Ну что с них взять?

– Всё на этой грешной Земле бывает от людей… Всё от них! – подвёл итоги АД (именно так его, почтенного профессора технической кафедры, называли коллеги, студенты и хорошие знакомые). – Всё от них, и хорошее, и плохое. И даже самое плохое, как правило, тоже от них. А жили бы по совести… Хотя это, ясное дело, – утопия! Сам, можно сказать, век живу, многое повидал, и всё равно каждый раз удивляюсь плохим людям. Почему они хотя бы за себя не боятся? Откуда такая сила, чтобы всем противостоять? Откуда такая уверенность? Откуда такая наглость и воля!

АД шумно вздохнул, и со стороны можно было заметить, что в свой вдох он вложил особый смысл. Вложил большое и давно осмысленное им сожаление, что до сих пор на планете не всё для людей устроено по-хорошему (какая же это цивилизация?), не всё сделано по уму, и ему самому не всё происходящее понятно до мелочей.
– Кстати, что же это за слово столь странное – «люди»? – удивился АД, будто встретил его впервые. – Откуда оно в русском языке? По правилам языка надо бы сказать проще – человеки. Один – это человек, много – это человеки! Просто, понятно и, главное, по правилам! Так нет же – перевернули!

АД опять протяжно вздохнул.
– Да! Произносят-то только это странное – люди! – стал он успокаивать себя. – Ладно уж! Пусть будет так, но ослиные уши из этого нерусского исключения всё равно торчат! Неспроста же у этого слова нет единственного числа, хотя оно обязано быть! Неспроста это! Никто же не скажет на отдельного человека людь, а ведь так было бы совершенно правильно! И в таком искусственном перекраивании русского языка против правил чувствуется что-то от черной магии. Видите ли, множественное число есть, а единственное число, ни с того, ни с сего исчезло из языка и считается ошибкой! А со словом человек происходит всё наоборот. Единственное число есть, а множественного не бывает! С чего бы это? Понятное дело, что это противоестественное нововведение вдавлено в приказном порядке и будет иметь самые нехорошие последствия. Ведь затеяно оно лишь потому, что такую гадость Некто считает очень важной. И в этом виден известный подход стравливания: разделяй – и властвуй! Всё ломают через колено! Ломают с болью и с хрустом, чтобы все видели, чтобы все слышали, но боялись возразить! Иначе этому Некто и затевать не стоило! Он же так послушание налаживает! Несогласных выявляет, чтобы их сразу и придушить!
– Постой, постой! – АД по давно выработанной в себе привычке принялся спорить сам собой, разыгрывая диалог по ролям. – Зачем выдумываешь? Кто мог заставить? И каких ещё последствий? Это от изменения против правил одного или нескольких слов? И сразу ужасные последствия? Ты, товарищ, уже погружаешься в мистику!
– Э, нет! – возразил он себе. – Только не я! Ведь не я, а этот Некто грубо нарушил законы языка и заставил всех делать так же! И это происходит отнюдь не в моём воображении! Это сделано в реальности и вполне осмысленно, хотя и против здравого смысла! Некто во всём стремится нам мозги перевернуть. А население опять взяло под козырёк! Ему, такому запуганному и безропотному, можно всё ввернуть! И веру сменить можно, и собственную историю, и календарь, и даже основы государственной власти! Оно всё стерпит! Оно ко всему привыкнет и приспособится, не понимая, что это ведёт к гибели! Но не могли же все промолчать… Не все же в народе превратились в жидкое повидло! Хотя их, видимо, просто задавили, а глупость восторжествовала и прижилась… Сегодня все произносят только это дурацкое слово «люди», но никто не скажет якобы ошибочное «людь» или «человеки»! И вопросов-то ни у кого в связи с коверканием языка не возникает! Разве что у меня, да у маленьких детей, которые интуитивно следуют правилам родной речи!

АД безотчётно перевёл взгляд вдаль, в глубину уже полупрозрачного осеннего парка. Его угасающая красота воспринималась как прощальная, вызывающая острую грусть о лете. АД поёжился от почти реального ощущения нелюбимой им, но приближающейся зимы, и примирительно решил:
– Так, может, и мне не стоит ломать голову? Ведь пустое занятие, ничего не улучшающее ни в моей жизни, ни в жизни этих суетливых людишек. Им-то размышлять вообще не хочется. Даже о собственном будущем! И даже о своем прошлом! А уж мои проблемы им, как они сами твердят, по барабану. А причём здесь барабан? Они и сами не могут объяснить! Глупость это или пристрастие к внешней красивости! Но барабан-то прижился! Впрочем, теперь русский язык и не такое впитывает. Испоганили! И уголовным жаргоном, и иностранными заимствованиями… Это считается круто! А совсем недавно у них всё было клёво! Несчастные! Впрочем, кто-то правильно заметил, что сумасшедшие всегда счастливы… Сказано-то верно, но наши ни с какой стороны не выглядят счастливыми…

АД резко поёжился; он в одно мгновение ощутил продрогшее тело целиком. Холодный ветер явно побеждал его одежду!
– А я-то, дурень, к ним с болячками русского языка… Засмеют! Впрочем, до смеха ли им? Им, стремительно вымирающим, но не замечающим творящегося в отношении них геноцида. И зачем, по их разумению, им думать о вымирании всего народа, если они и сами едва выживают? Своя рубашка, знаете ли… Им бы в одиночку! А коль так, хорошие вы мои, это уже не народ! Это – уже простое население или заселение! Разобщенное, без жилки творчества, часто враждебное самому себе. Да и слово это – население – несёт смысл весьма обидный... Но им же всё по барабану!

АД вдруг вспомнил, как по случаю беседовал с Володиной Антониной Ивановной. Повезло ему тогда. Крайне интересная женщина! Прекрасный, обаятельный, высокообразованный человек. Крупный специалист в области русского языка. Доктор филологии, профессор. До отхода от дел она работала заведующей нашей университетской библиотекой. В общем, не человек, а легенда, о которой все отзываются с придыханием! Жива ли теперь? Она и тогда была в почтенном возрасте.

К моему удивлению, – вспомнил АД, – Антонина Ивановна сама заинтересовалась моей работой. Она проявила к ней искренний интерес, и я, разумеется, от такого внимания к своей особе буквально засиял от самоуважения. Стал, как мальчишка выкладывать ей и одно и другое! А она меня внимательно слушала, согласно покачивала головой или очень естественно удивлялась.

В общем, это меня настолько окрылило, что я рассказал ей о некоторых странностях современных инженерных наук. Она и об этом слушала с безусловным интересом, иногда вставляя своё: «Да что вы говорите!» или «Неужели всё так и есть?»

Ну, я хвост и распушил! Рассказал ей даже о своих странных наблюдениях, будто в современной науке существуют непонятно чем вызванные запреты на некоторые исследования, особенно, на те, которые как раз и способны вызвать мощный прорыв в науке и технике. Причем вопрос о том, верны ли результаты данных исследований или ошибочны, не ставится даже на самых низких уровнях управления наукой, не говоря уже, о самых высоких. И потому у каждого, кто с этим сталкивается, возникает впечатление, будто упираешься в тупую и непреодолимую стену! С тобой подчёркнуто нигде не сотрудничают! Обсуждать что-либо отказываются! В письменном виде материалы не принимают и даже элементарного канцелярского ответа, который обязаны давать на любое обращение, не присылают! Будто ничего и не было, и ты сам в природе не существуешь! В общем, как-то странно всё, вся и все игнорируют! Без объяснений! Туман какой-то!
– Что вы говорите? – Антонина Ивановна простимулировала меня своим удивлением. – А что же конкретно запрещают? Или это всё секретно?
– Я даже не знаю… По крайней мере, мне никто рот не закрывал, но в ту самую стену, непробиваемую, я тоже упирался! А вот австрийца Виктора Шаубергера, к примеру, который предложил сплавлять лес против течения реки, вообще дружно заклевали. Вернее, сначала его технологии ограничено кое-где применяли, и весьма успешно применяли, всем понравилось и восхитило, а потом вдруг всё запретили, а его самого довели до… В общем, обидно это!
– Неужели всё так и есть? – удивилась Антонина Ивановна.
– Знаете, я уж не стану рассказывать о себе, но есть одна очень популярная тема, давно известная и даже официально запрещенная. Запрещенная целым постановлением Академии наук СССР! Может и вы слышали, я имею в виду пресловутый вечный двигатель.
– Да, да! Конечно, слышала!
– Тем постановлением какие-либо рассмотрения научными коллективами и государственными структурами проектов вечных двигателей строго запрещены. Якобы, чтобы не тратить время впустую! Вот эти проекты и отбрасывают в сторону, как нечто дурно пахнущее. Разумеется, и прием заявок на изобретения тоже запрещён! И это притом, что множество таких двигателей действительно работают! Работают вечно! По крайней мере, при жизни их изобретателей не останавливаются!
– Неужели всё так и есть? – подлила масла в мой огонь Антонина Ивановна.
– Да, да! Именно так! Вот только у всех изобретателей после того, как они со своими изобретениями выходили из тени, начинались огромные проблемы. С того времени все они, так или иначе, оказывались изгоями. Все они бесполезно бились о ту самую стену, наживая себе неприятности, все становились очень нервными, бушующими борцами за справедливость во имя науки и родины и заканчивали свои дни в какой-нибудь психушке, если не погибали самым нелепым образом… Знаете ли, то случайный кирпич с крыши… То под поезд…
– Что вы говорите? Но почему же всё так неумно?
– Дело в том, что открытие Шаубергера и любые вечные двигатели вообще, противоречат основам термодинамики. В соответствии с этими основами никакие двигатели работать вечно не могут! Я тоже с этим согласен! Никакие машины не могут работать без подвода энергии извне. Энергии в любом виде – бензин это, тепло, элементарная механическая раскрутка или ядерное топливо! Ведь даже самый идеальный двигатель когда-то остановится, израсходовав весь запас энергии. А этот запас непременно закончится! Хотя бы из-за наличия трения или даже самого незначительного сопротивления воздуха. В общем, термодинамика и вечно работающая машина существовать одновременно не могут! Они друг друга не выносят!
– Это и мне понятно! – подтвердила Антонина Ивановна.
– Да! Беда лишь в том, что не всякая машина этого знает, и потому некоторые работают вечно! И тут уж возможно только одно из двух, либо неверна термодинамическая теория, либо существует-таки необнаруженный никем подвод энергии извне! Вообще-то, хорошо бы этот непонятный нам способ обуздать и поставить его на службу отечественной экономике! Представляете? Бесплатная энергия ниоткуда! Но не разрешают даже мечтать! Ведь тогда получится, что именно термодинамическая теория не верна!
– Но неужели вечные двигатели действительно работают?
– Ну, да! Я и сам это видел! Только официально их создателей считают неотёсанными прохвостами от науки. Однако проблема заключается даже не в том, почему вечный двигатель всё-таки работает! Проблема в том, почему науке не разрешают разобраться с явным противоречием теории и практики? Но ведь не разрешают! Нельзя – и всё! А если рискнуть без разрешения, так страшно даже подумать, что случится с нарушителем! Но как же так? Наука для того и существует, чтобы в интересах людей изучать неизведанное, а ей бьют по голове – нельзя, и точка! И чего они боятся?
– Кто боится? – почему-то поспешно уточнила Антонина Ивановна.
– Да те самые, которые и запрещает! Те, кто управляют мировой наукой и не только ею! Ведь они и построили непреодолимую для науки стену…
– Вы действительно так считаете? Думаете, что все официальные органы управления являются лишь ширмой для тех, кто имеет реальную власть и нам не виден? – вдруг переспросила Антонина Ивановна.
– В общем-то, я этого не говорил! – ретировался я. – Но так вполне может быть!
И в тот момент во мне зародилось очень странное, ничем, казалось бы, не обоснованное подозрение, будто интерес Антонины Ивановны очень уж какой-то специфический. Можно сказать, неожиданный интерес; его, на мой взгляд, быть у нее не могло. Я же ей не о любимой филологии рассказывал. Зачем ей мои безнадёжные загадки! А она не просто их слушала, я это сам заметил, она их прямо-таки впитывала, явно поддерживая наш разговор. Но я, надо же себя похвалить, всё-таки сумел остановиться, можно сказать, на полном скаку:
– Вы извините меня, Антонина Ивановна. Я своими загадками могу любому голову заморочить!
– Ну, что вы, что вы! Мне очень интересно, хотя в ваших делах я ничего не понимаю! – созналась она.
– Да вам это и не нужно! Зато у меня есть вопросик прямо-таки по вашей компетенции! – подлизался я.
– Любопытно… Чем смогу – тем и помогу! – с улыбкой отозвалась она.
– Понимаете ли, – начал я, постепенно врастая в тему. – Есть в русском языке два странных слова, которые для нашего народа в некотором смысле являются основополагающими… Без понятий, которые они подразумевают, нам просто ничего в жизни не объяснить!
– Прямо-таки заинтриговали! – Антонина Ивановна превратилась в исключительное внимание. – Что же это за слова такие?
– Только не смейтесь! По крайней мере, сделайте паузу для того, чтобы лучше меня понять! – попросил я.
– Пожалейте же меня! Не тяните резину! – засмеялась Антонина Ивановна.
– И всё же, вы постарайтесь не смеяться. Ведь эти два слова всем хорошо известны! Это – мужчина и женщина.

