024. Огнепальный Аввакум

Главным противников Никона и вдохновителем раскола стал протопоп Аввакум. Личность это была неординарная, человек яростно верующий, фанатичный, пылкий. Однако упорным был и патриарх Никон. В общем нашла коса на камень! По мнению нашего современника профессора Осипова оба эти исторических персонажа повели себя неправильно: Никон проводил важную работу по выправлению церковных текстов, но внедрял новшества жестокими силовыми методами, чем оттолкнул от себя часть верующих; Аввакум же не разбираясь, что истинно, а что нет, просто пошел по пути отрицания никоновских нововведений, объявив их ересью. И, к сожалению, за ним пошла часть людей, поверив, что где старина, там и правда, а все нововведения- от дьявола.

Аввакум был обычным священником, но известным своим строгим и непримиримым нравом. Он был аскетом и противником всякого рода народных развлечений. Однажды в селе появился кочевой цирк, медведи, музыканты, и Аввакум накинулся на прибывших с кулаками, избил циркачей, поломал музыкальные инструменты, зашиб одного из медведей. Второй «косолапый» испугался и ринулся бежать от него в поле.

После этого происшествия Аввакума перевели из Лопатинцев в другое село – Юрьевец-Повольский. Однако и здесь он не задержался долго. Из-за своего крутого нрава он часто конфликтовал с прихожанами, которые отказывались жить по его канонам и не слушались наставления пастыря. Аввакума топтали, избивали батогами, слали угрозы ему самому и его родным и близким. В 1651-м скандальному батюшке пришлось срочно бежать в Москву.

Здесь ему поначалу повезло. Аввакум стал другом царского будущего патриарха Никона. Тот предложил ему взяться за правку текстов в церковных книгах, сверяя их с греческими оригиналами, но Аввакум лишь старые книги читал истинными. Больше всего Аввакума возмущало введение крестного знамения в виде троеперстия, вместо привычного ему двуперстия и изменения в несении поклонов.   

Аввакум написал царю жалобу, которая содержала критику Никона за его увлечение греческими обрядами. Однако царь оказался сторонником проводимых патриархом реформ. Тогда Аввакум и его сторонники начали распространять по Москве злобную молву, будто Никон совсем запрещает поклоны во время богослужения, что естественно возмутило прихожан.

Осенью 1653-го Аввакум был сослан в Андроников монастырь. Его бросили в сырой подвал, не кормили на протяжении трех суток, но смирения так и не добились. По приказу Никона, бунтаря должны были расстричь, однако царь смилостивился, и решил оставить ему сан. Затем Аввакума сослали в Тобольск. Но протопоп и в Тобольске продолжал критиковать никонианство, за что получил новую ссылку, на этот раз в Забайкалье. Там нещадной критике протопопа подвергся хозяин этого края – Нерчинский воевода Пашков. И снова Аввакум был избит, и всю зиму провел в остроге. С наступлением весны бунтарь оказался в полку, который через Байкал, Амур и Шилку шел на восток. Дорога оказалась настолько тяжелой, что люди умирали один за другим. Протопоп путешествовал с семьей, с женой и 9 детьми, и два малолетних сына Аввакума по дороге скончались.

Но тут судьба снова улыбнулась Аввакуму, в 1663-м царь призвал протопопа в Москву. Неожиданная милость со стороны монарха объяснялась просто –патриарх Никон попал в опалу. Однако Аввакум возвратился уже не тем малоизвестным священником, каким был некогда: теперь его окружал ореол мученичества. Едва приехав в Москву, Аввакум подал Алексею Михайловичу пространную челобитную против еретических новшеств опального патриарха. Царь отвечал ему уклончиво, он постарался склонить его к уступчивости путем льгот и пожалований и просил только, чтоб он воздержался от своих неистовых обличений, по крайней мере до собора, который должен был обсудить дело реформы.

Аввакум поначалу как будто успокоился, однако подолгу сдерживать себя он не умел. Его проповеди и писания имели большой успех среди населения Москвы и многих отторгли от церкви. Московское духовенство стало жаловаться на него царю. Алексей Михайлович понял, что примирение с Аввакумом невозможно. В августе 1664 года он послал ему сказать: "Власти на тебя жалуются: церкви-де ты запустошил; поедь в ссылку опять". Местом проживания протопопу сначала назначили Пустозерский острог, но потом наказание смягчили и отправили к Белому морю, в городок Мезень. Здесь он прожил два года, пользуясь некоторыми удобствами и не подвергаясь особым стеснениям.

В 1666-м протопоп Аввакум опять приехал в Москву, чтобы присутствовать на суде над Никоном. Если для Никона этот собор был концом  всех его деяний, то Аввакум считал его началом своего возвышения. Однако 13 мая 1666 года он сам был представлен на суд собора. И тут, несмотря на уговоры и увещевания, он "покаяния и повиновения не принес, к тому же церковный "собор укорял и неправославным называл". Он был осужден,  и это вызвало у Аввакума гнев и проклятия в сторону высшего церковного руководства.

