Держитесь русских, это повышает шансы на выживание

- Ну, слушай, ты просто героиня. - После совместной успешно проведённой спасательной операции мы как-то спонтанно перешли на "ты". Он продолжил:
- Точно говорят: в любой заварушке держитесь русских, это существенно повышает ваши шансы на выживание.

Не сказать, чтобы я не слышала эту фразу раньше, но именно в тот день я впервые её реально оценила. За давностью лет я уже не помню ни названия церкви, ни шедевр Бернини, интерес к которому меня туда привёл. Но вот саму историю я помню очень отчётливо, как и ощущение парализующего страха, которое я испытала, оказавшись там закрытой одна поздним вечером.

Итак, респектабельные нулевые клонятся к закату, я продолжаю носиться по Европе как подорванная. Куда бегу? От кого бегу? Но пока продолжаю бежать. Третий год простоя, надо же его чем-то заполнять, вот я и заполняю, благо Совет Европы время от времени подбрасывает работёнку (совсем не пыльную и хорошо оплачиваемую), за что ему наше большое русское мерси.

В один из перерывов между контрактами решаю доехать до любимого мною Рима. За что я просто-таки обожаю этот город, так это за то, что масса шедевров находится в совершенно свободном доступе: в церквях, на площадях, на улицах. Это меня и губит. Я постоянно на что-то отвлекаюсь, куда-то захожу, разевая рот. Вот и сейчас, после Колизея зашла в какую-то церковь, прельстившись на аншлаг, что здесь есть скульптурная группа Бернини. Захожу, смотрю. Реально церковь интересная, жаль, что до окончания времени пребывания туристов осталось минут 15, а она огромная, всё не успеть. Быстро оглядываю алтарь, Бернини нет, пробегаю мимо колонн, там Бернини быть не может. Где же он? А, нашла. В специальной нише, в стеклянной витрине. Ну, правильно, принимая во внимание всеобщее ненормальные к нему (сорри за тавтологию) внимание. Впечатляет, впечатляет.

Что приятно, церковь пока не закрывают, так что успею нарезать ещё кружок. И вот, тут как раз я вижу небольшую группу экскурсантов (я их раньше у Бернини видела) , явно особых, потому что экскурсию ведёт маленький такой монашек лет пятидесяти. Обстоятельно ведёт, но при этом историю церкви он им не рассказывает (значит в курсе), про догматы говорит вскользь (значит знают), в основном показывает какие-то диковинные вещи. Вот и сейчас они сидят на лавочке, а он заливается про диковинные светильники муранского стекла. Ну, я же мимо такого не пройду. Тихонько пристраиваюсь на пару рядов дальше, чтобы было слышно. Вроде как просто сижу, с мыслями собираюсь. Монашек смотрит на меня раз, смотрит на меня два, я ему улыбаюсь и, молитвенно складывая руки, прошу Prego, lasciami restare, signore. (Пожалуйста, разрешите мне остаться, синьор). Обычно такое прокатывает, но в этот раз как-то не очень. Он не особо доволен и всем видом это показывает, хотя и прогонять не прогоняет. Он же при сане, не может же он вести себя неподобающе.

Надо сказать, экскурсия отменная. Экскурсовод включает для своих подопечных полную иллюминацию, так что все роскошные муранские светильники переливаются всеми цветами радуги. Потом он ведёт их (я пробираюсь следом) к одной из колонн, стучит по ней и показывает пару еле заметных дырочек. Оказывается, это доказательство того, что ещё во времена весьма отдалённые она была частью солнечных часов на вилле какого-то древнеримского патриция. Мы смотрим вверх и пытаемся представить, это ж какими громадными были те самые песочные часы, если теперь колонна стала основанием огромной барочной базилики.

Увлечённая рассказом, я не замечаю ни того, что светильники постепенно гаснут, ни того, что внутри остаёмся только мы. И вот настаёт тот момент, когда все идут куда-то внутрь, за алтарь (скорее всего там есть проход в трапезную), а милый монашек, которого я уже к тем порам порядком раздражаю, перекрывает мне путь со словами: а вот вам туда нельзя, синьора, извините. Я благодарю и отправляюсь на выход. В церкви один за одним продолжают гаснуть светильники, наконец остаются только огоньки лампадок и аварийное освещение витрин с реликвиями и статуями. Ну, ладно, я знаю, где выход.