Антонина Ивановна не засмеялась – она просто на время потеряла дар речи, глядя на меня с парализовавшим ее удивлением и ничего не отвечая. Наконец, она что-то сообразила:
– Удивили! Не скрою! Но почему вы так решили? Ведь самые обычные слова…
– Антонина Ивановна! Какие уж обычные? Они же основополагающие! Всё в жизни начинается с мужчины и женщины! А вы разве сами никогда не удивлялись тому, насколько странно они звучат? Так почему же для основы жизни придумали такие отвратительные слова! Эти «жч», «жщ», «м и жо»… Они же крайне не благозвучны! И звучат как-то презрительно и ругательно! А уж если вспомнить другие ассоциации… Как вам нравится то, что слово женщина оказалось в одном ряду с такими отвратительными словами как барщина, поденщина, поножовщина… Разве они несут в себе нечто прекрасное? Разве они передают красоту, восхищение, нежность к любимой? Вы согласны со мной? Они же одним своим звучанием угрожают! Можно сказать, наводят ужас…

Ответа от специалиста русского языка почему-то не последовало.
Собеседница стала смотреть мимо меня ничего не выражающим взглядом и молчать. Что это было – ступор? Но с чего бы это? При ее-то интеллекте? А не запрет ли у нее включился? Неужели, в самом деле, кем-то установлен запрет на обсуждение и этой безобидной, как мне казалось, темы? Людь, человеки, мужчина, женщина… Ведь и эти слова и эти понятия между собой тесно связаны единым смыслом! Они же все о нас, о людях! Может, все эти слова когда-то умышленно и коверкали-то, а ей это, как специалисту, известно. Может такое быть?

Продолжив разговор, я решил это выяснить:
– А слово мужчина? Антонина Ивановна! Вы только вслушайтесь! Оно же настолько не по-нашему звучит, что я вообще стараюсь его не употреблять. Ко всему прочему, если учесть морфологию этого слова, то оно еще и женского рода оказалось, будто в насмешку над всеми русскими мужиками! У него же будто специально окончание на «а»! И вас это не смущает? А мне сдаётся, будто нас, мужиков, даже родным языком как-то лепят или калечат!

Антонина Ивановна снова промолчала, но при этом она глядела в сторону уже без всякого интереса, будто разговор со мной давно окончен.
И тогда меня осенило – да, конечно же, я упёрся в ту самую стену, о которой ей и рассказал! А она силится мне внушить, будто никакой стены не было, и нет! Это лишь мои глюки! Мол, уймитесь! Всё хорошо, прекрасная маркиза! Всё хорошо!

И всё же я чего-то не понимаю… Неужели Антонина Ивановна могла оказаться среди них? Среди тех, кто строит против нас непреодолимые стены. Почти невозможно! Их представители – и замаскировались среди нас? Между простыми смертными? Немыслимо! Пусть даже так, но она-то им зачем понадобилась? Неужели других не нашлось? Могли бы из своих кого-то привлечь! Вот если она – агент влияния! А что? Очень даже может быть! Очень удобно! Специалист из самой что ни есть родной нам языковой среды! Идеальная приманка! Шпионит, мозги переворачивает, хотя никто об этом не догадывается! Даже мне это кажется бредом. Милая женщина.

– В таком случае вопрос снимается! – я с усмешкой поспешил закончить разговор, догадавшись, что искреннего ответа всё равно не будет, извинился, мол, дела не ждут, и отошёл в сторону с чувством недоумения.
В общем, я так и не разобрался в сути ее интереса к запретным темам и к реакции на мой простецкий вопрос, потому все свои вопросы оставил до лучших времён.

Между тем, первые капельки дождя стали разрисовывать асфальт круглыми темными пятнышками. АД с охотничьим азартом следил за их мельтешением, ожидая новых блямб и там и тут, но они всякий раз не оправдывали его ожиданий.
Зато очередная капля шлёпнула АД по носу и щекотно скатилась по губе. И всё же уходить домой, даже под спасительную крышу и поближе к дивану, пока не хотелось: может, ещё обойдется. И он продолжил домысливать свою проблему.
– А почему вдруг геноцид? Впрочем, ты, как я уже заметил, обожаешь устрашающие словечки! – опять заспорил АД, наступая на предполагаемого оппонента.
– Так, воздействуют же… Они воздействуют, а мы вымираем… Коэффициент замещения населения в последнее время упал, говорят, ниже одной целой и сорока сотых…
– И как такую арифметику понимать? Впрочем, всякое мы на своём веку перевидали! И ничего – живем пока!
– Как понимать эту арифметику, спрашиваешь? А так, что очень скоро вместо каждых двух пар гипотетических супругов в нашей стране в наличии останется менее одного молодого человека. Вот как это надо понимать! Вместо четырёх останется один!
– Ну, ты и выдал! Это как же они должны постараться, твои семейные пары, четыре взрослых человека, чтобы вырастить менее одного ребёнка? Инвалида они произведут, что ли? Без головы или без чего иного, тоже достаточно важного? Ну, и уморил ты меня своим чёрным юморком! Менее одного… Сейчас придумал, или как?

АД вдруг перестал спорить. Видимо, догадался, что влетел в логический тупик. Влетел, как в безвыходную ловушку.
Странно! Он же давно знал, что истина в спорах не рождается. Это лишь весьма прилипчивый, весьма распространенный, но всё же миф, сильно искажающий реальность. В спорах чаще побеждает не истина, а чей-то авторитет, должностное превосходство или наглая нахрапистость, а то и умение ловко высмеять оппонента, выставив его несостоятельным… Да, мало ли что побеждает, но уж не истина! Ей обычно в первую очередь и не везёт! Потому и в этом споре с самим собой ничего не вышло. Не убедил! Не доказал! Не склонил на свою сторону!

– Надо же! – еще долго удивлялся АД. – Ведь демография у нас самая ужасная! Неуклонно вымираем! Сколько нас вообще осталось? Как узнать истину? Сведущие люди сказывают, будто миллионов шестьдесят. Если бы не таджики, казахи и прочие, так сказать, понаехавшие, совсем бы шиш остался. А всё потому, что наши девушки исправно не рожают, в браки не вступают! Но никто же не усматривает в этом беды, а самые правильные доводы и душераздирающие призывы тех, кто понимает остроту ситуации, тонут в песке! Впрочем, у нас и об этом лихо врут, совсем как в Китае. Там государство уже полвека душит рождаемость. Второго ребенка в семье лишают чуть ли не всех человеческих прав, даже в школу не пускают, родители за него платят налог в размере пяти годовых доходов, откуда только деньги такие, а население якобы всё рожает и рожает! Можно подумать, будто китайцы своими детьми мстят властям, но в действительности-то просто все врут. Врут, будто при таких драконовских мерах китаянки рожают и рожают! Конечно, врут! И верить китайцам можно не больше, чем нашей статистике. Потому население Китая значительно меньше того, которое они заявляют, запугивая всех своим несметным количеством.

Дождик то затихал, то снова моросил, постепенно зачерняя весь асфальт, и всё же оставался терпимым, потому и АД со скамейки не поднимался. Ему было жаль неразрешённой проблемы. Оно и понятно, стоило бы подняться, как внимание переключилось бы на нечто иное, важный спор бы утух, да ведь вопросы всё равно бы остались. Много вопросов!

Как же так? – сокрушался АД. – Даже в труднейшие времена русские женщины рожали по десять и даже по двадцать детей. Всё у них получалось! Тот же Дмитрий Менделеев в своей семье стал семнадцатым ребёнком. Конечно, не всем младенцам везло одинаково. Детская смертность была высокой, прежде всего, из-за игнорирования акушерками требований к стерильности родов… Но выжившие жили долго. Жили, поднимая и укрепляя не только себя, но и свою страну.

Зато в последнее время всё опрокинулось вверх дном! Нынешним женщинам дети не нужны! Они мешают устраивать личную жизнь! Малыши на наших улицах, те, которые ещё в колясках или уже сами с удовольствием их толкают впереди себя, стали в диковинку! Даже непобедимый, казалось бы, материнский инстинкт и тот спасовал, если женщины теперь вполне удовлетворяются одним, максимум двумя малышами.
Но их противоестественное поведение – это же не причина! Это всего лишь ужасное следствие чего-то сильно действующего и мне пока не совсем понятного. Вот его и следует вытянуть на суд божий! – решил АД.

Всяческих причин я могу назвать множество. Например, резкое изменение образа жизни современных женщин. Они же вечно спешат и всюду не успевают. У них напряженная работа весь день, а потом магазины, бесконечное домашнее хозяйство и ставшие почти обязательными для каждой, озабоченной своей фигурой, физические тренировки в спортзалах… А сколько времени занимают процедуры по видоизменению своей внешности, прежде чем выйти из дома – час, два или больше? А сутки остались такими же, как сто лет назад. В них втиснуться бывает сложно и без детей! А если на шее ребёнок? Да не один! Поднять, умыть, одеть, накормить, отвести, а скорее всего, даже отвезти в детсад или в школу… А потом забрать и всё начать сначала… А если уже школьники, так с ними и заботы иные, хотя и детки они, вроде бы уже не малые! Но требуют еще больше внимания, времени, нервов и сил. Ох, уж эти акселераты! А всё вместе взятое, оно отнимает главную часть столь короткой жизни. И огромную часть молодости, которой хочется всего и бесконечно много, а в реальности достаётся жалкий пшик! Иногда обидно становится до слёз! Жизнь проходит, а в Турции еще не была!
А если без детей, без неумолимых спиногрызов, так удалось бы значительно больше! Можно было бы и для себя пожить, и фигуру сохранить, и нервы…

Но как же когда-то всё получалось? Неужели в давние времена женщинам хотелось много меньшего, или они сами были иными?
В этом месте легко запутаться и утонуть, поскольку сказать можно и да, и нет! Абсолютно ясно, что, покопавшись в конкретных примерах, можно утверждать и то, и другое. Но ведь примерами и фактами доказать ничего нельзя, поскольку их всегда можно подобрать весьма лукаво, не замечая тех, которые не вписываются в собственные представления.

Так, может, ответы поискать в истории?
Можно, конечно! Только ведь и это занятие – пустое! Действительно, что я о столь неинтересном для меня когда-то историческом вопросе вспомню наверняка? Только то, что происходило на моих глазах? Так это же – крохи! Но и их можно истолковать как угодно! Известное дело, памяти, и тем более детской, доверять нельзя. По крайней мере, не больше, чем официальной истории со всеми ее тенденциозными исследованиями прошлого и со всеми ее политизированными открытиями, так называемых учёных… Это тех подневольных и несчастных людишек, которым сверху рекомендовано «открывать» нечто, а другое нечто «открывать» категорически не рекомендовано! В противном случае – анафема! Не защититься! Не опубликоваться! Не устроиться! В общем, от научного сообщества истины не дождёшься! Мне ли об этом не знать!

Но ведь в каком-нибудь далеком-далёком веке женщины делились, по крайней мере, на весьма имущих и остальных. Имущих, надо полагать, бытовые мелочи не заботили, да и собственные дети жизнь им вряд ли портили. Они рожали и забывали о детях, даже не вскармливая их… Однако, как бы там ни было, но имущие погоды не делали, поскольку составляли жалкое меньшинство от неимущих, у которых жизнь была принципиально иной. Разве не так?

Я вспоминаю свою бабушку Анастасию, рожденную в 1912 году и прожившую девяносто семь лет. Мне по случаю приходилось держать в собственных руках ее медаль «Мать-героиня».
Анастасия родила и вырастила всего-то семь детей. Не слишком много по тогдашним меркам, хотя у ее матери Дарьи было больше – двенадцать детей. И мне кажется, что одна из причин вымирания нашего народа может быть разгадана как раз на примере судеб этих двух женщин; по крайней мере, предварительно.