В конце августа Аввакум вместе с монахом Епифанием, попом Лазарем и дьяконом Федором, был навсегда сослан в далекий Пустозерск на реку Печору. Там всем ссыльным, кроме Аввакума, вырезали языки, а Лазарю кисть руки, Епифанию пальцы, Федору пол-ладони, чтобы не проповедовали, не крестились двоеперстно и не писали. Аввакум избежал этой казни, так как за него заступилась царица Мария Ильинична и сестра царя, Ирина Михайловна.

В Пустозерске каждый из ссыльных был заключен в отдельной «земляной тюрьме», о которой  Аввакум писал: "Покой большой и у меня, и у старца (Епифания), где пьем и едим, тут и лайно (кал) испражняем, да складше на лопату, и в окошко! Мне видится и у царя того, Алексея Михайловича, нет такого покоя». Эта тюрьма топилась по-черному, и после розжига заполнялась дымом. Узники общались по ночам, вылезая из темниц через окна. Охранявшие их стрельцы помогали узникам сноситься с единомышленниками на свободе. Письма из Пустозерска пересылались в Мезень, там переписывались и развозились по всей стране стрельцами, юродивыми, монахами. Настолько тесными были связи пустозерцев с Москвой, что протопоп посылал целые бочки освященной им воды своим духовным детям, и получал от них деньги, одежду, еду и даже малину, которую очень любил.

Здесь протопоп написал свою самую известную книгу «Житие протопопа Аввакума». В своих посланиях Аввакум угрожал Никону и даже самому царю: «Я еще, даст Бог, прежде суда тово Христова, взявши Никона разобью ему рыло. Да и глаза-те ему выколупою, да и толкну его взашей». «А царя Алексея велю Христу на суде поставить. Тово мне надобно плетьми медяными попарить». Безгранична была его вера в правоту своего дела и в скорое торжество над своими противниками. В его посланиях слышатся не слова простого священника, а скорее звучит величие голосов ветхозаветных пророков. «От имени Господни повелеваю тебе», «не я, но тако глаголет Дух Святый», «я небесные тайны вещаю, мне дано!» – писал Аввакум.

Раскол в стране набирал силу. С 1668 года многие крестьяне, забросив свои поля, стали готовиться ко второму пришествию, делая себе гробы и служа друг над другом заупокойные службы. Исход в скиты приобрел массовый характер, в них строились амбары, поварни и всякие тайники на случай прихода слуг антихриста. Так как не всегда в скиту были попы, религиозный культ оказался здесь до крайности упрощен.
Распространилась страшная практика самосожжений, которые превратились для  «старолюбцев» как бы во второе, неоскверненное крещение, дающее мученический венец.

У протопопа Аввакума было достаточно авторитета, чтобы осудить и остановить самоубийственные смерти, но он, напротив, увидел в них доказательство преданности старой вере. Самоубийство воспринималось в христианской этике как тяжкий грех, поэтому многие старообрядцы обращались к Аввакуму с вопросами о том, насколько приемлема добровольная смерть. Протопоп же приводил в пример раннехристианских мучеников, совершивших самоубийство, чтобы избежать попадания в руки врага и поругания. Таким образом, протопоп Аввакум приравнивал самоубийство к подвигу за веру: "Лучше в огне гореть, чем Антихристу служить". Старообрядцами практиковались и «запощивание» (добровольная смерть от голода),  самоутопление, и самозакапывание, но широкое распространение получило именно самосожжение. Только за конец 17 века в «гарях» погибло свыше 8 тысяч человек, а отдельные случаи массового самосожжения встречались и в 20 веке.

Сам же Аввакум и его "соузники" надеялись, что все для них изменится к лучшему после неожиданной смерти царя Алексея Михайловича, и никоновские нововведения будут отменены. Узнав о восшествии на престол сына Алексея Михайловича Федора, Аввакум в 1676 г. отправил ему письмо с призывом вернуться  к старой вере. Послание осталось без ответа.

А пять лет спустя, в 1681 году, в Пустозерск пришел указ о казни «соузников» через сожжение. Новый царь Федор Алексеевич сочувствовал Никону и осуждал протопопа. Аввакум и его пустозерские единомышленники 14 апреля 1682 года были сожжены на костре. С ними случилось то, к чему они так истово призывали свою паству.

Но раскол живет в русской церкви по сию пору, и в настоящее время к старообрядческой традиции принадлежит около 2 миллионов человек. Сейчас у них уже нет никакой нужды прятаться и даже в центре Москвы есть старообрядческие церкви.