Оба на! А дверь-то закрыта. Хорошо, что изнутри и на большой засов. Помыкавшись минут пять и ещё не осознавая серьёзность, если не сказать фатальность, происходящего, я всё же дверь открываю. Выхожу во двор и понимаю, что закрыта не только дверь в церковь, но и дверь входной группы. А забор-то охо-хо.
В Италии летние ночи, конечно, короче, чем зимние, но не настолько как у нас, и сумерки вот-вот уже начнутся. Думай, Ира, думай и ищи выход. И в этот момент, о, диво дивное, я слышу голоса, причём, явно беседующие по-русски. Глюки? Раздумывать особо некогда, иду на звук. По мере приближения, начинаю понимать, что они обсуждают то же, что тревожит и меня - как отсюда выбраться и, судя по всему, уже нашли вариант.

Описание их лиц в момент того, как я возникаю перед ними со своим медовым "Добрый вечер", пожалуй, я опущу. Сказать, что это было удивление - не сказать ничего. Один из пары парней выпаливает "Привет", а второй ошарашенно спрашивает: "Что, вы тоже заблудились?". Ну, да, типа того. Я вся такая внезапная, заблудшая такая.

- Русская?
- Русская
- Из России?
- Из России.
- Мы тоже русские, - поясняет один.
- Из Донецка, - уточняет другой.
- Так это же теперь Украина. Разве нет?
- Но мы же от этого русскими быть не перестали, правда?
- Конечно. А что вы тут делаете? - почему-то спрашиваю я, хотя ответ, совершенно очевиден. Ан, нет, не совсем;
- Третьего ждём
- Это как?
- Мы тут вдвоём церковь смотрели, а он на улице остался. Теперь вот ждём.
- В смысле ждёте? Зачем?
- Как зачем? Мы тут всю ночь куковать не собираемся, нам завтра утром домой улетать, выбираться надо.
- А можно мне с вами?
- Улетать? (Шутник, однако)
- Нет, выбираться.
- Да, ради Бога.

И мы стали выбираться. Третий, ранее оставшийся за пределами церкви, а теперь появившийся по ту сторону забора, сказал, что церковь построена на перепаде местности (и что?), и часть территории забором не огорожена, он постепенно сходит на нет. Ничего удивительного, потому что как раз с той стороны он не нужен. Там обрыв с совершенно ровной вертикальной каменной стеной. Захочешь- не залезешь. Вот туда нам и надо направляться. Без вариантов.

Идём. Мы - со своей стороны, обходя кусты и камни, он - со стороны улицы. Приходим. В голове мысль: лучше бы и не приходили. Высота - где-то метра два, если не выше. В смысле- ниже, потому что надо не лезть вверх, а сигать вниз. Спутники мои сразу же оживляются: о, как всё просто оказывается.

Первый, похоже, до нашей встречи был десантников, потому как он, ничтоже сумняшися, присаживается на корточки, что-то показывает своему другу, находящемуся внизу, и ... Даже не знаю, как это описать. Он вроде бы прыгает, но при этом ногами перебивает по стене. Раз - два -три, и он уже на свободе. Второй собирается сделать то же самое.

- А как же я? Похоже, в моём вопросе было столько отчаяния, что в ответ в едином порыве прозвучало на три голоса:
- Своих не бросаем.

У меня забирают сумку (попутно балагуря, что у своих не крадут), объясняют как именно сесть на (сами догадывается на что), кому подать руки, куда смотреть. Меня начинает трясти от страха. Второй стоит у меня за спиной и тихонечко меня пододвигает к краю обрыва (назовём вещи своими именами). Мне надо сесть, нагнуться к ним, подать руки, ощутить опору и только после этого прыгать. Дальше всё как во сне: сажусь, протягиваю, ощущаю не только опору, но и толчок в спину. От этого я с воплем лечу вниз, где меня подхватывают и ставят на землю. Есть.

- Твою ж мать... - говорю я вместо "Спасибо". В этот момент слышно, как рядом со мной приземляется ещё один человек. Мы все на свободе.
- Ну, слушай, ты просто героиня. - кричат ребята и хлопают меня по плечу, вешают на шею сумку, подают носовой платок. Так, еа всякий случай. . После совместной успешно проведённой спасательной операции мы как-то спонтанно перешли на "ты".
- Точно говорят: в любой заварушке держитесь русских, это существенно повышает ваши шансы на выживание.
- Однозначно - поддакиваю я, и мы все вместе начинаем смеяться.

Что было дальше? Мы пошли в ближайшую кафешку и за чашкой кофе (за их счёт, гусары с дам денег не берут) весело вспоминали всё, что было несколько минут назад, прокручивая свершившееся раз за разом по кругу. По мере повторения мой героический поступок в их рассказах обретал всё новые и новые краски. Думаю, посиди мы там чуть дольше, оказалось бы, что это я их спасала, а не наоборот. Но им пора было уходить, и мы распрощались.

О чём я жалею до сих пор? О том, что тогда, на адреналине, мы не догадались даже сфотографироваться. Было бы у меня теперь доказательство, что вся эта история - чистая правда.