Шкурки пушных зверей

В десять часов утра поезд Грозный-Москва прибыл в Ростов-на-Дону.
Молодой мужчина вошел с чемоданом и сумкой в купе одного из вагонов. Крупный, улыбчивый, похожий на большого ребенка, он поздоровался со своими тремя попутчицами. Это были три чеченки: женщина лет пятидесяти пяти, седая, но молодо выглядевшая, энергичная, и ее дочь с внучкой. Мужчина сказал, что зовут его Саша. И что едет он до Москвы. Старшая, ее звали Патимат, доброжелательно закивала: мы тоже.
Когда поезд тронулся, Саша достал пакет с мытым виноградом. Протянул одну из кистей девочке. Она вопросительно посмотрела на мать с бабушкой. Те улыбнулись, кивнули. Патимат тут же достала из сумки пакет с пирогами. Положила их перед Сашей на откидном столике. 
- Угощайтесь. Это чуду – чеченские пирожки с мясом.
Девочка поела виноград и что-то тихо сказала матери на ухо. Та взяла с металлической полочки полотенце, и они вышли из купе.
Патимат и Саша, как это бывает у случайных попутчиков, разговорились, стали делиться случаями из своей жизни.
- Я был у друга, на рыбалке. Служили с ним. В Карелии. Он музыкант, ударник, – Саша изобразил руками барабанную дробь. - Короче, ему все – по барабану! – Он хохотнул, поперхнулся едой. Закашлялся. – Очень вкусные… как вы сказали? Чуду? Надо рецепт записать. Я повар, кстати.
- Вы, Саша, чем-то похожи на одного хорошего человека, моего давнего начальника, - сказала Патимат, - его звали Александр Витальевич.
- О! Так я тоже, кстати, Витальич! – откликнулся Саша.
- Правда? - Патимат с теплотой посмотрела на мужчину. - Как интересно.  Я, когда проезжаю Ростов, всегда вспоминаю о нем, о своей молодости.
В восьмидесятые годы я жила в Гудермесе. Мне знакомые подсказали, что в Ростовской области есть звероферма большая. В ней разводят пушных зверей. Соболь, норка, песец. Можно заработать. Я была смелая, молодая. Поехала еще с пятью нашими людьми. Коллектив на ферме был дружный, весёлый. До сих пор вспоминаю разные истории. Был такой случай: как-то норка убежала из клетки. Все рабочие фермы гонялся за ней. Еле поймали! Только когда загнали ее в угол. – Патимат покачала головой. – Всегда со смехом вспоминаю этот случай, хотя, когда ловили, было не смешно.
Так вот. Начальником у нас был Александр Витальевич. Видный. Молодой, уверенный в себе. Примерно твоих лет, Саша. Он доверял нам, чеченцам.
Я однажды узнала, что местные ловят нутрий. Стала скупать их шкурки. Дешево. Александр Витальевич отпускал меня по нескольку раз в месяц домой. Делал распоряжение в бухгалтерии. Мне выдавали большие деньги. Не боялся, рисковал. Но я бы его ни разу не подвела. Увозила нутрий. Из них шапки шили на продажу. Привозила ему наши коньяки, рыбу, икру. Он говорил, что ненадолго здесь. Обеспечит своей семье жизнь и в город вернется. 
Патимат покивала, вспоминая обо всем этом.
- Интересно, где он? Что с ним?
В этот момент вернулись ее дочь и внучка.
Какое-то время попутчики ехали молча. Саша читал книгу на верхней полке. Патимат смотрела в окно. Думала о том, как в Москве встретит ее сын, как увидит она подросших внука и внучку, как поедут они к нему домой, а потом на дачу.
В шесть вечера приехали на станцию Россошь. Здесь была долгая стоянка. Сорок минут. Пассажиры высыпали на перрон. Соседи по купе – тоже.
