исключительно в сопровождении красавицы-жены, выставляя напоказ свой идеальный брак. 
   
  Разумеется, у Эдуарда был свободный график, и в будние дни, а иногда и в выходные, он обычно уезжал из дома в районе десяти утра и приезжал поздно вечером. Чем он занимался в течение дня, Лилии было не известно, но его деловой вид и сосредоточенное выражение лица призваны были демонстрировать чрезвычайную важность его деятельности. Передвигался он частично на общественном транспорте, поскольку свой джип он обычно припарковывал в Сокольниках, у дома родителей. Эта странность была загадкой для Лилии, пока она не узнала, что на самом деле автомобиль принадлежал мужу сестры, работавшему на удалёнке компьютерщику, который в силу отсутствия необходимости ежедневного передвижения по городу, позволял ездить шурину.
   
   Месяца через три после свадьбы, практически одновременно произошло два судьбоносных события. Во-первых, Лилия наконец забеременела, а во-вторых, Бардин вдруг резко переменился. Он стал настоятельно требовать, чтобы жена беспрекословно подчинялась ему, восхищалась им, любила безусловной любовью и прощала, даже если бы его действия или бездействия причиняли ей боль и страдание. Лилия смотрела на него с нескрываемым удивлением. Она совсем не хотела уподобляться библейской Еве и нисколько не собиралась, как гласит старинное поверье, «быть скамеечкой в ногах у мужа». Она была гордой и независимой Лилит, и требования его шли в разрез с ее натурой.
 
  Однако очень скоро Эдуард перешел от слов к делу и стал предъявлять наглядные иллюстрации к своим новым запросам. Как заправский фокусник, он ловко манипулировал информацией, обращая возникающие спорные ситуации в свою пользу, все время врал и хитрил, постоянно был недоволен Лилией, придирался и устраивал ей скандалы по совершенно незначительным поводам.  Иногда своим недовольством ею, муж напоминал Лилии отца, и это делало ее очень несчастной. Она не представляла, что когда-либо будет снова переживать нечто подобное.

-- Похоже, у твоего мужа НРЛ, -- заключила Матильда, когда Лилия поделилась произошедшей в Бардине переменой со своими подругами.               
-- Что это? – с недоумением спросила Лилия.
-- Это нарциссическое расстройство личности. Не лечится.
-- Нарцисс и Лилия, как мило. Просто парад цветов, -- вставила свое веское слово Стелла.
-- Совсем не смешно, -- перебила ее Матильда. – Все очень серьезно, поскольку нарциссизм -- это болезнь, психическое расстройство, а больные -- люди с двойственной, нарушенной личностью, как Джекил и Хайд в одном флаконе. Любовь нарцисса – это абьюз, вот что это такое.
   
  Лилия не верила своим ушам, ей и так было нехорошо. Беременность давала о себе знать, и ее постоянно подташнивало.

-- Да, вспоминаю, нам в университете читали, -- сменив тон, подтвердила Стелла. – Все эти нарциссы, как песочные часы. Вышло у них время идеализации партнерши, песочек пересыпался, и они включают скепсис, обесценивание. Начинают раскачивать на эмоциональных качелях: ближе -- дальше, горячо -- холодно, вверх -- вниз, радость -- печаль, появился -- исчез, похвалил -- обесценил, люблю -- ненавижу, идеал -- тварь неблагодарная. Так они создают у партнерши адреналиновую зависимость.
-- Но для чего? -- не унималась Лилия.
-- Чтоб не сбежала, -- вновь вступила в разговор Матильда. – У нарциссов черная дыра внутри, им постоянно необходимы чьи-то эмоции для ее заполнения. Находят ресурсных женщин, влюбляют в себя через секс, ставят в адреналиновую зависимость и делают своей жертвой, источником энергии.
-- Но я не жертва, -- пробормотала Лилия.
-- Это мы еще посмотрим.               
 