В общем, суть моей гипотезы состоит в том, что моя прабабушка Дарья свой детородный век прожила в селе, а бабушка Анастасия лишь первых двух детей родила там же, а уж потом она перебралась в Одессу, в большой, шумный и достаточно организованный в бытовом плане город. В нём-то со временем у нее появились остальные пять детей. Но их могло быть и больше, если бы не город! В нём рождаемость всегда меньше, поскольку резко меняются обстоятельства повседневной жизни, и они не способствуют рождению детей.
У детей моей бабушки Анастасии, первоначально вместе с ней оказавшихся в городе, тоже были свои дети, но уже не более двух. В том числе, и у моей мамы – только я и моя младшая сестра. Честно говоря, я стал не первым. Ребёнок до меня умер при рождении ввиду сильнейшего истощения моей мамы во время оккупации Одессы (1941-1944).

Впрочем, я признаю, что мой подход к решению этой задачи слишком упрощён и бессистемен. Конечно! Ведь на количество детей даже двух женщин, взятых мной для примера из прежних времён, повлияли очень многие и противоречивые факторы, которые я не раскрыл. Это так!

А что я могу о них знать? Почти всё, известное мне о молодых годах моей бабушки и прабабушки, я почерпнул из рассказов своей матери, а также от бабушки и прабабушки, ибо с детства любил слушать их редкие воспоминания о прежней жизни.
Так, может, для начала следует оценить хотя бы влияние известных мне факторов?
Попытаюсь их выудить, покопавшись в судьбах родных мне по крови женщин, но всё же относящихся к эпохе, достаточно далёкой от нас.

Моей прабабушке Дарье повезло родиться в марте 1875 года, родиться в крестьянской, но достаточно зажиточной семье (земляки считали ее даже богатой) и прожить долгих 96 лет. Так уж вышло, что о многочисленных братьях и сестрах Дарьи, у которых тоже были свои дети, и их я вполне мог бы узнать лично, я ничего конкретного не знаю. Помню лишь впечатливший меня эпизод, рассказанный мне моей бабушкой Анастасией и почерпнутый ею, скорее всего, от ее же матери Дарьи, видевшей рассказанное еще девочкой.

Так вот. Одного из маленьких братьев Дарьи однажды лягнула лошадь. Сильный удар пришёлся по голове. Малыш лежал в крови без сознания, однако отец Даши Филипп не позволял матери и никому из семьи подходить к умирающему ребёнку.
Не собирался Филипп и сам везти малыша к лекарю в соседнее село. Свою бесчеловечную позицию он оправдывал страдой, то есть очень напряженным для крестьян сезоном, от результатов которого самым серьёзным образом зависит возможность семьи прожить следующий год. Не зря говорили, что один день страды весь год кормит!

Потому-то, по мнению отца, никто из семьи, независимо от возраста и пола, не имел права отвлекаться ни на что, кроме уборки урожая! Тем более, недопустимо было отрываться от дел самому главе семейства, да еще использовать не по назначению лошадь. «Мальчишку спасём, а к весне все, как есть, от голода загнёмся! Не повезло ему, так нечего на него глазеть! Всем работать!»
Отец был крут в достижении своих целей. Перечить ему даже в столь страшном случае никто не посмел. Мальчик умирал.

Но правильно ли мне распространять такое поведение Филиппа на всех родителей?
Конечно, нет! И всё же должно быть ясно, что не так давно, всего сто-двести лет назад, отношение к детям в массе своей было не таким уж трепетным, каким оно стало нынче. Об этом свидетельствуют исторические поиски некоторых уважаемых мною блогеров, например, Аиспика или Чукланова. Главным для выживания большой семьи было сохранение ее материальной основы и количества рабочих рук. Без этого от голода погибали бы все, ибо крестьянский труд был физически очень тяжелым, малопроизводительным, да и отнимал почти все время, за исключением, пожалуй, зимнего. Но и зимой работа находилась – мужчины уходили на лесоразработки, а женщины ткали, вязали, шили.

Впрочем, и тогда отношение к детям не всегда было бездушным, но для ласк и забав с детьми у родителей просто не было времени. Но ведь и сегодня вполне можно выявить бездушных матерей. Вот и в квартире подо мной проживает такая мамаша. Там много раз на дню жалобно плачет обиженная девочка. И я ее знаю – спокойная, послушная и молчаливая кроха до четырёх лет с понимающими всё глазами…
Когда я слышу, как на нее, словно разъяренная торговка, набрасывается ее же молодая мамаша, у меня щемит сердце. Бедная малышка! Ясно же, что несчастная мать отыгрывается на ней за свои несбывшиеся надежды.
Но когда эта молодуха кричит на своего сына, который, пожалуй, всего на год старше своей сестренки, тот дает ей мощный отпор. Мне слышно, как он уверенно и наступательно кричит на мать ее же бранными словами, видимо, и притоптывает при этом угрожающе, потому как она, отступая, замолкает, зато через минуту набрасывается на дочь.

В общем, мне давно ясно, что эта молодая женщина ненавидит своих детей, но разве мне допустимо вмешиваться? И разве я своим вмешательством смогу изменить ее отношение к своим детям?
Конечно же, я не смогу этого сделать, но я и пытаться не стану, что для меня весьма принципиально. Это я к тому, что на современном Западе большинство соседей на моём месте позвонили бы в ювенальную полицию. Во благо детей! Их уже к этому давно приучили, перевернув представление о добре и зле.
Ну, а самих детишек для восстановления «справедливости» в отношении их же отобрали бы у матери (она сейчас без мужа) и отдали бы в «семью» к «голубым» на воспитание. Об остальном и говорить не буду.

Кстати, подобная практика в США продолжается уже многие десятки лет. Правда, там детей всегда отбирали и передавали в рабство в далёкие фермерские хозяйства. Оно и понятно! Как же не помочь рабочими руками своему сельскому производителю! В общем, замечательная страна! Справедливая, демократичная!

А сейчас я считаю важным осветить некоторые последствия для Константина и его отца, открывшиеся мне значительно позже.
Отец семейства, тот самый Филипп, уже многое в своей нелёгкой жизни хлебнувший, более всего на свете боялся голодной смерти. И ведь как в воду глядел. Примерно в тридцатом году, уже при советской власти и коллективизации сельского хозяйства, из-за неурожаев и изощренного вредительства со стороны кулачества в СССР случился-таки сильнейший голод. А богатая некогда семья Филиппа к тому времени уже оказалась нищей, поскольку ее несколько лет назад раскулачили.

Раскулачили Филиппа, надо сказать, незаконно, поскольку он кулаком никогда и не был. Кулаками считались лишь те сельские хозяева, которые использовали в своих интересах труд наёмных работников, то есть сельские капиталисты. Филипп же был настолько прижимист, что всегда опирался только на труд своей семьи, лишь бы никому не платить на сторону. Это было чистейшей правдой, но в ту кампанию правда никого не интересовала. Как говорится, лес рубят – щепки летят.

В общем, у давно и хронически недоедавшего Филиппа однажды совсем отказали ноги, он и домой-то с работы добраться не смог. А потом стало и того хуже – случился тяжелый удар, в результате которого Филипп долго бредил и в итоге умер. Причем умер-то он фактически от голода, против которого всю жизнь старался застраховать свою семью.

Надо же! Он всегда запасал только продовольствие, приходя в ярость, если жена покупала, как он говорил, какие-то бесполезные тряпки. И надо признать, что упорным трудом своей большой семьи он всё же достиг полного благополучия и независимости! А умер-то всё равно от голода. Его неумолимая судьбина, которой он всегда боялся, всё же одолела его в их долгой и упорной тяжбе!

Надо сказать, что в селах ежедневно голодной смертью умирали многие. Так было, но нищие люди хоронить родственников по заведенным обычаям часто были не в состоянии. Потому захоронение и в селе Филиппа было поручено нескольким молодым сельчанам, которых спустя десятилетия моя бабушка в своих рассказах почему-то называла комсомольцами.

Похоронить Филиппа как полагалось, в отдельной могиле и в гробу, о чём умоляла комсомольцев его жена, не смогли по другой причине – это не позволили комсомольцы. По словам моей бабушки, они грубо скинули покойника в общую яму, ежедневно ими заготавливаемую, и, глумясь над некогда богатым, а теперь беззащитным Филиппом, воткнули ему в губы дымящуюся цигарку.
Было же время… Были и соответствующие ему люди…

Но вернусь к Константину, когда-то оставленному всей своей семьёй на погибель. Он всё-таки выжил, хотя и стал инвалидом. В тот страшный для него день, едва стемнело, окровавленного мальчика, в ранах которого уже завелись черви, таясь, забрали к себе сердобольные и тоже многодетные соседи. Забрали и выходили.
А когда Константин слегка окреп, он украдкой, опасаясь гнева собственного родителя, вернулся в свою семью. Отец против этого уже не возражал, но с презрением заметил: «Конюхом тебе, видно, уже не бывать, кони тебя не любят, а чтобы хлеб напрасно не ел, будешь в поле работать! – и добавил, невзирая на ограниченные возможности сына. – Наравне со всеми!»

Позже Константин стал первым в их селе коммунистом и даже устанавливал в нем советскую власть. А в Отечественную войну он, инвалид, безусловно негодный для военной службы, открыл при оккупантах свой хлебный магазин, да еще в самом центре Одессы.

Уже после войны выяснилось, что Константин действовал как коммунист по заданию Одесского обкома партии, тайно снабжая разведывательной информацией и хлебом подпольщиков, наносивших диверсионные удары по оккупантам из катакомб.
10 апреля 1944 года Одесса была освобождена 3-м Украинским фронтом под командованием генерала армии Родиона Яковлевича Малиновского, коренного одессита. А накануне родной брат Константина, три года усердно служивший оккупантам и догадывавшийся о роли Константина в связи с партизанами, поспешно заскочил в его жилище и, чтобы не убивать, с помощью своих подельников плашмя вышвырнул Константина со второго этажа. Потом изменники удрали из Одессы вместе с драпавшими из нее немцами и румынами, а Константин опять как-то выжил, но долго и тяжело болел.

Я в возрасте трех или четырёх лет ещё застал его живым, но мне почему-то запомнился только перочинный ножик, которым мой дядя Костя выстрогал для меня красивую тросточку, затейливым узором снимая с нее кору, да его чудовищно большие, прямо-таки клоунские ботинки. Через несколько лет, когда я поделился своими детскими впечатлениями с бабушкой Анастасией, она подтвердила, что ее брат действительно обладал сорок шестым или даже сорок седьмым размером обуви.

И это всё, что осталось в моей памяти от Константина, умершего от многочисленных ран и болезней в середине пятидесятых годов. А ведь судьба ему выпала весьма неординарная, и очень обидно почти ничего о ней не знать! В общем, мне жаль этого человека! Он мог бы жить долго, но тогда мужчины обычно жили значительно меньше женщин. Почти всегда. Разве что у богатых жизнь текла по-своему.

Впрочем, я помню еще кое-что, касающееся Константина и женских судеб, в частности, историю жизни его сестры Оксаны.
Бабушка мне как-то рассказывала, что Константин обожал возиться с малышами. Но особенно он любил Оксану, которая была много младше его. Оксане очень нравилось ездить на плечах брата, а он ей никогда в этом не отказывал, бегал с ней быстро, тормозил или разворачивался резко, всё старался напугать неожиданными движениями, но девочка лишь смеялась, представляя себя на своенравной лошадке.

Но однажды она всё же упала… Упала прямо с плеч брата. Правда, тогда ничего страшного, как будто, не случилось, а испуг и беспокойство у всех быстро прошли.
Потом девочка подросла, и у нее неожиданно для всех открылись удивительные способности к рисованию. И это занятие ей тоже очень нравилось. Она рисовала везде и всюду, на всём подряд, что попадалось под руку – мелом, карандашом, пальцем в глине или на песке! Особенно ей нравилось рисовать портреты, и делала она это с удивительным мастерством. Ее портреты Сталина и Ленина, разумеется, скопированные с тех, которые она видела на стенах, вообще восхищали всех до слёз. Вроде бы выводила только общие контуры, вроде всё делала играючи, но ведь фантастически похожи!