Еще из окна Патимат увидела будку, над стеклянным окном которой было крупно написано – МЕД. Она вышла из вагона. Подошла к ней. Встала в очередь за крупным мужчиной в синих шортах и красной майке. Когда подошла очередь этого мужчины, он сказал продавщице:
- Сколько стоит липовый, дорогуша? Вон тот, в пластмассовом медвежонке?
Услышав слово «дорогуша», а, главное, этот голос, такой знакомый, незабываемый, Патимат замерла от неожиданности. Когда мужчина рассчитался за мед и поблагодарил продавщицу, еще раз повторив слово «дорогуша», у Патимат невольно вырвалось:
- Боже мой!..
Мужчина обернулся.
- Александр Витальевич…
Патимат не верила своим глазам. Но это был он, ее бывший начальник. Уже немолодой, но с таким знакомым, озорным прищуром глаз, мужчина.
Он внимательно посмотрел на нее. И вдруг сказал:
- Да ладно… Неужели? Патимат... Ты? Да?
- Да, это я, Александр Витальевич.
- Вот так встреча! – развел руками погрузневший, поседевший Александр Витальевич.
- Как же я рада видеть вас! – прошептала она.
- И я рад. Столько лет! – сказал он.  – Ну-ка, давай присядем на скамейку! Давай, расскажи, как ты?
Они присели на скамейке неподалеку от киоска. Патимат все смотрела на Александра Витальевича, радуясь и до конца не веря, что такая встреча возможна.
- Я… Я еду к сыну, в Москву. С дочкой и внучкой. А вы?
- А я в Рязань. Там у меня осетровое рыбное хозяйство. – Он смотрел на ее
светящиеся искренней радостью глаза, на седую челку, выбившуюся из-под черного платка. – Дел полно. Все шустрю, Патимат.
- Да, вы всегда были такой… А мы вас потеряли тогда, сразу после пожара на ферме. Я так переживала за вас. Столько разговоров разных было. 
- А что говорили?
- Что вас арестовали. 
- Надо же! Арестовали. - Александр Витальевич усмехнулся. – Ну, допросили. Это да.
- А вы знаете, из-за чего пожар вышел? - спросила Патимат.
- Конечно, знаю. – В глазах его вспыхнул хитроватый огонек. - Помнишь, я обещал, что на ферме ненадолго задержусь? Что обеспечу семью и гудбай? - Он склонился к ней поближе. – Перед пожаром я вывез со склада все шкурки. Знаешь, сколько их было? Полторы тыщи. А потом дал, кому нужно, сколько нужно. И дело замяли. Списали все убытки на пожар.
Он откинулся на спинку скамейки, смакуя реакцию Патимат.
- Вот как, - сказала она, - теперь и Лена, и сын в достатке.
Александр Витальевич вздохнул.
- У меня, Патимат, третья жена. И от каждой – по сыну.
Александр Витальевич достал сигареты. Закурил.
Он курил и смотрел на женщину из своего прошлого.
- А знаешь, я своего старшего чуть не потерял. Там, у вас, в Чечне. На войне. Я уже не жил тогда с Леной. И вдруг узнаю от нее, что он в Чечне. Разозлился, что она мне ничего не сказала об этом. Я бы… Но повезло. Не погиб. Ранили. Вернулся. 
Они помолчали. Потом заговорила Патимат.
- Когда была война, я смотрела на русских солдат-мальчишек на блокпостах. Вспоминала вас почему-то. Жалела их. Привозила им сигареты, воду, хлеб. Они тоже, как увидят мою машину, сразу – тетушка Патимат, проезжайте... Они же не виноваты. Политики, начальники войну начинают.
Александр Витальевич кашлянул, отгоняя рукой сигаретный дым.
- Интересно… Выходит, ты и моего сына на блокпосте могла встретить. И ему сигареты давать… А сейчас как живешь?
- Я? – Патимат задумалась на мгновенье. - Хорошо живу. Все катаюсь на своем джипе повсюду. Не могу без дела. Оптовый снабженец горючего. У нас с мужем большой дом в Гудермесе. А дети разъехались. Если захотите, приезжайте к нам. Сами или с семьей. Мы будем очень рады.
