О смерти

    Отношение человека к смерти напоминает «стокгольмский синдром», когда заложники убийцы начинают относиться к нему с симпатией и пониманием, подсознательно надеясь задобрить и ещё пожить.
    Наверное поэтому древнегреческие философы писали в своих трудах, что ничего страшного в смерти нет и даже наоборот, это самое лучшее, что может с вами случиться. Так и писали: «Смерть – лучшее, что есть в жизни». Похоже, что это отсюда растут ноги христианской традиции ожидания смерти как начала жизни истинной, загробной. А древний римлянин Тит Лукреций Кар писал: «Оставьте страхи; пока мы живы – нет смерти; придет смерть – не будет нас». Как-то это ловко у него получалось. А Юлий Цезарь писал: «Самое большое счастье для человека – это внезапная смерть». Кстати, ему не повезло с этим счастьем и на его трупе были обнаружены сорок шесть колото-резаных ран, лишь одна из которых оказалась смертельной. Вряд ли смерть от такого потрошилова можно назвать внезапной.
    Да, жил-жил человек, воевал-воевал с галлами, Александра Македонского переплюнул, а умер от руки каких-то шпаков, спасавших Отечество.
    Обидно за Гая Юлия. Но он хоть умер как мужик. А вот так ли бодро умирали те философы, которые учили этому других? А может быть, плюясь в глубине души, думали: «Ну и дурак же я был! Боги, как же я не хочу умирать! Я же ещё совершенно не нафилософствовался!» А потом, наверное, собрали волю в кулак и умерли с улыбкой на лице, зная, что входят в историю и надо потерпеть. А через пару тысяч лет французский мыслитель Монтень так расписывал и превозносил прелести смерти, что было заслушаться. Пока не заболел мочекаменной болезнью. И вот ситуация: угар Средних веков; в родной Франции гугеноты воюют с католиками; сверху поджимает Англия; медицина на нуле; а ты как хочешь, так и лечись.
    Тут вся философия закончилась и началась жизнь, и Монтень написал, на этот раз от чистого сердца, что всё в мире дым и тлен, кроме здоровья.
    Так что со смертью не знаешь, то ли радоваться ей и поторапливать, то ли следить за здоровьем смолоду и носить маску в транспорте и гастрономе, как завещал великий Монтень.
    Хороший писатель Монтень. Он же писал чёрт знает когда, в тысяча пятисотые годы. Но так толково, доходчиво, прямо как вы или я. Все разжевал, всё в тему.
    Не то что книги на старославянском. Почитайте в ютубе – вы мозги сломаете. Практически только с Пушкина стало можно хоть что-то разобрать.
    А «Опыты» Монтеня как будто я или вы написали – всё по полочкам, конкретно, фактически. А ведь Мишель был старинным писателем. О Рабле он писал как о сопляке-авангардисте, примерно как Лев Толстой о Леониде Андрееве. А об огнестрельном оружии, только что появившемся и проходящим испытания при штурме рыцарских замков, отзывался как об идиотской игрушке, не имеющей будущего. «По сравнению, - писал мыслитель Монтень, - со смертоносными катапультами римлян».
    Ну, промахнулся. Герберт Уэллс тоже писал, что как только техника разовьётся, наступит рай земной и закончатся войны. А вышло вон что. «Единственное применение аэропланам, - позже грустно писал Уэллс, - это сбрасывание бомб».
    Вообще, техника всегда шла рука-об-руку со смертью. Конечно и при римлянах с их смертоносными катапультами трупов хватало, но только в двадцатом веке, когда техника развилась как надо, счёт пошел на десятки миллионов.
    Да, скажете вы, так это когда было, сейчас мировых войн почти нет. Оно, конечно, но по крайней мере тогда всё делалось в открытую – взял Гитлер, да и убил пол-Европы. А сейчас всё хитрожопо, с подходцем – запустили вирус и сидят, смотрят, сколько населения останется. Очень хорошо получается со стороны Мирового правительства. Ну и ладно, всё равно ничего не поделаем. Все там будем.
    Тем более, говорят умные люди, что лучшее событие в жизни.

          2020 г.