Последствия того падения проявились позже. Уже через многие годы Оксана всё чаще стала вести себя странно, подолгу ни на что не реагируя. Она всюду бродила как лунатик, а ее руки в это время жили самостоятельной жизнью. В таких состояниях растормошить девочку не удавалось. Из-за этого несколько раз она оказывалась на грани гибели, потому в возрасте пятнадцати лет ее забрали в психиатрическую лечебницу. Случилось это еще до войны. Все родичи надеялись на медицинскую помощь, но кто знает, лечили ли тогда Оксану?

Уж не представляю, как такое стало возможным, когда убивали людей легко и просто десятками, но пациенты той лечебницы всё же выжили во время оккупации, а потом, через много лет после войны, моя мама посещала Оксану, которая когда-то, несмотря на большую разницу в возрасте, была ее любимой старшей подругой. Увы, Оксана никого не узнавала, даже своих врачей. Так она и прожила почти полвека в той самой больнице, а когда умерла, то родственников известили об этом с большим опозданием, видимо, по опыту не надеясь, что кто-то из них приедет. И это действительно было не критично, ибо пациентов хоронили силами больницы и за государственный счёт.

Вот такая судьба сложилась у одной из сестёр моей бабушки. Получилось так, что и Оксана не выполнила свою материнскую миссию, возложенную на нее природой. Разумеется, такое во все времена случалось и со многими женщинами, но в нашей семье за нее сполна отработали другие родные сёстры.

После продолжительного отступления от темы, молнией промелькнувшего в памяти АД, он вернулся к прежнему вопросу.
«И что же из моего исторического экскурса следует? – задал он себе задачу. – Да, прежде всего, то, что в давние времена родители со своими детьми не особенно-то нянчились, не пасли их, не миндальничали и заставляли работать чуть ли не как взрослых, тем не менее, таких помощников в каждой семье оказывалось много, и их рабочие руки никогда не были лишними! Народ увеличивался в своей численности, набирая силу».

Это точно! И у каждого ребёнка были свои и совсем не детские заботы. Например, моя мама Люба, которая стала старшим ребёнком у своей матери Анастасии, с пяти лет взяла на себя все заботы об остальных детях, как говорится, от и до. Потому они ее и в дальнейшем, уже сами имевшие детей, считали своей матерью, обязанной за всеми следить и обо всех заботиться. В общем-то, так и было. А настоящая мать с детьми почти не занималась, у нее были свои большие заботы. Допустим, как я это себе представляю, с многочисленным домашним скотом или приготовлением пищи на всё их большое семейство. Уж не знаю наверняка.

Вот и выходило так, что в сельских условиях детей не «пасли» (в береженый глаз и попадает соринка, говорила мне бабушка), но они всегда оказывались под присмотром, да и в безопасности – ведь все в селе знакомые, – даже если убегали на речку или в лес.

Но в городе так не получалось. Мать в одном месте работает, отец в другом, а дети – кто где. В городе с энного этажа вниз уже не крикнешь, нагоняй не дашь, на обед не позовешь… Да и область пребывания детей значительно расширилась. Кто-то сам гуляет, неизвестно где, если не совсем уж кроха, кто-то в школе, кто-то на тренировке или в кино. Ведь в городе совсем мало общих семейных забот, ни огорода за домом, где всем приходится трудиться от зари до зари, ни коровы в хлеву, ни своенравных гусей, которых положено выгуливать, а потом загонять обратно.
Всё в городе иначе! Вот на это уважительное Всё женщины и среагировали снижением рождаемости. Да у них и самих теперь изменились и жизненные цели, и обязанности, и места их деятельности. Теперь им стало не до детей!

Кстати, похожая ситуация в «одноэтажной Америке» подтверждает мою версию. Раньше в той самой Америке при пяти детях семья не то чтобы многодетной не считалась, она даже полной не считалась. Но подобное семейное благополучие в Штатах сохранялось лишь в относительно маленьких тихих городках или в окрестностях огромных городов, но только там, где в одноэтажных коттеджах любил проживать благополучный средний класс, воспитывая десяток своих детишек. Зато в самом городе, если приходилось в нём поселяться, и у тех же американцев количество детей резко уменьшалось. По тем же причинам, видимо, что и у нас.

Однажды мне на глаза попалось удивительное исследование, которое поначалу я посчитал весьма забавным. В нем выявлялась достаточно жесткая зависимость деторождения от этажа проживания. Чем выше этаж – тем реже на нём появляются дети. Казалось бы, какая связь, а вот же – имеется! И теперь мне эта зависимость уже не кажется надуманной. Она действительно существует.

В частности, я и сам это наблюдал.
В советском Туркменистане, который я когда-то неплохо изучил, в сельских туркменских семьях детей было не сосчитать. Почти в каждой больше десяти. Причем, как правило, это были мальчики, поскольку по традиции они составляли особую гордость отцов (девочки сразу после рождения обычно болели и умирали, но это уже другая тема). Но после обретения некогда советским Туркменистаном, так называемой независимости, русские, ранее проживавшие и работавшие преимущественно в туркменских городах, стали в массовом порядке уезжать, а на их место прибывали туркмены, до этого работавшие в аулах хлопкоробами. И в городе рождаемость в туркменских семьях сразу рухнула! Как говорится, что и следовало доказать!

И что же у меня вышло? Вышло так, будто именно большие города виноваты в том, что женщины перестали рожать! Красиво вышло – виноваты города!
Вышло-то, вышло, но я и сам не очень-то верю тому, к чему привели меня мои же умозаключения. Мне всё равно кажется, будто выявленная причина (проживание большинства населения в благоустроенных городах), конечно же, очень важна, но она не единственная, а, может, и не самая главная.

В той же Африке женщины по-прежнему рожают по двадцать детей не потому же, что они живут не в больших городах? Разумеется, нет! Их поведение определяется чем-то другим. И, скорее всего, чрезвычайно низким уровнем жизни. Такой вывод лежит на поверхности. И всё же трудно поверить, что улучшение жизни населения приводит не к бурному его росту, а, как раз, наоборот, к вырождению. В общем, это же настоящая загадка!

Но, допустим, что ты прав! – стал активизировать себя АД. – Так давай же! Шевели мозгами! Или они совсем замёрзли? Но на печи охота лишь спать, а не мыслить!
Если и далее выяснять, почему женщины не рожают, как прежде, то пусть меня отчаянно ругают, но мне сдается так! Именно семья в нашей стране, как некий социально-общественный продукт, оказалась в самой большой опасности. Да, да! Именно она чувствует себя угнетённой, потому женщины и боятся дополнительных трудностей, которых им не избежать с появлением новых детей. В сельской местности дополнительные дети всегда становились и дополнительными рабочими руками, помогали семье выживать, делая хоть что-то, а в городе они стали не помощниками, а обузой.

А ведь семью действительно, не демонстрируя этого, зажимают и душат со всех сторон и всеми способами! Душили, душат и, видимо, стараются задушить окончательно!
Причем душили ее даже в советское время, хотя официальная политика, вроде бы, направлялась только на укрепление семьи. Однако трибунные заявления часто расходились с делами. Например, с абортами боролись только лозунгами и призывами, а деторождение явно не стимулировали всерьёз! Не стимулировали так, чтобы женщины и в городе хотели иметь большую семью.
Всё было бы наоборот, если бы в правильном направлении действительно работали, а не делали вид, будто работают!

Но и это не всё, что мешало рожать. Мужчин-то, а это важнейший во всех отношениях стержень любой семьи, всюду спаивали. И еще как спаивали! Целая индустрия в стране на это работала, якобы поддерживая социалистическую экономику.
Незаметно, но эффективно (стоимость спирта минимальна, а в сильно разбавленном виде его продавали в сотни раз дороже – завидная рентабельность!), эта индустрия всех подталкивала к бутылке! Всё полагалось отметить, всё полагалось обмыть! А уж праздники! А юбилеи! А свадьбы! А санатории и дома отдыха! А сеть ресторанов и забегаловок…

Всё в стране гремело и трещало! И какая в итоге от той водки выходила рентабельность, если мужикам после пьянки несколько дней не до работы, а в семьях, где пропиты последние до зарплаты деньги, гудят пьяные скандалы…
Рожайте, милые женщины! Всё для вас! Всё для этого!
Страна до того спилась, что непьющие мужики выставлялись своим окружением белыми воронами, то есть людьми якобы ущербными, не такими как остальные! Но кто же в действительности был ущербным – стойкие одиночки, понимавшие степень алкогольного зла, или почти все остальные, включая и женщин, которые очень любили праздничные застолья.
А в Германии, между прочим, неумеренное потребление пива сгубило очень многих тамошних мужиков. Они постепенно превращались в животастых трутней в затертых до умопомрачения кожаных шортах. Таких мужиков и женщины переставали интересовать.
В общем, пиво, как и водка, – это сила! Мощная разрушительная сила, подрубающая любой народ!

А чего стоят в вопросах рождения детей квартирные проблемы. Те проблемы, которые, кстати, весьма плоховато решались государством! А ведь что для семьи может быть важнее своего уголка! Но чуть ли ни у всех молодых семей это оставалось мечтой. Даже в том случае, если они жили у родителей, вроде бы и не на улице! Но перспективы получения хотя бы однокомнатной отдельной маломерки для большинства молодых родителей были столь же призрачными, как и провозглашённый партией коммунизм!

В садик ребенка устроить многим тоже не удавалось, когда в этом появлялась необходимость. Значит, приходилось матерям или не работать или бросать работу, или разрываться каким-то образом, надрываться, выкручиваться, платить налево и направо наёмным няням. Платить и деньгами, а часто и здоровьем детишек!
Кстати финансовой помощи со стороны государства молодым семьям абсолютно не хватало, особенно, студенческим семьям, и особенно тем, которые не имели поддержки от родителей. Где уж тут о втором ребёнке думать?

Но сейчас, справедливости ради, я вспоминаю, будто что-то всё-таки предпринималось. Конечно! И не мало (но и недостаточно)! Например, детские товары всех мастей всегда были неправдоподобно, если сравнивать с товарами для взрослых, дешевыми.

Помню, как моя хорошая знакомая, отличавшаяся миниатюрностью, раскрыла мне свою маленькую тайну, меня удивившую. Оказалось, что она весьма экономила семейный бюджет, покупая себе обувь 35-го размера в «Детском мире». Правда, не каждый мог так поступать! Куда, например, мне идти с моим сорок третьим!
Но сегодня же не советское время, потому цены на детские товары не то чтобы ниже – они уже значительно выше прочих цен! А такая «мелочь» как раз и характеризует отношение властей хотя бы к сохранению численности уже имеющегося населения?

Но вернусь в советское время. Всё же на всех уровнях власти обычно процветало лицемерие. Государство якобы поддерживало семьи, якобы поощряло рождение детей, но только для видимости, а в действительности – тайно этому противодействовало.

В общем-то, для этого были и важные причины, устранить которые никак бы не удалось. Например, в многонациональной стране пришлось бы стимулировать рождаемость в равной степени повсюду, в том числе, и в среднеазиатских республиках. А ведь в них рождаемость, скорее всего, следовало бы даже ограничивать, поскольку тамошняя плодовитость очень быстро снижала долю титульной национальности, то есть русских, украинцев и белорусов. Но если кого-то притеснять, то, как же быть с провозглашённым равенством и братством всех народов?

Догадываюсь, что насчёт лицемерия многие со мной не согласятся! Мол, они и сами тогда жили, но не было такого! Не было, поскольку они не видели!
Да мало ли чего они не видели или не понимали тогда и теперь! Только ведь было это! Было!

Интересно, что данный вопрос оказался вполне сродни росту производительности труда в СССР. Со всех трибун за нее однозначно ратовали. Все убеждённо твердили ленинские слова, будто именно она, производительность труда, в конечном счёте, и определяет жизнеспособность любого государственного строя, а сами-то полагали иначе и поступали в соответствии со своим не афишируемым полаганием.

Понятное дело! Чтобы повышать производительность труда, следовало решительно избавляться от многочисленных бесполезных работников, от которых ни толку, ни продукции. Вроде бы, это разумно – надо так и делать! Но кого же бедному директору посылать в колхоз, если ни того, кто на родном предприятии не нужен? А кого посылать на дежурство в ДНД? А на овощную базу… Не тех же, которые реально работают и выполняют план! Вот и приходилось содержать подснежников (так их тогда называли), чтобы затыкать ими некоторые дыры, а производительность труда предприятия от таких удобных для директора решений только падала!