«Уж лучше вы к нам» - подумал Александр Витальевич. И сказал:
- Спасибо, Патимат. Вряд ли смогу. Тоже дела немалые. В разных местах. Все не успокоюсь никак. Все не грани риска... Но ты же знаешь, я везучий, фартовый.
- Да, да, ты… вы везучий, - сказала Патимат, - пусть всегда будет так. 
Он стал рассказывать ей о своей новой семье.
Она слушала его. Улыбалась с легкой грустью. Ей хотелось все слушать и слушать его бесконечно, воскрешая в памяти их общую молодость. Смелую, счастливую, несмотря ни на что. Спросила, в каком он едет вагоне. Оказалось, в соседнем.
Прозвучало объявление о том, что поезд Грозный-Москва через три минуты отправляется с первого пути.
- А ты что же, хотела мед купить и не успела? – спросил, поднимаясь со скамейки Александр Витальевич.
- Это ничего, - поднялась и Патимат, - зато такая встреча…
Александр Витальевич протянул ей пластмассового медвежонка с медом.
- Держи.
- Что вы! Не надо, - засмущалась Патимат.
- Бери! Я же от души, дорогуша! На обратном пути здесь снова затарюсь.
- Спасибо, - она взяла медвежонка.
- Ну, счастливо, Патимат!
Александр Витальевич пожал ей руку.
- Вы тоже будьте счастливы, - сказала она.
Так они и простились.
Патимат, вернувшись в свое купе, стала с удовольствием рассказывать об этой удивительной встрече. Ее дочь, внучка и молодой Александр Витальевич удивлялись и радовались вместе с ней.
В ту ночь Патимат никак не могла заснуть. Все дотрагивалась рукой до медвежонка с медом, стоящего на столике. Ждала, когда поезд приедет в Рязань. Чтобы еще раз увидеть Александра Витальевича. 
В шесть утра состав остановился в Рязани.
Раннее летнее утро было светлым, безмятежным. Патимат раздвинула оконные занавески. Стала внимательно следить за людьми, выходящими из соседнего вагона.
Вот и Александр Витальевич вышел на перрон со своим чемоданом.
Когда он проходил мимо ее окна, Патимат почему-то застеснялась: вдруг он заметит, что она подглядывает за ним. Она придернула занавески. Стала смотреть в щелку. Александр Витальевич в этот момент остановился наискосок от ее окна. Поставил чемодан на асфальт. Достал сигареты, закурил. И только хотел снова взять свой чемодан, как к нему подошли двое. Первый, мужчина в темных очках, спросил Александра Витальевича о чем-то. Тот ответил. Тогда второй, худощавый, показал ему какое-то удостоверение.
Патимат застыла от нехорошего предчувствия. Зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть.
Она видела, как недобро сощурились глаза Александра Витальевича. Мужчина в темных очках цепко взял его за руку. Покачал головой, предупреждая молча: спокойно, не надо. Второй подхватил чемодан Александра Витальевича. И эти, трое, скрылись из виду.
Мысли Патимат путались.
«Как же так? Он же везучий. Этого не может быть… Зачем? А как же рыбное хозяйство? Все его осетры?»
Ей захотелось выбежать из вагона. Но она не смогла. Ноги не слушались. И тогда она сникла. Закрыла глаза.
«Ну, вот и все. Вот и все. Забрали. Забрали нашу молодость, фартовый…   счастливую молодость. Нет ее больше…»
Спавшая на верхней полке внучка засмеялась во сне. Патимат вздрогнула. Машинально поправила свесившуюся сверху простыню. И снова закрыла глаза.
В какой-то момент она задремала.
Ей снился вокзальный перрон. Играет духовой оркестр. Все люди – в меховых шубах. Она, Патимат, тоже. В собольей. Идет по перрону. Подходит к киоску. Покупает пластмассового медвежонка. И видит, что внутри его – маленький, словно игрушечный оловянный солдатик, Александр Витальевич.