  С этого дня Лилия стала неотрывно и с пристрастием наблюдать за своим мужем. И правда, он все чаще нарушал договорённости, врал, изворачивался и все больше заставлял себя ждать. Он все время опаздывал -- сначала на пять минут, потом на час, потом на полдня, он стал нередко игнорировать, а то и сбрасывать ее звонки и пропадать по ночам. Виноватой при этом Бардин всегда делал Лилию, постепенно продавливая и попирая ее личные границы и в то же время убеждая, что он «делает все для ее же блага и желает ей только добра». В конце концов, Лилия пришла к выводу, что у Эдуарда злокачественная самовлюбленность, и за фасадом солидного, делового,ухоженного мужчины скрывается вороватая, бездуховная, тёмная личность.
   
  Но все это были еще цветочки, самое страшное ждало Лилию впереди. Перед самым Новым Годом Бардин совершенно беспочвенно устроил грандиозный скандал и на три дня исчез из дома. Вернулся он в стельку пьяным, чего ранее не случалось с ним никогда, поскольку он в принципе не пил. Произошедшая метаморфоза заставила Лилию задуматься, не был ли ее муж в течение всего времени, что она его знала, закодирован от алкоголизма. За ответом она обратилась к свекрови, но определенного ответа не получила. Однако последующее развитие событий подтвердило ее догадку, так как не проходило и дня, чтобы муж не выпивал. Лилия пыталась уговорить его снова закодироваться, но в ответ получала многоэтажные нецензурные эскапады, что производило на нее ужасающее впечатление.   
    
  Однажды вечером, вернувшись домой после СПА-процедур для беременных, Лилия застала нетрезвого Эдуарда с любовницей в своей постели. Поскольку ее возмущенный призыв немедленно прекратить безобразие остался без внимания, она стремительно подскочила к кровати, чтобы выволочь оттуда девицу. Но Бардин был начеку, и, защищая подружку, резко оттолкнул Лилию, да так, что она упала и неудачно ударилась животом. Сильная боль не позволила ей сразу подняться, и вдруг протрезвевший Эдуард поднял ее и перенес на диван в гостиную. Затем он поспешно проводил подружку и стал искать болеутоляющее во внушительной по размерам домашней аптечке. Внимание его привлек нетипичный флакончик из темного стекла с надписью «Pentobarbital-Natrium», и он поднес его к дивану, чтобы показать жене. «Вот это для меня в самый раз», -- горько усмехнувшись, подумала Лилия, но вслух сказала, что не подойдет, и приняла таблетку спазмалгона и две таблетки но-шпы. Однако ночью у нее началось кровотечение, и скорая отвезла ее в больницу. К утру Лилия узнала, что ребенка она потеряла.
   
  Это случилось в январе, в канун ее тридцать восьмого дня рождения. Впереди неотвратимо маячила цифра сорок, а это в глазах людей практически считалось приговором к бездетности. В палате Лилия вдруг не сдержалась и неожиданно для себя разоткровенничалась с другими пациентками. Одна из них была самой настоящей жертвой нарциссического абьюза. Со слезами на глазах несчастная страдалица рассказывала, что практически у каждого нарцисса есть свой гараж или, иначе говоря, гарем, в котором разным женщинам отведена своя роль, но все они призваны наполнять его энергией, а это ничто иное, как самый настоящий энергетический вампиризм. И еще она говорила, что в принципе любой нарцисс -- это трусливый, жадный, завистливый, мстительный, злой, абьюзер, а еще бабник, хитрец и предатель. Лилия нисколько не сомневалась в ее словах, она понимала теперь, где днями и ночами пропадал ее муж и как коварно он ее обманывал.
   
  Когда Лилия вернулась домой, Бардин вдруг снова окружил ее заботой и вниманием. Несмотря на то, что он по-прежнему пил, ему не составляло труда баловать ее и исполнять все ее прихоти. Он заглядывал ей в глаза, говорил, что она самая лучшая и у них обязательно еще будут дети. Но Лилия больше не верила мужу, она понимала теперь, что это маска. Его психика на фоне чрезмерного увлечения алкоголем расшатывалась все больше, и через некоторое время он стал в открытую водить в Сивцев Вражек девушек, а то и юношей. Он был ненасытен и бисексуален.
   