Но можно было бы автоматизировать производство! Хорошее вроде бы дело, вот только для всякого директора оно туманное и потому нежелательное, да и фондов вовремя не выбьешь – сплошные проблемы навалятся, и специалистов грамотных для работы на современнейшем оборудовании, да ещё и ответственных специалистов, попробуй, сыщи. Но важнее всего то, что для реконструкции придётся останавливать производство, и тогда выполнение плана точно уж сорвётся.
Попросить помощи верхнего начальства? Но итак известно, что сверху на все инициативы директора ответят мудро: делай у себя что хочешь, но план давай!
Более того, в этом вопросе, чтобы ничего не менять, любой вышестоящий начальник директора всегда поддержит – с этого начальника ведь тоже план потребуют.
А в таком случае, ну ее к черту, эту пресловутую автоматизацию! План давай, как можешь, а мечтать будем потом!

Но и это не последний тормоз на пути к прогрессу.
Был у каждого директора и еще один строго засекреченный от народа повод саботировать повышение производительности труда. Он заключался в том, что сам директор при выполнении предприятием плана, да и те, кто стоял над ним в главке и в министерстве, получали совершенно немыслимые премии – десятки месячных окладов! На несколько лет вперед и сразу! Как же им в таком важном деле самих себя подсечь!

Потому-то всегда только план, а не интересы страны, становился первоочередной задачей любого директора или министра. Давай план любой ценой!
Однако план всё равно рано или поздно, но директивно скорректируют в большую сторону. И опять директору придётся вскрывать скрытые, но припрятанные до поры людские резервы!
Ну и ладно! А если всюду будут работать автоматы и роботы, то их-то как агитировать? Какими обещаниями их стимулировать на новые трудовые подвиги и на выполнение плана?

Вот и получалось, что на словах все были за повышение производительности труда, все были за автоматизацию производства, все были хотя бы за механизацию трудоемких процессов, все были за высвобождение лишних работников, да только против этого всегда оказывались наши чиновники на высоком государственном уровне. Они же обязательно задавали себе убийственные для них вопросы. «Ну, повысим мы производительность труда! Ну, высвободим мы в стране, допустим, несколько миллионов работников! А куда их девать? Да! Куда их девать? Так ведь и безработица начнется! Та самая безработица, которой якобы никак не может быть при социализме! Ведь у нас давно провозглашено, будто полная занятость населения, это фактическая реализация права каждого человека на труд (и на зарплату!)! Это же главное завоевание социализма… И вдруг, нате вам, мы своими же руками… Зачем?»

Э, нет! Всё что угодно, только не это! Уж лучше СССР в производительности труда будем по-прежнему отставать в три-четыре раза от промышленно развитых капстран, но только не безработица! Ведь эти озлобленные людишки, которые нигде не заняты и потому остались без зарплаты, враз нам революцию устроят! И, наверняка, буржуазную, снося наши головы с плеч! А нам это надо?

Вот так лицемерие и процветало! И хотя я как будто и отклонился от темы, но аналогично в СССР получалось и с ростом населения. На словах-то государственная власть двумя руками была за него, а удаляясь всё дальше от народа, особенно, на самом верхнем уровне, она всегда с опаской размышляла: «А куда мы лишних людей девать станем? Так ведь и до безработицы рукой подать, а потом и до голодных бунтов! Пускай уж они пьют горькую, да бог знает, чем ещё занимаются, но только не рожают пачками, как в Средней Азии… На всех-то и рабочих мест не напасёшься! Пусть уж они платят налог за бездетность и думают, будто мы в них остро нуждаемся! А нам и без них хорошо! Вот только вслух об этом нельзя…» И всё же население в СССР увеличивалось на пару миллионов в год.

Именно так происходило в лучшие советские времена, которые почти все теперь вспоминают с благоговением. Впрочем, я виноват. Так происходило не в лучшие времена, а при Брежневе (об этом вредителе и о положении в стране при его, так называемом, руководстве нужен отдельный разговор!). Но уж об РФ теперь и говорить-то не о чем, после того как программа резкого сокращения населения принята в планетарном масштабе.

Уж Эрэфия в делах разрушения самой себя всегда шла впереди всех! Мировое правительство или как его назвать, ещё лишь подумало, что ему «надо» предпринять, а партия ЕР уже выдала свою готовность на всё и вся.

И это вполне соответствует действительности! – размышлял АД. – Как и то, что с тех пор очень уж многое и сильно изменилось, чтобы сравнивать. Плохо изменилось или хорошо – не столь уж важно, если речь зашла о сокращении рождаемости. Но теперь все нормальные семьи душат еще сильнее, чем когда-то. Вот это как раз и очень важно!

Я уж не говорю о Западе – там вообще наступило гендерное (модное словечко) сумасшествие. Даже трудно представить такой сгусток маразма, как не мать и отец, а родитель номер один и родитель номер два! Но ведь и у нас с трибун несут одно, а с экранов телефонов слизывают противоположное. Но не к трибунам молодежь прислушивается, а к экранам!
И результат уже налицо! Даже официально в РФ восемь из десяти новоиспеченных семей распадается в течение первого же полугодия. Невообразимо! Почти все!

О чем же эти супруги думали до бракосочетания? О чём они думали, когда давали клятву в вечной верности? О чём они думали позже, разрушая то, что создавали, заранее не напрягая свои мозги?

Да они вообще думать о чём-то в состоянии? Увы! Если они ошиблись даже в столь важном для всей своей жизни вопросе, даже не задумавшись о последствиях, то вряд ли!
Так или иначе, но на наших глазах происходит истинное самоубийство некогда великого народа его же стараниями! Именно, самоубийство! Или самоистребление! Хотя, это же – что в лоб, что по лбу!

Да! Восемь из десяти семей распадаются ранее, чем через полгода после образования! Это ужасно, но у столь мрачной статистики есть и другая сторона, еще более страшная.
Она состоит в том, что уже сами браки становятся чрезвычайно редкими. Теперь надо хорошо постараться, чтобы набрать десять пар, дошедших до ЗАГСа. Впрочем, даже постаравшись, их днём с огнём… Всего за год количество бракосочетаний упало на 19 %.
Если так продолжится и дальше, то за пять лет их станет в два раза меньше. И сегодня-то почти нет, а завтра будет в два раза меньше! И это, успокоите меня, ещё не катастрофа? Мы ведь сидим на асимптоте, медленно, но неуклонно приближаясь к нулю! И откуда возьмутся дети, чтобы заселить огромные территории, доставшиеся нам от предков?
А не откуда! Не будет этих территорий, так же как не будет и детей – молодых граждан этой страны!

Но никак я не могу успокоиться! Точка никак не ставится!
Вот и снова вспомнил, что растёт и доля неполных, можно сказать, совсем уж несчастливых семей. За последние двадцать лет их количество в стране удвоилось. Ситуация всё хуже! А ведь разведенные женщины, уже имеющие ребенка, второго себе не заводят практически никогда, то есть и они как матери не обеспечивают воспроизводства населения, ухудшая общую ситуацию.
Да и дочь, выросшая без отца, обычно до деталей впитывает судьбу своей разведенной матери, то есть закладывает на перспективу очередную трагедию, трагедию уже личную, усугубляя трагедию и всенародную.
Очень интересно мне было узнать и некоторые выводы из какого-то немецкого правительственного исследования… Оказалось-то, что дети, воспитывавшиеся хотя бы до семи лет в семье с двумя нормальными родителями, в дальнейшем плохо поддаются манипулированию.

Вот те раз! А что же произойдёт с теми детьми, которым в детстве не повезло? На пушечное мясо или для иных потребностей пойдут? Куда их заведёт, ещё неизвестно, какое манипулирование?

Так в чём же главная причина столь большой беды нашего крайне больного народа? Почему теперь семьи с большим скрипом образуются, зато разрушаются как по маслу?
Может, всё потому что современная молодежь ориентирована на слишком уж легкую жизнь? Ведь теперь многим молодым действительно всё достаётся сравнительно легко. Родители, бабушки и дедушки для них из кожи лезут, чтобы обеспечить, чтобы облегчить, чтобы угодить, чтобы помочь! А молодые на это с усмешкой отвечает, будто о детях им думать рановато – надо самим пожить!
Пожить самим, подрубая под корень свой народ! Так, что ли?
Ах, это ваше личное дело?
Ну, ну! На это мне не то что бы нечего сказать – есть что, да ведь с таким миропониманием им что-то говорить бесполезно.

А вот и еще один фактор в моём мозгу зашевелился.
Ведь очевидно, что огромную роль в неудачных браках и мизерном деторождении играет то, что современные подростки с головой окунулись в разврат. Или в интернет, что, в общем-то, одно и то же! Причём современных девушек таким понятием как женская честь уже не проймешь! Они там же, и с головой… К тому же они тайно ещё надеются, будто их готовность на всё и вся, им зачтётся, и их возьмут замуж.

Как бы ни так! Окунувшиеся в разврат, в брак не вступают! А это очень важное обстоятельство. Недаром предки разврат в своём народе выжигали каленым железом. Но так поступали лишь наши предки!

А ещё очень эффективной против рождаемости оказалась придумка неких современных ловкачей. Они весьма лихо безнравственное сожительство стали называть гражданским браком! Всего-то, казалось бы, заменили одно словечко, а отношение к греховности изменилось на благосклонное.

И уже не чувствуется, что само по себе слово сожительство звучит осудительно и презрительно, зато гражданский брак – это же почти нормально! Не военный же брак, как они шутят, значит, уже хорошо!

Так почему бы митрофанушке на волне безнаказанности не поджениться? Почему бы не пристроиться к женщине, не беря на себя никакой ответственности ни за свои подлые намерения, ни за отдаленные последствия своего кобелизма, ни за саму женщину, на нечто большее надеющуюся, хотя используешь ее только для своей похоти!

Запросто! Теперь ведь всё сходит и с грязных рук, и с грязной совести!
А мне кажется, как это новообразование не назови, а здоровая семья не получится! И прироста населения она не обеспечит. Стало быть, явление это общественно вредное, и государство, если оно еще не утратило власть на своей же территории, должно оперативно принять меры. Они должны впредь исключить вредные явления. Если же события будут развиваться наоборот, то либо я совсем спятил, либо здесь порядки такие!

Но пойду-ка я дальше, хотя сразу и не соображу… А разве распространившийся всюду адюльтер не есть весьма важный фактор в детородном вопросе? Да он не только важен, но он крайне важен! Он очень многое в этом вопросе определяет! Прикиньте сами, сколько семей разрушили тайные до поры измены!

Так в чём же роковая привлекательность измен? Неспроста же они происходят тут и там.
А я думаю (пусть даже сильно кое-что, упрощая), что в этой беде в первую очередь следует винить наших доблестных пиитов. Это же они с детства подталкивают всех на ожидание и поиски своей единственной любви! А без нее (это они и утверждают), что за жизнь!
Но почему-то наши пииты не превозносят честь, совесть, долг, ответственность? Им только бешеные страсти подавай, когда кто-то и кого-то из-за этой самой любви зарежет или… Они же очень изобретательны – эти страстно влюблённые!
Но разве я проверяю истину на излом или преувеличиваю ее?
Да ведь нисколько! Кто угодно подтвердит, что редкий книжный роман обходится без описания замечательных супружеских измен, редкий кинофильм или спектакль их не смакует, заявляя, будто любовь всегда права! Да, да! Они прямо-таки вдавливают этот лживый постулат, будто любовь всегда и во всём права, что бы она ни творила!

Но ведь поступки совершает вовсе не любовь, а вполне конкретные люди! Потому не надо пиитам нас запутывать, списывая любую подлость на якобы всегда правую любовь! Не надо!

И пусть многие посчитают, будто я с этими утончёнными пиитами и прочими лириками обошёлся слишком безжалостно. Пусть. Но ведь все могут и сами в этом клубке страстей разобраться.

В качестве начала предлагаю освежить в памяти хоть ту же взбалмошную Анну Каренину, замужнюю женщину с прелестным ребенком, ищущую неземной любви на стороне, не желая считаться с тем, что из этого получится. А когда ей показалось, будто она даже с тайным любовником так и не нашла огнедышащей любви, запутавшись в себе и в своих неудовлетворенных претензиях к нему, она ни с того, ни с сего решила, будто этот вопрос лучше всего решить на пару с паровозом.
Впечатляющая толстовская провокация! Но вряд ли она возможна не в книжной, а в реальной жизни! И всё же! Сколько юных и чрезвычайно впечатлительных девушек рыдали, впитывая толстовский вымысел и мысленно подставляя себя на место бесконечно отчаявшейся сдуру Анны? А потом искали себе такую же неземную, я бы сказал, совершенно надуманную любовь, разрушающую семью и жизнь себе и многим людям.

