X. 5. Любовь зла...
Мы еще встречались у них дома вчетвером, когда однажды я позвонила Оле, и она пригласила меня в гости, а у них в это время был Петр. Оля уже не могла вставать, она лежала и слабела. Мы втроем, Михаил, Петр и я, находясь в комнате вмете с ней, обсуждали какие-то медицинские документы, возможно, её, и нам встретилась аббревиатура, которую мы никак не могли разгадать, это были две маленькие буквы - Hb. И мы, лаборанты дипломированные, ломали головы! А Оля, лёжа в постели, сказала: - " Может быть, гемоглобин?". Когда умерла Оля, мы вместе хоронили её. Это было в мае 1985 года.
Я все-таки ловлю себя на том, что избегаю давать всю информацию. Может быть, я щажу читателя, или не хочу произвести впечатление намеренного усугубления драматичности. Но получается, что, утаивая некоторые поробности, я вымываю из повествования крупицы негативной информации, и делаю его слишком гладким, бесцветным? Ну ладно, дополню ещё немного эту грустную страницу.
Я уже написала, что Петр специализировался в патанатомии. И они с Михаилом оба уже были к тому времени врачами. Они взяли на себя скорбную миссию проведения посмертного вскрытия нашей подруги. Зачем? Может быть, не хотели отдавать ее в руки посторонних людей, чтобы быть с ней до конца. Я при этом не присутствовала, я приехала в Первую градскую позже. Меня попросили ее одеть. Петр дал мне какое-то седативное средство, я приняла, и спустилась вниз. Одеть ее я не смогла. Санитар, поняв, что я пытаюсь, но у меня не получается, мягко отстранил меня, и сам, совершенно бесцеремонно, профессионально, сделал все, что нужно, надев на нее красивый голубой сарафан, который для неё привезли, исполнив это её завещание.
После похорон, там же, на Никольском кладбище, мы стояли втроем отрешенно, бесчувственно, в зеленой красоте этого солнечного майского дня. Михаил спросил нас с Петром: - "Ну что, теперь вместе до конца?" Мы молча смотрели на него, оставляя его вопрос открытым.
Свидетельство о публикации №225022200246