  В этот момент Лилия поняла, что дальше некуда, и как ни велика была ее зависимость от мужа, пришло время с ним расстаться. Она стала просить Эдуарда съехать, но он всячески упирался:    

-- Эта квартира такая же моя, как твоя, -- говорил он. -- Я могу делать в ней все, что мне заблагорассудится. А если тебе не нравится, можешь уйти, я тебя не держу.
-- Но я здесь родилась, прожила всю жизнь. Давай я куплю тебе другую квартиру, -- предлагала она.               
-- Другую не хочу, мне эта нравится, -- отвечал он, и спорить с ним было бесполезно.
   
  Ситуация еще более усугубилась, когда Бардин, сильно к тому времени изменившийся от постоянного употребления алкоголя, с неопрятными, отросшими волосами, запущенной бородой и распухшими ноздрями привел в дом собутыльницу и сказал, что это его жена, и она будет теперь постоянно жить с ним.   

-- Но мы же не разведены, -- возразила Лилия.
-- Это не имеет значения, -- прорычал он. – Убирайся в свою бывшую детскую, и чтобы я больше тебя не видел!
-- Придумал тоже,жить в втроем! Я не могу и не хочу жить втроем!
-- Ничего, супруга Бунина могла, Ахматова могла, и ты сможешь!               
               
  Глаза Эдуарда налились кровью, в бешенстве он занес над ней руку и был похож в этот момент не на человека, а на разъярённое дикое животное. Лилии ничего не оставалось, как немедленно сбежать из дома. Она шла по пустынному Гоголевскому бульвару и глотала слезы. Дул промозглый февральский ветер, пробирающий до костей, и ей казалось, что против нее ополчился весь мир. «Неужели, будучи законной женой, я снова стала третьим фактором?» -- думала Лилия, и не могла поверить в произошедшее. Она жалела, что продала дом своей тети в Могилеве, куда могла бы сейчас поехать. Она снова ощущала себя круглой сиротой, до которой никому нет дела.
   
  Подавляя стойкую неприязнь к мужу,  Лилия продолжала жить дома. Сил у нее ни на что не хватало, и она чувствовала, что сходит с ума. Из своей бывшей детской комнаты она улавливала звуки открываемых бутылок шампанского, которым запивали водку, запах подгоревших шницелей, скрип любимой резной кровати в разное время суток. Когда Эдуард и его подруга уходили, она плелась на кухню и варила себе кофе, а потом с чашкой в руках возвращалась обратно, будто для нее не было другого места в квартире. Однажды из подслушанного разговора она узнала, что на выходных, первых выходных марта 2023 года, останется дома одна, и позвала в гости подруг. 
   
  Стелла и Матильда искренне жалели Лилию, но и их положение особого оптимизма не вселяло. Они подходили к предельному возрасту для эскортниц – тридцати семи годам, и пока не представляли, как строить жизнь дальше. Ради подруг Лилия нашла в себе силы съездить в ближайший маркет и вновь наполнить бутылками опустевший бар, а вернувшись домой, она заказала к вечеру несколько блюд из меню ресторана «Прага», поскольку готовить самой не хотелось.
   
  При встрече девушки сердечно расцеловались, предвкушая приятное общение, и Лилия радушно пригласила их за стол в гостиной. Появление подруг в ее доме. будто по волшебству, привело Лилию в чувство, и она взбодрилась и повеселела.   

-- Послушай, -- сказала ей Стелла, угощаясь индейкой в сливочном соусе, -- новая подруга Бардина, наверное, инопланетянка. На Земле он уже всех перепробовал.
-- Да нет,  земная она, немолодая и пьющая. Художница какая-то, -- улыбнувшись, ответила Лилия.
-- А амбиций-то, амбиций!– воскликнула Матильда. – У этих нарциссов за маской страстных, прекрасных, деловых мужчин скрываются слабые, бесхребетные, не уверенные в себе мальчишки. Твой муж бесстыдно наказывает тебя, мстит, завидует тебе по-черному, Лилия, потому что не так успешен, как ты.
-- Может быть, -- согласилась Лилия, -- но мне от этого не легче. Меня просто-напросто убивает, что я снова в треугольнике, и я снова в нем третий фактор. Для этого я замуж выходила? Никому не пожелаю такой жизни. С горя я даже песенку сочинила. Споешь, Стелла?
-- Давай гитару, спою, не вопрос. Сначала только еще по одной, надо горло промочить.
                               