Но тем, кто в любви ищет истину, я советую посмотреть старый американский фильм «Римские каникулы». Милый, красивый, трогательный. О его достоинствах можно говорить долго, но я специально проверял другое его качество, и оказалось, мало, кто заметил, что этот фильм еще и высоконравственный, хотя и американский.
Большинство опрошенных на вопрос, о чем же этот фильм, отвечали мне, будто он о высокой и чистой любви.
И это верно! Но они не заметили главного, поскольку разглядели только фон, а не основную идею фильма.
А он очень точно расставил жизненные приоритеты. Он абсолютно твёрдо поставил долг и честь выше любви! В финале героиня своими действиями именно этот факт и засвидетельствовала. Она пожертвовала собственной любовью – и чистой и высокой – чтобы выполнить свой государственный долг и сохранить собственную честь!
И после приобретения столь определенного идейного фундамента настало, мне кажется, время кое-кого расспросить, как же обстоят дела с честью и долгом у тех наших граждан, которые проповедуют супружескую неверность? Мы-то знаем, что раньше они всегда прикрывались той своей греховной любовью, которая якобы всегда права, но теперь-то их карта бита! Однако и любовь никто и не обвиняет – это они сами во всём и виноваты! Хотя, если разобраться, во многих случаях неверности о любви и говорить-то нет повода, поскольку ее всего-то спутали с приключениями.

И всё же надо поставить точку! Права любовь, не совсем или же совсем не права, не столь уж важно, поскольку важнее всего то, что она никак уж не может считаться важнее долга, выше чести или выше совести! И уж это – абсолютно точно, как говорится, для всех времён и народов!
А уж что говорят… Так и это ведь известно! Все говорят то, что им выгодно!

Если же в вопросе о любви кто-то продолжает думать иначе, – тут АД хитро усмехнулся, – то его можно лишь пожалеть, он стал жертвой обмана. И весьма вредоносного, между прочим, обмана. Можно быть уверенным, что именно обман подменил в сознании человека важнейшие жизненные приоритеты. Потому у него получится как у путника на неизвестной дороге, если на ней развернуть в другую сторону все указатели! И так же будет происходить во всём. Человек в своей жизни обязательно станет блудить, если он второстепенное считает самым важным. У него и жизненный путь повернёт в ошибочную сторону. И все его поступки окружающим покажутся странными, а иногда и возмутительными, ибо от них пострадают невинные люди.

Надеюсь, для лучшего понимания этого вопроса не помешает маленькое отступление.
Не секрет, что всем нам с раннего детства хорошо знакомо неодобряемое родителями слово дурак. Вот только и оно, как оказалось, усвоено нами в искаженном смысле. Не такое уж оно и плохое!

Изначально это слово, кажется, это было в Англии, применялось к человеку, мыслящему не как все, мыслящему не стандартно, мыслящему вопреки всем. Нам же его преподнесли, абсолютно как ругательное или оскорбительное. Мол, дурак – это тот, который ни в чём не разбирается, поскольку он умственно отсталый, потому и ведёт себя странно, не как принято у умных людей. В общем, недотёпа!
Вот вам и типичная подмена понятий!
В обоих случаях – гений он или балбес – человек поступает не как все, но в первоначальном и, надо полагать, в правильном смысле этого слова, он проницательнее и умнее большинства, а другой… В общем, сами понимаете.
Выходит, что слово дурак, скорее всего, поощрение, нежели ругательство!
Ну, да! Только вы уж не пробуйте кого-то так поощрять…
И хотя смысл этого слова совершенно перевёрнут, однако, даже зная это, его смысл уже и палкой ни из кого не вышибешь! Такова уж психология людей – они категорически не хотят менять свои представления о чём угодно, даже узнавая, что они совсем не верны.

Вот и с пресловутой любовью выходит точно так же: если уж кому-то внушили, будто нет ничего важнее любви, то…
В общем, тут уж ничего не поделаешь! Бедняга с перевёрнутым сознанием никому не поверит, будто в действительности всё обстоит иначе, нежели это он себе представляет!

Ну, а признанный гением еще при жизни наш великий Лев Николаевич жевал, жевал этот вопрос, запутывал его на пару с Анной Карениной, но истину своему читателю так и не раскрыл. А, может, он и сам в ней не разобрался? Так же, как он не разобрался в причинах и в сути войны, всё запутав и предложив читателям на эту тему два толстых тома рассуждений о похождениях некой вымышленной им знати!
Ладно! Проехали!

Но если всерьёз углубляться в истинную, а не выдуманную историю жизни предков, то адюльтер, насколько мне известно, был чрезвычайно распространён в пушкинские времена и, как говорится, лет пятьдесят туда-сюда. И всё же по многим свидетельствам вполне очевидно, что культ семьи даже при тех вольностях и тогда строго соблюдался. Вспомните сами, например, разве загулявшая Анна Каренина получила развод?
Нет! Не получила! Закон ей не позволил разбивать семью, поскольку и тогда это было нормой, а не исключением.
Притом нравы в высшем обществе в те времена, не столь уж давние, буду совсем откровенным, существовали те ещё. И это, очень мягко говоря. Но если конкретно, так до замужества девушки были обязаны строго себя блюсти, зато потом всякие запреты снимались. И уж этим на полную катушку пользовались все, кому не лень! В общем, книжное благородство тех времён, воспетое позже во всяческих романах, было не чем иным, как красивой выдумкой, имеющей воспитательные цели, очевидно, для читателей последующих поколений. Мне так, по крайней мере, кажется.

Тем же, кто не верит в творившееся тогда распутство, рекомендую погрузиться в литературу той поры. Однако мой вывод им всё же следует запомнить – культ семьи тогда уважался и строго соблюдался! Иначе говоря, можно было отчаянно куролесить, но семью следовало сохранять! За этим приглядывала церковь. Она же возбуждала дела, в результате которых те, кто женился или выходил замуж третий раз, независимо от причин своего, извините за вынужденный цинизм, освобождения, ссылался на каторгу. И вряд ли находилось великое множество кончаловских. Прошу меня простить – я поясню, мне лично приходилось слышать саморекламу этого вечного жениха, суть которой состояла в том, что его восьмой брак, как и все предыдущие, приближал его к новым вершинам творчества! В общем, всё во имя его! Во имя высокого искусства!

Правда, в те времена у этой темы был распространён еще один своеобразный аспект, ныне якобы осуждаемый и, видимо, совсем уж забытый. А, может, и не совсем.
Я сейчас о том, что и наш Александр Сергеевич, при всём к нему уважении, прошелся по всем зависимым от него девушкам своего прекрасного Болдино, оставляя после себя внебрачных детей.

И, надо признать, что Александр Сергеевич в своих кругах вовсе не являлся исключением. Более того, в высших кругах общества тогда не считалось сколько-нибудь зазорным иметь множество внебрачных детей. Правда, одновременно считалось хорошим тоном их содержать, непременно выводить в люди и неплохо устраивать в жизни, не давая, тем не менее, своей родовой фамилии.
Особенно грешили монаршие особы и великие князья, поскольку с их царственными генами, как они сами считали, полудиким простолюдинам передавался их выдающийся интеллект.

Логика в этом всё же есть, особенно, если доверять исследованиям некоторых альтернативщиков, хотя эта логика и требует более глубокой проверки (только кто же ее мне разрешит?).

Кстати, в проверке обоснованности и целесообразности нуждается и законодательный запрет на близкородственные браки. Он существует издавна, и нам его объясняют заботой о здоровье детей, рожденных от близкородственных супругов. Якобы очень велик риск рождения неполноценных детей.

Допустим, что так оно и есть. Допустим! Но почему же царственные особы сплошь именно такие браки до сих пор и заключают? И с их интеллектом, который якобы может пострадать в первую очередь, ничего страшного, как будто, не происходит. Или я не прав, или что-то не сходится с ответом! Может, этот запрет вводили, подразумевая совсем иные, публично не оглашаемые цели?

Напоследок выдам справку в виде маленького сюрприза. Слово «терем» – это несколько видоизменённое слово «гарем»! Потому не надо думать, будто гаремы содержали только там, на полудиком Востоке…
Впрочем, конечно! Там гаремы, а здесь – терема!
И уж совсем незачем в сходстве этих слов и символов упрекать меня! Такие уж были времена, а я лишь слегка кивнул в их сторону, кое-что раскопав!

А вот и еще важный фактор, подсекающий современное деторождение. Это, так называемый, «западный синдром». В соответствии с ним в брак и у нас теперь вступают во всё в более зрелом возрасте, чем было когда-то.
Девушки по традиции раньше ориентировались на 18-20 лет, а парни на 20-25.

Правда, для парней считалось весьма разумным сначала отслужить в армии, а потом уже заводить семью. Однако много находилось, а в последние годы находится еще больше тех, кто на вполне законном основании вообще не служил в армии, а сразу после школьной скамьи поступил в вуз и окончил его через пять лет. Однако, как к этому не относиться, но в таком случае ребята часто не вырабатывают в себе истинно мужской ответственности, навсегда оставаясь не мужами, а молодыми людьми, что, в общем-то, звучит для них оскорбительно, но остаётся фактом. Их и по отчеству-то редко величают, в отличие от отслуживших в армии парней и получивших свою долю мужества.

А что? Может, потому теперь и участились разводы, что кому-то в поступках недостаёт мужской ответственности? Может, потому теперь почти не рождаются дети или часто возникают несчастные и неполные семьи?
Да и то понятно, что чем старше супруги (пресловутый «западный синдром»), тем менее желательны им маленькие дети. В Китае, например, как раз для снижения деторождения мужчинам запрещается вступать в брак до 28 лет, да и женщинам около этого.

А откуда же на самом Западе появился их западный синдром?
Там всё просто! Там не принято помогать своим взрослым детям материально. Исполнился 21 год (совершеннолетие в США) – и свободен! На все четыре стороны!
Потому американские, да и европейские дети создают свои семьи, когда сами достигают материальной независимости. Когда они способны самостоятельно содержать семью в нормальных стандартах.

Впрочем, и в США не всё благополучно. И в них браки заключаются всё реже. И всё чаще – между материально неравнозначными сторонами. Иначе говоря, это браки по расчёту. Разумеется, по расчёту только одной стороны (обычно этой стороной становятся молодые не американки, ослепляющие своей красотой богатеньких холостяков), которая раньше или позже совершает финт, обирает своего супруга согласно брачному контракту и уже в новом качестве, обогатившись, вырывается на американские просторы. Конечно же, в таких семьях детей тоже обычно не заводят.
Не надо меня ругать! Я вполне согласен, что даже сегодня в США еще встречаются и другие семьи, традиционно американские, в которых со временем возникает целый детский сад, но мне о таких семьях приходится слышать всё реже. Запросы американцев изменились.

Ну, что ж! Наворочал я здесь многое и почти бессистемно, да только истинная картина так и не проявилась.
Почему же города отбивают женщинам охоту рожать? То, что города мешают, это факт даже не обсуждаемый, но мне интересен механизм их непосредственного влияния на женщин. Вроде бы все бытовые условия лучше, нежели в глуши, и уровень жизни выше, и красота вокруг рукотворная, разве что с экологией не везде гладко…

Так в чём же дело? Не знаете?
А я всё же докопался до этого невидимого механизма! Признаюсь, что не совсем самостоятельно, но ведь и свою долю внёс!

Первоначально я оттолкнулся от сообщения «РИА новости» от 22 января 2018 года, прочитанного по случаю. В нём описывался, казалось бы, безнадёжно-бесполезный эксперимент с лабораторными мышами. Его еще в 1968 году затеял в США Джон Кэлхун, американский этолог и исследователь психологии.

Однако результаты эксперимента оказались ошеломляющими. И с их помощью я, наконец, сообразил, почему же население всех высокоразвитых стран, считай, наиболее благополучных, быстро тает, если для компенсации этого процесса не подключают массовую эмиграцию откуда-то из беднейших стран. И вообще – многое мне вдруг для меня раскрылось.

Для проведения своего эксперимента, длящегося несколько лет, Джон Кэлхун не только задумал, но и создал настоящий мышиный рай. В нём мышей, всех без исключения, кормили и поили по-царски. Пространства для жизни им предоставили более чем достаточно. Температура воздуха всегда оставалась самой приятной. Болезни исключались специалистами. Кошек и прочих любителей мышей не подпускали на пушечный выстрел.