   Вооружившись гитарой Купрейчика, Стелла с легкостью подобрала мелодию к стихам Лилии и сочным голосом запела:    

Один усталый человек
Подвел черту, замедлил бег
И выпил на глазах у всех
Коктейль из миндаля.
Ха-ха-ха, ля-ля, ля-ля,
Из слез и миндаля.

-- Постой, кричит ему другой,
Ей-ей, ты вовсе не герой,
Не дело жертвовать собой
До полного нуля,
Ха-ха-ха, ля-ля, ля-ля,
До круглого нуля.

Миндаль хорош для всех диет,
Но смерти в этом списке нет,
Вставай и топай на обед,
И лопай шницеля,
Ха-ха-ха, ля-ля, ля-ля,
Борщи и шницеля.

-- Что за суицидальные мысли? -- спросила Матильда, обращаясь к Лилии, когда песня отзвучала.— Смотри мне!
-- Все хорошо, -- еле скрывая за улыбкой отчаяние, сказала Лилия. – Как моя мама, я не поступлю, хотя у меня все для этого есть.
-- Что у тебя есть? – с тревогой в голосе поинтересовалась Стелла. – Ты давай это, не дури.
-- Я постараюсь, -- пообещала Лилия. – Спой лучше что-нибудь еще.

   Девушки пробыли в гостях у Лилии до позднего вечера и не расходились бы и дальше, если бы неожиданно не появился вдрызг пьяный Бардин. Он был один и еле ворочал языком. Подруги, которые давно не видели его, невольно ужаснулись. Они знали его подтянутым и элегантным, а теперь он был похож на озлобленного бомжа. Своей неопрятностью Эдуард превосходил все возможные пределы допустимого, и от него дурно пахло. Не обращая внимание на гостей, он тут же направился через гостиную в спальню и прямо в одежде повалился на кровать. Немного погодя он принялся выкрикивать нечто нечленораздельное, что понять было невозможно.
   
      Как Лилия ни пыталась оставаться спокойной, по телу ее пробежала нервная дрожь, а во рту пересохло от напряжения. Она поспешила проводить подруг, не поддержав их предложение остаться, чтобы помочь ей. Не успела за ними захлопнуться дверь, как Лилия, не помня себя от волнения, достала домашнюю аптечку и поставила на стол рядом с недопитой бутылкой «Шардоне». Руки не слушались ее, и она не сразу нашла перешедшее к ней по наследству из Могилева сильнодействующее снотворное в флакончике из темного стекла. Откупорив флакончик, Лилия извлекла с десяток таблеток, чтобы подействовало наверняка, и, измельчив их, растворила в половине стакана воды.

  Держа стакан в похолодевшей от страха руке, она на цыпочках вышла в прихожую и остановилась у старинного прямоугольного зеркала в деревянной раме с причудливым декором. Как часто, глядя в него, она любовалась собой, с годами превращаясь из невзрачной девчонки сначала в элегантную леди, а затем в страстную и неукротимую Лилит. Теперь ее отражение смотрело из зеркала с неподдельной тревогой -- темные круги под глазами выдавали жгучее душевное страдание, и все лицо так осунулось и побледнело, что отсвечивало в полумраке прихожей мертвенной белизной.

   Наконец взгляд Лилии скользнул по татуировке на ее плече, по сути ее клейму, и глаза заволокло едкими, безутешными слезами. На секунду зажмурившись, она резко подалась вперед, сделала несколько нетвёрдых шагов, а затем решительно вошла в спальню. С трудом подавляя отвращение, Лилия склонилась над косматой, звероподобной головой мужа, и, слегка приподняв ее, хладнокровно вылила содержимое стакана в его глотку. Потом она в сердцах швырнула флакончик со снотворным рядом с кроватью, и вылетевшие из него таблетки мелкой дробью рассыпались по полу. 
 
   Спустя четверть часа Лилия уже спала спокойным сном в своей бывшей детской комнате. Во сне она улыбалась.   
               
                >2025<