В общем, действительно, получился фантастический рай для мышей, рассчитанный на безоблачное существование девяти с половиной тысяч особей. Но даже на самом пике эксперимента их оказалось всего 2200. Странно, но мыши почему-то так и не достигли предполагаемой численности, хотя для этого им были созданы наилучшие условия, да и в наихудших они обычно размножались с огромной скоростью, не взирая ни на что. Но что же им помешало размножаться в раю?

Но обо всём по порядку. Первоначально в рай заселили всего четыре пары мышей – поровну самцов и самок. Заселили и стали наблюдать.
В течение всего эксперимента Джон Кэлхун выделил четыре характерных этапа развития своего детища.

Первый этап продолжался до появления первых детенышей. Оно стало начальной точкой отсчёта. Сразу после первого начался второй этап. Он был характерен тем, что количество мышей удваивалось каждые 55 дней. Мышиный рай процветал.
Во время третьего этапа, когда в раю уже проживало 620 мышей, темпы роста популяции почему-то замедлились. Она стала удваиваться уже через каждые 145 дней, то есть чуть ли не в три раза медленнее, хотя условия существования мышей ничуть не ухудшились. На этом же этапе у мышей стала формироваться достаточно чётко выраженная социальная иерархия. Наметился класс наиболее важных персон, которые позволяли себе то, что не дозволялось остальным членам сообщества. По непонятному признаку из числа молодых самцов были назначены изгои. Их с боями прогнали на самую неудобную для жизни территорию и запретили на равных появляться в сообществе.

Скоро «отверженные» мыши, израненные своими же сородичами, «психологически сломались». Некоторые из них сделались крайне пассивными, даже питаться перестали, другие же – напротив, оказались чрезмерно воинственными. Они исподтишка нападали на благополучных мышей, нанося им существенные поражения. Отсутствие личной безопасности всё сильнее беспокоило беременных самок, и они сами наполнялись агрессивностью, защищая свою территорию и сражаясь со всеми без разбору. Иногда они нападали даже на собственных детей. Тут уж стало не до зачатия. Разумеется, рождаемость сразу резко упала, а смертность молодняка, подвергающегося нападению «отверженных» значительно выросла.
Четвёртый этап оказался финальным для существования мышиного рая. Численность мышей в нём неуклонно сокращалась. Самки почти не рожали, а среди самцов сформировалась непрерывно расширяющаяся группа, которую Джон Кэлхун назвал «красивыми» (всё как у человеческих красавчиков!). В отличие от психологически сломленных и израненных изгоев, у «красивых» не было шрамов, они ведь уклонялись от боёв и даже от самозащиты, но у них не осталось никаких желаний. Они не трудились даже для продолжения рода. «Красивые» занимались лишь едой, сном и чисткой своей шерстки. Ничего иное их абсолютно не интересовало!

Глядя на массовое перерождение жителей мышиного рая, Джон Кэлхун принял решение завершить эксперимент. К этому времени в нём осталось всего 22 самца и 100 самок, но эти особи уже физически не могли дать потомства, а потому не могли повернуть ситуацию вспять. Смысла продолжать эксперимент не осталось. Финал мышиного рая был предрешён сам собой.

Но и это не всё.
Анализируя результаты эксперимента, Джон Кэлхун пришел к выводу, что достижение определенной плотности населения и предельное заполнение привлекательных социальных мест в любой популяции, в том числе, и у людей, приводит к распаду общества, прежде всего, из-за появления прослойки неудовлетворенных своим статусом «изгоев». Они вынуждены конкурировать со старшими самцами, а из-за этого многие члены общества переживают «смерть духа». У них коренным образом меняется жизненный настрой, паталогически меняется весь образ жизни и всё становится по барабану! По тому самому! А потом (и не так уж долго приходится ждать) наступает и окончательная смерть – уже физическая. Пресыщенное сообщество, всячески зажимая молодых, лишая их привлекательных перспектив, само препятствует самообновлению и способствует гибели сообщества.

И что особенно интересно, даже отселенные в более благополучные условия мыши, где их никто не притеснял, где они могли бы воспрянуть духом, уже нигде и никогда не избавлялись от приобретенного ими в раю синдрома.

После публикации Джоном Кэлхуном результатов эксперимента появились гневные публикации, авторы которых возмущались тем, что ученые уже людей стали сравнивать с мышами! Но в противовес этому в большом количестве стали публиковаться и факты, подтверждающие, что, как раз, и люди, оказавшиеся в аналогичных обстоятельствах, в значительной степени ведут себя подобно экспериментальным мышам. Конечно же, у людей всё происходит сложнее, однако же…

В общем, следующий вывод напрашивался сам собой – города и создаваемое ими бытовое благополучие (разумеется, разного иерархического уровня) решающим образом влияют на рождаемость.
А почему бы нет, если давно известно, что именно бытие определяет сознание. Выходит, чем крупнее город, чем больше в нём сытых жителей, навсегда перекрывших для остальных все возможные социальные ниши, чем меньше им приходится напрягаться ради собственного выживания, тем больше такой город соответствует мышиному раю с присущими ему последствиями!

Да! Карл Маркс тонко уловил самое главное! Именно бытие, именно образ жизни, определяет сознание человека и, значит, и его жизненные цели, и приоритеты, и поведение. А город как раз и формирует очень привлекательное, а на поверку враждебное человеку бытие (пресыщенность, зажатость в пространстве, скученность), хотя теперь его защитники не хотят этого ни замечать, ни признавать.
Ну, и шут с ними, однако это бесспорный факт!

Всё то, что любители огромных городов называют комфортом, является типовым бытием огромных городов. В него входит целый набор всякой всячины, которую полностью и не перечислишь. Гастрономы, полные синтетической еды, безальтернативные кроссовки, шаговая доступность, какие-то мюсли, уголовные татуировки, непременные телефоны перед носом, пресловутое «одно касание», надоедливое «ты этого достойна», обязательная тачка под задницей, уикенды, корпоративы, видео приколы, метро, как средство быстрого передвижения, доставка продуктов на дом, кальсоны вместо брюк, звучащие затычки в ушах, рубашка из-под пиджака, лифты, белые носки, сленг… Всё это – приметы образа жизни жителей огромных городов.

Таким образом, в результате пресловутого комфорта (словечко-то, паршивенькое!) в больших городах создаётся подобие мышиного рая, а в нём формируется нечто, мало отличающееся своим поведением от тех лабораторных мышей, большей частью, красавчиков. Внешне они (мажоры или напротив, изгои) еще очень похожи на нормальных людей, но по своей сути они уже другие. Их сознание сильно деформировано и по многим вопросам вообще перевёрнуто. Мораль и нравственность, честь и совесть, долг и обязанности – всё это у них весьма своеобразное, мне, в общем-то, понятное, но ведь и неприемлемое.

А я-то, наивный человек, с давних пор силился понять, почему я со своими студентами разговариваю о чём-то серьёзном так, будто мы с разных планет… Они же меня и мои суждения воспринимают только в том случае, если обязаны их воспринимать, если за них им придётся отчитываться на зачете или экзамене. Тогда они впитывают то, что исходит от меня, не возражая, а в остальных случаях мы с ними, как правило, расходимся, причем диаметрально. И я, если сам с собой, конечно, считаю их не совсем нормальными, но ведь и они, наверняка, то же самое считают обо мне.

И на самом верху это, пожалуй, понимают. Понимают, что молодежь надо как-то организовать и чем-то занять, чтобы не усиливалась преступность и вольнодумство, потому всех в вузы и затягивают. В так называемые вузы, которые молодежь, безусловно, сдерживают и даже развлекают, но ведь образования-то не дают, только имитируют! Какое это образование, если специальности после вуза нет? Халтура, да ещё в масштабе государства!
А ко всему ещё и деньги за этот обман берут. И платная основа у них, и непомерные взятки. Я-то этим  принципиально не занимаюсь. Для меня это как руку к студенту в карман запустить, пользуясь его зависимостью от меня.

В общем, строго юридически – это грабёж! Но ещё и порождение недоверия к государственному строю! Утрата веры в элементарную справедливость! Падение доверия ко всей системе правопорядка! Иными словами, взяточники в системе образования побуждают студентов поверить, что им и дальше предстоит жить в откровенно криминальном государстве. Следовательно, что ни делай, а придётся жить по его криминальным законам. К этому и следует готовиться!

Всё так! Но при этом возникает еще и совсем уж нелепый казус. Я-то взяток не беру, а студенты настолько к ним приучены, что не могут в это поверить! И смех, и грех! Гадают, в чём же секрет моего поведения? А между собой даже считают, будто я матерый взяточник, но очень опытный и осторожный, потому чего-то вдруг испугался, вот с них и не взял!
Вот она – матушка-Россия! Выходит, трудно народу поверить, существуя в системе ее понятий, будто честные люди в стране всё же есть!

Почему же с молодыми происходят перевёртыши сознания?
Раньше мне представлялось, будто многое вызвано разрывом поколений. То есть связано с разными историческими периодами формирования моего и их мировоззрения. Мол, только наш несовпадающий возраст тому и причина и объяснение.
Конечно! Десятки лет, в течение которых мир изменялся во всех направлениях, нас разделяют совершенно объективно. Я так думал. Но теперь я полагаю, будто моё прежнее объяснение слишком упрощает существо этой огромной проблемы.

Почему я стал думать иначе?
А вот почему! Мне уже несколько раз попадался на глаза такой термин, как служебный человек. Попадался в связи с чудовищными планами того мирового правительства, которое со всей очевидностью рулит на планете всем и вся и, тем не менее, его якобы нет и быть не может! По крайней мере, такое нам усиленно внушают…

Ну, а сам термин «служебный человек» настолько понятен, что, казалось бы, нет нужды его кому-то разъяснять, тем не менее, я кое-что уточню.
Эти служебные люди готовы абсолютно на всё, лишь бы они сами получали хоть какие-то бонусы (их терминология)! Моральных ограничений в своих поступках они не видят. И других людей за людей не считают. Даже убийство для них не связано с табу. Им вообще никого, кроме себя, не жаль – ни детей, ни стариков… В умелых руках служебные люди выполнят всё, что им прикажут. Они безотказны и надёжны. Их не терзают ни сомнения, ни раскаяния. Сопереживание им чуждо. Они ведут себя как живые машины.

Я бы сказал так, что служебные люди так же похожи на нормальных людей, как собака похожа на волка. Внешнее сходство, безусловно, есть, и весьма сильное. Но только внешнее.
Собака готова служить своему хозяину во всём. Она бесконечно ему предана. Она без колебаний бросится в огонь и в воду, стоит приказать, а иногда и приказывать не нужно, она и сама способна оценить угрозу для хозяина. Собака – надёжный и бескорыстный друг. Эти ее достоинства известны всем. Вот только при всех своих достоинствах собака всегда готова служить любому хозяину! Даже если он самый отвратительный, самый подлый и самый зловредный человек на свете. Для собаки это безразлично. Для нее только он самый лучший, самый добрый, самый нужный человек на свете!

Что уж говорить! Замечательными качествами обладают собаки! Но со всей своей услужливостью они всё же не личности, а только слуги. Как же их сравнивать с волками?
Волки злы, коварны и сильны! Они – безжалостные хищники, прекрасно приспособленные к дикой жизни! Однако, даже ведя стайный образ жизни, они дисциплинированы, но всегда остаются совершенно самостоятельными и независимыми!
Волки даже тем, что они сильнее, выносливее, умнее и способнее собак, хвалиться не станут. Они не станут и ходить на задних лапках за сладкую косточку! И не будут считать другом любого, кто почешет их за ухом. А всё потому, что волки имеют собственное достоинство, и унижаться не станут.
Каждый волк – это личность! Он ответственно выполняет обязанности, возложенные на него стаей, но в любой момент готов и сам возглавить эту стаю, как только придётся. И будет ей верно служить!

Да! Он действительно дикий, он кровожадный, но он свободный, и своей свободой торговать не станет! Сколько волка не корми, говорят знающие люди, а он всё равно в лес смотрит!
Даже помесь волка с собакой опережает собаку во всём и очень значительно. Тем не менее, в служебно-розыскной деятельности помеси не используются, поскольку обладают независимым и непредсказуемым характером. Помесь вполне сознаёт, что в сложившихся обстоятельствах обязана служить людям, но забыть о свободе и настоящей воле она не способна.

Так что – собака не волк, а лишь жалкое его подобие. А служебный человек – не человек в полном смысле этого слова, а лишь безропотный работник, даже раб, но обладающий некоторым интеллектом.

Мне до сих пор казалось, будто любые разговоры о служебном человеке носят полуфантастический характер. В принципе, конечно, можно всякими хирургическими или медикаментозными средствами превратить нескольких несчастных в управляемых зомби, но это всё останется лишь на уровне экспериментов. В массовом порядке всех такими не сделаешь! А кое-кто именно об этом, как я понимаю, и мечтает. Но, как этого достичь практически? Мне казалось, будто этого никто пока не может.
Однако теперь я знаю, что такое не только возможно, но и оно воплощается в жизнь в массовом порядке.

Комфортное и сытое бытие, безмятежное безделье, телефон с электронными играми всегда перед глазами или нечто подобное – вот и мышиный рай… Так мало, вроде бы! Но и этого оказалось достаточно, чтобы сознание людей в больших городах стремительно менялось. У всех с разной скоростью, однако…

Я знаком с подобным перерождением. Мне несколько раз приходилось соприкасаться с грустными историями, в которых взрослые и физически здоровые ребята, даже будучи отцами семейств, вдруг становились «красивыми». Они отказывались работать, им ничего, кроме водки, не было нужно. Своеобразный аскетизм! Они неделями и месяцами только лежали и лежали, не тревожась ни о себе, ни о тех родных людях, которые из-за такого поведения буквально погибали.

А бедные женщины! Эти многострадальные матери, жены или сестры, чувствуя свою ответственность за всё и за них, что вполне по-человечески, впрягались в непосильные для себя работы, иногда и в две работы, чтобы как-то вытянуть и себя, и своего «красивого». Несчастные женщины всё надеялись, что он образумится, начнет работать, станет помогать, время-то такое тяжёлое. Но никто возрождения «красивых» не дождался.  Женщины загибались, умирали, а «красивые» и подобные несчастья пропускали мимо себя, не пошевелив пальцем. Они с удовольствием спивались, раздобыв как-то пойло, они убивались в драках с такими же опустившимися тунеядцами, но в людей уже не превращались. Видимо, это и впрямь невозможно.

Но те трутни существовали обычно в условиях, близких к нищете, однако и у тех «красивых», которые купались в материальном изобилии, мозги сносило еще быстрее.
Мне доподлинно известно, что очень многие миллиардеры, независимо от страны проживания, стыдятся своих взрослых детей и как-то их спасают от общественного интереса. Дело в том, что они, хотя и не нуждаются в зарабатывании себе на жизнь, ничем и не хотят заниматься. Ведь гарантированное материальное благополучие – это же фундамент мышиного рая. Потому-то они весь день тупо валяются в постели или на диване, вроде нашего Обломова.

А современные телефоны… Ох, уж эти современные телефоны! Они же сразу выдают человека, который слегка ни отсюда! Сдаётся мне, что безотрывно глядеть в телефон, переходя опасную дорогу, а именно так и происходит очень со многими, могут лишь существа, совсем лишенные соображения или, скажет для протокола несколько мягче, слегка отформатированные.

Так вот, отформатированные люди, пусть и не совсем уж «красивые», а другие, всё в меньшей степени остаются нормальными в общечеловеческом и медицинском смысле, хотя некоторые даже гордятся тем, что они какие-то другие, а сами себя они называют продвинутыми. Я бы уточнил и этот термин. Они, скорее всего, лишь основательно пристукнутые, однако они считают таким меня и других нормальных людей.
Главная проблема продвинутых, как мне представляется, в том, что они уверены, будто вся вселенная существует только для обслуживания их безделья. Они считают себя пупами Земли. Совесть, честь, долг, ответственность – это для них устаревшие и условные понятия, которыми можно смело пренебрегать. Конечно, иногда и приходится делать вид, будто это и для них важно, но это лишь игра. Коль уж надо, так надо! Для себя ведь надо! Для любимого! Они часто прибавляют эту фразу. Видимо, она служит им паролем для узнавания себе подобных, как у «голубых» слово «противный».

Уж не знаю, как из них когда-нибудь сделают работящих служебных людей, возможно ли это вообще, но разрушительное влияние большого города на их сознание для меня очевидно. И меня это уже не удивляет, ведь огромные города, особенно, кажущиеся наиболее благополучными, обязательно ломают психику многих людей. Вон, мне как-то рассказывали, будто центр Амстердама буквально кишит наркоманами. И это тоже результат цивилизационного благополучия, высокого среднего уровня жизни. Работать там не хотят, мол, им хватает! Даже поддерживать своё человеческое обличие, тоже не хотят! Разве это люди? Даже их внешние признаки уже вызывают сомнения.

Можно спорить о чём угодно, но мне кажется доказанным факт, что там, где благополучие и комфорт, там со временем возникает мышиный рай.
Не все горожане превращаются в дебилов, если судить совсем уж строго, но многие оказываются близки к этому, если взвесить их суждения по некоторым принципиальным вопросам. И, судя по мышам, они рано или поздно, все же приведут свой любимый город, а потом и всю страну к гибели. Хотя этот процесс у людей протекает медленнее, нежели у мышей. Всё-таки 40 недель беременности у женщины, это не 55 дней у мыши!

Публикация результатов эксперимента и выводов из него, сделанных Джоном Кэлхуном, не прошла бесследно. Она всюду вызвала мощный шквал обсуждений.
И всё же, как ни странно, удивительно скоро эти обсуждения заглохли. На мой взгляд, этому поспособствовали весьма влиятельные силы. Если они надумали использовать выводы Кэлхуна для организации борьбы с рождаемостью на планете, то были заинтересованы в том, чтобы об этом эксперименте на всей планете забыли. И тогда эксперимент распространился бы на всё человечество со столь же желанными, как и у мышей, последствиями. Просто замечательно!

Вот так-то! Но уж теперь, кому угодно должно быть понятно, для чего создаются огромные и прекрасно оснащенные и обеспеченные города с сытыми жителями, мало чем озабоченными. Впрочем, это же не города, если приглядеться! Это же не Москва, не Спб, не Новосибирск или Казань, это мышиный рай для его пресыщенных обитателей!
Для поддержания райской жизни в тех городах даже полунищие жители имеют зарплаты в десять раз большие, нежели в среднем по стране. И для них это принципиально важно, ведь при данном условии всем субъектам гораздо проще считать себя продвинутыми! Ну а подобное самоощущение, как раз, и есть один из признаков сдвинутого сознания.
Об остальном они пусть подумают сами! Если смогут! Если сумеют совместить свои раздумья со всеми своими барабанами!

Я же с помощью выводов Джона Кэлхуна объяснил себе и такой странный факт, как явно искусственные ночные пожары, возникавшие во многих малых городах США. Об этом всё же сообщалось, хотя скупо и мимолетно, чтобы не настораживать остальных американцев. Причем, спасшихся жителей полиция не пускала в черту сгоревших городов! Не пускала за сохранившимися личными вещами и документами даже после прекращения пожаров! Почему?

Разве это не странно? Да! Конечно, странно, если совсем ничего не знать об экспериментах Джона Кэлхуна.
Более того, тем пострадавшим американцам восстанавливать свои маленькие дома не разрешали категорически, а стали их насильно переселять в пустующие небоскрёбы американских мегаполисов. Мне в связи с этим вспоминается влияние этажности на рождаемость…

Но я, кажется, совсем сбился с главной мысли… А ведь как-то и совсем неожиданно для себя уже давно выяснил, что одними лишь разговорами о служебных людях дело не закончилось.
Есть, знаете ли, такой интересный деятель от науки по фамилии Ковальчук. Целый академик, между прочим, и прекрасно устроился – президентом Академии наук. Видимо, на этом основании он и поучал членов Совета Федерации, что и показали всем в телепередаче. По тону Ковальчука мне сразу почудилось, будто он своими пламенными речами перекидывал порученное ему мировым правительством задание на уже упомянутых мной членов.

Ни за что не догадаетесь, о чем выступал Ковальчук, но это же не секрет, если показали по телевизору… Он внушал членам, что формирование служебных людей на Западе уже освоено наукой, а научный прогресс никому вспять не повернуть! Потому этот факт Ковальчук предложил всем принять покорно как свершившийся. Мол, служебные люди, так служебные! Более того, он еще и посоветовал всем членам суетиться энергичнее, чтобы, не дай-то бог, не остаться от этого важного процесса на обочине мирового прогресса. Ни много, ни мало!

Каково? Мне кажется, будто в очень правильном направлении работает г. Ковальчук. С него и начать было бы не плохо этот важный мировой процесс! Но для начала следовало бы снять его с должности, чтобы в должности президента академии наук работал на нашу страну, а не на враждебное нам мировое правительство, подначивая на это и весь Совет Федерации.

Широко известно неоспоримое обстоятельство, будто всё в этом мире когда-нибудь заканчивается. Не вошло с ним в противоречие и данное повествование. Но пока оно достигло лишь завершающей фазы. Ну, а автор познакомит Читателя с этой фазой без малейшего промедления. Пожалуйста:
– Сашуль! Вот ты где! – обрадовалась женщина, спешащая к мокнущему на лавке АД. – А я уже всю округу оббегала! Ты почему здесь?
– Да присел на минутку… Присел и задумался, – отозвался АД, увидев перед собой жену и неспешно поднимаясь. Он был явно раздосадован тем, что не удалось додумать интересную тему.
– На какую еще минутку? Под тобой единственное на всю округу сухое пятно!
– Да, нет же! Я действительно на минутку!
– Конечно-конечно! А я тебя всюду… Забыл, что ли, что мы с тобой в гости собирались? – всё еще возбужденно выспрашивала жена.
– В гости? – удивился АД, еще пытаясь удержать в памяти последние ценные мысли. – В какие ещё гости?
– Да теперь уж – в никакие! Тебе срочно обсушиться надо, а потом уж думать будем. И как ты мог забыть… Мы же к детям собирались. Сегодня твоему любимому внучку два годика… Как же ты всё забыл, чудо ты моё, голова садовая! Если бы знала, что ты профессором станешь, горе моё луковое, ни за что бы за тебя не вышла! – усмехнулась жена, увлекая за собой АД.
– Почему? – тупо спросил АД, всё еще размышляя о своём.
– Пойдем уж! Потом разберёмся! – взяла его под руку жена.
Они, ранее собираясь спешить, продвигались к дому медленно и молча, с каждым шагом слегка покачиваясь и поддерживая друг друга. В свободной руке АД держал портфель с двумя чудесно блестящими замками. По сильным потёртостям натуральной кожи этот портфель вполне мог претендовать на историческую ценность. Помимо привычных вещей в нём покоился мягкий пингвинёнок и несколько цветных погремушек, купленных сегодня для внука.
– И как только ты не мёрзнешь, мокрый ведь насквозь? – не выдержала долгого молчания жена.
– Сырость мы как-нибудь одолеем, лишь бы не мировая засуха! – пошутил АД. – А что там дети? Опять?
– Опять! – жена всхлипнула. – Света сегодня уже звонила. Плакала, что они несколько дней живут как чужие. Ты же собирался с ним поговорить – поговоришь?
– О чём? – тяжело вздохнул АД. – С него же как с гуся… Одним словом, гуманитарий, черт бы его… Я же советовал когда-то ему в политехнический, теперь бы делом занимался, так нет, у него видите ли, талант прорезался! Ему, видите ли, в театре захотелось послужить… Служака!
– Мне причина, кажется, понятна… У него новое увлечение…
– И которое оно по счёту? Они в своём театре там все по кругу поперелюбились, что ли? Видно, такие же служаки, как и наш! Премьер нет, но постоянно что-то отмечают! Да всякий раз с вечера до утра! – раздраженно повысил голос АД.
– Но всё-таки… Поговоришь, Сашуль? Ты же можешь… Только не унижай. Он тогда и нас слушать перестанет!
– А он вас еще слушает? – съехидничал АД. – Не принимай желаемое…
– И всё-таки, поговоришь ты или нет? – наседала жена.
– Что же мне остаётся? – АД помолчал, гася раздражение, и с сожалением добавил, как гвоздь вбил. – Да что с них взять?
– Ты о ком?
– Да обо всех сразу и всё же ни о ком конкретно! Неужели они все теперь такие? Или почти все, чтобы нескольких нормальных не обидеть! Да! Что с них взять? Патологическая безответственность! Ничего, кроме себя не замечают, и замечать не желают!
– Да, ладно тебе… Не расстраивайся! Конечно, они все такие! – подтвердила жена и сразу добавила. – Как и мы были!
      2025 год, февраль.